Мир как игрушка

      — Что ты так злишься? Ничего особенного-то не случилось, — Джар совершенно невозмутим. — Любой водник, хотя бы из любопытства будет прощупывать твою защиту — это у них в крови, понимаешь? Они попросту не могут не попробовать. Даже если им ничего от тебя не надо, соблазн слишком велик.       — У меня из-за её экспериментов теперь крыша едет!       Душа клокочет, как какое-то варево в котле ведьмы, тягуче булькает и исходит ядовитым паром, от которого перед глазами всё плывёт. Ощущения — хуже некуда. Я уже со счёта сбился, сколько раз пожалел, что вообще пошел на ту встречу, что имел глупость забыть амулет, но сожаления, как известно, всего лишь пустая трата сил.       — Уверен, Наринна вовсе не собиралась влюблять тебя… так масштабно: за подобное её не похвалят даже свои. Наверняка, она просто хотела лишний раз позаботиться о безопасности и внушить тебе симпатию, но не учла, что король может оказаться слишком подвержен подобному. В любом случае, это всё временно.       Ладно бы она просто внушила мне, что я хочу их отпустить, так нет же! Самовлюблённой дуре захотелось, чтобы простофиля-король с ума сходил от обожания, не смея даже прикоснуться!       И это при том, что сама она любит принца Мавириса! Любит этого напыщенного, смазливого идиота, которому нет до неё дела.       Вернувшись в тот день в комнату, я почти не участвовал в беседе: сидел и буравил её взглядом, старательно раздувая внутри себя безумный огонь ненависти, надеясь с его помощью исцелиться, избавиться от выдуманных чувств, выжечь их под корень.       К сожалению, всё оказалось не так просто. Несмотря на все мои усилия, опутавши сердце лианы не поддавались, и игра в гляделки, в конечно счёте, мне же и навредила: я отчётливо, с болезненной ясностью видел, как Наринна смотрит на принца — тот же влюблённый, жадный и горящий взгляд, какой был у меня, когда я попался в ловушку обманчивой воды. Вот только не думаю, что на ней использовали магию, чтобы добиться такого преклонения.       Хоть любовь и фальшивая, ревность, порождённая ею, — самая что ни на есть настоящая. Она такая же всеобъемлющая, неконтролируемая, пугающая меня самого, как и желание навсегда забрать проклятую девчонку себе — пусть даже только затем, чтобы запереть её где-нибудь в башне со злющим драконом, потому что видеть её я не хочу и не могу: противно осознавать собственную глупость.        — Да перестань же ты ходить с таким мрачным видом! — не выдерживает Джар моего хмурого, затянувшегося молчания. — На Ассагая вон каждый день покушения устраивали — не чета этому безобидному трюку. Даже на меня парочку раз пытались нападать. Привыкай, если ещё не передумал искать власти.       — Не передумал! — огрызаюсь. — Но так отвратно, как сейчас, я себя ещё никогда не чувствовал. Это, знаешь ли, сильно отвлекает.       Он некоторое время молчит, а потом привычно пожимает плечами.       — Если она так сильно тебе нравится…       — То — что?       — Я имею в виду, если она действительно тебе нравится, не вижу проблемы. Можно просто выторговать её у этого парня. Уверен, если предложить ему на выбор совместный плен или свободу, пусть и без талантливого водного мага, он не станет сомневаться.       — О, это уж точно!       Предложение Джара настолько перекликается с заполонившими мою голову мыслями, что, несмотря на всю свою бессмысленность, кажется донельзя заманчивым.       — Какой-никакой, а всё-таки принц. Пусть прикажет ей тут остаться. Во благо страны, так сказать. Когда магия выветрится, ты посмотришь на неё трезвым взглядом и убедишься, что она тебе даром не нужна. Даже с доплатой.       Отличная мысль!       Сложно сказать, что подкупает больше: перспектива, наконец-то, освободиться от этого безумия и заняться делами или возможность увидеть выражение лица Наринны, когда Мавирис с легкостью от неё откажется. Уверен, ему и в голову не придёт сомневаться! Он без малейших колебаний, даже, пожалуй, с радостью оставит её здесь, в нашем «оплоте зла и разврата».       Надеюсь, ей будет хоть в половину так же плохо, как мне.       — А знаешь что? Мне нравится твоё предложение! С Его Высочеством поговорим сейчас или после обеда?       — Давай не будем откладывать. Может, когда он покинет дворец, ты снова будешь в состоянии адекватно оценивать ситуацию. Мне порядком надоело самому разгребать завал в кабинете короля.       — Извини, Джар. Честное слово, я постараюсь исправиться. Сегодня же начну тебе помогать.       — Имей в виду, ты обещал, — кивает он. — А ещё я бы советовал поскорее взяться за книги. Есть у меня одна заманчивая идея на твой счёт.       — Какая?       — Хочу, чтобы ты отправился в одно весьма неприятное место — древние подземные руины.       Данж? Они тут реально существуют?       — Если пройду — непременно обрету могущество?       Джар удостаивает меня удивлённым взглядом.       — Ты уже читал об этом?       — Просто предположил.       — В общем и целом — да. Маги ходят туда, чтобы поднять уровень своего дара. Тебе это будет очень полезно. Кроме того, путешествие поможет развеяться. Вернёшься уже нормальным и невлюблённым.       — И в чём подвох?       — Там невыносимая атмосфера, — он говорит об этом, как о каком-то пустяке. — Лабиринт стоит на артефакте, и его мощь до сих пор опасна для тех, кто недостаточно силён.       — Звучит интересно, — ухмыляюсь радостно. — Я уже порядком засиделся во дворце. С удовольствием туда прогуляюсь.       — Разумеется, ты пойдёшь не один.       — Не один?       — Тебе нужен телохранитель.       Восторгов это не вызывает, но, в свете последних событий, спорить глупо.       — И кто это будет? Ты? Вряд ли же здесь есть кто-то, сильнее тебя.       — Ни за что. Я не собираюсь ещё и в свободное время всюду за тобой таскаться. Хватит с меня и одного визита туда. Больше не хочется.       — Но кто тогда?       — Это должен быть кто-то, кому точно можно доверять и чьи навыки не подлежат сомнению. У меня на примете только один такой человек. Так что на первое время твоим охранником будет Герард. Он из рода Фиррал, а клятва членов этой семьи — абсолютна и нерушима. Скорее солнце поднимется на западе, чем этот парень нарушит данное им слово.       Приятеля Данара, как и большую часть других пленников, мы выпустили ещё два дня назад. Теперь они все отдыхают и под присмотром врача восстанавливают силы где-то в гостевых покоях.       Герард Фиррал оказался молодым мужчиной с очень цепким взглядом проницательных глаз и русыми, коротко стрижеными волосами. Он не владеет магией, но благодаря умению виртуозно обращаться с большим двуручным мечом, это и не обязательно. За пару дней, что ему пришлось просидеть на воде и хлебе, Герард почти не похудел и не растерял формы, но Данар на правах доктора всё равно пока запретил чрезмерные нагрузки.       — Хорошо. Все так его хвалят, что у меня нет причин отказываться.       Покои принца, на мой взгляд, достаточно просторны и богато обставлены, но этот высокомерный тип всё равно смотрит на окружающую обстановку с лёгким пренебрежением.       — Чему обязан, господа? — цедит сквозь зубы.       Не знаю почему, но его скверное настроение сразу улучшает моё собственное.       — У меня к тебе предложение, Мавирис, — удобно усаживаюсь в кресле и с удовольствием наблюдаю, как парень морщится от фамильярного «ты». — Мы всё обсудили и пришли к выводу, что ваш неожиданный, тайный визит в нашу страну не стоит воспринимать в качестве угрозы.       — Рад, что вы, наконец, согласились с тем, о чём я твержу с самого первого дня.       — Ты бы тоже насторожился, если б поймал меня возле своего замка, — улыбаюсь. — Наше беспокойство было вполне обоснованным. К счастью, теперь это недоразумение улажено, и ты можешь возвращаться домой. Мои люди проводят тебя до границы.       — В таком случае я немедленно велю Наринне начать сборы, — он уже начал вставать. — Хотелось бы успеть вернуться во дворец до того, как ударят холода.       — Конечно. Вот только у меня есть условие.       Его взгляд становится крайне подозрительным.       — Какое же?       — Наринна Аллаэр останется здесь, — произношу твёрдо. — После того, как она бесцеремонно влезла в мои мысли, да ещё и осмелилась внушить столь сильную симпатию к себе, это — минимум, на что я готов согласиться в качестве компенсации. Ты и твои люди можете прямо сегодня покинуть Рафол. Я даже буду считать, что мы расстались друзьями. Но она должна остаться.       