В джазе только...

      Артемизия зашла в номер и устало прислонилась спиной к двери. Отпустив нюхлера, она одной рукой стянула с шеи шарф. Шёлковой лентой он упал на пол. Она скинула с плеч тяжёлое пальто, наклонилась и сняла туфли. Перед глазами всё расплывалось от нахлынувших слёз. Артемизия сжала губы, изо всех сил стараясь не расплакаться, но стоило ей моргнуть, и крупная капля скатилась по её щеке. Она едва ли добралась до комнаты, по инерции щёлкнула выключателем — включился свет. Слёзы так и текли по щекам, падая с подбородка на грудь, впитываясь в тёмную ткань платья. Артемизия завела руки за спину, чтобы расстегнуть молнию. Её пальцы дрожали. Далеко не с первого раза ей удалось схватиться за язычок и расстегнуть замок. Молния как назло застряла и не разъехалась до конца. Она нервно потянула платье через голову, волосы неприятно цеплялись за сломанную молнию. Девушка зашипела и с силой сдёрнула с себя ненавистное платье, швыряя его на пол, задыхаясь от безудержных рыданий.       — Это ты виноват, — сказала она в пустоту. — Это всё ты виноват!       Она смотрела на себя в зеркало. Глаза покраснели от слёз. Тушь потекла, оставляя на щеках жалкие чёрные разводы, алым пятном размазалась помада. Она смотрела на себя в зеркало и ненавидела то, что видела.       — Слышишь, Ньют? Это ты виноват!       Из-за него ей приходилось всегда закрывать шею. Из-за него ей приходилось носить закрытые платья, чтобы никто не видел шрамов. Из-за Ньюта ей приходилось прятать руки в перчатках. Из-за Ньюта ей приходилось отказывать мужчинам. Всё из-за Ньюта, во всём был виноват Ньют.       — Это всё ты виноват… — голос ломался от слёз. — Это всё ты виноват…       Она подошла к зеркалу и прислонилась лбом к холодному стеклу.       — Ты ненастоящая… — прошептало отражение Ньюта. — Ты ненастоящая, ты ненастоящая…       Но ведь она существовала. Артемизия Скалли была настоящей. Она родилась в Англии. Училась в Хогвартсе. Она журналистка, она много путешествует, она работает на Министерство Магии. У неё есть своя волшебная палочка, своя одежда, своя жизнь…       — Ты ненастоящая, — шептал Ньют, не переставая. — Ненастоящая, ненастоящая…       Дыхание постепенно выровнялось. Артемизия успокоилась.       Ей хотелось поговорить с кем-нибудь. С Тесеем. Или с Дамблдором. С кем-нибудь, кто знает о ней правду. Она осела на пол, прислонившись спиной к кровати и запрокинув голову. Она сосредоточилась на дыхании, чтобы перестать плакать.       Артемизия просидела так с добрых полчаса, пока, наконец, не высохли слёзы и не прекратилась истерика.       Стало немного легче. На самом деле всё стало просто.       Артемизия поднялась с пола, утирая глаза. На руках остались чёрные разводы, но это ничего, всё равно сейчас она приведёт себя в порядок. Она ушла в ванную и умылась; вернувшись через несколько минут, она снова стала перед зеркалом, разглядывая своё мужское тело. Ей всё ещё хотелось напиться. Открыв шкаф, она достала мужскую одежду. Ей хотелось напиться в одиночестве, а не выделяться в толпе, привлекая к себе нежелательное внимание. В мужской одежде она собьёт их с толку.       Простые брюки. Рубашка, вязаный джемпер, пиджак. Причёска всё ещё растрёпана, волосы падали на лоб и прятали глаза, но это очень кстати. Глаза всё ещё выглядели заплаканными, но краснота скоро исчезнет. Она лишь слегка подкрасила ресницы тушью и помадой обвела бледные губы, придавая им более живой розовый оттенок. Она взяла свою сумку и, достав из неё дневник, открыла его со стороны Ньюта. Когда они приехали в Нью-Йорк, Тина провела Ньюта по всем магическим местам города, и их адреса были записаны в дневнике. Найдя адрес подпольного бара, Артемизия спрятала дневник обратно, подхватила с пола пальто, погасила свет и вышла из номера. *       Она сидела за барной стойкой, глядя на ровные ряды бутылок, что стояли на полках вдоль зеркальной стены. Никто не обращал на неё внимания, лишь домовой эльф внимательно следил, чтобы её бокал не пустел. Артемизия топила свои переживания в крепком роме, думая о том, что произошло несколько часов назад.       