Коробка телепередач

Как же все-таки человеческая жизнь хрупка и непредсказуема. Вот ты споришь с ней о том, что посвящать Мирону татуировку - плохая идея. А вот тебя будит посреди ночи телефонный звонок, последствия которого меняют жизнь полностью и безоговорочно. — Вань, приедь, пожалуйста. Его явно трясёт, но меня пугает другое. Никогда ещё голос Окси не был таким потерянным. Конечно, я тут же подрываюсь с кровати и заказываю такси. Я не могу не поехать. Грудь сковывает от дурного причувствия, случилось что-то плохое, нет, ужасное. Может, Алиса его бросила? Эту мысль приходится сразу же отогнать, я ведь знаю, что она любит его до одури. Впрочем, это явно взаимно. Решив, что не стоит попусту ломать голову, я наспех умываюсь, одеваюсь и сломя голову лечу на помощь к лучшему другу. — Здарова, — выдыхаю и прохожу в тёмный коридор. Рука тут же тянется к выключателю, но Окси жестом останавливает меня. — Только не свет, не сейчас, — его голос так сильно осип, что мне чудится: он плачет, но я тут же отгоняю от себя непрошенные мысли. Мы проходим на кухню, тут такая же темень, только одинокая свечка позволяет не натыкаться на мебель. — Так, что стряслось? — не выдерживаю и тут же прикусываю собственный язык, когда замечаю, как Окси вздрагивает. Мужчина садится за стол и опускает взгляд к своим рукам. То сцепляет, то расцепляет пальцы. И эта нервозность мгновенно передается мне. — Алиса, она... Я прекрасно вижу, что закончить предложение он не в состоянии, слишком подавлен. Мирон всегда очень остро реагирует на окружающий мир, без этого никуда, творческая душа как-никак. Да, сбылись худшие опасения. Видимо, малышка его бросила. Не вытерпела очередного творческого кризиса. На секунду я даже чувствую некую радость, что неприятно вспыхивает в сердце. Все-таки мои чувства к Мирону никогда не изменятся. Но мне тут же становится противно от собственных эмоций: разве стоят чувства, в которых я никогда ему не признаюсь, этого ада? Нет, конечно, не стоят. — Да ладно тебе, будто впервые! — пытаюсь подбодрить его улыбкой, — Помиритесь. Обидно признавать, но она любит его так же сильно, если не больше. А я никогда не надеялся на взаимность. Поэтому могу только постараться, поспособствовать счастью любимого. А Алиса, она ведь совсем не плохая. Обидно признавать, но они расставались уже раз пятнадцать. И помню, поначалу я надеялся, что каждый новый раз будет последним. Потом, конечно, бросил эту дурацкую привычку - надеяться. А следом бросил вторую дурацкую привычку - ненавидеть Алису. — Вань, мы не помиримся, — тихо говорит Окси. И теперь я понимаю, что не ошибся, когда замечаю, как лихорадочно блестят его безумные глаза в свете одинокой свечи. Сейчас он все больше напоминает мне Шляпника, потерявшего свою странницу. По щекам Фёдорова текут слезы, и это зрелище кажется мне таким нереальным, что хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, это не сон. Я никогда не видел, чтобы Мирон плакал. Никогда. — Брось, — стараюсь, чтобы голос звучал как можно мягче. Меня берет злоба. Да, Окси не подарок, да, чаще всего он сам виноват в этих ссорах, но девушка не имеет никакого права доводить Мирона до такого состояния. — Все будет нормально! — я уже точно знаю, что через час буду промывать Алисе мозги и выслушивать гневную тираду о том, какой Окси эгоист и вообще козел. А потом малышка расплачется и поедет к любимому мириться. Я всегда довольствовался ролью личного психолога и плевать, что это было совершенно не в моих интересах. Если действительно любишь, то нужно учиться отпускать. И я отпустил. — Вань... Алиса... Она... Ее больше нет... Он закрывает лицо руками, а широкие плечи едва заметно подрагивают от беззвучных рыданий. Мне так отчаянно хочется верить, что я ослышался. И кажется, будто я проваливаюсь вниз, в самую бездну. Ведь самая жизнерадостная на свете девушка не может умереть. Она слишком молодая, красивая, добрая. Она слишком влюблённая в жизнь. — Мирон, что ты такое говоришь? — слышу собственный голос будто со стороны. И его прорвало. Шесть дней. Шесть дней назад мы виделись с Мироном в последний раз. Шесть дней назад мы разговаривали в последний раз. Шесть дней назад они с Алисой сильно поссорились, и она ушла, сказав, что поживёт у родителей. Мирон так сильно разозлился, что не звонил любимой. Как оказалось, она так и не добралась до дома. Человеческая жизнь так хрупка, мимолётна. Вот, Алиса заливисто смеётся, сидя на коленях у Окси, и мы втроём строим планы на Новый год. А вот она, расстроенная игнорирует проезжающие мимо такси, решив прогуляться по ночному Питеру. Сильный удар по голове металлическим предметом, кровоизлияние в мозг, смерть. Они ведь даже ее сумочку не забрали и тело не тронули. Никто так никогда и не узнает, что именно случилось той ночью. И я смотрю на Мирона, по щекам которого текут слезы и чувствую, как к горлу подкатывает комок, а глаза начинает предательски щипать. И мне хочется закричать: "Мирон, у тебя же есть я! Мы справимся!" Но я понимаю, что никогда не смогу заменить ему эту солнечную девушку. Я сажусь рядом и крепко обнимаю Федорова. Я стараюсь вложить в эти объятия все свои чувства, хочу показать на физическом уровне, что всегда буду рядом. Всегда. Я всегда буду рядом. — Спасибо...