Мавирис нервно облизывает губы.       — Она из знатной, старинной семьи. Я не могу просто…       — Она — твоя подданная, — мягко напоминает Джар. — Какой бы знатной не были её семья, они не станут оспаривать решение принца.       Маленькая лесть подобно маслу смазывает заржавевшие шестерёнки у него в голове, заставляя их крутиться в нужную сторону.       — Это правда, но я должен предоставить её родственникам гарантии того, что с Наринной всё будет в порядке.       — О, с ней всё будет хорошо, — даже не пытаюсь говорить убедительно, но парень очень старается сделать вид, что верит. — Пока она во дворце, с ней ничего не случится.       — Что ж… — он ещё секунду колеблется, а потом энергично кивает, — полагаю, слова короля Тарраона будет вполне достаточно. Я согласен.       Улыбаюсь, предвкушая намечающееся зрелище, и перехожу на официальный тон.       — Тогда давайте не будем медлить, Ваше Высочество. Сообщите госпоже Наринне о своём решении, чтобы мы с Джаром могли сразу же проводить её в другие, более подходящие покои, а вас бы ничто более не отвлекало от сборов.       То, с какой лёгкостью он соглашается сообщить ей о нашей сделке, с одной стороны радует: всё-таки я прав — этот тип ничуть не дорожит Наринной; но с другой стороны, досадно. Мне, несомненно, было бы приятно, если б его терзали угрызения совести. Смотреть, как мучается кто-то, кого всей душой презираешь, — одно удовольствие. Пусть речь и идёт всего лишь о нравственных страданиях.       Наринна с отсутствующим видом сидит у камина. Появление нашей делегации её явно взволновало, но единственно тому подтверждение — беспокойный и напряжённый взгляд: лицо же совершенно не выражает этих эмоций. Оно спокойно, как водная гладь.       Это наша первая встреча после столь неудачного знакомства: пару дней я старательно избегал гостей из Сариасты, надеясь, что так мне быстрее полегчает, но всё тщетно. Внутри по-прежнему всё разрывается от фальшивой, навязанной любви и вполне настоящей, пылающей ненависти. Порой кажется даже, что убить виновницу этих мучений — единственный и самый правильный способ избавиться от невыносимого противоречия. Конечно, я этого не делаю: боюсь, что окончательно свихнусь, если собственноручно придушу ту, что каждую ночь снится.       Я испытываю к ней что-то слишком яркое, болезненно-острое и неуправляемое, чтобы хотя бы попытаться дать ему имя. Оно просто живёт в груди, растёт, питаясь остатками моего здравомыслия, и каждый день пытается прогрызть путь наружу, чтобы вырваться из тесной клетки.       Никакая это не любовь. Нормальная человеческая любовь не должна быть такой тягостной и мрачной, густо смешанной со злостью и щедро приправленной желанием сделать больно. Любовь — светлое чувство, делающее людей лучше. В тот единственный раз, когда я влюбился, всё было иначе, всё было правильно. Сравнивать сложно, но это как огонёк свечи и Солнце: один дарит свет, а второе — ослепляет, один согревает, а другое — оставляет на коже ожоги. Нежный трепет приручённого пламени никогда не сравнится с яростным и неумолимым жаром горящей звезды.       Я ненавижу Наринну не за то, что она влезла мне в голову, пыталась обмануть или выставила дураком, нет. Это всё мелочи, хоть и неприятные. По-настоящему я ненавижу её лишь за то, что она разбудила во мне этого монстра и показала, каким я могу быть. Смотреть в собственное искажённое отражение порой бывает очень гадко и страшно, а потому я никогда ей этого не прощу.       Выныриваю в реальность лишь к концу диалога.       — … если Вы того желаете, Ваше Высочество, — голос тих и невыразителен. — Уверена, мы сумеем прийти к соглашению.       Она лишь чуть бледнее обычного, но плечи заметно поникли, а в поставе головы не осталось и следа гордости. Наринна словно в один миг потускнела, лишилась опоры, и теперь напоминает безжизненно повисшую на ниточках игрушку.       — Несомненно, — соглашается Мавирис и закругляет разговор: — Я передам твоей семье, что ты в порядке. Можешь не беспокоиться о них и сосредоточиться на выполнении поручений Его Величества Кая. Постарайся сделать всё, чтобы он был доволен твоей службой: это важно для укрепления дружбы между нашими странами.       — Разумеется, Ваше Высочество, — кивает она покорно и всё же опускает ресницы, не в силах видеть мою ухмылку, вызванную несколько двусмысленной напутственной речью принца. — Я понимаю.       — Я всегда знал, что могу на тебя рассчитывать, — удовлетворённо произносит Мавирис. — Что ж, думаю, теперь мне пора. Гловви уже должен был закончить собирать вещи.       — Джар, проводи, пожалуйста, Его Высочество.       Маг кивает, и они уходят. Мы остаёмся одни в совершенной тишине комнаты: я и моя «покупка».       Затаив дыхание, не спеша подхожу ближе — гораздо ближе, чем ей бы хотелось. Сам не знаю, что собираюсь делать, но я и так слишком долго ждал, всеми силами оттягивая этот момент. Пусть Наринна зло сверкает глазами, но зато стоит напротив. Настолько близко, что можно почувствовать тепло её тела, уловить слабый, солнечный запах волос.       — Ну, — шепчу вкрадчиво, не в силах отвести взгляд от снова чуть покрасневших щёк, от опасного блеска ледяных глаз, от манящих губ. — Что же ты хотела мне предложить в обмен на свою свободу?       Она всё ещё не понимает, что наделала, всё ещё надеется выкрутиться, иначе не стала бы говорить о всяких там «соглашениях».       — Золото, — цедит, с явным трудом преодолевая раздражение. — Тебе нужны деньги, чтобы восстанавливать страну. Моя семья даст продовольствие и золото, а ты оставишь меня в покое, чудовище.       Усмехаюсь, не сводя с неё голодного взгляда. Как быстро она перешла на «ты» и растеряла всю свою сдержанность! Уже не безжизненная статуя, а вполне живой, способный на эмоции человек. Определённо, так даже интереснее: что толку дразнить равнодушный камень?       — Этого мало.       Она презрительно сужает глаза, ожидая продолжения, — чувствует, что оно будет неприятным, но с вызовом, без тени страха смотрит прямо на меня.       Медленно протягиваю руку к её плечу. Наринна настороженно следит, вот-вот отшатнётся, но я быстрее. Мои пальцы цепко смыкаются на её коже, покрытой причудливой вязью тонкого кружева, и смазывают его идеальные линии. Она возмущённо трепыхается прочь, но всё напрасно. Плевать, если останутся синяки.       — Мне не нужны деньги. Сколько бы за тебя не предложили, ты останешься здесь — будешь гарантом нашего временного союза с Сариастой. Твой принц слишком хлипкий, чтобы просто поверить ему…       Пощёчина звонкая и обжигающая. Её взгляд полон праведного гнева.       Боль служит детонатором для взрыва ярости и на краткий миг отключает способность разумно мыслить. Хватаю Наринну за локоть, больно заламываю руку за спину, однако она, несмотря ни на что, остаётся прямой, как гордый шпиль Рафолского дворца. Только дыхание становится шумным, а глаза широко распахиваются.       — Я тебя…       Не слушаю. Целую её. Вожделенные губы даже мягче, чем я мечтал. Безумие — по спине бегут мурашки, а сердце заходится восторженным трепетом. Чёртовы выдуманные чувства сводят меня с ума! От этого невозможно отказаться.       Лучше бы я её не целовал: теперь ни у меня, ни у Наринны нет ни единого шанса, даже призрачного. Хочется забрать её себе в единоличное владение. Видеть, ласкать, прикасаться, целовать. Обладать ею — не прихоть. Это, мать её, необходимость! Без неё удовольствие от покорённого континента будет неполным.       Она не отвечает на поцелуй, пытается укусить, оттолкнуть, но другого я и не ждал.       Жадные пальцы не желают разжиматься, так что приходится сосредоточиться, чтобы всё же отпустить девушку: мы не договорили.       — Ты остаёшься, — говорю непреклонно. — Я — король, и я так хочу. Твой принц на белом коне, наверняка, уже покинул дворец: ему всё равно, что с тобой будет. Что ты прожигаешь меня взглядом? Можешь не стараться. Никто не спасёт тебя отсюда, так что наслаждайся тем, во что сама же нас обоих и втянула. В конце концов, это — целиком и полностью твоя вина. Хотела, чтобы я тебя полюбил? Вот и получай.       С демонстративным отвращением вытирает губы, тяжело дышит, но к ненависти во взгляде добавляется страх.       