***
Словосочетания «поступать правильно» и «поступать так, как тебе хочется» зачастую являются антонимами, и сейчас тот самый случай. Если я делаю всё так, как должно быть, то почему сердце наполняется такой горечью? Разве это справедливо? Жертвовать чем-то одним ради спасения множества других? Никогда не любила задания с вопросом: «Что ты выберешь: пойдешь на убийство одного человека, которое может спасти несколько других людей, или останешься в стороне, бездействуя, но тогда погибнут пять?». Интересно, сколько процентов людей выбирают второй вариант? Ведь, по сути, при таком раскладе ты не становишься убийцей, но сможешь ли нормально жить дальше, зная, что мог бы спасти целых пятерых человек. Я всегда уходила от таких вопросов, но, сейчас, кажется, выбор сделан. Навряд ли я бы смогла совладать со своей совестью, зная, что из-за моего вмешательства в прошлое будущее поглотил хаос. Конечно, это все утрировано и возможно небольшая корректировка сюжета вообще ни как не отразилась бы на течении времени, но чувствую я себя сейчас так ужасно, словно действительно убила человека. Оказавшись в реальном мире, а именно в зале заседания МАКУСА, я не рассматривала Пиквери, впрочем, как и других людей, приехавших на собрание в роли делегатов из всевозможных уголков мира, не обратила внимание на разнообразие их нарядов, не сравнивала атмосферу с показанной в фильме, и не взглянула на изуродованное глубокими шрамами лицо сенатора Шоу, чье полупрозрачное тело парило в воздухе. Все что запомнила, это большая пятиконечная звезда в центре круга – узор на плиточном полу от которого я не открывала глаз, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Очень хотелось зажмуриться, зажать уши руками, а ещё лучше: провалиться сквозь эту светло-бежевую звезду. Лишь бы не видеть, как у Ньюта забирают чемодан и не слышать его надломленный голос с нотками паники и мольбы, который до сих пор звенит у меня в голове, перекрикивая гнетущую тишину вокруг. Тюрьма под зданием МАКУСА. Кажется, она действует на человека не хуже Дементра, высасывая всю радость и жизненные силы. Атмосфера этого темного, подземного помещения, своим размером напоминающего парковку одного из крупных торговых центров в хорошем районе Нью-Йорка, вызывает во мне неприятный холодок. В тягучей темноте, которую, кажется, можно даже ощутить на ощупь, я еле как различаю силуэты толстых колон, между которыми воет ветер, словно специально заглянувший сюда подразнить пленников своей разгульной свободой. Кстати о пленниках: мы здесь не одни. Пока шли к свободным «клеткам», размещенным в, как мне показалось, самом дальнем углу, по разные стороны от нас на мракоборцев лилась нецензурная лексика, угрозы и жалобные просьбы о пощаде. Не скажу, что людей здесь много, но они все же есть. И я понятия не имею насколько они опасные преступники, но мне определенно не по себе. Я забралась на жёсткую койку, которую нашла на ощупь, и вот уже какое-то время, обняв согнутые в коленях ноги, сижу, боясь пошевелиться. Лишь пальцами перебираю шармы на браслете. Сейчас мне как никогда нужна поддержка Ньюта, в виде слегка мозолистой руки, или хотя бы просто его присутствие рядом. Но железные прутья разделили нас не только с внешним миром, но и друг с другом. Пока свет от палочек, уходящих мракоборцев, не поглотила тьма, я успела заметить, что дальше всех от меня находится Якоб. Одна из сторон его решеток является смежной с камерой Тины, следующей идёт «клетка» Ньюта, ну а дальше сижу я. Как уже понятно, в этом пункте между реальностью и фильмом есть большая несостыковка. Также как и в описании тюрьмы в целом. – Мне так жаль ваших питомцев, мистер Скамандер, – Тина первая предпринимает попытку разрушить давящую на всех тишину. – Правда, – но ее голос тонет, теряясь в этом безмолвии, потому что парень не отвечает. Этот момент задел меня ещё тогда, в кинотеатре, и сейчас мозг выдает образ одинокого и потерянного Ньюта. Кидаю взгляд в угол, где предположительно может находиться парень, всматриваюсь, но вижу лишь темноту. – Слушай, – мне ужасно хочется его подбодрить, сказать, что не стоит так переживать, ведь он сможет выбраться, и это не простые слова поддержки, а стопроцентная информация. Но не могу, боясь, что из-за этого что-то может опять пойти не так, и все сделанное будет зря. – Есть такие моменты, которые просто надо перетерпеть, а дальше все наладится, – пытаюсь