Доктор Клаус

      Так бывало и раньше. Неделя не задалась. Правда, по ощущениям Манабу, конкретно эта предрождественская была рекордно паршивой. Тревожные сообщения в новостях, повседневные заботы, полнолуние, магнитная буря, Казуки. Все одно к одному. К тому же холодильник, похоже, собирался накрыться. Хотя что переживать? Хранить там было нечего, разве что изредка присылаемые гостинцы от родителей. Ну и случалось кое-что ещё. - Ошио-сан, Ошио-сан, подождите, - запыхавшаяся медсестра из приёмной догнала его у стеклянных дверей. - Что такое? - вежливая улыбка сама собой прилипла к губам, как ценник к товару в супермаркете, Манабу дергал край рукава, смотрел в пол, чувствовал подвох. - Тут Сатоо-сан передал для вас коробочку. Вы же поменялись, не совпадают смены, так он вчера оставил для вас и просил, чтоб я... Прозрачная пластиковая упаковка с наклейкой-стикером: "Сезон клубники ведь. Угощайся. Казуки". Даже красные крупные ладные ягоды выглядели укоризненно. Даже дурашливая рожица-смайлик рядом с написанными черным маркером словами. - Спасибо, Кунихиса-сан, - мягкий поклон и внутреннее "Пошла к чёрту, курица!". - Я не могу это принять. Сатоо-сан не в курсе, у меня аллергия на клубнику. - Что же мне делать с этим? - Не знаю, верните ему или скушайте сами с девушками. Я не думаю, что Сатоо-сан был бы против.       А потом был шоколад. А потом крабы. Манабу жил с постоянным желанием уронить лицо в ладонь и то ли плакать, то ли смеяться, то ли выть. Оставалось надеяться, что со временем Казуки намёк поймёт и отлипнет. Но не тут-то было, он поступил иначе: поменялся сменами с другим дежурным врачом, и они снова были вместе. От первого разговора на перекуре за больницей у Манабу долго мурашки пробегали от затылка до позвоночника. Казуки был осунувшийся, очень усталый и всё время тёр глаза. Ошио упрямо не хотел принимать это на свой счёт. Просто физиология, ведь чтобы график дежурств у них совпал, Сатоо надо было минимум сутки не спать, а иначе перестроить расписание начальство бы не смогло. Две смены подряд, тут кто угодно будет выглядеть несчастным. А вот об истинной причине, заставившей молодого человека мучить свой организм отсутствием отдыха, Манабу думать не хотел. Достаточно было навязчивого воспоминания о позорной ситуации в гостях, чтоб постоянно испытывать коктейль из чувства вины и брезгливости. Он затянулся дымом, искоса поглядывая, как Казуки безуспешно пытается прикурить, крутит колёсико зажигалки, чиркает, чиркает, растерянно улыбается, будто не знает с чего начать. Потом взгляды встретились, Манабу вздохнул, достал свою, протянул и выругался про себя, когда Сатоо одалживал маленький цилиндрик. От неловкого короткого касания стало жарко, паника медленно поднялась из живота к горлу, перекрывая доступ кислороду. Он поспешно отвернулся, и не поверил своим ушам, когда услышал вдруг нетактичное: - Плохо выглядишь... - негромко сказал Казуки. - Ну спасибо, - сорвалось с губ. Издевается он, надо же. Манабу тут ему сочувствует, дураку невыспавшемуся, а он... - Я не в том смысле. В том ты всегда классно выглядишь. Просто похудел, кажется, ты вообще ешь? Совсем-совсем худой. - Ем я нормально. Я всегда худой, что прицепился-то? Да блин, вообще, не твоё это дело, - разволновался Манабу, лихорадочно соображая, когда в действительности последний раз хоть что-то ел. По всему выходило, что на завтрак у него был кофе, на ужин пиво, а обеда за последние пару суток не случалось вовсе. Что было ранее, он тем более не мог вспомнить, потому что пришлось бы признать факт наличия у себя чего-то вроде затягивающейся депрессии. - Я там тебе передавал, ты не брал ничего, - грустно пробормотал Казуки. - Слушай, ты совсем не понимаешь намёков? - он повернулся к Сатоо и чуть ли не с шипением сплёвывал слова. - Тогда скажу прямо. Отстань ты от меня. Свали в туман. Пропади пропадом. Сгинь, нечистая сила. Как ещё объяснить? Я хочу чтоб ты всё это прекратил! - Что? - Блять! Всё... Это... - Манабу открыл было рот, потом замер, не в силах подобрать нужное слово, и заворожённо всматриваясь в то, как свет фонаря нежно ложится на щёки Казуки.       