problematic child

      Юрий профессионально лжет большую часть своей жизни: где-то капельку не договаривает, где-то — откровенно врет; улыбается, когда это необходимо, и злобно скалит зубы, стоит человеку отвернуться. Все же, несколько лет, проведенных в детдоме, мало из кого сделают добродушного и веселого милашку с широкой улыбкой, и именно поэтому его так бесил поначалу Юри: слишком мягкий, слишком добрый, слишком-слишком все сразу, отчего в груди океаном плескалась злоба, находя выражение в ударах в стену — вплоть до сбитых костяшек — и гуляньях с «плохими» компаниями.       И если с битьем стен Юрий давно завязал, а старые царапины уже зажили, то группки крутых подростков на мотобайках с татуировками и выпивкой просто так из жизни не выкинешь. «Просто в школе задержался». «Мне нужно уйти по делам, скоро вернусь». «Ночую у друга, не переживайте за меня».       Кажется, так должна начинаться любая бессмысленная драма об изменах, а у Юрия так начинается каждая прогулка с друзьями — с вранья родителям и саднящего чувства в горле.       Наверное, Юри должен был давно обо всем догадаться: он, несмотря на внешние мягкость, нерешительность и глупость, довольно умен, а главное — наблюдателен. Но Юри лишь выгораживает его перед сомневающимся Виктором и убеждает того, что Юрий — хороший, умный мальчик, который ни за что не будет совершать глупости. Вся жизнь Юрия — одна сплошная глупость с перерывами на короткие светлые моменты, случающиеся почему-то именно с этой дурацкой счастливой парочкой.       Он сидит на заднем сиденье байка, выслушивая рассказ какой-то новенькой девушки о задолбавших ее предках, не позволяющих поганить жизнь в наркотиках и дешевой водке, и грустно хмыкает. Заботливые родители, следящие за жизнью своего чада — этот его не про него.       Другая девушка что-то шепчет ей на ухо, указывая пальцем на стоящего неподалеку парня, и громко смеется, запрокидывая голову назад.       Кто-то настойчиво впихивает ему в руки самокрутку, и Юрий покачивает головой, отказываясь — кажется, говорит, что он бы с удовольствием, но за ним усилили надзор, поэтому никак нельзя.       Еще одна ложь проскакивает совершенно незамеченной.       Юрий уходит самым первым — бессмысленно бредёт по пустынным улицам, изредка пиная попадающиеся под ноги мелкие камешки и выпуская облака пара изо рта.       Дома, как обычно, тепло и пахнет готовящимся ужином. Юри выглядывает к нему, предлагает поспешить переодеться и помыть руки, потому что скоро он уже накроет на стол. Юрий едва заметно хмурит брови и покачивает головой — нет настроения для семейных ужинов. Юри провожает его взглядом вплоть до лестницы, но ничего не произносит, возвращаясь к готовке.       Юрий не знает, сколько это может продолжаться — он врет родителям о своей занятости, врет якобы друзьям о «тиранах-родителях», чтобы избежать слишком опасных предложений, врет всему своему существованию и делает это так, что никто не сомневается в правдивости слов. У Юрия в груди цветут горящие желтые лилии, что присыпают пеплом всю его жизнь.

~

      «Серьезный диалог» случается в среду вечером. Юри просто заходит в его комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь и не произносит ни слова, ожидая, пока на него обратят внимание. Юрий отрывает взгляд от экрана телефона и бросает короткий взгляд на отца.       — Ты чего-то хотел?       — Поговорить. Можно?       Юрий безразлично пожимает плечами, взмахом руки указывая на кровать, и двигается к ее краю, чтобы освободить больше места для мужчины.       И, наверное, дело в особой ауре Юри или просто необходимости выговориться, но они разговаривают несколько часов напролет, а Юрий поочередно то сжимает простыни от злости, то сдерживает норовящие выбраться наружу рыдания.       Юри что-то говорит, осторожно улыбается и поглаживает его по руке.

(В груди Юры из-под пепла прорастают робкие подснежники.)