Skalds and Shadows

Кэп резко сложил подзорную трубу, и по его лицу Лларен сразу понял, что наводка Двух Ламп оказалась верной: они и правда сели на хвост телваннийским работорговцам. – Зарядить пушки книппелями! – скомандовал Кэп, а следом добавил чуть тише: – Ишрун, готовь абордажную команду. Погоня была недолгой — враги слишком поздно поняли, что столкнулись не с безобидным торговым корабликом, а с корсарским судном, и подпустили его слишком близко. Первым же залпом пушки “Скального наездника” стреножили вражескую шхуну: град цепных ядер изрешетил паруса, порвал такелаж, искалечил рангоут. Теперь, даже если корабельные маги призовут колдовские ветра, это не позволит противнику оторваться. Так, собственно, и случилось, и “Скальник” нагнал свою жертву через каких-то шесть с половиной минут. Того, как вражескую шхуну взяли на абордаж, Лларен не увидел: он, казначей и канонир в одном флаконе, в штурме не участвовал. Но бой не продлился долго — минут восемнадцать, плюс-минус, — и следом настало время подсчитывать, упорядочивать и оптимизировать. Команда не понесла потерь; только Ратис, старпом, был легко ранен в руку, когда прикрыл Кэпа от прятавшегося под “хамелеоном” телваннийца. Пленных удалось взять немного: лишь командира-данмера и семерых разномастных членов экипажа; двадцать семь трупов без ритуалов и почестей сбросили в море — большего эти твари не заслуживали. Трюмы были полупусты, поэтому-то работорговцы и раскатали губу на “Скальника”: команда освободила семнадцать пленников — девятерых хаджитов, четверых аргонианцев, трёх редгардов и девушку-бретонку; все – голодные, запуганные, со следами побоев... Рабов на телваннийской шхуне было немного, зато казны и припасов нашлось с избытком — хватало и прокормить новых пассажиров, и побаловать команду. И пока Лларен носился туда-сюда, решая хозяйственные вопросы, Кэп успокаивал гостей и допрашивал пленных. – Сжалься, родич! – воскликнул один из коричневых, когда Кэп отвесил ему очередную профилактическую оплеуху. – Во имя АльмСиВи, сжалься! – частил он, чуть ли не плача. – У меня семья в Тель Браноре! Дочка маленькая, жена в тягости! Прошу тебя… я соберу себе выкуп, прошу!.. Лларен невольно хмыкнул, предвкушая красочное представление. Он знал, о чём подумал Кэп, — о разрушенных семьях, об искалеченных судьбах, о тысячах, сотнях тысяч бесправных рабов, томящихся в Морровинде! — и знал, что Кэп не станет метать перед свиньями бисер. Но пусть даже “на родине” и было узаконено рабство, на другие провинции эта херня не распространялась, и Кэп купил корсарский патент и сколотил команду именно ради того, чтобы отлавливать работорговцев-рейдеров — и разбираться с ними не по гнилым законам Империи и Морровинда, а по морскому закону, не знающему снисхожденья к продажным тварям. Кэп хоть и родился данмером, но вырос в Анвиле и был, несмотря на типичную данмерскую физиономию, совершеннейшим н’вахом. Он не испытывал никакой особенной теплоты ни к сородичам, ни к их обычаям и богам, и на слезливые просьбы трусливого пленника отреагировал самым естественным для себя образом. – Будешь пиздеть вне очереди, шваль, – сказал он с широкой, обманчиво добродушной улыбкой, – и я прикажу протащить тебя под килем, а потом поплыву в Тель Бранору и трахну твою жену на глазах у твоих детей. Ты понял меня, родич? – поинтересовался он, пнув для острастки беднягу в живот; тот сдавленно охнул, скорчился, но всё же нашёл в себе силы кивнуть. Кэп улыбнулся и почти что пропел: – Молодец! Подумай теперь над своим поведением, друг мой. А я пока что тебя оставлю. – Ты что, сдурел? – зашипели товарищи тельбранорца семь с половиной секунд спустя, когда Кэп отошёл перетереть о чём-то с Ратисом. – Это же Рыжий Принц!.. Лларен тут же потерял к пленникам интерес: все эти байки он слышал уже как минимум по десятому разу. Кэп как-то по пьяни рассказывал, что “Принцем” его прозвали ещё в приюте: мол, подбросили эльфийского младенчика к храму Дибеллы, да завёрнутым в какое-то золотом расшитое одеялко, да ещё сунули полный кошель серебра в придачу… вот кличка и прилепилась. Сам “Принц” относился к своему титулу довольно скептически и подозревал, что его мамашей была одна из местных данмерских шлюшек, что залетела от покровителя или клиента, но не успела вовремя вытравить плод. Лларен не знал, как к этим теориям относиться: версия с “суранской девкой” звучала куда как правдоподобнее, но в Кэпе и правда было что-то такое, почти королевское... даже когда он ругался, бухал и лапал портовых девок. Так или иначе, а от своей пафосной клички Принц не отрекался: она была эффектной, запоминающейся и не нравилась ему меньше, чем собственное имя — Кэп родился в триста восемьдесят шестом, когда на морровиндском троне сидели Барензия с муженьком, и жрички не придумали ничего лучше, чем окрестить подкидыша “Симмахом”. Но как ты Кэпа ни обзывай, а Лларен готов был пойти за ним даже в Обливион: только на “Скальнике” его жизнь впервые обрела смысл.