Ночная гостья

Изменения в ней самой и в её облике продолжали происходить. Она была вроде бы всё та же, но в какой-то совсем новой оболочке. Уже другая. Вот мы сидим на географии – она читает на задних партах в задумчивой изящной позе. На ней надето кремовое платье с нежными кружевами, фигурные бежевые чулки и туфли на высоком каблуке. В маленьких аккуратных ушках красуются серёжки-жемчуженки молочного цвета. Подперев голову правой рукой, в левой она держит книгу в твёрдом переплёте и неторопливо пробегает глазами по строчкам. Она читает "Лолиту" Набокова. Вернее сказать перечитывает. За последний месяц Р. перечитала около десяти своих старых книг. Она не отвечает, зачем это делает, не говорит, почему она вырядилась во все эти странные платья, отличные от присущего ей стиля одежды, не договаривает, куда по ночам выскальзывает за дверь. Она рассказывает о перенаселении. По её словам – войны, эпидемии, вирусы – всё это существует для того, чтобы сократить число человеческих особей. Никто никому не нужен. Люди – бесполезная биомасса, как и животные. Или просто животные. Так она говорит. Ночью она напевает мне старинную колыбельную про девушку, которая ждёт своего любимого из дальнего плавания, а тот погиб в сражениях. По утрам она читает газеты, а собираясь в школу, объясняет свою теорию бесполезности образования. В общем, она говорит о чём угодно, только не о самом важном, не об изменениях. Не о прошлом, не о ней самой. О массе ненужных глупых мелочей, пытаясь заговорить меня и увести от главного. Не знаю, почему я играю в её игру, но я старательно делаю вид, что так и должно быть. Это всё потому, что мне кажется, что так лучше. Ведь она начинает жить полноценной жизнью. Не так ли? Мы идём по обледенелому тротуару, я поддерживаю её за локоть, чтобы она не поскользнулась. Её маленькая голова метается из стороны в сторону, оглядывая улицу. Она изучает всё с таким умилительным выражением на лице, будто видит впервые. Даже не отдавая себе отчёт в том, что говорит, она бубнит о психологии убийц, о синдроме Аспергера, о всякой ерунде. Мне начинает казаться, что она боится умолкнуть…Боится утонуть в тишине. Поэтому я тоже говорю и стараюсь поддержать тему разговора. - Ты хотела бы уехать отсюда? – спрашивает она меня, снимая перчатки и засовывая их в карман пальто. - Для меня это не столь важно. Если бы ты захотела, мы бы могли уехать. Ты бы хотела? - Нет, я не хочу. Ты не уедешь от себя. - Ты можешь изменить себя – я щурюсь от зимнего солнца – Стать другой. - Один человек говорил, что люди не меняются, а лишь притворяются. А потом я поняла, что людей могут менять только события. Трагичные, рвущие сердце и душу, ужасные события. - Они могут быть и хорошими. – поправляю я её. - Нет, не могут. - Например, рождение ребёнка – продолжаю я свою мысль – Оно полностью меняет девушку. - На неё просто ложится дополнительная ответственность, не больше. Со мной бесполезно спорить. И мы молчим. Я подхватываю ком снега и делаю снежный шар, запуская его в ближайшее дерево. Мы по-прежнему молчим. Может быть, в её словах и есть смысл. Тебя предают – ты перестаёшь верить, тебя обманывают – ты становишься замкнут, и ищешь везде подвох, тебе плюют в душу – ты с опаской станешь открывать её людям, или перестанешь это делать вообще. Но зачем это делать? Почему просто нельзя смириться с тем, что этот мир и эти люди не идеальны и продолжить жить, не заостряя внимания на таких моментах. Зачем во всём хорошем искать плохое? Со скуки ли? Если задать ей эти вопросы – она не ответит. И я не отвечу, потому что я точно такая же. На самом деле. Я просто боюсь потерять её, стоит только на миг выпустить её из рук и она исчезнет в потоке жизни, как рыбка, вырвавшаяся из плена и скрывшаяся в толще мутных вод – её не вернуть. Почему мы всё время думаем и думаем? Над смыслом жизни, над поступками, над их причинами. Разве нельзя жить, не отравляя своё существование постоянным напоминанием его бессмысленности? Нельзя. Мы уже не можем по-другому. Мы останавливаемся возле магазина с широкими синими окнами, она открывает дверь, и мы входим в тёплое помещение. На нас косятся кассирши и охранник, переглядываясь и перешёптываясь. Мы сдаём школьные сумки в камеру хранения и проходим в зал. Возле молочных продуктов стоят женщины в поношенных дублёнках и пристально изучают состав продуктов, рядом с ними их дети, укутанные в шарфы