Базилик в оранжевой чашке

— Хаято похоронен рядом с Бьянки, — Ямамото пристально рассматривает подоконник, останавливается взглядом на фиалке, а потом переводит его на пустую оранжевую чашку. Хару только молча пожимает плечами, слёз не будет, распахнутых в объятиях рук — тоже. На бледной тонкой коже таких обычно кресты рисуют, чтобы гвозди вбивать проще было. Изнутри рвётся смех — больной, измученный, усталый — для полной пафосной штампованности мыслей не хватает только затёртых сравнений с фарфором. Хару себя не узнаёт. Если честно, Хару в карикатурах на них всех прежних уже не узнаёт никого. Но себя — в первую очередь. Девочки, которая вместе с Такеши разрисовывала скучный серый асфальт граффити, больше нет. Разбилась о плиты, поверив в нарисованный аэрозольной краской океан. Хару хочет вырастить в себе надежду на то, что всё это настоящее лопнет мыльным пузырём, отправится в урну смятым эскизом. Но. Из прошлого никто не заявится в окружении тошнотворного розового дыма и никто никого не спасёт. Хару почти не больно: отболело уже. Почти. Движения почему-то выверенные до последней секунды. Грунт — за холодильником, семена базилика — в хлебнице, забитой набором марок и яркими пакетиками семян и специй. Бьянки особенно любила орегано, белый перец и мускатный орех. Хару хочет научиться не думать и не вспоминать. Так будет легче. Внутренний голос царапает гортань и сыплет солью: «На самом деле — нет». Хару думает, что она всё-таки попробует, только сначала забудет, что не любит тратить силы, пытаясь добиться невозможного. В который раз. Хару сажает базилик. Такеши смотрит на рыжую полную чашку. Кривится. Ямамото Такеши не любит похороны. — Мою, — Ямамото подбородком указывает на синюю кружку, — разбей, ладно? Не нужно — так. Мне и одной могилы хватит. «Козато Энме бы тоже хватило, если в его гроб не легла бы ещё и ты» остаётся несказанным, но услышанным. Хару качает головой. Над ней — обычный белый потолок. Над ней — дерево и земля. Мёртвые — к мёртвым. Всё просто. Гроб в чьей-то чашке с цветами. Всё действительно очень просто. — Мне не больно, Такеши. Ямамото не верит. Хару знает, какие именно и какого цвета осколки на её коже будут рисовать кресты. Хару радуется, что это по крайней мере не фарфор.