Ошибка

      POV Уилл Трейнор       Ну вот и всё. Последнее, что я помню, это то, как ушли во тьму маленькая комнатка со стенами, обитыми вагонкой, на которые падал яркий дневной свет из окна, врачи в белых халатах и вьющаяся вокруг них, как назойливая муха, медсестра в тщетных попытках предложить помощь. Мои веки тяжелели, а глаза начинали закрываться, и в конце концов во тьму ушел я.       Вы можете осуждать меня за мой выбор, но, о боже, мама, как же я устал, устал от вечной боли, от косых взглядов, от этой чертовой беспомощности, но больше всего я устал от вида моих близких, да… да я замечал, всё замечал, то, как они смотрят на меня, как всё еще пытаются мне помочь, в их глазах не было той жалости, как у зевак на улицах, в них осталась только боль и ничем не скрываемое отчаянье. Особенно тяжело мне было смотреть на маму. Было видно, как она плачет каждую ночь в подушку и никак не может смириться с тем, с чем смирился я. Хоть мы в последнее время мало общались, я любил свою мать. И мне было больно наблюдать, как она за эти два года из цветущей женщины превратилась в постаревшую сдержанную леди, ведь она не всегда была такой, видели бы вы ее три года назад, как она смеющаяся под ярким весенним солнцем возится в своей любимой клумбе, то и дело отдавая приказы нам с папой, чтобы мы принесли лейку или мешок с землёй. Что касается отца, то тут мне сказать нечего. Он уже изменял маме, даже когда я был здоров. В детстве я считал его авторитетом, но как только узнал, что он за человек, тут же перестал пытаться что-либо ему доказать.       Луиза Кларк, ты просто потрясающая девушка, ты стала тем человеком, ради которого я просыпался по утрам, ради которого я улыбался и делал умалишенные поступки. Луиза Кларк, я могу с уверенностью сказать, что эти шесть месяцев были лучшими во всей моей жизни.       Когда мне вводили препарат, в последние секунды во мне проснулся инстинкт самосохранения, мне хотелось закричать: «Нет, стойте, не надо, я хочу жить!», но снова представив весь тот ужас, что случится со мной, если я выйду из этих дверей живым, тут же поборол в себе это желание.       После того, как процедура была окончена и лекарство текло по моим венам, мне внезапно захотелось спать.       «Так вот она, какая смерть. Просто засыпаешь и всё? Так банально.»       Только и успел подумать я перед тем, как погрузиться в вечный сон.       Я почувствовал, что мне что-то светило в глаза мягкими, теплыми лучами. Зажмурившись, я повернул голову от света и тут же услышал голос.       - А, мистер Трейнор! Наконец-то очнулись? Вы проспали три дня.       Я подумал, что всё это сон и, чтобы в этом удостовериться, попытался поднять руку. Как правило в своих сновидениях я мог пошевелить любой частью тела. Но у меня ничего не вышло. И как только ко мне пришло осознание того, что это всё является не ночным кошмаром, а жестокой реальностью, меня охватило чувство отчаянья и непередаваемого ужаса.       «Неужели опять будут эти боли, эти взгляды, неужели я опять вернусь в тот ничтожно маленький, замкнутый, такой тесный для меня мирок, в это чертово кресло? Господи, как же я его ненавижу! Я не хочу больше возвращаться туда!»       - Мистер Уилл, с Вами всё в порядке? – тот же голос, но уже ближе ко мне.       «В порядке? Да, со мной абсолютно всё в порядке, не считая того, что я надеялся избавить себя и своих близких от этой боли, а вы принуждаете меня вернуться в ту жалкую, никчемную, полную разбитых надежд и несовершенных мечт жизнь. Жизнь? Разве можно назвать это жизнью? Здесь будет более уместно слово «существование». С того ненавистного момента я могу только существовать.»       Я раскрыл глаза: у изножья кровати стоял высокий, темноволосый мужчина и протирал очки мягкой, бархатной тряпочкой. Он был одет в белых халат, но не такой, как на здешних врачах, в нем он скорее походил на члена ученого совета.       – Мистер Трейнор, – хотел было начать он, но я его перебил.       – Почему я здесь?       – Врачи этой клинки допустили ошибку и ввели вам не Пропофол, а обычное сильнодействующее снотворное, но из-за большой дозировки Вы впали в кому, из которой, к счастью, довольно быстро сумели выбраться.       – Так в чем же дело? Введите мне правильный препарат.       – Подождите, послушайте, мистер Уилл, рядом с этой клиникой есть научный центр, в котором я работаю, мы недавно сумели создать новое лекарство, оно сильнее других, но мы еще не проверили, как оно будет действовать на человека с данным диагнозом.       – Вы хотите, чтобы я стал вашим подопытным кроликом?       – По правде? Да.       – А что если оно не поможет?       – Ошибка больше не повторится, – уже тише сказал он.       В этой клинике очередь была забита на месяцы вперёд, и даже если ты уже находишься в ней, исключение тебе никто не сделает.       – Неужели не нашлось других пациентов с таким же диагнозом?       – Вы лучше всего подходите для первоначального тестирования препарата. У Вас не до конца атрофированы мышцы, пусть не все, но хоть малое количество нервных клеток всё еще функционируют и, самое главное, Ваш костный мозг практически восстановился, но сейчас находится в состоянии так называемого сна из-за того, что он смещен и зажат позвонками.       Я лежал и слушал всё, что говорит мне учёный, но никак не мог понять, почему же врачи, у которых я наблюдался все эти долгие месяцы, не могли зафиксировать ничего подобного. Но делать нечего, меня точно не прикончат как минимум следующие месяца два, а то и больше.       – Хорошо, – еле слышно сказал я.       – Благодарю Вас за то, что предоставили такой шанс, мистер Трейнер.       – Два месяца вам будет достаточно?       – Для первых видимых результатов более чем.       – Но, если по истечении данного времени мое состояние не улучшится, прошу незамедлительно провести повторную эвтаназию.       – Разумеется. Мы сейчас же...       – И не стоит ставить в известность моих родных.       – Но... – он тут же осёкся, увидев то, как я смотрю на него. — Как пожелаете, мистер Уилл. Ну раз Вы согласны, мы сегодня же приведем Вас к нам в центр.       Вечером я уже находился на новой койке в палате научного центра. На удивление, комната не походила на больничное помещение. Было такое впечатление, что я нахожусь в отеле на отдыхе, а не там, где меня будут пичкать лекарствами каждый час. Стены были выкрашены зелёной краской травянистого оттенка, на белом потолке красовались древесные балки темно-коричневого цвета, спускающиеся на противоположную кровати стену. Паркет шоколадного тона слегка поскрипывал, когда на него кто-то наступал. Большое окно, находившееся по правую сторону от койки, позволяло мне наблюдать, как на деревьях постепенно начинают желтеть первые листы и власть в свои руки берет осень, а лето, собрав чемоданы, отправляется в годовой тур по миру. Большая дубовая дверь с протяжным скрипом отворилась, и ко мне вошел тот же учёный, что и подбил меня на всю эту авантюру.       – Добрый вечер. Ну как Вам у нас?       – Довольно уютно, особенно если учесть то, что это место, где вы будете ставить опыты.       – Я зашел сказать, что за всеми, как Вы выразились, «опытами», буду наблюдать я. Меня зовут Жан Обберт. На завтра Вам назначена операция, поэтому советую поднабраться сил, мистер Трейнор. Нас ждет великий день, – чуть ли не выкрикнув последнюю фразу, он скрылся за дверью.       – Боже, на что я согласился? – уже самому себе прошептал я.       Утром ко мне зашел Жан.       – Не спите, мистер Уилл?       – А по-вашему можно спать, когда Вы уже третий час заглядываете ко мне каждые пятнадцать минут?       – Извините, - улыбнулся он. – Вы для нас очень важны.       – Так почему же вы всё-таки решились зайти, мистер Обберт?       – Ах, да… Собирайтесь, Вас ждут в операционной, я сейчас пришлю кого-нибудь, чтобы Вам помогли.       Через минуты три передо мной стояли два медбрата, разве что слегка уступающие в размерах рядом стоящему двухметровому шкафу.       «Боже, им надо было идти в телохранители, у них бы хорошо получилось.»       И только я хотел по этому поводу что-то сморозить, но эти громилы, как бревно, погрузи меня на каталку и повезли в операционную.       В операционной было много людей, они суетились, но, завидев меня, все застыли в постойке смирно. И тут в толпе я увидел Жана.       – Что-то случилось? – спросил я.       – Понимаете, эта операция довольно трудная и проводится в нашем центре впервые, поэтому все очень волнуются.       – То есть Вы хотите сказать…       – Возможно, повторная эвтаназия не потребуется.       – Каков шанс, что всё пройдёт удачно?       – Двадцать процентов, максимум.