и тёплые комбинезоны, хнычущие и трущие свои красные от мороза носы маленькими ручками. Волна отвращения захлёстывает меня. Семейная жизнь только портит людей. Поначалу всё идёт хорошо: пикники, вылазки на природу, рестораны, кафе и ухаживания, быт, о который не разбивается лодка любви, даже рождение ребёнка не сразу меняет этих двух людей. Всё хорошо, как кажется на первый взгляд. Но страсть уходит, уходит понимание и доверие, а следом за ними уходит и любовь. Тогда что же их связывает? Почему они не расстаются и не разъезжаются по разным концам города, деля совместно нажитое имущество и отвоёвывая право воспитывать их ребёнка? Некоторые, между прочим, так и делают, но остальные остаются делить семейное ложе с нелюбимым человеком ради уверенности в завтрашнем дне. Людям, знаете ли, очень нравится знать, что завтра ничего глобально не изменится. Они пойдут на работу, вернутся домой – и будут твёрдо уверены, что там их ждут. Эти же люди одновременно страдают от этой нудной рутины, заводя романы на стороне или с головой уходя в новые хобби и увлечения. Они счастливы. Или, быть может, они так только думают. В любом случае, у нас есть уверенность лишь в одном – завтра мы будем так же одиноки, как и сегодня. По крайней мере, мы не обманываем самих себя. Не свободой ли это называется? Если нам не нравится такой сценарий дальнейшей жизни – мы всё можем изменить. Всё в наших руках. Мы не должны жить, как нам кто-то говорит, не должны выполнять чужую волю, нас не сдерживают рамки зыбких понятий морали. Сегодня или завтра мы можем умереть. Или взять деньги и сорваться в чужую страну, даже не зная языка. Но если кому-то кажется, что нам это нравится – это ошибка. Мы просто знаем правду, знаем, как всё это случается с другими, но вовсе не довольны участью одиноких неприкаянных путников. И, наверное, именно поэтому я не хочу её отпускать. Именно поэтому она не прогоняет меня. Среди всего этого мы есть, только мы вдвоём. Что бы нас ни связывало, но мы рядом. Завтра утром я открою глаза и услышу, как рядом тихо и мирно дышит Р., я буду видеть её ещё много-много дней, она не оставит меня, а я её. На земле нет верности, но попробовать никогда не бывает лишним. Р. проходит мимо стелажжей с печеньем и заворачивает налево, окидывая взглядом полки, переполненные товаром. Я следую за ней, и мы останавливаемся возле напитков. Она берёт пару банок энергетика, я беру энергетик и кофе. С таким питанием и режимом сна не знаю, как мы ещё держимся на ногах. Думаю, все наши внутренние ресурсы истощены уже до предела, но, тем не менее, никто не собирается останавливаться. За всё это время, живя с ней, я сильно похудела, хоть она и пыталась отучить меня от её же привычки пить жидкости, но не есть. У кассы мы берём несколько пачек жвачки и шоколадку и выкладываем свой товар. Охранник подозрительно на нас косится и брезгливо окидывает взглядом наши скромные покупки. Я расплачиваюсь, и, получив обратно сумки, мы движемся к выходу. Этот магазин один из наших любимых. В нём удобное расположение полок, такое, что сразу можно найти, что требуется, не тратя время на лишнее разглядывание витрин, попадающихся на пути. Здесь, у входа, окна во всю стену и сквозь них видна улица и толпа людей. Снаружи холодно, а внутри так тепло и уютно, что не хочется отсюда выходить. Стоит открыть дверь и выйти, до нас доносятся звуки дороги прямо напротив. Я прикрываю глаза и стараюсь насладиться свежим зимним воздухом. Р., подцепляет ногтём крышечку жестяной банки и открывает её, сразу же делает глоток. - И всё-таки, нам бы не помешало уехать. Так я думаю. - Несколько минут назад у тебя было иное мнение – я удивлённо поглядываю на неё, недоверчиво щуря глаза. - Оно изменилось – она наступает на мягкую игрушку, валяющуюся посреди дороги – Этот город я и люблю и ненавижу, но одно знаю точно – я хотела бы умереть именно в нём. - Тебе ещё рано умирать. - Я думаю, что в самый раз – она смеётся одними губами, глаза остаются всё такими же печальными. - По тебе не скажешь. Ты выглядишь новой и чуточку счастливой. Мы проходим мимо зеркальных окон ещё одного продуктового магазина и она, заинтересованно оглядывая себя, говорит: - Ты сделала этот вывод, потому что я надела это светлое платье? Потому, что я постригла волосы? - Может быть, и так. В любом случае, ты же мне ничего не объясняла. - Придёт время, и ты всё узнаешь, обещаю. - Почему не