Испугалась. Испуганная Наринна. Кто бы мог подумать, что доведётся такое увидеть? Даже «беседы» с Джаром не могли её пронять, а тут — такое.       — Низко удерживать кого-то против его воли!       — Можешь сказать об этом Мавирису, если, конечно, вы ещё хоть когда-нибудь увидитесь. Это он приказал тебе сделать всё, чтобы я был доволен. Он променял тебя на возможность пораньше уехать домой, к папочке под крыло. Я тут не причём.       — Не смей так говорить!       — А то — что? Это — мой дворец и моя страна. Я могу говорить здесь всё, что пожелаю. Не советую снова раздавать пощёчины. Последствия могут тебе совсем не понравиться…       Сжимает губы так, что они бледнеют, но молчит, с усилием отводит взгляд.       Пожалуй, мне тоже следует успокоиться и посадить взбесившиеся эмоции на короткий поводок. Даже вспомнить не могу, чтобы когда-нибудь прежде так сильно выходил из себя.       — Послушай, — произношу уже мягче, и Наринна настороженно, недоверчиво оборачивается, — когда твоя магия перестанет ежеминутно поджаривать мне мозги, я обещаю ещё раз всё обдумать. Очень надеюсь, что произойдёт это в ближайшее время, потому как сейчас я сам себя не узнаю.       — Извини, — тихо выдыхает она. — Конечно, не стоило так поступать, но я тогда сильно испугалась. Мне жаль, что всё обернулось подобным образом.       Надо же. От взаимных обвинений и угроз мы перешли к нормальному разговору. Определённо, прогресс.       — В любом случае, остаётся только ждать. Неизвестно, сколько это продлится, так что идём, я покажу, где ты будешь жить.       Новые комнаты лучше обставлены и гораздо просторнее, но главный их плюс в том, что они максимально далеко от тех мест, где я обычно бываю.       Наринна, благоразумно молчавшая всю дорогу, первой входит внутрь и неуверенно оборачивается на пороге.       — Спасибо, Ваше Величество.       Ничего не могу с собой поделать: морщусь. После всего этот официоз ей совершенно не идёт.       Однако и исправлять не спешу, потому что остатки разума твердят о сохранении хоть какой-то дистанции. Пусть и иллюзорной. Так будет лучше.       — Чувствуй себя как дома. Можешь пользоваться библиотекой, если хочешь. Единственное условие — не доставляй мне проблем. Их и без того слишком много в последнее время.       — Я понимаю, — соглашается она. — Моё пребывание во дворце не вызовет никаких неприятностей ни у Вас, ни у Тарраона.       — Надеюсь.       Застыв испуганным зверьком, Наринна не решается закрыть дверь, а я не могу заставить себя развернуться и уйти: пальцы всё ещё помнят мягкость её кожи, а губы ощущают вкус нашего полупоцелуя. Этого более чем достаточно, чтобы желать продолжения.       На зло проклятой магии и себе самому, стискиваю зубы и спешу убраться подальше от этих покоев, этажа и даже крыла. Каждый шаг — настоящий подвиг. Нужно постараться забыть сюда дорогу. В конце концов, дело сделано: Наринна осталась, а Мавирис — уехал.       За спиной раздаётся торопливый щелчок запирающейся на ключ двери.       Она боится меня. Боится того, во что сама же меня и превратила, но старается не подавать виду. Это как с бешеными собаками.       Наринна, без сомнения, права, что опасается, но от этого ничуть не легче. Мне не нравится быть монстром. Я не хочу им быть.       Иду вниз, в кабинет. Уверен, Джар уже там. Заняться приведением в порядок бумаг — хорошая мысль. Что угодно, лишь бы избавиться от соблазна вернуться, потому что даже если Наринна не захочет открывать, я просто заставлю двери исчезнуть.       И всё-таки, как бы узнать наверняка, реальность это или обман? Есть ли вокруг или внутри хоть что-то настоящее? Реалистичность происходящего — уже давно не критерий. С первого дня здесь я морально готов к чему угодно: говорящие животные, летающие предметы и люди, необъяснимые явления и инопланетяне — не важно. Всё точно как-нибудь да впишется в пёструю канву этого мира. У Джара всегда и всему есть объяснение.       Может, я сплю? Может, было землетрясение, и теперь я на самом-то деле лежу в больнице? Может, на дом упал самолёт, и всё это — бред больного, умирающего мозга? Как же убедиться, что этот мир — существует, что люди, живущие здесь, — не выдумка?       