Светлячок

      Меня протащило по доскам, больно ударило животом о борт, и в следующий миг сбросило в ледяную пучину. Как бы я не хотела скрыть свои способности, но инстинкт самосохранения сработал быстрее. Вспыхнувший от опасности очаг разогрел кровь, и заледеневшие руки почти сами сложили печати техники Великого Древесного Леса. Я вцепилась в деревянный бок корабля и рывком забросила себя под ноги капитана. Насквозь промокшая одежда заледенела колом, жёстким ежом замёрзшие на ветру волосы грозили обломаться, а до синевы замёрзшее тело так сковало холодом, что любое движение вызывало дикую боль, желание лечь на пол и свернуться комочком, но это означало сдаться и умереть. Я поднялась, задрала подбородок и уставилась на капитана, сжимая кулаки. Пару минут он рассматривал меня, как какую-то неведомую зверюшку, потом ухмыльнулся.        — Оттащите мелкого к Кенте-куну, — фыркнул мужчина на вызов в моих глазах. Находившиеся рядом с ним двое двинули ко мне, и тут пришло осознание, что не знаю, как поступить дальше.       Я отшатнулась, но чьи-то пальцы ухватили за воротник и с силой дёрнули назад. Я повисла в воздухе, болтаясь в порыве ветра. Мой захватчик, что-то пробурчав, протащил меня по палубе, впихнул в тёмное, пахнущее потом и тухлой рыбой помещение, оказавшееся большой кухней, и выскочил наружу, плотно закрывая дверь.       Находиться в подобном месте было неприятно. Я решила оглядеться. Прямо напротив входа находилась широченная плита, справа от неё стояли огромные бочки с водой, колода для разделки мяса с воткнутым в неё тесаком. Выше на стене были закреплены полки с разной кухонной утварью. Слева от плиты горкой лежали набитые чем-то мешки. И из того же угла послышался противный крысиный писк. Я топнула ногой, пугая разошедшихся грызунов, и развернулась, продолжив осматриваться. Повар жил здесь же, за чем-то забрызганной ширмой. Под навесной кроватью стоял небольшой сундук. На закреплённой на стене вешалке висели вещи.       Дверь опять отворилась, и в кухню вошёл тощий красноносый парень лет шестнадцати, сопровождаемый ледяным порывом ветра и брызгами.        — Вот, держи свои вещи! Кэп велел тебе отдать, всё равно никуда не денешься, — в мои руки ткнулись подсумки и свёрнутый плащ. — Посидишь пока здесь, поможешь мне с готовкой.       Меня подтолкнули в сторону ширмы. Потом на голову опустилось не очень чистое, но тёплое одеяло, и я услышала бурчание: — Ты эта, извини, для сугреву у меня только это! Пей!       Парень усадил меня на кровать, силком влил противно-горькую жидкость, обжёгшую горло и резким послевкусием ударившую в нос. — Ещё! — я сделала следующей глоток этой гадости, ощущая, как крутящий жар дошёл до желудка, и тут меня замутило ещё сильнее. Перед глазами поплыло горячечным туманом.        — Что это? — спросила я, чувствуя, как заплетается язык. Парень потёр красный нос и сказал: — Ром. Лучшее лекарство от простуды.        — А-а, — только и смогла произнести я, заваливаясь назад, прежде чем стало совсем темно и жарко.

***

      В горле было сухо, как в пересохшем колодце в июльскую жару, влажная одежда вызывала жуткое раздражение, а глаза никак не могли разлепиться. Где-то слева что-то громыхало, звенело, шипело, и хотя я не ощущала опасности, но напряглась, резко поднялась и чуть не рухнула обратно. В голове забили барабаны, и закачало с такой силой, будто все ураганы в мире оказались в моей черепной коробке.        — Чёрт, — простонала я, хватаясь за виски. Ощупала веки. Ресницы пришлось раздирать пальцами, но зато глазам открылись тёмная кухня, стоящий ко мне спиной красноносый Кента и умывающаяся на вершине горы мешков здоровенная серая крыса. Одеяло спало на пол, все мои вещи лежали рядом. Осторожно я вытащила кунай и с некоторым усилием из-за давящей головной боли запустила его в грызуна.        — Эй! — Кента повернулся на звук, сжимая в руке тесак, используемый им вместо шинковочного ножа, увидел пригвожденную к стене крысу и с угрозой обратился ко мне: — Это чо щаз было? Ты, пацан, не балуй!        — Терпеть не могу крыс! — Не рассказывать же ему, что присутствовала при пытке этими грызунами, когда связанного пленника бросают в колодец к усатым тварям. Крысы мелкие, но их много. Голодных, готовых сожрать всё что угодно, пищащих, царапающих кожу острыми коготками и больно кусающих, пробивающихся внутрь живой плоти, отвратительных серых зверьков. Вначале человек сдерживается, когда ему грызут нос, уши и пальцы, но когда крысы проникают в брюшину, мучения становятся нестерпимыми, и звонкий визг ввинчивается в мозг зрителей, звучит даже после смерти жертвы.        — А, я их тоже не люблю, тока ты эта железом не бросайся! Буря ещё не стихла, а в похлёбке твои ножички не нужны, — Кента по лошадиному заржал, и его сравнение показалось забавным. Губы поплыли в улыбке, еле сдержалась.       Кента оказался ещё тем болтуном. Он рассказал мне про своё детство и маленькое кафе, где жил с родителями, как в двенадцать сбежал в поисках приключений, заблудился, вернулся, но вместо дома нашёл пепелище, потом встретил-таки пиратов и прижился на «Ранмару». Кента капитана выделял, даже восхищался, вперёдсмотрящего ругал, а поймавшего меня помощника капитана боялся, даже говорил о нём шепотом. С остальными матросами повар был в более-менее спокойных отношениях. Его стряпня всех устраивала и никто особо на кухню не лез.       Ели матросы в соседнем помещении, отделённом от кухни небольшой перегородкой. Стоило Кенте выйти и стукнуть в гонг, как свободные от вахты люди налетели как стадо, отпихивая друг другу и ругаясь такими словами, что мои уши горели ещё долго после обеда. Да-да, после обеда, так как я, оказывается, с пары глотков рома продрыхла всю ночь и утро.       Буря начала успокаиваться и болтанка уже не так чувствовалась, поэтому даже рискнула поискать местный туалет — гальюн. Из этого помещения выбралась с неловким недоумением. Даже мне в той крохотной комнатке было тесно, а как же в неё забирались здоровенные мужики?       Ещё сутки море штормило, а под вечер четвёртого дня на кухню пришёл капитан и, низко поклонившись, что неимоверно удивило меня и Кенту, принёс извинения за похищение, попросил помощи в ремонте судна и обещал высадить меня в порту пока ещё свободной от боёв Стране Рисовых Полей. Я хотела вернуться домой, поэтому согласилась. Не говорить же, что техника восстановления была не до конца отработана.       Вечером пятого дня с начала своего морского путешествия я стояла на палубе, готовая спуститься на берег. Не успели матросы закрепить швартовы, как мои ноги встретились с землей. Как было здорово ощущать твёрдую, незыблемую почву!       Но не успела я отойти и пары шагов от причала, как почувствовала направленный на меня взгляд, резко развернулась и увидела человека, который здесь никак не мог находиться.        — Ну, здравствуй, Киное-кун! — от этих слов мне стало одновременно радостно и страшно. Продолжение следует...