***
Попов собирался уехать из Питера всего на неделю, но ему казалось, что это бесконечно долгий срок. Единственным предметом его переживаний был Пелагей, который за неделю вполне мог превратить квартиру в руины. Поэтому Арс договорился с Матвиенко, чтобы тот присматривал за сорванцом. — Эта тварь меня ненавидит, — Серёжа с опаской покосился на подоконник, где, задрав заднюю лапу, восседал Пелагей и самозабвенно приводил в порядок самую драгоценную часть своего пушистого тела. — Да ладно тебе, это же просто кот, — Попов поправил непривычно короткую челку (он постригся, как и обещал) и сгреб питомца на руки, — Вот, погладь. Серёжа потянулся было к коту, но тот издал угрожающий утробный рык. Мужчина сделал несколько шагов назад. — Это исчадие ада, а не кот. Почему ты не попросил Захарьина? — Потому что Захарьин с женой греют жопы под пальмами, — Арсений отпустил кота. Пелагей вальяжно прошёлся мимо Матвиенко, обернувшись у самого дверного проема и одарив его взглядом а-ля «готовься убирать мои какашки, раб». — Ты видел, как он на меня посмотрел? Ты видел? Попов промолчал, продолжая укладывать вещи в сумку. Серёжа ныл, иногда осматриваясь по сторонам, потому что «создание преисподней» могло вытворить что угодно. — Ты общаешься с ними? — Арсений не собирался спрашивать. Вырвалось. Он не смотрел на Матвиенко, чинно складывая рубашки и футболки. — С кем? — С Димой и... Антоном, — Арсений сотню раз называл по имени Захарьина, но произносить его, подразумевая Шастуна, было всё равно что ударить самого себя. — Конечно. Хочешь увидеться? — для Серёжи всё было просто. Попов на секунду подумал, что он утрирует, и чувство вины за своё внезапное исчезновение пустое. — К Шастуну даже не суйся. Внутри что-то оборвалось. — Узнаю, что ты подошел к нему ближе, чем на метр, в Питер тебе лучше не возвращаться, — Матвиенко говорил ровно и холодно. — Ты мне угрожаешь? — Просто предупреждаю. Арсений медленно кивнул, переваривая услышанное. Не пустое, значит. Не пустое.***
Дома хорошо. Дома ты всегда любим. Дома тебя крепко обнимет отец и зацелует, пачкая щеки помадой, мать. Дома тебя ждёт сарказм старшей сестры и неисчерпаемое любопытство племянников. — Дядя Арсений, ты больше не злой? — Я и не был злой. — Дядя Арсений, почему ты ушёл из пиратов? — Мало платили. — Дядя Арсений, а кем ты теперь работаешь? — Импровизатором. — Тимоша, хватит приставать к Арсению, вон у него уже глаз дёргается, — Софа присела на корточки рядом с сыном. — Дядя Арсений сказал, что работает ассенизатором. — Мамин сынуля, — Соня чмокнула мальчика в макушку и за руку увела его к столу. Попов, улыбаясь, помахал племяннику. Было приятно окунуться в эту атмосферу спустя столько времени. Он запоздало понял насколько остро ему не хватало семейного тепла. Телефонные разговоры, скайп, смс и в половину не давали ему того, что он получал сейчас.***
Второе утро дома началось с боли. Дикой зубной боли. На Арсения было действительно жалко смотреть, настолько жалко, что даже Софа не выдержала: записала брата к врачу и даже подкинула до стоматологии. — Проходите, присаживайтесь, доктор скоро подойдет, — совсем молоденькая девушка с челкой, как у пони, проводила его в кабинет, большой и светлый. Одна из стен была увешена сертификатами и грамотами. «Андреев Андрей — стоматолог года». Посреди кабинета красовалось стоматологическое кресло. Оно не пугало Арсения, наоборот, он хотел как можно скорее избавиться от пульсирующей боли. Послышались шаги — доктор. — Ждрашвуйте, — вымучено улыбнулся Попов. — Ну привет, — голос врача был знаком. Даже спустя пять лет Арс узнал его сразу. Дима по-хозяйски вошел в кабинет и сел напротив растерявшего алфавит пациента. — Ты штоматолох?! — Тебя это удивляет? — Немного. — Слушай, такое бывает. Идешь в универ, получаешь профессию, работаешь работу, — Дима серьёзно посмотрел на охреневшего Арсения, — Да брось, я просто к другу зашёл, а тут ты. Решил появиться эффектно. —Ошень смешно, Пож... — По-моему забавно, — Поз смотрел на Арсения с осторожностью, как психотерапевт смотрит на потенциального пациента, — Как дела? — Шейчас не ошень. — Ладно, — Дима смиловался, уступая место настоящему стоматологу, — Поболтаем попозже. В чувства Арсений пришел только к вечеру. Избавившись от невыносимой боли, препятствовавшей способности нормально говорить и воспринимать информацию, он сразу же связался с Димой и встретился с ним в городском парке, где в школьные времена они часто гуляли все вместе. Вчетвером. Это было странно, но с Позовым было также легко, как и с Матвиенко. Он не выпрашивал причин его отъезда и не осуждал. Только смотрел испытующе, и это единственное, что напрягало Попова. Из разговора с Димой Арсений узнал, что они вместе с Шастуном тоже пробуют себя в импровизации. И даже приобрели популярность в родном городе, организовывая концерты и выступления в составе импровизационного театра «Спорный Вопрос». Более того, Дима и Шаст вели свой ютуб-канал, а у Антона уже было несколько эфиров на телевидении, вполне успешных. — Я хочу с ним увидеться. — Не думаю, что это хорошая идея. Серьёзно, — Поз неопределенно качнул головой. Встретившись взглядом с Арсением, он тяжело вздохнул, — Только не говори Матвиенко, что я этому поспособствовал...***