Стараюсь вообще ни о чём не думать и с маниакальным упорством занимаюсь делами. Через три часа с бухгалтерией покончено. Ровные стопки бумаг аккуратно разложены по бескрайнему столу. Список неудобных вопросов, которые я собираюсь задать ответственному за казну и припасы — прилагается. Не ответит — казню, к чертям. Благо, недостатка в кадрах не предвидится.       Злость здорово придаёт сил: наплевав на то, чем это может кончиться и правила приличия, разгоняю половину загостившихся дворян обратно по их замкам, всех разряженных девиц туда же — мне теперь даже смотреть на них противно. Вторая половина гостей и рада бы, может, уехать, чтобы не попасться под руку, да нельзя: эти люди могут быть полезны, и я собираюсь провести с каждым обстоятельную беседу. За время нашего недолгого знакомства, они показались мне сообразительнее и сговорчивее прочих.       Вечером сажусь, наконец, за книги: давно пора было этим заняться. Буквально с первых же страниц выясняются такие интересные подробности мироустройства, что всё прочее просто вылетает из головы.       Джар в своих покоях: развалился в кресле у жарко пылающего камина и лениво листает какую-то потрёпанную тетрадь.       — Что это такое, по-твоему?       Оборачивается, смотрит на принесённую мною книгу.       — Похоже на учебник по основам управления внутренней силой. Не советую, кстати, читать: жутко занудная вещь.       От возмущения буквально перехватывает дыхание.       — Да ты же сказал, что в магии нет ничего сложного! Что даже дети умеют ею пользоваться! Я чуть мозг себе не вывихнул, пытаясь понять, как заставить исчезнуть те клятые палки.       — Но ведь получилось же, — улыбается довольно.       — Люди этому годами учатся!       — Если б не я, тебе бы тоже пришлось тратить на это время: скучно и неинтересно. Я, считай, спас друга от самого тоскливого занятия на свете.       Просто слов нет. С одной стороны, он, конечно, прав, и в результате всё сложилось как нельзя лучше, но чёрт возьми! Я ведь на самом деле мог не справиться, и тогда конец был бы весьма плачевным!       Моё растерянное и злое выражение лица его смешит. Что ж, раз извинений за жестокие эксперименты ждать не приходится, проясним другой, не менее волнующий вопрос.       Маги этого чудаковатого мира делятся на четыре стихии, и каждая из них имеет свой особенный отпечаток. Чем он ярче и заметнее, тем, соответственно, сильнее дар.       Огонь — тёплый семейный очаг, но если проявить небрежность, он выйдет из-под контроля и без сожалений сожжёт всё вокруг.       Вода — сладкоголосая сирена, умеющая очаровывать самых суровых воинов, спокойная и любопытная, но лишь до тех пор, пока течёт по гладкой равнине.       Земля — надёжная и непоколебимая скала, способная столетиями сопротивляться разрушительной силе моря, а затем в один миг лавиной камней обрушиться на головы путников.       И, наконец, воздух — воплощение лёгкости и изменчивости: сегодня он ласкает, а завтра набрасывается безжалостным смерчем просто потому, что вдруг так захотелось.       — Что смешного? Я-то думал, мне всё кажется, а ты и правда сумасшедший!       Честно говоря, это преувеличение. Он всё же не безумен в прямом смысле этого слова. По крайней мере, не безумнее остальных воздушных магов.       Морщится от моей громкости.       — А, ты и до этого уже добрался. Было бы из-за чего так кричать. Воздух делает своих приверженцев несколько переменчивыми — только и всего.        — «Переменчивыми»?! — взрываюсь. — Тут написано, что степень невменяемости зависит от уровня дара, а судя по тому, что я видел у Рафола…       — Да всё будет в порядке, — заверяет он без намёка на раскаяние. — Большую часть времени я нахожусь во вполне здравом уме — и это скучно. Если тебе так спокойнее, то знай: я каждое утро напоминаю себе, что с тобой, в общем-то, весело, и пока от тебя нельзя избавляться.       — Тебе хватает совести говорить «пока нельзя»?!       — Ну, мне же хочется посмотреть, как далеко ты способен зайти.       Нет, с ним всё-таки совершенно невозможно разговаривать!