Женщина в белом

      —…больше гулять и вообще разнообразить обстановку занятиями.        Это было последнее, что сказал мастер Сорвэ, прежде чем распрощался и ушел. Тандэ отправилась проводить его до ворот, а мы с Финвэ, не говоря друг другу ни слова, поднялись наверх.        Утром за врачом побежал Мелендил. Он пришел во дворец первым и сразу удивился тому, что входная дверь приоткрыта. Внутри все было в порядке, обстановка на этот раз не пострадала, но дворецкий не успокоился и решил осмотреть сад. Боюсь, если бы не его дотошность, Феанаро замерз бы насмерть. Мелендил нашел его в траве возле клумбы, он свернулся в калачик и то ли спал, то ли провалился от холода в забытье. Разбуженные криком, мы спустились вниз и принялись растирать его и укутывать, а Мелендил бросился к дому Сорвэ.       — Я не помню, закрывала ли дверь, когда выглядывала на крыльцо, — произнесла я, когда мы вошли в комнату Феанаро, и Финвэ сел в ногах. Вэссэ поклонилась и вышла, забрав с собой опустевшую кружку с горячим питьем.       — Это неважно. Там ведь просто рычаг, он способен сам его открыть.       — И все же.       Я успела рассказать о том, что случилось ночью, умолчав лишь о цветах, но, конечно, по сравнению с произошедшим, эти новости были нестоящей мелочью. Не уверена даже, что Финвэ толком слушал меня, но я его не осуждала. Феанаро лежал в постели, укрытый двумя одеялами. Нам не сразу удалось его разбудить, а когда получилось, то бодрствовал он недолго: открыл глаза, вяло выпил приготовленное врачом питье и тотчас снова уснул. Расспросить его о ночных приключениях мы не успели. А Сорвэ осмотрел его и вынес утешительный вердикт: ребенок цел, невредим и должен быстро оправиться.       — Вернее, я сказал бы так, если бы речь шла только о физическом здоровье, — добавил он, и Финвэ только угрюмо кивнул.        С этого дня было решено не спускать с мальчика глаз.        К вечеру он действительно пробудился и вроде бы стал вести себя, как прежде. Но на расспросы ответил лишь то, что захотел выглянуть на улицу и случайно задремал. В глаза при этом не смотрел.        Финвэ провел у его постели всю следующую ночь, а затем мы договорились, что во дворце поселится Вэссэ, и выделили ей соседнюю со спальней Феанаро комнату. Кроме того Финвэ сам проверил замки на окнах, и было решено, что двери мы будем запирать. Теперь подаренный мне пояс со связкой ключей перестал быть просто украшением туалетного столика, и по вечерам я обходила этажи, проверяла замки, а последней запирала дверь в комнату Феанаро.        В первую ночь он не возражал, оставшись безучастным к этим переменам. Во вторую вдруг оказался встревоженным и стал просить не делать этого, пообещав никуда не уходить. Мы с Финвэ удивились, и ему пришлось потратить время, чтобы убедить сына в том, что это временная мера до тех пор, пока он как следует не оправится. На третью ночь разразился настоящий скандал.       — Не запирай меня, — произнес Феанаро, как только мы вошли в комнату с намерением пожелать доброй ночи.       Вэссэ уже переодела его в ночную рубашку, и постель была готова, но мальчик стоял в ногах и всем видом демонстрировал нежелание ложиться.       — Феанаро, мы, кажется, договорились.       — Вы договорились, — отрезал он и упрямо наклонил голову. Я вдруг подумала, что даже рада услышать в его голосе эти сердитые нотки после стольких дней ненормально покорного молчания.       — Не груби. Мы договорились, что пока ты будешь спать с закрытой дверью. На случай, если взбредет в голову опять выскочить на улицу.       — Я же пообещал тебе.       — Сынок, этого недостаточно. Я уже не могу поручиться за то, что ты способен выкинуть.       — Почему? — он спрыгнул с постели и, прошмыгнув мимо мнущейся на месте Вэссэ, выбежал к центру комнаты. — Это она так тебе говорит? Что мне нельзя верить, что во всем я виноват? Да?! Я знаю, вы хотите к морю поехать! Запрете меня здесь и уедете, так?!       — Феанаро, успокойся, — попыталась вмешаться я, — мы действительно говорили про море, но речь шла о том, чтобы поехать втроем…       — Не верю тебе! Тебе здесь вообще нечего делать! Уходи! — и он бросился к двери с явным намерением проскочить между нами и унестись куда-то прочь, но, конечно, сделать этого не вышло.        Финвэ перехватил его поперек груди, но мальчик принялся так ожесточенно вырываться, что мне показалось, отец не удержит его.       — Оставь меня! Отпусти! Я не хочу здесь больше быть! Отпусти! Теперь она у тебя!..        Он бился с яростью пойманного зверька, и, в конце концов, Финвэ почти бросил его на постель и швырнул сверху одеяло.       — Хватит!        Не припомню, чтобы слышала, как муж повышает голос. Тем более, на сына. Вэссэ, очевидно не знавшая, куда деть себя во время безобразной сцены, испуганно пискнула. Я сама внутренне сжалась и вцепилась в дверь.       — Мне просто стыдно за тебя, — уже спокойно добавил Финвэ, но голос у него звенел.        Одеяло на постели развернулось, и теперь под ним сжался комок. Сжался и мелко задрожал.       — Вэссэ, ступай. Доброй ночи.        И мы все вышли в коридор. Няня сбивчиво попрощалась и поспешила спрятаться в своей комнате, а Финвэ, забрав у меня связку, принялся тыкать ключом в скважину. Руки у него тряслись.       В молчании мы вернулись в свою спальню и стали готовиться ко сну. Финвэ бросил ключи на туалетный столик, они проехались по крышке и упали на пол. Я не стала поднимать.       — Я был готов отшлепать его. Собственного сына… Что вообще происходит? — когда постель была готова, он сел и спрятал лицо в ладонях.       — Может, ему просто страшно в запертой комнате? — отрешенно предположила я. Говорить что-то по поводу произошедшего я еще не могла — потрясение не прошло.       — Думаешь?       — Это объяснилось бы… Дети часто боятся темноты, некоторые — одиночества. Может быть, ему страшно одному в закрытой комнате.       — Или он просто капризничает и хочет больше внимания, — вздохнул Финвэ и, очевидно избегая смотреть мне в глаза, поднялся. — Послушай… А что это за шум?       — Где? — я прислушалась и действительно услыхала в коридоре какое-то движение.       — Может быть Вэссэ? Вэссэ, это ты? — позвал Финвэ и выглянул из спальни.       Я видела, что он смотрит в сторону, где находились комнаты няни и Феанаро, затем оборачивается и глядит себе за спину.       — Что за ерунда?..        Через мгновение стена скрыла от меня его фигуру, я слышала, что он сделал несколько шагов, затем остановился. Раздался какой-то непонятный стук, а затем что-то грузно упало. Что-то большое и тяжелое.       — Финвэ? — позвала я. Тишина мне не ответила. — Финвэ? — я повторила и поднялась с постели.       Дверь в спальню шевельнулась и медленно открылась до конца. В просвете никого не было, из коридора не доносилось ни звука. Я, не зная, что подумать, прошла вперед и выглянула из спальни.        Финвэ лежал на полу возле стены, подвернув под себя руку, и не шевелился. Рядом валялась бронзовая статуэтка. Опустевший столик стоял впереди на своем месте. Позади скрипнула дверь, я оторопело обернулась.       — Госпожа, я слышала какой-то шум… Госпожа?.. — Вэссэ в одной сорочке высунулась из своей комнаты. Посмотрела на меня, на Финвэ, глаза ее округлились, а затем взгляд уперся куда-то мне за спину. Девушка пискнула и, лишившись чувств, осела на пол.       Я медленно повернулась.       Мириэль стояла рядом с вытянувшимся на полу телом и смотрела прямо на меня. Она была ровно такой, как я ее помнила, и выглядела ровно так, как на вышитом портрете. Светлые платиновые волосы были убраны в узел на затылке, белое платье струилось красивыми складками. Она молчала и смотрела: взгляд был незнакомый, жесткий и прямой. Затем она коротко взглянула на статуэтку под ногами и снова на меня. Я попятилась.       — Мама! Мама, ты здесь?        Я обернулась на приглушенный дверью голос, и в то же мгновение ощутила сильный толчок в грудь. Отлетела спиной к дверному косяку и ударилась затылком. В глазах потемнело, я почувствовала, что сползаю на пол.       — Мама, пожалуйста!.. — раздавалось где-то рядом, но глухо, будто через слой ваты. То ли сбоку, то ли снизу…        Я пошевеливалась, пытаясь собраться, и открыла глаза.        Мириэль опустилась на корточки возле входа в комнату сына и гладила запертую дверь. Губы ее беззвучно шевелились, с той стороны раздавался шум — кто-то скребся.       — Тут закрыто опять! Мне никак не открыть!..        И мы снова встретились глазами. Она сощурилась, смерив меня недобрым взглядом, поднялась и направилась обратно. Я сжалась, понимая, что ничего не могу ей противопоставить, но угроза неожиданно миновала: она просто переступила через меня и скрылась в нашей с Финвэ спальне. Через секунду я поняла: ключи.        Феанаро продолжал скрестись со своей стороны двери и тихонько звать, но Мириэль быстро вернулась. Также переступив через меня, как через пустую помеху, она возвратилась и стала перебирать связку. Та беззвучно шевелилась у нее в руках, и ключи по очереди тыкались в замочную скважину. Ни один не подходил.        Но я знала, что нужный — там. Один из тех, что с позолоченными головками, от остальных он ничем не отличался, и я сама не с первого раза могла найти его среди прочих.       — Мама, ты откроешь? Ты заберешь меня отсюда? Пожалуйста!       Эта фраза будто подтолкнула меня. В глазах немного прояснилось, и я наконец-то смогла подняться на колени. Мириэль не обращала на меня внимания, продолжала возиться с ключами и по-прежнему говорила что-то одними губами. Не могу сказать, слышал ли ее сын.        В конце коридора мигал желтым светом лампады прямоугольник распахнутой дверцы. Наверное, именно это и удивило Финвэ, потому что только что — и на этот раз я была уверена — комнатка была закрыта. Портрет висел на своем месте.        Я поднялась и, держась за стену, пошла на свет. На полпути оглянулась. Мириэль, словно почувствовав мой взгляд, подняла голову и выронила ключи.       — Мама? — настороженно позвал из-за двери Феанаро.       Я бросилась бежать.        Плохо помню, как все произошло дальше. Я добралась до комнатки и, с разбегу ударившись о стену, сдернула с нее лампаду. Не знаю, что подсказало мне действовать именно так. Может быть, сам вид портрета, может, какое-то внутреннее чутье, а может вновь ударивший в ноздри сильный запах цветов. Не знаю. Но, так или иначе, я размахнулась, светильник описал огненную дугу и с оглушительным звоном раскололся о стену. Пламя кинулось на ткань. Я отвернулась, спасаясь от полетевшего стекла, и встретилась с тем же лицом, которое только что улыбалось мне со стены. Мы смотрели друг на друга доли секунды, я видела, Мириэль тянет ко мне руки, глаза ее испуганно округлились, и приоткрылся рот. А затем затылок мне обдало жаром, а лицо — холодом. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, передо мной уже никого не было… Мимо проплыла красная искорка догорающей нитки. Я взглянула на портрет и увидела, что теперь посередине у него расползлась обугленная по краям дыра. От фигуры сидящей женщины остался лишь подол и лежащие на коленях белые руки. Ткань легко сдернулась со стены, и я придавила туфлей последние тлеющие искры. Утерла лицо и побрела обратно по коридору.        Снова будто бы окутавший меня и оглушивший слой ваты исчез, и теперь я увидела и услышала: дверь в комнату Феанаро трясется от ударов изнутри, ручка дергается, а мальчик захлебывается криком. Я не стала ничего говорить, но подобрала с пола ключи и принялась искать нужный. А когда замок наконец-то щелкнул, меня вновь отбросило к стене. Феанаро выскочил в коридор и, не обращая внимания ни на меня, ни на все так же лежащего у стены отца, бросился вперед. На пороге комнатки остановился.       — Она ушла? — наконец, негромко спросил он, не оборачиваясь.       — Да, — ответила я.       — И больше не вернется?       — Нет, — не знаю, откуда у меня была эта уверенность, но, как вскоре выяснилось, она меня не обманула.        Больше Феанаро ничего не сказал. Постоял на пороге еще немного, затем развернулся и возвратился в спальню, тихо прикрыв за собой дверь.        Я выпрямилась и пошла к Финвэ. За спиной у меня зашевелилась Вэссэ.