говорить тихо, но уверенно, надеясь, что голос не звучит как жалкий скулеж. Потому что на самом деле мне хочется разрыдаться, громко и надолго. Ибо я вообще ни черта не сильная. – Ты... – по звукам, доносящимся справа, делаю вывод, что Ньют поднимается на ноги. – Ты ведь все знала? – парень подходит к решетке, и у меня получается разглядеть его силуэт. – Знала, что это должно было произойти, да? – вопросы звучат почти с утвердительной интонацией, но все же в них есть доля сомнения. Скамандер делает паузу, выжидая, словно надеется на отрицательный ответ. Я готовилась к этому сразу, как только вспомнила об аресте, но до сих пор не придумала вразумительный ответ. Сползаю с койки, подходя к парню, но даже если буду долго оттягивать, слова все ровно не найдутся: – Ньют, я… – Да или нет? – грубо перебивает Скамандер. Он злится. Я уже видела эту эмоцию, когда без приглашения забралась в чемодан, нечаянно узнав про его секрет: шрамы, которые парень пытается скрывать. Но теперь он злится сильнее, я это чувствую. Не вижу смысла врать, хотя не понимаю, зачем Ньют так настойчиво требует от меня ответа, ведь знает, что он будет положительным: – Да, но… – Господи, Мэй, ты должна была меня предупредить! – снова перебивает, ударяя рукой по решеткам, от чего я вздрагиваю. Возможно, некоторые люди, посмотревшие «Фантастических тварей» уверены, что Скамандер – милаха, который не способен на проявление «темных» чувств. Но настоящий Ньют – это не придуманный персонаж, а реальный живой человек, имеющий полный спектр эмоций. К слову, как бы хорошо не отыгрывал Эдди свою роль, я больше не смогу воспринимать Ньюта из фильма и настоящего как одного и того же человека. – Ты знала, как важны для меня все эти животные и молчала! – я слышу в его голосе обиду, разочарование и самое очевидное, что можно понять и без диплома психолога: обвинение. – А теперь они в ещё большей опасности, чем были, когда я их нашел, и, – голос срывается, и Ньют поджимает губы, шумно дыша, а вот я вспыхиваю: – Ну, давай, договаривай то, что хотел сказать, – я крайне редко вступаю в конфликты и если чувствую гнев, то по большей мере злюсь именно на себя, поэтому сама удивляюсь своему холодному голосу. – Считаешь, что в этом я виновата, да? – уверена, что уже через минуту пожалею о сказанном, точно также как и Ньют, ведь в этом мы похожи, но сейчас просто не могу заставить себя заткнуться. – Думаешь это легко? Знать, что будет дальше, но не вмешиваться? – я понимаю, что обитатели чемодана – самое важное в жизни Ньюта, а сейчас он подавлен, выбит из колеи и в полном праве злиться на меня. И я бы молча стерпела все, что угодно, даже не думая обижаться, если бы не одно но. Какого черта Тина, буквально принесшая чемодан в руки МАКУСА отделалась просто молчанием, а я становлюсь предметом вымещения злости? Это очень сильно задевает, заставляя склоняться к мысли о том, о чем я даже подумать себе запрещала, списывая чувства, которые заставляет испытывать Ньют, просто на восторг от совершенно нереальной встречи с одним из персонажей любимых книг. – Я только и делаю, что пытаюсь ничего не испортить. Уж извини, что твоя зверушка сбежала в будущее и притащила меня сюда, – заткнись, заткнись, заткнись! – В этом тоже я виновата? – воздух в лёгких кончается и все снова погружается в тишину, которая звенит сильнее, чем раньше. Я довольно близко стою к решеткам, да и глаза уже немного привыкли к темноте, поэтому могу различить опущенную голову Ньюта, которую он немного приподнимает, смотря хмурым взглядом на меня из-под челки. И, кажется, я успеваю различить блеск слез в его глазах, прежде чем разворачиваюсь, исчезая в темноте своей камеры. Залезаю обратно на койку, снова обнимая коленки руками. Еле сдерживаюсь, чтобы не побиться головой об каменную стену. Я не хотела этого говорить, ведь несмотря на то, что существует мнение, будто в порыве гнева люди говорят то, что действительно думают, – это не так. По крайней мере, я точно так не думаю. Путивов – самое невероятное, что случалось в моей жизни и я всей душой благодарна ему. А Ньют… Боже, теперь я точно никогда не смогу смотреть ему в глаза. «Молодец, Мэй, ты снова все испортила». Ложусь, сворачиваясь калачиком, и зажмуриваюсь, ощущая, как ком подступает к горлу. Так отвратительно я себя ещё никогда не чувствовала, словно последний рыжий лучик солнца поглотила темнота вокруг.Глава 10.
