Skalds and Shadows

Неразрешённая двойственность будоражит воображение и крадёт даже крохотные крупицы покоя. Ты ждёшь этой встречи, ты бредишь своей чужеземно-запретной женщиной, — всей, от маленьких пяточек цвета корицы до чёрных, чернильно-чёрных, чарующе-чёрных волос… — но даже не знаешь, чего хотеть. Твои желания вьются на сердце клубком из влюблённых змей: неразделимые, несовместные, незлобливо-ядовитые. Противоречия, угнездившись в груди, травят тревогой и мягко дурманят разум. Да, ты до дрожи хочешь её, свою несравненную, царственно щедрую женщину — всю, от узких изящных ступней и до волнистых волос, окрашенных чернотою беззвёздной ночи… Собранных? Или распущенных? Она прекрасна, когда убирает волосы, когда открыты для взора и абрис её лица, и пышная грудь, и тени точёных ключиц, и излучины между плечами и благородной шеей. Каждая чёрточка, каждая мелочь, нагие для ищущих глаз, жгут обещанием боли, словно прикосновенье ножа к обнажённой коже. Персиковый пушок на щеках. Мягкое округлое ушко. Сдержанно-строгая раковина причёски — и завитки волос, что выбиваются лепестками возле затылка и у висков. Запах ванили — лёгкий, точно тень убегающей лани; когда ты разводишь ей ноги, вы всякий раз боитесь спугнуть друг друга, и всё между вами — нежное, золотое, звенящее, и невозможно-нужное, и до простого сложное, словно надежда в ножнах — ложно-неосторожная… Она прекрасна, когда распускает волосы, и ночь обволакивает её обещанием тайны — как в тот незабвенный раз, когда ты впервые брал её сзади, и твой ковёр из её Рихада содрал вам обоим колени. Её красота ослепляет тебя, низводит в кромешный мрак твой единственный зрячий глаз. Зачем тебе смертное зрение перед лицом богоравной, блистательной благодати? Каждым мигом этого ига ты грезишь лишь ей одной: упругой, округлой, тугой и тягуче-лёгкой, всей, от изгиба крутого бедра до гибкого, быстроногого разума. Ты ждёшь этой встречи и ждёшь её… Мягкую, словно Морва? Или железную, как Альмалексия? В её объятиях всё – погибель. И пусть урокам Вивека опасно следовать слишком строго, но лишь неизбывная двойственность этой любви служит тебе защитой от горизонта.