У него была такая необычная кожа - чуть смугловатая, но не грубая, притягательная, возможно, так казалось из-за мягких черт улыбчивого лица. Наверное, на шее сзади, где кончается линия роста волос, у него пушок, такой, будто детский, в него приятно было бы носом уткнуться. Ошио закусил губу. Смотреть на Казуки пристально было решительно противопоказано Манабу. Потому что секунда промедления оборачивалась желанием приласкать, погладить, пусть только не выглядит таким жалким, как измученная, побитая камнями бродячая псина. - Ты мне не запретишь за тобой ухаживать, - ровным голосом произнёс Казуки, тихо, но уверенно, вопреки своему страдальческому виду. И это вызвало новую волну раздражения. - Не запрещу что? Да как ты не понимаешь? - Манабу выпустил струи дыма через нос и со злостью выбросил окурок. - Не понимаю. Я тебе нравлюсь. Я это знаю, - ядовитый взгляд-выстрел в ответ притушил уверенность. - Ну, хорошо, не знаю - предполагаю. Не понимаю, почему не попробовать встречаться? Хоть на свидание со мной сходи, может, я покажу себя с хорошей стороны. - Ой, не неси чушь. Мы же взрослые люди, какие свидания у двух мужиков? Это девушек нужно обхаживать, лапшу на уши вешать. Сам же в первый же вечер меня в ванную потащил. Скажешь ещё ты мне там луну со звёздами показать хотел или кино, или ещё что-то. - Прости, очень глупо вышло. Я волновался и... - Да за что ты оправдываешься? Я считаю, что это нормально - трахаться, когда хочешь. Но ты очень уж серьёзно к этому относишься. Это раз. А два: там вот когда в дверь ломились, я понял - не хочу, не нужно мне ничего. Ни свиданий, ни тупого секса. Обойдусь. Я не готов к тому геморрою, который это всё за собой повлечёт. Который ты за собой повлечёшь, Сатоо. - Да ты струсил, - впервые за разговор просиял и улыбнулся внимательно слушавший его до этого Казуки. - Банально струсил!       Эта версия, озвученная вслух, Манабу не понравилась, он нахмурился и, не реагируя на высказывание доктора, сунул руки в карманы брюк и направился обратно в здание клиники. - Эй, а зажигалка? - крикнул Казуки вслед. - Оставь себе, у меня запасная есть, - запасной не было, но необходимость снова дотронуться до этого мужчины хоть на секунду совершенно не привлекала Манабу. Или - наоборот - слишком привлекала? Так, что хотелось уволиться вот прямо сейчас, пойти и написать заявление.       Но уйти он не мог. Найти другую работу быстро не вышло бы, а ему ещё и график нужен был определённый, и квартплата оставалась кусачей. Так что пришлось смириться. Он даже не попытался снова перевестись, решил, что так будет лучше. Пустить всё на самотёк, перетерпеть. Ведь не может же человек вечно биться в закрытую дверь? Устанет и отойдёт. Ну, или разобьёт лоб и откатится. Однако, законы мироздания не действовали на Сатоо Казуки. Кажется, на двери уже появилась заметная вмятина, и кто знает, насколько хватило бы тонкой преграды, защищавшей Ошио от вторжений захватчиков?       День за днём Манабу привыкал к этому говорливому парню. Бывало, ловил себя на мысли, что, не слыша знакомого смешного приветствия на работе, внутренне расстраивается. Еду все так же не брал. Месяца два не брал, пока не понял, что проще отнести до первой попавшейся мусорки, чем стоически выдерживать зубодробительное нытьё. И если бы только нытьё. Казуки стал ещё предпринимать неприличные попытки запихнуть в рот несчастному парамедику какие-нибудь поки прямо на рабочем месте. Манабу до помойки доходил уверенно, а там - тушевался. Выбрасывать деньги было не в его характере. Так надоедливый доктор незаметно стал частью его жизни.       Ошио привык после того, как привозил больного, дожидаться Сатоо на перекур. Не удивлялся, что тот ждёт его у двери чёрного входа, когда рабочий день только начинался. Смирился, что его провожают до метро после окончания смены. Свыкся с мыслью, что, покупая кофе, неосознанно берёт вторую банку (латте с пониженным содержанием сахара) и заносит её в кабинет своему знакомому. А у Сатоо всегда-всегда в кармане чудом оказывалось два вида жвачки: ягодная для себя и перечная мята для друга. Обычным делом стали общие шутки, присоветованные друг другу сериалы и игры. Манабу спрашивал Казуки, как поживает его котёнок, смотрел фото на протянутом телефоне, сначала с непроницаемым лицом, а позже, когда стал чувствовать себя свободнее, посмеивался, прикрывая рот ладонью. Казуки в ответ на это насмешливо уточнял, как там пожилая вредная соседка Манабу, и забавлялся очередным анекдотам из жизни этой старой перечницы. Порой, в особенные вечера или под утро, когда мир