Ей и раньше доводилось целоваться с мужчинами, и это не пугало её. Это не пугало и Ньюта. В конце концов, это были лишь поцелуи, которые больше ни к чему не вели. Артемизия прекрасно понимала, что ей нельзя испытывать чувства, чтобы не усложнять её и без того сложное положение. Она использовала свою красоту во благо и никогда не привязывалась к тем, кто пытался ухаживать за ней — хотя таких и было немного. Обычно мужчинам нужна была только одна ночь, а не серьёзные отношения, и это было просто. Достаточно было сказать «нет», кокетливо улыбнуться и уйти со спокойной совестью.       То, что произошло сегодня, не вписывалось в привычные рамки.       Потому что Персиваль Грейвс, сам того не зная, поцеловал Ньюта.       Разумеется, он не мог заметить разницу. Зато Ньют и Артемизия прекрасно знали, где проходит граница между ними. Она, конечно, любила животных Ньюта, ухаживала за ними, когда не было времени на перевоплощение. Животные любили её. Они не осуждали Ньюта за то, что ему приходилось делать. Им было всё равно, почему их хозяин иногда становится женщиной, они всё равно любили и его, и его женский образ.       В то же время Артемизия не была Ньютом. Не она занималась исследованиями, не она проводила сутки в чемодане. Это был Ньют. Это он мог часами сидеть с заболевшими личурками. Это он мог выхаживать целую семью молодых окками. Это он заботился о каждом звере, что жил в его чемодане.       И это Ньют Саламандер сегодня вечером выслеживал нюхлера. Не Артемизия — потому что она этого не умеет — а Ньют. Ньют, который по случайному стечению обстоятельств оказался в образе Артемизии. Ньют, который даже в женском платье оставался Ньютом.       И в тот момент, когда он вытряхивал из нюхлера украденные драгоценности, он был Ньютом.       В тот момент Персиваль Грейвс поцеловал его.       Они даже не были знакомы. Ньют лишь раз видел мистера Грейвса тогда, в МАКУСА, когда получал разрешение на свою палочку. Ньюту тогда понравился этот человек, но он не знал, что им предстоит работать вместе. Ньюту нравилось проводить с ним время. Пусть даже всё это время он был Артемизией, но ему нравилось наблюдать, будто бы со стороны, как между мистером Грейвсом и мисс Скалли как будто по волшебству завязались какие-то тёплые отношения.       Ему понравился поцелуй.       Но этот поцелуй предназначался Артемизии, а не ему. И, как бы то ни было, ни Артемизия, ни Ньют не смогут ответить этому человеку взаимностью.       «Это всё ты виноват», вновь сказала Артемизия самой себе.       Технически виноват был нюхлер, который сбежал из чемодана в неподходящий момент.       «Это всё ты виноват», пьяно подумала Артемизия, вливая в себя ещё один бокал терпкого рома.       Кем она была сейчас? Кем он был сейчас?       Артемизия подняла расплывчатый взгляд на кривые отражения в цветных стёклах бутылок. Оттуда на неё смотрел Ньют. Они оба были несчастны, навсегда лишённые отношений с другими людьми. Но у Ньюта хотя бы были его животные. А у Артемизии не было никого.       «Ты ненастоящая, — прошептал Ньют из отражения. — Тебя не существует».       «Тогда убей меня. Уничтожь меня, словно меня никогда и не было».       Ньют не мог этого сделать. Не сейчас, ведь Артемизия ещё не выполнила свою миссию, которая была гораздо важнее его или её душевных переживаний.       Решение проблемы было таким же простым, как и всегда.       Она пресечёт на корню все зародившиеся отношения с Персивалем Грейвсом. Она найдёт обскура, она разыщет Грин-де-Вальда, а потом уедет. Уедет и Ньют, чтобы отпустить Фрэнка на волю в Аризоне.       