6 апреля 2018 г. в 15:48
В своей реальности, мире, где все практически не отрываются от своих гаджетов, я не особо беспокоилась даже о наличии палочек, показывающих заряд телефона. Когда твой круг общения составляют буквально два человека, не особо-то испытываешь потребность сидеть в социальных сетях, да и входящие вызовы поступают не так часто. Но вот сейчас я жалею, что не зарядила сотовый полностью. Нужно сохранить остатки жизнедеятельности телефона, ведь он мне ещё понадобится. Я уже твердо решила, что все-таки придется вернуться в свой мир, поэтому хочу запечатлеть на память что-нибудь ещё, помимо искаженной злобой мордочки эрклинга, которую, видимо, случайно сфотографировала в ходе «сражения».
Выключаю телефон, мельком взглянув на время. Все равно оно имеет не сильно большое значение, ибо я как-то не подумала о том, что стоит посмотреть, насколько его течение отличается от здешнего хода. Так что все, что сейчас знаю, это то, что раннее утро уже миновало. Когда мы залазили в чемодан, после удачной попытки поймать сносорога, уже начинало светать. А было это минут тридцать назад.
Встаю из-за стола, подходя к окну. За пределами избушки, в которой сейчас нахожусь, во всю палит яркое солнце – владения Фрэнка. Видимо у птицы-грома сегодня хорошее настроение, в противном случае небо затянули бы тучи, как было в тот раз, когда я ступила на его территорию. Столько всего произошло, что, кажется, будто это было как минимум несколько недель назад, на деле же я в прошлом всего третьи сутки. Такое чувство, будто здесь время идёт по-другому.
Оборачиваюсь, когда тишину нарушает недовольное бурчание Якоба, от вида которого невольно расплываюсь в улыбке. Самодельный гамак, служащий единственной кроватью в домике Ньюта, явно приходится мужчине не по размеру. Прежде чем более-менее удобно устроиться, Ковальски минут десять крутился, пытаясь приноровиться, но даже сейчас возникает такое чувство, словно стоит немного шевельнуться, и он сразу же рухнет на деревянный пол, переваливаясь через край гамака. А вот жмыренку, устроившемуся на животе мужчины, кажется, весьма удобно.
Якоб повторно бормочет во сне, дотрагиваясь правой ладонью до лица, и я понимаю, что причиной его «возмущения» является полоса солнечного света, будто нарочно лезущая в глаза. Поэтому задергиваю простенькие шторки, закрывая небольшое окно. «Простенько» – это слово подходит буквально ко всему интерьеру в домике, но в этом то и заключается вся его особенность. По крайней мере, для меня, ибо я совсем не любитель роскоши. Уже говорила, что в детстве мечтала жить в домике егеря, окружённом соснами? Теперь я бы с радостью осталась здесь. Даже готова притвориться еще одним зверьком из заповедника Ньюта Скамандера. Но, к сожалению, скоро нам всем придется подняться в реальный мир. И это будет довольно жёсткая действительность.
Обречённо вздыхаю, понимая, что момент близок. И это мне ужасно не нравится, особенно не нравится то, что с лёгкостью могу помешать ему случиться, но бездействую. А самое ужасное – Ньют это знает.
Прокручиваю в голове несколько прошедших часов. Наверное, не стоило мне так много и так подробно рассказывать о дальнейших событиях, упуская моменты, которые, по-моему мнению, способны навредить естественному ходу вещей. Нужно было сказать, что все, что знала о судьбе магического сообщества и Ньюта в частности, я рассказала ещё в кафе прошлым утром. Но не было ни какой гарантии, что он мне поверит, ибо, повторю в сотый раз, упрекая себя: врать я не умею. И как бы мне не хотелось убеждать себя, что это не так уж плохо, ведь умение искусно скрывать правду – не то, чем стоит гордиться. Но надо признать, что бывает ложь во благо, когда цель оправдывает средства. Теперь же, Ньют уверен, что я знаю практически каждый его шаг, но за все наше путешествие от леса до центральных улиц Нью-Йорка он не спрашивал ничего конкретного. Интересовался только в общих чертах. Хочется верить, что это потому что он понимает насколько важно не нарушать «сценарий» судьбы. Надеюсь, этого достаточно, чтобы оправдать мое молчание.