был тихим и серым, этот уголок Токио становился волшебно сонным, словно его укрыли невидимым зонтом. Тогда у них случались разговоры полушепотом о работе, о самых сложных случаях, о трагедиях, ведь пришлось насмотреться поневоле всякого. Правда, Сатоо порой говорил и о редких счастливых случайностях, что могли заставить поверить в чудо, а Манабу о своём разочаровании профессией, и был невероятно удивлён, услышав: - Зря. Из тебя бы получился идеальный врач. Гораздо лучше, чем из меня. - Ну и с чего ты так решил, Сатоо-сэнсэй, уважаемый человек? Нашёл с кем сравнивать, со вчерашним студентом и недоучкой. - Перестань себя принижать. Ты куда более внимательный и сосредоточенный, чем я. Да, не очень ладишь с окружающими... Манабу фыркнул и помахал перед лицом Казуки оттопыренным средним пальцем. Тот шумно сглотнул, но продолжил: - Окей, очень не ладишь. И вид у тебя грозный, но скрупулёзность и внимание к мелочам могли бы помочь в обучении, а затем спасти много жизней. К тому же... Ты вот факами машешь перед носом у меня, а вообще - ты сам-то свои пальцы видел? Они не созданы толкать каталку или таскать чемодан ваш тяжеленный с реанимационной техникой, - Казуки с усилием оторвался от лицезрения чужих рук и закопался в карманах в поисках сигарет. - Да при чём тут пальцы? - изумился Манабу, отставил одну кисть вперёд и уставился, правда, точно впервые. - Дело же не в этом. Хотя... Спасибо. Правда, спасибо...       Была в словах Сатоо какая-то логика, только намного больше Манабу поразило осознание того, что в него кто-то верит. Этот парень совершенно точно верил и ничего не требовал взамен. Со временем пришла даже иллюзорная надежда, что им двоим удастся подружиться. "Спорт-бары, стрип-клубы... Что там ещё? Хах..." Так думал Манабу после очередного корпоратива, где общался в основном с Казуки. Смотрел на выпивающих и веселящихся коллег и испытывал нечто новое. Уходить не хотелось, хотя раньше он сбегал с подобных мероприятий при первой возможности. Теперь - не тошнило, не бесило, не было креативных идей, как обозвать каждого присутствующего. Честно, на большинство присутствующих было насрать, он ждал... Кого? Приятеля? Друга? Манабу нервничал, пока не слышал рядом, совсем близко, из-за спины: - А я тут принёс нам по бокальчику.       Становилось ненормально хорошо, до жути. Вот как чувствуют себя тупые домашние зверушки в намордниках и на поводке? Нет, ему нужен был отдых. Ежегодный отпуск от Казуки. Тем более после той распроклятой клубники. Год пролетел, как одна перевёрнутая страница. Только что был один декабрь, теперь другой. Он понял это только когда его "друг в кавычках" примчался с пластиковой коробочкой в руках: - Сезон клубники! Вот увидел в магазине, смотрю и понимаю - это ж надо, нечто вроде юбилея у нас. Годовщина! Давай попробуем попозже?       "Что? Годовщина?" Воображаемое кино - драная коробочка летит в довольное лицо вместе со всем содержимым. У Манабу дёргалась бровь, но он ничего, был молодцом, и держал себя в руках. Пока Казуки не переступал черту, можно было не расстраивать его. Пусть радуется, чего там. Целый год. И даже смешно и страшно от того, что он, Манабу, нисколечко не изменился. Ведь не изменился же? - У тебя ведь не было никакой аллергии, ты просто не хотел брать гостинцы? - Я и сейчас не очень-то хочу. - Отлично, тогда я сожру всё сам у тебя на глазах, а ты смотри и завидуй. - Нет уж, давай сюда, раз принёс, кислятину свою дурацкую.       Съели ягоды вместе на перекуре, сорт оказался очень вкусным. И всё бы хорошо, да Казуки возьми и ляпни: - Я хочу на Рождество реабилитироваться. Ещё одна вечеринка, и... Манабу чуть не подавился, вытаращил на него глаза, как на умалишенного, и почему-то вдруг вскипел, перебил: - Я не приду. - Опять двадцать пять! Но мы ведь в сочельник не работаем! - А я в городской решил взять праздничную смену. Всю неделю там буду. Мне, знаешь ли, деньги нужны, зарплата с твоей не сравнится. - Когда ты это решил? - Сатоо был недоволен, он изменился в лице и, кажется, злился. Но начхать. Пусть как-нибудь сам без Манабу отрывается. Может, устроит себе личную жизнь или хоть перепихнётся с кем-нибудь на этой вечеринке. Та деваха из приёмной, Кунихиса Мэй, давно на него слюной капает, Манабу сто лет назад приметил эти влажные глазки голодной самочки. Ну конечно же, доктор, да такой молодой. Так