Skalds and Shadows

Очертания горной гряды кажутся росписью на холсте горизонта. Невозможное и невозможно прекрасное зрелище: словно, вопреки непреложным законам мироздания, снег полетел вертикально вверх и увлёк за собой даже упрямые камни; словно бы горы в отчаянно-обречённой попытке решили вдруг пропороть небосвод. Горы Скайрима воистину прекрасны. Твое сердце навеки осталось среди плодородных равнин Дешаана, но ты не можешь не восторгаться зрелищем, открывшимся перед глазами. В конце концов, красота принимает разные формы — даже если от красоты веет нещадным холодом. – Блядь! – с чувством произносит Лларен. Шумно выдохнув, он рассеянно оттирает пот, проступивший на лбу и висках, и дополняет: – Херовы сучьи сучья, разъебись оно всё на Четыре угла!.. Короче, с костром у нас всё ещё полное нихуя, Индорил. Не знаю, что тут ещё можно сделать. Ты полностью разделяешь его неудовольствие. Даже сейчас, через добрых два дня после своей кончины, тот отвратительный ливень по-прежнему портит вам жизнь. Дерево – отсырело, и все ваши попытки развести костёр окончились полным провалом. В подобных вещах ты слишком привык полагаться на своего товарища. Но Лларен – такой же «горожанин», как ты (если не больше), и оба вы совершенно не представляете, как вам разжечь костёр из сырого дерева. – Может, попробуем сложить дрова в пирамидку? – предлагаешь ты, не особо надеясь на успех. Вы старательно воспроизводите все те схемы, что ты запомнил по «Выживанию в дикой природе» мессера Нозанье, — и пирамидку, и звёздочку, и колодец, и нодью... – но безрезультатно. Дрова упрямо отказываются гореть и греть, а некстати нагрянувший ветер грозит застудить тебе срамные части; кольцо на сопротивление холоду давно израсходовало последний заряд. Катария и Потема глядят на ваши потуги с нескрываемым ехидством: с кличками для лошадей ты оказался пугающе точен. – И что будем делать? – спрашивает у тебя Лларен, словно надеясь, что ты вот-вот достанешь из рукава решение всех ваших проблем. Ты не хочешь — боишься? — его разочаровывать, поэтому попросту тянешь время и на вопрос отвечаешь вопросом: – А сколько ещё до заката? И Лларен Тирано с точностью, которая всякий раз вызывает у тебя восхищённую зависть, торжественно изрекает: – Примерно тридцать одна минута. Ты уже готовишься обрадовать его предложением скакать в ночь, но вдруг откуда-то из-за холма до твоих ушей доносится... музыка? Лларен, кажется, не слышит незримой лютни, но слух у тебя острее. А заклинание обнаружения жизни поддакивает: тебе не почудилось. – Значит, мы успеем вступить в беседу при свете дня... За тем холмом – путник, – поясняешь ты, поднимаясь на ноги. – Один и, кажется, он как раз разбивает лагерь. – Хочешь примазаться к чужому костру? – хмыкает Лларен. – Надеюсь, что рубиться за него нам не придётся. Ну, хоть какой-то от тебя есть толк, рыжий! Давай-ка двигаем резче, а то у меня бубенцы вот-вот зазвенят. Ты думаешь: горы хмуры, и неулыбчивы, и не похожи на то, к чему ты привык, но от этого они не становятся хуже. Не стоит ко всем подходить с одинаковой меркой.