Ещё раз тяжело вздыхаю, беря зелёное яблоко из вазы на деревянном столе, уже по привычке ассоциируя его цвет с глазами парня. Есть не особо хочется, но мне нужно чем-то себя занять. В конце концов, все кончится не так плохо, как на первый взгляд покажется участникам ситуации. Да, потребуются усилия, но в результате никто не пострадает. К тому же не я виновата в том, что животных отнимут, не я оставила чемодан, в котором сейчас находимся, под мостом без какого-либо присмотра и не я сейчас несу его в МАКУСА. Конечно, обвинять других, выгораживая себя, не слишком красиво, но это помогает мне, как говорится, сидеть на попе смирно.
Пытаюсь передвигаться как можно тише, ступая по деревянному полу, и подхожу к полкам, набитым всем, что только смогло в них поместиться. Хотелось бы более подробно узнать что там, ведь навряд ли ещё у кого-то в магловском мире я найду столько всего интересного. Но эпизод с жалом муховертки ещё слишком свеж в моей памяти, и решаю ничего не трогать, дабы опять не приносить неприятности.
Я уже рассматривала шкаф на другой стороне домика, в котором стоят сотни книг, изучала основную утварь, что Ньют держит на столе, как предметы первой необходимости, разглядывала рисунки, расклеенные на стене вдоль стола, вдыхала ароматы различных трав, которые парень подвесил под потолком для сушки, теперь вот добралась до этих полок. И везде как бы царит полный беспорядок, который, уверена, для Ньюта вполне систематизирован. Я бы не обратила на это внимание, если бы не одна тумбочка, выделяющаяся среди всего остального.
Втиснутая между крючком, на котором Ньют оставил свое пальто, и выдвижными ящиками, придвинутыми к стене, сама собой она не представляет ничего особенного. Такая же деревянная, как и все в домике, но идеально чистая. На ней нет ни горы бумаг, ни колбочек, ни пакетиков с травами или коробочек с какими-нибудь когтями, чем завалено все остальное. Нет, здесь только небольшой абажур на позолоченной ножке и небольшой портрет в рамке. Кажется, даже пыль здесь вытирается регулярно, по крайней мере, намного чаще, чем везде. Неудивительно что Куинни обратила на нее внимание.
Аккуратно беру фоторамку, с какими-то смешанными чувствами рассматривая снимок, больше напоминающий мне пятисекундное видео, поставленное на повтор. Конечно я знала, что в мире магии портреты шевелятся, но… Не знаю, ожидала чего-то большего что ли. На первый взгляд довольно милая девушка растягивает губы в игривой улыбке. Но на секунду в этой улыбке я улавливаю нечто не только надменное, но ещё и зловещее. Хотя, может быть это просто мое воображение, ведь, по сути, Лете Лестрейндж не дали шанса, обнародовав информацию, что, помимо ее небезызвестной семьи с не лучшей репутацией среди волшебников, но идеальной среди пожирателей смерти, она ещё и училась на слизерине. И когда я шла в кинотеатр, то уже столкнулась со стереотипом: ничего хорошего от Леты ждать не стоит. Но с другой стороны, чтобы поймать всех обитателей чемодана, Ньюту помимо всего прочего необходимо обладать хорошим чутьем и интуицией, а в Лестрейндж он не смог распознать скользкую змеиную натуру. Это либо его тогдашняя неопытность, либо мое мнение о Лете совершенно не верно, хотя и немного обоснованно. В любом случае истину я узнаю только после выхода второй части.
Морщусь, возвращая фотоснимок обратно на тумбочку. Не очень-то приятно осознавать, что дальше всю эту завязавшуюся на моих глазах историю, я смогу лишь посмотреть в кинотеатре. Раньше, я и представить не могла, что ещё нужно для идеального погружения в мир Гарри Поттера. Только темнота, большой экран и громкий звук. Теперь же меня навряд ли удовлетворит даже просмотр в 5D.
Казалось бы, я поступаю так, чтобы не сломать ход вещей, тем самым устраняя ужасные последствия, которые могут произойти по моей вине, и это как бы хороший поступок. Но от таких «благородных» мыслей становится паршиво. А знаете что ещё хуже? Ожидание, когда ты знаешь что должно случиться нечто плохое, но ничего не можешь с этим поделать. Остаётся только сидеть и ждать.