пусть блядский доктор воплощает девичьи мечты в реальность. Может, даже у себя в ванной... - Вот только что решил. Будешь звонить моему начальству в городскую, я отсюда уволюсь нахрен, - и окурок полетел по дуге в урну к смятой коробочке из-под клубники. ***       Убегающие в стороны тротуары по обе стороны от машины, тёмный поблёскивающий асфальт впереди. Будто скорая и не скорая вовсе, а моторная лодка, разрезающая серую густую воду. Вот с Бётаро было хорошо, с Бётаро было классно. Потому что он чаще всего молчал. А то Казуки даже молчать умел исключительно шумно и навязчиво. Неделя до Сочельника не задалась в плане настроения, и куча неприятностей свалилось на голову скопом. Но колесить сутками наедине с Бё... Это был почти рай. Ну, если можно, конечно, назвать раем регулярные выезды на сердечные приступы, аварии и несчастные случаи со всякими отрезанными по глупости конечностями и пробитыми головами. Тут ведь на фигню парамедиков не вызывали. Сплошная кровища и плачущие родственники. Зато, пока они добирались до пункта назначения, расслаблялись, в тачке всегда было спокойно без болтовни. Бётаро был настоящий молчун, мрачный и сутулый с вечным выражением вселенской скорби на лице. Манабу и раньше отдыхал с ним на дежурствах. Один был минус у мужика: он всегда приглушённо слушал какое-то шизанутое радио, на котором ставили мантры и звуки природы. Изредка там рассказывали про НЛО или вещали нечто эзотерическое. А потом эфир снова заполнялся брачными песнями дельфинов или шумом бурлящей в сезон дождей Амазонки. Манабу пару раз пробовал сменить волну, на что Бё очень медленно и зловеще поворачивал голову, как привидение в ужастиках, и красноречиво взирал на напарника своими мутными рыбьими глазами до тех пор, пока тот не переключал радио обратно. Поскольку выкидывал этот фокус Бётаро сидя за рулём, Ошио сдавался довольно быстро из страха за свою шкуру. Пусть слушает что угодно, только на дорогу смотрит.       Но если радио не трогать, Бё был оазисом безмолвия в пустыне шума, маленьким островком покоя в океане страха и сомнений. Манабу нуждался в нём, потому что издёргался, по-человечески устал. Он знал: хватило бы пары спокойных смен, чтобы прийти в себя, забыть те нахлынувшие с новой остротой прошлогодние воспоминания о губах Казуки на его члене. А потом был бы выходной. И он бы просто проторчал час в ванной с книжкой. А потом заказал бы пиццу и смотрел бы телик, и слушал бы музыку... Да мало ли чем можно заняться, когда голова пуста.       Как бы не так. Никакой тебе блаженной пустоты. В понедельник вечером после первой дневной смены с Бё, Казуки позвонил Манабу домой. В принципе, ничего такого в этом не было, они часто созванивались и болтали. Только в этот раз разговор вышел так себе. Голос в трубке был осипшим: или прокурил, или простудился, а между строк сквозило отчаяние: - Привет, ты уже пришёл? - Ты же понимаешь, что да, я же дома. Привет, дурачина. - Как отработал? - Сатоо, давай начистоту, не тяни, я слышу по твоему сопению, что ты что-то другое спросить хочешь. - Нда... Я насчёт этого твоего фортеля с работой в Рождество... - Я не хочу на твою вечеринку. Я же сказал! Общайся там без меня, мне такое никогда не нравилось... - Манабу, неужели я так тебе противен? - Что? Ты бредишь? - и вдруг Ошио осенило. - Ты там надрался что ли? Звякнувшая от неожиданности о зубы Казуки бутылка подтвердила догадку. - Ма-на! Ну что я не так сделал? Ведь всё хорошо было, мне ни с кем, кроме тебя, так легко не было, и тебе вроде тоже. Я думал, что время всё изменит...       "Что он городит? Казуки ведь со всеми легко! Я-то чего? Зачем я ему? Это так весело, заставить меня привыкнуть? Наиграется, а что потом?" - Казуки.. - Я ведь тебя... - Казуки! - испуганно повысил голос Манабу. - Оставь меня в покое! Хотя бы на неделю! - Зачем? У тебя кто-то есть? Скажи честно! - Да кто у меня может появиться? Ты всё заполонил собой, как кролики - Австралию! Я с ума схожу, ты меня давишь, я уже задыхаюсь просто, мне кислорода не хватает с тобой, ты везде и всюду, банный лист, блин... - ничего не соображая, на истерике нёс Ошио. - А... Ясно, - словно робот, ответил Сатоо.       