Расплатившись, она уже было поднялась со стула, но ей показалось, что она услышала знакомый голос. Она подняла голову, сосредоточилась, пытаясь немного протрезветь, и всмотрелась в кривые отражения, выискивая того, кому мог принадлежать этот голос. Позади, справа от неё, она разглядела фигуру того мужчины из лифта, как его там… Абернати. Он разговаривал с каким-то гоблином с сигарой, но расслышать, о чём они беседовали, Артемизии не удавалось.       Абернати воровато огляделся, но её не заметил. Артемизия мысленно похвалила себя за то, что решила одеться в мужскую одежду. Когда Абернати поднялся и направился к выходу, Скалли тоже поднялась со своего места, но голова кружилась, а ноги едва ли держали её. В таком состоянии она не сможет даже аппарировать, не говоря уже о том, чтобы следить за кем-то. Рассердившись на саму себя, она медленно прошла мимо чужих столов и вышла на улицу, вдыхая морозный зимний воздух. Разумеется, на улице никого не было. С досадой выдохнув от неудачи, Артемизия отправилась домой. *       Когда утром Персиваль пришёл в ресторан «Лерой», он и не надеялся, что Артемизия придёт тоже. Но на удивление она сидела за их обычным столиком у окна. На столе, однако, не было ни газет, ни бумаг, ничего лишнего. Лишь тарелка с пудингом и чашка чая. Девушка сидела, поставив локти на стол и положив голову на ладони, и смотрела в окно.       Грейвс подошёл к столику и сел напротив неё. Артемизия взглянула на него лишь мельком, затем взяла свою чашку.       Через минуту официант принёс для Грейвса крепкий кофе.       Они сидели в тишине. Артемизия так и смотрела в окно, словно Грейвса тут вовсе не было. Персиваль же смотрел на неё, пытаясь разобраться в собственных чувствах.       Она нравилась ему до безумия. Она была удивительной женщиной, сильной и самостоятельной, она была необычной и прекрасной. Грейвс вспоминал их поцелуй и то, как обнимал её, такую тёплую и живую, он вспоминал запах её волос, цветочно-медовый, вспоминал её нежную кожу, мягкие губы…       — Вы слишком громко думаете, мистер Грейвс, — произнесла Артемизия своим низким, слегка хриплым голосом.       — Простите.       Артемизия подняла на него взгляд. Она хотела что-то сказать, но Персиваль опередил её.       — Позвольте пригласить вас на свидание.       — Что?       Грейвс поставил кружку кофе на стол.       — Вчера вы сказали, что… Что не хотите отношений на одну ночь. Я подумал, что если вы дадите мне шанс, мы можем попробовать что-то более… Что-то большее. Поэтому я приглашаю вас на свидание.       — Как я уже говорила, я не подхожу вам, мистер Грейвс, — с лёгкой грустью ответила она. — Вы выбрали не того человека…       — Вы отказываете мне?       Он заметил, как она сжала пальцами край стола. В перчатках, как и всегда.       — Да.       — Почему?       — Я не смогу дать вам то, чего вы хотите.       — Вы замужем?       Её длинные пальцы сжали столешницу ещё сильнее.       — Да.       Грейвса вдруг наполнила необъяснимая злость.       — Возможно, если бы вы не носили всё время перчатки, я бы и не подумал вас целовать, — прошипел он зло, но немедленно замолчал и виновато опустил взгляд. В конце концов, она не обязана была афишировать своё замужество. Она ничего ему не обещала и даже не давала никаких намёков на возможные отношения. Это он здесь единственный идиот. Влюблённый дурак, который позволил себе думать о том, что такая шикарная женщина согласится быть с ним.       — Простите, — сказал он, тяжело вздохнув. — Не знаю, что на меня нашло.       — Ничего, — она снова отвернулась к окну. — Это вы меня простите.       Грейвс допил свой кофе и как всегда ушёл первым, оставив на столе деньги за двоих. Лишь выйдя из ресторана, он вспомнил, что в досье на Артемизию было написано «не замужем».