Женщина в белом

      Мой первый визит во дворец состоялся задолго до тех событий, о которых я теперь поведу речь.       Это было давно, в ту пору мы с братом жили в Тирионе, сам город еще не разросся по всему холму и его подножию, а дворец был завершен лишь частично. Нас пригласили на праздник в честь окончания работ в главной части здания, и тот день, а вместе с ним все то время, теперь отзывается в моей памяти и радостью, и печалью. Но это было давно. История же моя начинается тогда, когда я впервые попала во дворец не гостьей, но хозяйкой.       В тот день площадь на вершине холма была заполнена до отказу. Здесь собрались сотни нарядных горожан, в саду за дворцовой оградой ждали еще более нарядные гости, они стояли на ступенях крыльца, вдоль стен, и я видела их в проеме распахнутых дверей — там просматривался украшенный, убранный к празднику холл. Невидимые, где-то неподалеку, может быть в саду, играли музыканты; на деревьях вились длинные хвосты лент и свисали гирлянды цветов. Толпа радостно, приветственно гудела, теснилась и расступалась лишь вдоль узкого коридора, усыпанного лепестками и разноцветными конфетти, и эти же лепестки, эта резаная бумага и зерна, и блестки продолжали щедро кружиться в воздухе и сыпаться на наши головы. Мой муж шел сквозь шумный строй по этому шуршащему яркому ковру и нес меня на руках. Пенились, бились в такт его шагам складки подвенечного платья, и я придерживала их, улыбалась и в смущении прятала лицо…       Не буду пересказывать торжественные речи, которые прозвучали в холле, когда мы оказались внутри, и мой муж опустил меня на пол у подножия лестницы и оглядел собравшихся здесь самых важных, самых близких гостей. Я видела, он искренне счастлив, и затаенная печаль, не так давно омрачавшая его лицо, исчезла и, я хотела верить, не вернется больше никогда. Мы с ним произнесли все то, что полагается сказать новобрачным, затем настал черед гостей, затем праздничный обед, танцы, прогулки, музыка, игры, праздничный ужин и снова танцы, снова развлечения… Это был длинный и яркий день. Один из счастливейших в моей жизни.       Когда он закончился, а случилось это скорее под утро, когда последние гости разошлись и разъехались, а слуги тоже отправились по домам, мы с мужем поднялись наверх в нашу спальню. Тогда он второй раз за день нес меня на руках: я легкомысленно призналась, что падаю от усталости, а он только рассмеялся и взбежал по лестнице с двойной ношей так, будто бы не провел на ногах почти сутки.       — Это ты придаешь мне силы, — последовал ответ на мое шутливое возмущение, и мы оказались в комнате, а муж прямо в туфлях поставил меня на постель.       — Но вовсе необязательно сразу их тратить, — покачала головой я и хотела сесть, но он остановил меня.       — Погоди. Постой так. У меня для тебя подарок.       — Финвэ! Еще один?       Он только улыбнулся на этот мой притворный укор и наклонился, принявшись искать в прикроватной тумбочке. Я терпеливо ждала и позволила себе лишь скинуть туфли и оглядеться.       Спальня наша располагалась на втором этаже в основной части дворца. Впрочем, не спальня даже — три жилых помещения. Декораторы не так давно закончили их перепланировку, и теперь туалетная комната стала больше, а гардеробная спряталась в глубине, уступив место и замечательный вид на сад и площадь в пользу посветлевшей спальни. Сейчас там, за окном было тихо и пусто, но я знала, что днем отсюда замечательно наблюдать за повседневной жизнью города…       — Еще и далеко не один, — запоздало отозвался на мои слова Финвэ и чему-то усмехнулся.       Я, решив не подглядывать, слышала, как что-то шуршало там, в полумраке тумбочки, что-то стучало, затем раздался металлический звон, и Финвэ выпрямился и снова оказался подле меня.       — Ну-ка! Подними руки.       Сперва я подумала, это старинный нарядный пояс: щелкнула пряжка, мои бедра обвила кожаная лента и тут же съехала на бок под внушительным грузом подвеса. Тогда я присмотрелась и поняла.       — Готово. Немного тяжеловато, но это не столько для красоты… Ты теперь полноправная хозяйка. Здесь всё.       Последнее было очевидно. Я подхватила и взвесила в руках нанизанную на кольцо связку — ключи. Одно их количество наглядно демонстрировало величину дворца.       — Эти — от верхних жилых комнат, — оглядев меня и кивнув каким-то своим мыслям, Финвэ обхватил мои ладони и принялся перебирать и показывать, — спальня, кабинет, гостиная… Видишь, у них позолоченные головки. Эти — от кухни и кладовых. Здесь от дверей на этажи, на черные лестницы. Здесь правое крыло… Впрочем, тебе едва ли понадобится и половина — большинство дверей во дворце редко запирают.       Это было верно. Потому я слушала, не боясь не запомнить, а скорее просто рассматривала позвякивающую связку. И тут мое внимание привлек мелькнувший в ней ключик: в отличие от остальных он был маленький, блестящий и с причудливой витой головкой. Скорее от шкатулки, чем от двери.       — А этот? Ключ от твоего сердца? — беззаботно спросила я и с удивлением заметила, как улыбка Финвэ дрогнула, а в глазах пробежала тень.       — Разве что от его части, — не сразу ответил он, и стало очевидно: я сказала что-то не то. — Идем. Я хотел показать позже, но раз ты спросила…       И потянул меня за руку, а я, спрыгнув с кровати, как была — босая и все в том же пышном свадебном платье — последовала за ним. Мы очутились в коридоре, едва сером от ползущего с лестницы предутреннего сумрака, и миновали его почти бегом. Газовые рожки на стенах не горели, и в полумраке я чуть не запуталась в собственном подоле.       — Это здесь, — произнес Финвэ, когда мы остановились возле узкой резной двери, более похожей на дверцу шкафа. — Давай.       Я неуверенно приблизилась и подняла глаза: лицо Финвэ, только что беззаботное и веселое, сделалось сосредоточенным и серьезным. Таким же, как в тот день, когда он предложил мне кольцо, свою руку и свое сердце. Тогда его серьезность напугала меня, и я решила, что речь пойдет о чем-то дурном. И, как и тогда, сейчас он тоже понял, что невольно нагнал на меня страху, и попытался улыбнуться:       — Ну же. Там нет ничего ужасного.       Я поверила и, кивнув, нащупала на связке ключик. Он легко провернулся в замке, и дверца-створка распахнулась.       Изнутри сразу донесся запах цветов. Я узнала белые ночные лилии, которые росли в саду и которые раньше, в те времена, когда я была только гостьей во дворце, часто стояли в вазах во многих комнатах.       — Дверь поставили буквально на днях. Раньше здесь была просто ниша. Я не стал… В смысле, решил, что не стоит… Нельзя было бы просто… — заговорил у меня за спиной Финвэ, а я, не глядя, нащупала его руку и сжала.       Комнатку, размерами едва превышающую кладовую для половых щеток, освещала лампада. Она висела на стене, и ее скромного света хватало, чтобы разглядеть все. На узком то ли столе, то ли полке стояла ваза со свежими цветами. Рядом — низкая, оббитая бархатом скамеечка. А над нею в раме висел большой портрет — вышивка. Молодая женщина в белом платье сидит прямо на траве возле зарослей тех же лилий, только диких, не садовых; взгляд ее направлен прямо на зрителя, она улыбается, склонив голову к плечу, и держит в руках маленькие пяльцы так, будто лишь на миг оторвалась от работы.       — Он хотел забрать к себе в комнату. Но я решил, это будет причинять только новую боль, — теперь Финвэ произнес это обычным своим ровным голосом, но я почувствовала, как пальцы его сжались у меня в руке: — У тебя все ключи, я не хочу ничего скрывать, — добавил он, и я кивнула.       — Я все понимаю, — это было чистая правда.       Лампада на стене мигнула, будто в подтверждение моих слов, и я обернулась и обняла Финвэ. Мы постояли в тишине еще какое-то время, а потом он шевельнулся, освобождаясь, прикрыл дверь и сам запер ее.       — Ступай, ложись. Я проведаю его и приду.