Манабу махнул рукой от бессилия и случайно уронил со стола сахарницу, она разбилась со звоном, вторя раздавшимся в телефоне обиженным гудкам. Он расстроенно вздохнул, сел на корточки и начал собирать осколки, застрявшие в крохотных сахарных сугробах. Впервые с раннего детства Манабу банально хотелось разреветься, и вовсе не из-за того, что порезался стеклом. Мог бы позволить себе слабость - всё равно свидетелей нет, даже котёнка у него не было, никого. Только вот он привык отвечать не перед окружающими, а перед собой. Потому просто убрал мусор, выпил пива вместо запланированного чая и лёг спать. С утра надо было рано вставать на работу.       Когда ты внутри машины скорой помощи, сирена звучит не так громко и пронзительно, чем когда ты снаружи. И всё равно её редко включали. Только в особенных случаях. - Жмурик, стопудово жмурик, - холодно заверил напарника Бё, выбрасывая окурок в окно и заводя сирену. - Ну, не факт, - пожал плечами Манабу, принявший этот вызов.       На это Бётаро не ответил, что было вполне нормально. Он и так наговорил одной репликой больше, чем за несколько последних дежурств. Плюс к тому, он, похоже, был прав. Детали, переданные диспетчером, вслед за их позывными, не сулили ничего хорошего. Такие случаи узнаешь сразу, от них так и веет безнадёгой, хотелось бы зацепиться за какой-то другой вызов, где ещё был шанс, но кто давал им выбор? Их отправили в отдалённый жилой квартал. Судя по лениво пересказанным девушкой-диспетчером в динамик данным, надежды не было никакой. Соседи услышали крик за стеной, отец семейства, переволновавшись, вышел на лестничную клетку, хотел проверить, но дверь парня, который жил на их этаже, оказалась открытой, там его и нашли. У порога с остановкой сердца.       Припарковались у подъезда, Манабу на ходу сплюнул жвачку в урну, эта привычка была одна из первых, что он заработал на должности парамедика. Собираясь в гости к теоретическому жмурику, на всякий случай будь готов к тому, что придётся дышать ему в рот.       Тут не пришлось. Они даже дефибриллятор распаковывать не стали. Совсем юный парнишка, почти школьник, был мёртв, ярко выраженная синюшность кожи и цианоз не оставляли сомнений, что всё кончено. - Он даже коченеть начал, извините, вы уверены, что времени с момента крика за стеной прошло немного? Тут два часа как минимум, - уточнил Мананбу у присутствующих соседей, пока Бётаро звонил в госпиталь, чтоб подтвердить факт смерти. - Не уверен, мы испугались... - ответил бледный мужчина, а его жена запричитала: - Да кто угодно бы испугался, вы на лицо, лицо-то его посмотрите!       Манабу внимательно осмотрел труп. Ничего более печального он в жизни не видел, а перевидал он многое, - мальчишка был напуган в прямом смысле до смерти, на лице застыла гримаса ужаса, а тело расползлось по полу в странном положении, словно он полз к выходу, даже дверь открыл, но что-то его застигло до того, как он успел сбежать. Одинокая квартирка, пустая и крохотная. Кто так напугал этого несчастного ребёнка? Почему он вообще жил один, никому не нужный? Никого близкого не оказалось в нужный момент рядом, а чужие люди поздно пришли и не спасли. - Аура тут плохая, как будто дух недоволен, - потянул носом Бё, сделал нужные пометки в документах. - Я за носилками.       Больше он ничего не говорил до конца дежурства. Зато дар речи у него внезапно прорезался на следующий день. И тут уж Манабу пожалел о принятом решении и засомневался, так ли уж правильно было сбегать от Сатоо в это фрик-шоу. Иначе происходящее он назвать не мог, язык не поворачивался. В среду под конец смены им снова не повезло. Вызов был почти идентичным. Только на этот раз мертвецом оказался молодой мужчина, и полз он перед смертью не к двери, а к телефону, позвонил консьержу, захрипел про скорую и отключился. Остальное совпадало: выражение ужаса - посмертная маска, предварительный диагноз - остановка сердца, да и жил их "клиент" один, как вчерашний мальчик. Манабу не успел как следует поразмышлять над сходством двух случаев, потому что Бё, ни слова не говоря, вместо того, чтоб докладывать по телефону о констатации смерти, достал из-за пазухи пачку ароматических палочек, зажег одну и стал обходить квартиру с монотонным бессвязным мычанием. - Ты чего творишь? - рявкнул на него Ошио, с сомнением оглянувшись на застывших от шока соседей и консьержа. Они не ожидали узреть подобный цирк, да никто не ожидал.       