Даже если время в этой реальности не особо совпадает с экранизациионным, Тина все равно должна была уже найти чемодан. Мы здесь практически час. Почему она медлит? Зачем ждать пока в МАКУСА начнется важное собрание, на котором будут делегаты со всего мира? Чтобы снова ворваться, обращая на себя все внимание собравшихся? По-другому же она не умеет. Кажется, моя неприязнь к Тине с момента просмотра фильма неумолимо растет.
Дергаю головой, пытаясь избавиться от такого количества негативных мыслей, от которых в висках начинает неприятно пульсировать. Нужно это прекращать, а то так и до очередной депрессии недалеко. Как же намерение забить на все и жить моментом? «Меньше думай, Мэй», – фраза звучит в голове голосом Ньюта. Наверное, его совет стоит сделать своей мантрой и повторять почаще.
Уже немного приободрившись, словно одно воспоминание о парне способно поднять даже самое скверное настроение, возвращаю свое внимание к столу, находя глазами большую стопку листов, переплетённых с левой стороны. Аккуратно листая страницы, рассматриваю мелкий почерк Ньюта, понимая, что это что-то на подобии чернового варианта книги, которая в дальнейшем его прославит. Весь текст написан чернилами и пером, которые нахожу рядом. Я и ручкой то пишу как курица лапой, а пером, наверное, вообще детские каракули получатся, но неспособна перебороть желание попробовать.
Наверное, учитывая мой магнетизм, притягивающий, к сожалению, исключительно неприятности, стоило сначала спросить разрешение. Но Ньют где-то за пределами домика, обходит свои владения, возможно, как строгий родитель, разъясняя пойманным беглецам, что самостоятельно уходить нехорошо. А с обычными чернилами, пером и листом бумаги я уж как-нибудь справлюсь. Да и интерес выигрывает у всех правил культурного поведения.
Нахожу небольшой клочочек чистого пергамента, внезапно переменив свое желание и решая вместо корявых букв, сделать не менее корявый рисунок. В поисках «натуры» пристально изучаю все предметы в домике, пока взгляд не натыкается на Якоба. Улыбаясь, разворачиваю стул так, чтобы мужчина оставался в моем поле зрения и с видом прирожденного художника начинаю выводить линии, предварительно макнув кончик пера в баночку с чернилами.
Насколько мне известно, некоторые люди могут чувствовать на себе взгляд. Меня и саму часто бросает в жар, когда кто-нибудь кидает на меня свой взор. Но Якобу, кажется, такое «надзирательство» нипочем. Но, думаю, причиной всему усталость и пережитый стресс.
После поимки топеройки, Якоб немного вышел из строя, так же как и совсем уставший жмыренок. Все-таки, зверек ещё маловат для такой длинной охоты, но непойманных существ оставалось больше, чем тех, кого мы успели вернуть домой. Поэтому я предложила, так скажем, действовать по канону, и продолжить поиски сносорога. Может гид из меня никудышный, но где находится Центральный парк я знаю не хуже всех остальных жителей Нью-Йорка, хоть этого времени, хоть будущего. Мы уже подходили к Бриллиантовому кварталу, когда Якоб, словно почувствовав, что должен участвовать в эпизоде с нюхлем, вернулся в наши ряды, заведя диалог с Ньютом о своем прошлом. Как я и предполагала, Ковальски немного хромал.
– Не совсем, – Ньют с равнодушием, которое мне показалось напускным, возразил на прозвучавшее предположение Якоба: «О, я уверен, вас тоже все любят». – Я их скорее разд… – замолчав недоговорив, он с каким-то сомнением посмотрел на меня. Улыбнувшись, я отрицательно покачала головой, давая понять, что мое мнение, озвученное в квартире сестер Гольдштейн, осталось прежним. Приятно, что Ньют помнит эту, казалось бы, незначительную фразу. А ещё, мне определенно понравилось, что он и сам стал хоть немного, но все же сомневаться в своем убеждении.
Дальше все было в точности по сценарию, и эти моменты надолго останутся в моей памяти: лицо Ньюта, когда он заметил нюхля в ювелирном магазине; забавная реакция Якоба на шум, создаваемый «игрой в догонялки»; ничего непонимающие полицейские; а особенно фраза: «Они туда побежали», – сказанная Ковальски, на котором повисло по меньшей мере десять дорогих украшений. Я же просто все это время держалась рядом, пытаясь не упустить момент, когда появится лев и Ньют перенесет нас на мостик в Центральном парке.