сейчас? – я задаю этот вопрос, но знаю, что чем спорить с ней, лучше замолчать. - Потому что мне этого хочется. Тебе не холодно? – она указывает на мою лёгкую куртку. - Нет, мне тепло. Она долго роется в кармане, прежде чем выудить оттуда ключ с брелком в виде летучей мышки, и открывает дверь, пропуская меня вперёд. Наше любимое шумное общежитие. Из кухни доносятся заманчивые запахи выпечки и шипение сковородки, соседи о чём-то сплетничают, порой переходя на шёпот. Мы снимаем мокрую обувь и верхнюю одежду, и проходим в свою комнатку. Что мне нравится так это то, что в ней редко что меняется. Не считая цветов, что здесь повсюду наставлены, рисунков и прочих мелочей комната остаётся прежней. В ней всегда лёгкий беспорядок, что только прибавляет ей домашнего очарования. Эта маленькая комната стала мне домом, которого у меня никогда не было. Были бездушные коттеджи с двумя спальнями и тремя ваннами, были особняки с прудами и бассейнами, с оранжереями, вобравшими в себя коллекцию всевозможных редких растений, огромные столовые с длинными дубовыми столами, отполированными и покрытыми лаком, но дома, его никогда не было. Ведь дом это не роскошь и не богатство, не то, чем можно кичиться и гордиться. Это твой персональный уголок, где ты чувствуешь себя комфортно и хорошо. Твоя крепость, за стенами которой испытываешь защищённость и покой. Чем больше в нём полочек, шкафчиков, вещей и разных милых деталей, тем больше он мне приятен, я не люблю минимализм и большие пустые комнаты – они напоминают мне те дома, которые я всегда ненавидела. Она ставит купленное в холодильник и, переодевшись в тёплую толстовку, ложится на диван. Я сажусь рядом: - Давай я приготовлю поесть. Р. откидывает голову на подушку: - Ты же знаешь, что я редко ем. - Конечно, знаю – беззаботно отвечаю я – Вот и настал момент. - Нет, я не хочу. - Я не буду тебя слушать, всё равно приготовлю и заставлю съесть. Можешь пойти со мной на кухню и посидеть рядом, или подождать здесь. Выбирай. Вместо ответа она встаёт и направляется к двери, мы идём на общую кухню. Она заставлена старой развалившейся мебелью и плитой, по виду, времён советского союза. Змеи труб тянутся по потолку и стенам. Пол здесь покрыт дешёвым линолеумом, а потолок побелён: над плитой побелка вся стала коричневой, а в других местах кошмарно жёлтой в крапинку. Любимый уголок в этом месте – стол возле окна. На него наставлено порядка пяти растений в глиняных горшочках, а посередине стоит пепельница. Она всегда или почти всегда пустая и чистая – это потому, что все курильщики выбрасывают сигареты из форточки. Р. садится на табурет возле этого стола и щепетильно рассматривает листочки тёмно-зелёных растений. - Кто-то прожёг сигаретой листок – грустно выдаёт она. - Это бывает. Я открываю принесённый пакет с замороженным картофелем-фри – ведь кроме «только напитки, никакой еды», существует ещё и «если готовить, то только полуфабрикаты», и кидаю их в кастрюльку с кипящим маслом. Пока еда готовится, мы говорим о разных странах и городах, о Палестине, Риме, Париже и постепенно переходим на нашу родную Россию. Она вспоминает о своей поездке в Санкт-Петербург, об Александро-Невской лавре. - Я бы не хотела покоиться в обыкновенном гробу, под чёрным мраморным памятником. - Тебе подавай шик и лоск? - Я бы обошлась склепом. Это красиво и величественно. Ведь раньше фараоны строили целые пирамиды, которые позже стали местом экскурсий для туристов со всего света. - Конечно, ведь это были фараоны. А мы простые обыватели. - А я думаю, что иногда люди воспринимают тебя так, каким ты пытаешься показаться. Это играет немалую роль. – она отрывает прожженный листочек и кидает в корзину для мусора – Если я умру раньше тебя, пообещай построить мне склеп. - Обещаю – не задумываясь, отвечаю я. – Все покойники города тебе обзавидуются. Я достаю из кастрюли готовый картофель и выкладываю на тарелке. Мы снова возвращаемся в комнату, я беру из холодильника кетчуп и аккуратно выдавливаю на тарелку. - Не хуже, чем в ресторанах – довольно заключаю я. - Ты молодец – одобряет Р. и делает первую пробу – Вкусно. Мы едим, а время течёт и течёт. Совсем скоро уже вечер, хотя я не заметила как прошло столько времени. Только мерцающий экран телевизора освещает комнату – Р., лежит рядом и смотрит очередной выпуск новостей. - Обними меня – вдруг говорит она – Мне очень это нужно. Мы засыпаем в обнимку.