Манабу знал Бё три года, и он никогда ничего похожего не выкидывал. Но, видимо, крыша парамедиков - вещь ненадёжная, и съезжает она непредсказуемо, в самый неудобный момент. Покончив со всеми формальностями, он поспешно вернул напарника в реальность, пришлось потрясти его, чтоб он закончил выть, потушил свою палочку-вонялочку и помог погрузить мертвеца в машину.       Последнее, что нужно было Манабу в тот момент - это религиозные проповеди. Он мечтал просто доехать до больницы в тишине, сдать труп, сдать смену, тихо покурить на скамейке рядом с госпиталем, лучше всего пару-тройку сигарет. И пусть воспоминания об этом дне улетучатся, словно дым. Ага, конечно! Вселенной было чхать на его мечты. Вселенная послала ему Бётаро. - Это знак, - заунывным голосом начал он, нагнав напарника и плюхнувшись на скамейку рядом с ним. - Твою мать! - красноречиво ответил Манабу, поперхнувшись первой затяжкой, которая должна была принести ему мир и покой. - Ошио, эти смерти связаны между собой. - Кончено. Спасибо, Капитан Очевидность. Две внезапные остановки сердца. Бывает. Может, электрический сбой, аритмия, от стресса, не знаю, мало ли сейчас стрессов у людей, одно Рождество чего стоит. Теперь это не наше дело. Пусть патологоанатомы разбираются. - Нет. Я имею в виду, что они на ментальном уровне связаны. Это призраки Рождества пришли к нам указать истинный путь, от которого мы отошли. - Бё, я всё понимаю, работа у нас не сахар, для психики в особенности, да ты ещё и пашешь, как лошадь, почти без выходных. Может, это повод задуматься? Может, тебе нужно в отпуск? Проветриться, голову в порядок привести. - Это действительно повод задуматься, но совсем о других вещах. Когда-то я тоже не верил, что всё во Вселенной взаимосвязано, но однажды на моём пути появились указующие столбы - мои призраки. И я тогда их проигнорировал. - И что случилось? - неожиданно сам для себя спросил Манабу, тут же мысленно выругавшись.       Первое правило бесед с сумасшедшими - не беседовать с сумасшедшими, сделать вид, что ты глухой, и бежать-бежать куда подальше. Он же вместо этого только что подлил масла в огонь внезапно растрындевшемуся Бётаро. - Я был наказан. Я потерял очень важного человека, - хмурый напарник виновато опустил голову и поводил носком ботинка по мокрому асфальту.       Манабу почему-то стало очень не по себе рядом с ним. Утешать скорбящих он никогда не умел, да и не стремился в добрые феи. А тут ему ни с того ни с сего душу выворачивали, правда, сочувствия он не испытывал. Зато стало немного проще пропускать мимо ушей навязчивый бред про привидений, ведь смерть кого-то близкого может заставить людей верить во всякую чушь. Так им проще смириться с утратой. Отсюда и радио с дельфинами, и обет молчания, и прочая лабуда. Не дождавшись реакции на свои слова, Бётаро продолжил бубнить себе под нос: - Вот увидишь... Мы избраны для чего-то особенного. Наши знаки в этом году -призрак прошлого и призрак настоящего. Нас ждет ещё встреча с будущим. Какой-нибудь дряхлый старикан преставится, точно говорю! - Так, хватит. Я этот бред слушать не нанимался, - выдавил из себя Манабу, очнувшись от странной задумчивости. - Бывай, псих! Надеюсь, ты завтра-послезавтра возьмёшь отгул. Мне бы спокойно неделю доработать... - Ты ещё узришь! - проскрипел ему в спину Бётаро и потряс в воздухе костлявым указательным пальцем. Этот жест Манабу уже не видел, он стремительно драпал к метро, набросив себе на голову капюшон.       Старика не было. Была старуха. В четверг Ошио уже прилично дёргался, когда они ехали на место нового вызова по тому же сценарию. Нет, бывают, конечно, мерзопакостные совпадения, говёные дни, да и городские сумасшедшие вроде Бё в этом чокнутом мире тоже не редкость. Можно только мечтать, чтобы подобные прелести жизни обходили тебя стороной, но выходит в итоге как выходит. Бётаро, конечно, отгул не взял, но хоть не извергал никаких пророчеств, и на том спасибо, да ещё и злорадствовать не стал, когда диспетчер почти слово в слово повторил то, что говорили предыдущие. Напарник даже в лице не изменился, продолжал вяло жевать купленный недавно бургер на соседнем сидении, и только на миг оторвался от еды и придержал стакан с кофе, чтоб не пролился, когда Манабу вдавил педаль газа в пол. Хотя можно было и не спешить, конечно.       