Трансгрессия. Если все нормальные люди с каждым разом всё менее болезненно переносят эту процедуру, то я полное исключение. Окончательные сомнения в этом развеялись, когда чуть не грохнулась с каменного мостика, но Ньют со своей безупречной реакцией, успел предотвратить мое падение, взглянув на меня не только с тревогой, с которой я уже сталкивалась при прошлой трансгрессии, но теперь ещё и с чувством вины. Хотела сказать, что понимаю: по-другому от полиции было не уйти, и я совершенно не против потерпеть, но от разговора нас избавил страус, быстро пронесшийся мимо.
Следующие сцены тоже были практически идентичны. Ньют исполнял «танец», шикарно передавая повадки и движения животных, вот только Якоб уже успел понюхать носорожий мускус, но не пролил его. Я точно не помнила, да и сейчас не помню, что должно было заставить его это сделать, поэтому, когда сносорог был в каких-то пару несчастных сантиметров от чемодана, я усилием воли заставила себя немного толкнуть мужчину, сделав вид, что запнулась. Получилось довольно правдоподобно, а главное – результат был достигнут.
– Извини, – это я уже кричала убегающему Якобу в спину. Но произносила слово не на автомате, как делаю всегда из-за вежливости и не желания попадать в конфликты, а действительно сожалея. Все происходящие выглядело настолько комично, насколько и ужасно одновременно. Даже думать не хочу, что сделал бы сносорог с Якобом, если бы Ньют опоздал хоть на минуту. Неудивительно, что сейчас мужчина спит сном младенца.
Пользоваться пером и чернилами оказывается сложнее, чем я предполагала. Сначала вместо линий у меня получаются быстро расползающиеся и впитывающиеся в пергамент кляксы, да и перо намного тоньше, чем обычная ручка или карандаш. Я даже несколько раз оказываюсь на грани того, чтобы уронить его, разбрызгав по полу чернила, но все-таки удерживаю предмет в руках, вскоре приноровившись. Увлеченная рисованием, немного высовываю язык, прикусывая его, и вывожу последние, уже более уверенные линии. Получился такой любительский, угловатый набросок: мужчина, отдаленно похожий на Якоба, лежит на спине, свесив одну руку на пол, а на его жилетке, свернувшись калачиком, спит пушистый котенок. В целом мне очень даже нравится. Ещё раз макаю перо в чернила, в уголке маленькими цифрами вывожу сегодняшнюю дату и ставлю роспись, после чего хочу развернуться к столу, чтобы вернуть перо в чернильницу, но замираю, уставившись на рисунок. Мои глаза удивлённо расширяются и, кажется, я даже неосознанно немного приоткрывают рот, что, видимо, выглядит забавно, потому что слышу тихий смех.
Резко поворачиваю голову по направлению двери, всего на долю секунды поймав взглядом улыбающегося Ньюта, расслабленно облокотившегося на дверной косяк, прежде, чем он напрягается, поняв, что выдал себя. Растрёпанная копна волос, которую я до сих пор помню на ощупь, на ярком солнечном свете, проникающем через открытую дверь, приобретает рыжеватый оттенок, отлично гармонирующий с россыпью веснушек. В голову приходит сравнение с солнечным зайчиком. Парень прочищает горло, откашливаясь, и неловко поправляет рукава белой рубашки, что до этого были закатаны до локтя:
– Извини, я…
– Он шевелится, – восторженно перебиваю, показывая пергамент с рисунком. Вообще, самое время подумать насколько долго Ньют стоял тут, наблюдая за моими неуклюжими движениями, и по обычаю залиться краской, пряча лицо за волосами, но я слишком взволнована другим.
– Хороший набросок, – Скамандер подходит ближе и по-доброму усмехается, проследив за движениями нарисованного Якоба. – Надеюсь, его, – парень кивает на настоящего Ковальски, – такая участь не постигнет, – Ньют расчищает себе место, присаживаясь на кончик стола. – Картинка отображает то, о чем ты думала, пока ее рисовала.
– Мой рисунок шевелится, – ещё раз произношу, словно пытаясь убедить себя, что это правда.
– Ну да, – парень непринужденно пожимает плечами, объясняя:
– Волшебные чернила так и работают.
– В моей реальности картинки не оживают, – хмурюсь, разглядывая рисунок, на котором первые несколько секунд Якоб, так же как и жмыренок на его подымающемся от ровного дыхания животе, беззаботно спит, но в следующее мгновение мужчина шевелится, намереваясь повернуться на бок, и случается то, о чем я беспокоилась все это время. Ковальски переваливается через гамак, падая на пол, а зверек, в точности повторяя повадки своих сородичей – кошек, подпрыгивает на все четыре лапы, испуганно выгибая спину и вздыбив шерсть. Потом нарисованный Якоб ворчит, снова залезая на «недокровать», а жмыр зевает, устраиваясь на прежнем месте, после чего все нарисованное опять погружается в сон.
