Zaubererbruder

Когда Крабат и Кубо вернулись на мельницу незадолго после восхода солнца, к дверному косяку было прибито воловье ярмо. Дождь уже кончился, и облака заволокли небо над Козельбрухом густой дымкой. Завеса облаков всё ещё была слишком плотной, так что не видать солнца, но сумерки были чуть терпимее без дождя. Подмастерья, кроме Кубо и Крабата, уже собрались в коридоре. Кубо склонился под ярмом, принял пощёчину от Мастера и принёс клятву быть послушным ему в этом году. А вот когда Крабат хотел сделать то же самое, Мастер преградил ему путь. Он коснулся ярма пальцами левой руки. Ярмо рассыпалось в пыль и оставило после себя лишь дыры от гвоздей на дверном косяке. — Крабат, — сказал ему Мастер. Он стоял на расстоянии вытянутой руки, его голос был торжественен, — Я больше не могу держать тебя под ярмом, Крабат. Но я всё так же могу предложить тебе жалование, хлеб и крышу над головой, если ты хочешь, — он протянул Крабату правую руку, — Принимаешь ли ты меня на следующий год как своего господина и Мастера? Крабат, хоть и слегка удивлённый, но не шокированный, пожал Мастеру руку. — Да, Мельник из Козельбруха, я продолжу служить у тебя и в следующем году. Мастер лишь кивнул, отступил на шаг и пригласил Крабата переступить через порог. — А теперь что касается Тёмной Школы: с этого дня ты здесь равный под равным, ученик ученика. Но ты выделялся уже в прошлом году, ты был моим лучшим учеником. И поэтому я намереваюсь обращаться с тобой как с первым из учеников, если ты в свою очередь обещаешь быть послушным мне как твоему учителю Искусства Искусств. Теперь он протянул Крабату левую руку. Крабат смерил его тяжёлым многозначительным взглядом. Он помедлил лишь мгновение, на миг его ладонь замерла над ладонью Мастера. Казалось, он ждал лишь того, что Мастер ухватит его за руку и заключит сделку силой. Но Мастер терпеливо глядел на него. Крабат взял его за руку, коротко кивнул ему. — Ну что же, будь моим учителем. В тот момент, когда они пожали друг другу руки, мельница заходила ходуном. Подмастерья поспешили к жерновому поставу, Мастер смотрел им вслед задумчивым взглядом. В это пасхальное утро они вкалывали, как тягловая скотина; пот лил с них градом. Они таскали в амбар мешок за мешком, опустошая внутри. Казалось, жернова впустую жрали зерно. Со временем угольно-чёрные пентаграммы на лбах подмастерий стиралась, уголь стекал по лицу вместе с потом. Ирко, мальчишка-подмастерье, радостным криком возвестил то, чего все с нетерпением ждали: силы парней вернулись, работа снова давалась им легко. Андрушу пришлось одёрнуть Ирко: тот принялся за работу с особым запалом. — Полегче, парень. На сегодня работа сделана. — Пока нет. Подмастерья заоборачивались; Мастер стоял под притолокой двери, ведущей к жерновому поставу*. Какое-то время его взгляд скользил по подмастерьям, но потом обратился к Крабату. Тот выступил вперёд. На его лбу всё ещё стояла метка, ни капли не стёршаяся, будто она была только что нанесена на кожу. Во взглядах подмастерий отразилась растерянность. Ханцо уже хотел подать голос, открыл рот, чтобы сказать что-то, но тут же закрыл: Мастер подошёл к Крабату. Он положил ладонь Крабату на голову, коснулся лбом лба лучшего из своих учеников и пробормотал несколько тихих слов. Потом отступил на шаг. Все подмастерья до единого изумлённо распахнули глаза от того, что увидели. Метка на лбу Крабата стала бледнее, а отпечаток от неё стоял над бровями Мастера. Мгновение они смотрели друг на друга: Крабат с сомнением, а Мастер — с мягкой усмешкой во взгляде. И вот уже он скинул свой плащ, закатал рукава, и вот уже он подхватил мешок и взвалил на плечи, и вот уже зерно уже заструилось вниз по желобу. Крабат поспешил делать то же, что Мастер. Он принялся за работу так, будто это стоило ему жизни. Скоро пот уже ручьями стекал по его лицу, скоро первые мозоли появились на руках. Мастеру было не лучше: он тяжело дышал и через силу поднимался вверх по лестнице, ведущей к амбару. Руки и плечи были изранены, лента слетела с волос, и серые пряди налипли на лицо. И наконец, наконец пятиконечная звезда над его переносицей начала исчезать. Подмастерья стояли, остолбенев. Оцепеневшие, они не могли поверить в то, что происходит у них на глазах. И даже когда кто-то из парней хотел помочь, это было невозможно: никто не мог ни на йоту сдвинуться с места. Позже никто из подмастерий не мог ответить, как долго они стояли на месте. И лишь когда последний штрих метки сошёл со лба Мастера вместе с потом, с подмастерий сошло оцепенение. Они стояли перед желобом и смотрели так, будто и правда пробудились ото сна. Крабат наконец окончил работу, а Мастер поставил мешок, который только что наполнил мукой. — Идите, парни, — сказал он и пошёл к двери, — Вымойтесь и переоденьтесь. Сегодня будем праздновать!