Старушка умерла в ванной комнате, тоже будто пытаясь выбраться из помещения. Их вызвали соседи, которым бабуля доверила запасной ключ на всякий случай, годы-то уже не те, мало ли что. На этот раз Бё взялся за первичный осмотр и заполнение бумажек, Манабу позвонил доложиться и, быстро освободившись, от нечего делать прошёлся по крохотной квартирке. Смотреть там было не на что. Типовая комната, безликая кухня, сонные энергосберегающие лампы, сиротливый болезненный фикус на окне. Одна чашка, один стул, одно кресло напротив телевизора, даже не диван. На стенах и тумбочках вместо семейных фотографий какие-то унылые постеры и репродукции, как из дешёвого мебельного магазина. Как можно дожить до преклонного возраста настолько нелюдимым и одиноким человеком? Манабу отчего-то с жарким любопытством обыскивал глазами этот дом, пытаясь найти в нём хоть какой-то источник радости, но всё было безликим и серым. Всё напоминало его собственное жилище. Место, где обитает кто-то, кому не с кем встретить это чёртово Рождество. - Слушай, Бё, - растерянно спросил он уже внизу, в машине, пристёгивая ремень безопасности. - Как думаешь, чего они все трое так испугались? От чего пытались убежать? Или от кого?       Бё пожал плечами и включил радио. Оттуда полились звуки шелестящих волн. Вместе с морским прибоем пришла тревога и жалость к самому себе, которую Манабу решительно отбросил через несколько минут поездки, посмотрел назад, вглубь скорой, туда, где за их спинами лежала пристёгнутая к каталке мёртвая женщина, и тихо сказал: - А мне кажется, они от себя бежали. Так противно.       Дома дико захотелось позвонить Казуки и торопливо, долго говорить ему, какой он чудесный, какой клёвый, весёлый и добрый, и дурак совершенный, что терпит такого вредного сыча, как Манабу, целый год терпит. Как ему важно было, что он не разозлился тогда, что принял его трусость после той позорной ванной, не доломал, позволил быть собой и всегда был рядом. Он даже отрепетировал эту речь шёпотом в темноту спальни. Упал на кровать, не раздеваясь, смотрел в потолок, прижимал к животу мобильный и говорил, говорил... Правда, номер так и не набрал, не хватило смелости. Только стыдливо зажмурился, как будто кто-то его мог увидеть, расстегнул брюки, приспустил их немного и подрочил, думая о том, что никогда не случится по его же вине, представляя жар чужих губ и легкий холодок от пирсинга в языке Казуки. "Лузер, полнейший лузер", - думал он, усмехаясь, а горячая сперма стекала по руке. Стекала и неизбежно остывала.       Очередной ранний подъём и механические сборы. Позывные в динамик, речитатив из разных несчастных случаев. Кофе, много кофе в перерывах, чтоб как-то поддерживать функциональность организма. Вспомнилось, что Казуки всегда настырно спрашивал, что он сегодня ел, и так своим занудством приучил не забывать об обеде. Всю эту неделю напоминаний не было. Вот и вчера, вырубившись после своей трусливой депрессивной мастурбации, Манабу не поел. Так и самому сдохнуть недолго, как их рождественским клиентам, но запах пищи вызывал только рвотные позывы. Бё в очередной раз за день что-то жрал, судя по амбре и по уровню скользкости, в его лапше находились какие-то вонючие моллюски, и Ошио не вытерпел, вышел из машины покурить. Вдруг Бё высунулся в окно и заорал: - Вызов! Похоже на те. Соседи опять услышали крик и...       Манабу не стал дослушивать, вернулся, сел за руль, и только со второго прочтения диспетчером адреса "теоретического жмурика" осознал, что ему почему-то знакома эта улица и номер дома. Первые счастливые минуты до понимания он считал, что просто бывал там на выезде, а может, там находится какое-нибудь кафе или магазин дисков, вот и врезалось в память. Но внезапная вспышка - и он раскрыл рот в беззвучном вскрике и вцепится в руль настолько сильно, что рисковал переломать себе пальцы. Это был адрес Сатоо Казуки. - Стоп, какое сегодня число, Бё? - 24-ое же. Сочельник типа. Как можно такое забыть? - Пиздец, почему он один? Почему он был там один?! Как же долбанная вечеринка? Как они могли все оставить его одного?       Так он ещё никогда не мчался. И даже включил сирену. Это был исключительный случай. Он выжимал из неповоротливой габаритной тачки максимум, яростно посматривал на спидометр, и бесился, что рядом с Казуки никого не было в нужный момент. Ведь в случае остановки сердца всё зависит от того, насколько быстро оказана первая помощь. Все бросили... И он, Манабу, бросил... А теперь тащится, как чёртова улитка, по хитросплетениям улиц, пытаясь сократить дорогу к неизбежному. Воображение вопреки желанию рисовало кадры, скопированные с предыдущих смертей, он не хотел, не хотел видеть выражение ужаса на этом смешливом глупом лице. Оно ведь создано для улыбки. Когда приехали, Манабу подхватил дефибриллятор. - Зачем? - искренне удивился Бё. - Тут он точно не понадобится.       