Ньют молчит, наверно, оценивая мою реакцию, но вряд ли это получится у того, кто живёт в мире, в котором магия в порядке вещей. Сколько же статей в интернете я прочитала, пытаясь научиться делать что-то неординарное. Лет в семь-восемь вся моя история браузера была забита вопросами вроде: «Как научиться телекинезу?», «Возможно ли заставить предметы летать? А исчезать?», «Как общаться с призраками?», «Где встретить фей?». Конечно, в сознательном возрасте я начала понимать, насколько это глупо, но в детстве верила и даже пробовала, в точности исполняя все инструкции. Как несложно догадаться все было безуспешно. Боже, хорошо, что эти моменты умрут вместе со мной и никто о них не узнает. Зато сейчас, наконец-то сделав что-то «не магловское», хоть и с помощью волшебных чернил, я чувствую какой-то детский восторг, словно давняя мечта наконец-то осуществилась. Но нормально порадоваться мешают воспоминания, ведь стыдно мне далеко не только за запросы в поисковике. Кожу на запястьях начинает неприятно тянуть, от чего хочется ее почесать, но сдерживаюсь, лишь мельком проверив состояние рукавов. Раньше постоянно приходилось следить за этим, теперь же контроль осуществляется автоматически, даже не задумываясь.
– Опять какое-то сложное вычисление? – не смотря на то, что Ньют сейчас значительно выше меня из-за того что выбрал стол, а не стул как я, он все равно умудряется наклонить голову так, чтобы выглядывать из-под челки, словно в нерешительности или настороженности. В уме мелькает мысль, что примерно так же ведут себя животные, не зная, можно ли взять у незнакомого человека, например, еду. Можно ли довериться. Вопрос тоже звучит с нотками настороженности, но вместе с тем с твердой решимостью вытащить меня из раздумий. И ему удается.
– Скорее анализ полученных результатов, – улыбаюсь, прекрасно понимая, что он имеет в виду, ведь помню все, сказанное парнем. Впитываю как губка, пытаюсь сохранить все моменты, проведенные с ним. Я хочу, чтобы и через много лет они оставались в памяти такими же яркими.
Ньют хмыкает, слегка щурится, наклоняя голову на бок, видимо, пытаясь понять, как правильно истрактовать мои слова. Думаю, ему не привыкать находить ответы в наблюдениях, ведь животные не разговаривают. А по сути, люди, за частую говорящие совсем не то, что думают на самом деле, в этом не сильно отличаются, так же выдавая себя движениями, мимикой и интонацией голоса. Возможно, Скамандер все же пользуется этим навыком, применяя не только к зверям, ведь, несмотря на свою робость и стеснительность, ему все же удается находить подход и располагать к себе людей, которые смогли его заинтересовать. Тина и Якоб тому подтверждение.
Ньют засовывает руки в карманы, собираясь сказать что-то про рисунок, кивая на него, но отвлекается, словно что-то вспомнив:
– Я… нашёл у себя в пальто, – парень вынимает руку из кармана, раскрывая ладонь так же, как делал это первый раз показывая Якобу пикирующего злыдня,только вместо своеобразного кокона я вижу изящный серебряный браслетик с тонким плетением. – Наверно нюхль украл в том ювелирном. Мне он ни к чему, а тебе, подумал, понравится.
Протягиваю руку, наблюдая за тем, как парень аккуратно и ловко справляется с застёжкой, смотря куда угодно, но только не мне в глаза. Черт, не могу передать, насколько сильно мне симпатизирует его застенчивость. Так и хочется прижать к себе и не отпускать, вдыхая до ужаса приятный аромат яблок с щепоткой корицы.
– Мне нравится, – рассматривая браслет, пытаюсь вести себя сдержанно, сохраняя лишь лёгкую улыбку. – Очень,– пальцами касаюсь двух шармов в виде полной луны и полумесяца. В голове сразу всплывает мое глупое высказывание, но Ньюту оно, кажется, понравилось. Или это просто банальное совпадение? – Спасибо, – спрашивать я не решаюсь.