Позов дал Арсению адрес офиса, где Шастун репетировал с Макаром миниатюры для какой-то передачи. Арсений сидел в машине уже почти час, но Антона даже на горизонте не было видно. Это заставляло Попова немного нервничать, парень отстукивал пальцами по рулю незамысловатый ритм. Еще пять минут. Десять. Двадцать. На другой стороне улицы замаячила высокая фигура в черном балахоне. Даже повзрослевший он всё такой же нелепый, чудаковатый. Задел плечом девчушку с бумажными пакетом, который в момент превратился в бесполезный оборвыш. Апельсины покатились по асфальту. Кому вообще в голову пришло класть фрукты в бумажный пакет? Шаст ловил оранжевых сорванцов, виновато кивая головой: видимо извинялся перед девицей. Та не особо расстроилась, несомненно попав под влияние его невероятного обаяния. Арсений повернул ключ зажигания. Он успевает развернуться и подъехать, пока светофор не дал пешеходам зеленый свет. В голове всё смешалось в этот момент, поэтому, опустив окно и встретившись глазами с Антоном, Арс не придумал ничего лучше, чем просто сказать: —Привет. Шастун вернул девушке последний апельсин и оторопело уставился на Арсения. — Садись, прокатимся. Антон сел и хлопнул дверью. Он выглядел совершенно сбитым с толку и какое-то время они просто сидели молча, даже не глядя друг на друга. — Знаешь, зря, наверно, это всё... Антон хотел было выйти, но Арс заблокировал двери и дал по газам. Какого чёрта? На этот вопрос не было ответа ни у одного из них. — Куда мы едем? — Подвезу тебя до дома. — Хорошо. Спасибо. Разговор завязывается не сразу. Со скрипом. Но постепенно лед тает, и вот они уже, смеясь, перебивают друг друга древними как мир школьными историями: как кудрявый зажимался с училкой по английскому на последнем звонке Арсения; как Антон сломал табурет, который Попов потом сдавал трудовику со словами «это же творчество! Новый виток в искусстве дизайна: экспериментальная мебель»; как упрямо отказывался Шаст понимать тригонометрию, и Арсений долгими вечерами просиживал у него дома, пытаясь объяснить... «Ты же помнишь, да?..», «Помнишь?..» — Как ты напился в нашу последнюю встречу... Оба замолчали. После того вечера они не виделись грёбаных пять лет. — Я помню, — серьезность в голосе Арсения заставляет Шастуна вжаться в кресло. Антон отдал бы что угодно, чтобы исчезнуть раз и навсегда из этого мира. Сердце разгоняется до ста быстрее, чем автомобиль, в котором они сидят. Почему сейчас? То, что закипает в грудной клетке Антона, сильнее обиды. И он не может промолчать. — Я тоже, Арс. Этот мудак даже не представляет, что делает со мной. Машина останавливается у подъезда Антона, но он не торопится выходить. Несколько секунд они просто смотрят друг другу в глаза, будто нагоняя упущенное время. Арсений медленно наклоняется, с каждой секундой сокращая расстояние между ними. И когда до поцелуя остается несчастный миллиметр, Шастун берёт всю волю в кулак, чтобы сказать... — Нет. Арсений тянет свою руку к руке Антона, но он одергивает её, словно то маленькое прикосновение, которое всё же имело место быть, прожгло его кожу насквозь. По крайней мере, чувствовал он именно так. Попов имел особую власть над Антоном, но он всё ещё помнил, как больно ему было всё это время без него. — В чём дело? Шастун не отвечает. Он что, сам не видит в чём дело? Неужели для него это всё так легко? Случайно проебаться на пять лет, вернуться так же неожиданно, да еще и... Арс тепло улыбается, и в уголках его глаз играют едва заметные морщинки. Антон про себя отмечает, что Арсений такой... Другой. Совсем не такой как раньше, но это делает его только более привлекательным. Всё это так не вовремя... Антон запутался окончательно. Стало нестерпимо душно от мысли, что в его голове один Попов. Снова. Когда он почти научился жить без него. Когда он почти излечился. — Слушай, я не хочу больше проблем. Давай... — Давай! Арс обхватывает лицо Антона двумя руками, и, не оставляя шансов отвернуться, целует. Шаст отвечает, но длится этот ураган недолго. Разум одерживает победу над чувствами. Антон вырывается, хлопает дверью и скрывается в подъезде собственного дома. Шумно выдохнув, Арсений откидывается на спинку кресла. Такого он сам от себя не ожидал, но этот нелепыш умудрился пробудить давно забытые чувства. А когда ты сходишь с ума от одного взгляда на тонкие запястья, завешанные браслетами, на оттопыренные как в детстве уши. Когда встречаешь человека впервые за столько лет и всё также считаешь его родным... Да, Антон, конечно, уже совсем другой. Но это «совсем другое» в нём заставляет сердце Арсения биться в два раза чаще. И это так прекрасно, если честно.***
Антон еще долго стоит на лестничной площадке, прежде чем зайти домой. Курит. Одну за одной. Кровь в голове до сих пор стучит. Губы горят. Нельзя. Он предатель. Пре - да - тель. Собравшись с мыслями, он всё же поворачивает ключ в дверном замке. Нельзя в один миг разрушить жизнь, которую Антон так тщательно все эти годы выстраивал. Но у Арсения получилось. Одно воспоминание о поцелуе в машине заставляет его сердце биться в два раза чаще. И это пиздец, если честно.