В этот момент в голове Ошио произошло жестокое убийство напарника путём отсечения головы от тела дверью скорой. Бётаро повезло, что годами вышколенная реакция заставила его ускориться и нырнуть в подъезд первым. - Как не понадобится? А вдруг... ещё не поздно.       Манабу взбежал по лестнице на третий этаж быстрее, чем приехал лифт, промчался, как торнадо, мимо свидетелей происшествия, ворвался в большую комнату и...       Увидел сидящего на диване живого Казуки, который, посмеиваясь, принимал свежезаваренный чай из рук соседки. Аромат чая тепло и уютно витал в комнате, люди вокруг что-то говорили, Бё, поднявшийся на лифте, скепически кашлянул из-за спины, а Манабу задыхался, сердце было готово лопнуть воздушным шариком, взлетевшим слишком высоко в небо. Глядя на сузившиеся по-кошачьи глаза Сатоо, на мягкие довольные губы, он начал про себя считать от одного до ста, чтоб не врезать с размаху по этой наглой морде тяжеленным чемоданом. И все же он был счастлив, невероятно счастлив. - Так, ложный вызов, - прохрипел Манабу и собрался было уходить.       Казуки вернул чашку соседке и покачал головой отрицательно, при этом так глубоко и хищно заглядывая в глаза Манабу, что у того в висках застучало: "Беги, олешка, беги, сожрут тебя с потрохами!". - Как ложный? Он же пострадал! - возмутилась соседка. - Что? - выдохнул Манабу, только сейчас обращая внимание на детали. На полу у окна колючей грудой валялась опрокинутая искусственная ёлка, обильно усыпанная осколками украшений. Цвет лица Казуки напоминал нечто средне между зелёными оливками и серым бетоном, к тому же его правая нога лежала на подставленной под неё табуретке. - Перелом что ли? - тон голоса Манабу немного смягчился, он инстинктивно склонился к ноге, осторожно пробежался пальцами по лодыжке Казуки. - Похоже, да, - слабо улыбнулся их внезапный "недожмурик". - Поможете, ребята? Должно быть, трещина, надо будет только трость крутую купить, буду ближайшие месяцы хромым секс-символом нашей больнички, как доктор Хаус. - Ты доктор Хаос, а не Хаус, Сатоо. Ты же в курсе, что скорая помощь на такие глупости не выезжает? Парамедики вам не девочки по вызову, - сурово отчитал Манабу пострадавшего. - Бё, найди квитанцию на штраф, пусть потом оплатит. - Да как вы можете, молодой человек упал и... - А вам тут вообще не место, дамочка, очистите помещение, и родню свою заберите, чего столпились? - Я никуда не пойду, - заупрямилась девушка. - Вы странный врач, вы мне не нравитесь, жалобу на вас надо. - Всё хорошо, Канеко-чан, это мой... - Я не врач, я - парамедик. Валяйте, пишите, вы мне тоже не нравитесь, - обозлился Манабу. - Прости, - просиял Казуки, несмотря на бледность, выглядевший самым счастливым человеком на земле. - Наряжал ёлку, грохнулся вот неудачно... Я знал, что ты дежуришь, и решил в вашу больницу звонить. Вы так быстро примчались, с ума сойти. - Штраф! - категорично заявил Манабу. - В таких случаях положено самим до клиники добираться, или платную вызывать, ты же знаешь. - Ты волновался! Манабу нахмурился, чувствуя, как горят уши, и проворчал, обращаясь к Бё: - В качестве исключения забросим эту колоду в травму, ладно? Просто он доктор с моего второго места работы. - Так уж и просто, - хмыкнул Бётаро, выдавив из себя жуткое подобие улыбки, от которого у всех присутствующих волосы на голове зашевелились.       Один Манабу остался спокойным, он отчетливо и громко проговорил в наступившей тишине: - А потом прикроешь меня, Бё? На оставшиеся два часа дежурства. Рискованно, но мне очень надо. Бё кивнул с пониманием, Казуки переспросил: - Зачем? Прости, но... - Затем, что когда тебе наложат гипс, мы поедем ко мне домой и займёмся сексом, - уверенно заявил Манабу, почему-то свирепо уставившись на покрасневшую, как вареный рак, соседку Сатоо. Чашка чая в её руках задрожала, Казуки издал неопределенный сдавленный хрип, напоминавший что-то из репертуара радио Бётаро, а Манабу Ошио впервые за долгие годы почувствовал, что весьма доволен собой.