Подарки делают мне не часто, и я не особо знаю, как реагировать. Поэтому быстрым взглядом исследую комнату, судорожно придумывая какую-нибудь стандартную тему для разговора. До сих пор распахнутая дверь, впускающая в домик теплый воздух, открывает пейзаж на Аризонскую пустошь. Фрэнк все ещё парит где-то в наколдованном небе, но среди колючих кустов и камней я замечаю движение.
– Диринар? – свожу брови к переносице, наблюдая, как крупная птица с синим оперением ведёт куда-то своих птенцов, а когда они полностью исчезают за стенами домика, перевожу взгляд на Ньюта. – У тебя их две что ли?
– Нет, это сбежавшая. Сама вернулась, материнский инстинкт все же победил, – парень произносит это с таким родительским благоговением и гордостью, что я невольно жду, когда он добавит: «Я в ней никогда не сомневался» или «Я правильно ее воспитал». Но вместо этого Ньют кидает взгляд куда-то за мою спину. – О, с добрым утром. Как спалось?
– Сном младенца, – Якоб садится, потирая затекшую шею, а жмыренок лениво зевает, мило причмокивая.
Мне нравится царящая обстановка, в которой ощущаю себя более чем комфортно, но ее рушит стук, который подобно оглушительным раскатам грома разносится в моей голове. Мы, все трое, поворачиваем головы в сторону лестницы, ведущей в реальный мир, вот только я одна знаю, что ждёт нас за пределами чемодана.
Черт, черт, черт! Серьезно, Тина? Из бесконечного множества вариантов ты выбрала именно этот момент? А ведь на какое-то время я даже забыла о последующих событиях. Хватаю свою сумку, запихивая туда рисунок. Ее нужно спрятать, ибо нельзя допустить, чтобы мракоборцы, ну или кто там будет рыскать в чемодане Ньюта, нашли телефон или, например первую книгу Гарри Поттера, которая по случайности оказалась со мной в прошлом. Парень переводит на меня взгляд, так как первая начинаю шевелиться.
«Боже, Скамандер, давай просто возьмём Пути и переместимся куда-нибудь в другое место, пожалуйста».
– Наверно, – можно я себя убью? – Нам стоит выйти, – произношу совершенно не то, что крутится в голове. Когда же я начну говорить то, что думаю? Видимо никогда.
Стук повторяется, и Ньют настороженно и явно колеблясь, но все же встаёт на первую ступеньку, аккуратно поднимаясь по лестнице. Якоб идёт следом, а я, прижимая к груди сумку, немного отстаю, борясь с желанием остаться здесь. Но вовремя вспоминаю, что чемодан окажется у Грейвса, который на самом деле является Гриндевальдом. От этой мысли по телу пробегает строй неприятных мурашек. Вообще мне нравится этот персонаж, но только как персонаж, столкнуться с ним лицом к лицу в реальности у меня просто духу не хватит.
Слышу, как крышка чемодана ударяется об пол. Пытаюсь не вспоминать выражения лица Ньюта, когда он поймет, где находится. А ещё понимаю, что в фильме не было Путивова, соответственно я не могу быть точно уверенна, что он будет в безопасности. И это меня очень напрягает. Слишком уж у него заманчивая способность для тех, кто желает власти.
– Пути, – быстро выхожу из домика, осматриваясь. Зверек уходил вместе с Ньютом, намереваясь помочь ему обходить свои владения. Но в домик парень вернулся один. Может единорог уже успел сбежать в прошлое или будущее? – Пути!? – оборачиваюсь, видя, что Якоб тоже уже практически выбрался из чемодана. Мне нужно идти следом, иначе не успею, оказавшись в руках Грейвса. – Пут… – замолкают, не договорив, обнаруживая розовый комочек у своих ног. Я готова его расцеловать, но времени нет. – Вот, возьми это и исчезни куда-нибудь на некоторое время, – отдаю свою сумку, которую создание берет зубками. Я не знаю, как скоро нас вызволит Куинни, ведь время нередко не совпадает с фильмом. Остаётся надеяться только на сообразительность Путивова. Конечно, можно и самой вернуться в две тысячи шестнадцатый год, но я не могу уйти сейчас. Нужно поговорить с Ньютом. Не хочу, чтобы он думал, будто я сбежала. – Понял? – быстро чешу единорога за ушком, а он кивает, фыркая, и растворяется в воздухе на моих глазах. Облегчённо выдыхаю.
Ну, хоть что-то я сделала правильно.
До скрежета сжимаю зубы, заставляя себя подняться по деревянной лестнице со скрипучими ступеньками.
Хотя нет, я все сделала правильно.