В твердыне Мейгора

Джон Аррен был мрачен и рассеян, выглядел неважно: посеревший, понурый, словно побитый пес, он сидел, хмуря брови, крутя в узловатых пальцах опустевший кубок. Чашник было потянулся к нему штофом, но десница накрыл чашу ладонью. Перед ним стояла баранина с жареным луком; дно тарелки подернулось мутной пленкой жира, над медовым пирогом кружили мухи, а разрезанный надвое красный апельсин пах сладко и остро, но тоска прогнала весь аппетит. Руки покалывало от холода, Джон кутался в шерсть и лисий мех, хотя теплый ветер, воровски просачивавшийся сквозь ажурные ставни, поддразнивал ароматами цветущего жасмина, а солнце целовало жарко, как любовница. С досадливой гримасой лорд Аррен отодвинул тарелку и неловко поднялся, сутулясь. — Уберите это, — бросил он. Десница не ел со вчерашнего дня; ему нужны были силы — предстояла еще встреча с браавосскими банкирами, но Джон не мог заставить себя даже смотреть на еду. Желудок принимался бунтовать даже от глотка вина. Аррену уже случалось страдать от живота, но этот недуг не излечить ни отварами, ни диетой. Болело сердце, грудь сдавливало и ломило, собственная беспомощность осела в голове свинцовой тяжестью и холодом бродила под кожей. Мейстер Пицель оставил лорду-деснице укрепляющий бальзам, густой и черный, словно смола, но Джон забывал его принимать, как позабыл о завтраке с лордом Бейлишем. Мизинец, конечно же, был не в обиде, но Аррен все равно чувствовал себя старым, уставшим, ни на что не годным… мужчина потер лоб холодной ладонью. Нельзя, ведь на его плечах королевство, и Роберт… Джон не мог подвести мальчика, не мог оставить короля, когда он так в нем нуждался! — Милорд, может, немного бульона? Или теплого хлеба, — чашник стоял, обнимая штоф; десница хмуро взглянул на него через плечо и слабо махнул рукой, белой, словно снятое молоко. — Я не голоден. Ступай, — мальчик покорно вышел, унося с собой тарелки, и лорд Аррен, отдуваясь, тяжело опустился в кресло. Тянуло выпить, но Джону нужна ясная голова, да и хмель сделает только хуже. Сейчас мало, что могло ему помочь — очередной выкидыш Лизы больно ударил по деснице, но его леди-жене было еще хуже. Она не поднималась с постели, отказывалась есть, спала и плакала, и Джон никак не мог ей помочь. Лиза всегда была склонна к меланхолии, но теперь подавленность супруги пугала Аррена. Он хотел отослать ее в Гнездо или в Риверран, к отцу: дома ей было бы всяко лучше, чем в Королевской гавани, но Лиза была слишком слаба для путешествия, слишком удручена и слишком много плакала. Роберт советовал деснице подарить жене какую-нибудь безделушку или платье, или лошадь — дорогие подарки обычно мгновенно иссушали девичьи слезы. — А еще лучше — котенка, пусть его нянчит, пока ты ей нового соколика в гнездышко не закинешь, — король расхохотался тогда, лупя себя ладонью по колену, а Джон хранил молчание, темнея лицом. Хорошо, что шутки Роберта не слышала Лиза, иначе не миновать было новой истерики. Мужчина вздохнул, кутаясь в плащ. Надо бы навестить жену, но так тяжело видеть Лизу заплаканной, бледной, едва живой от горя. Она обещала Джону сына, так ждала этого ребенка… но не беда, его леди-супруга еще молода, у них еще будут дети, Семеро добры. Должны же они смилостивиться над Арреном после стольких лет! Кряхтя, мужчина поднялся. Все-таки нужно идти к Лизе, чем больше он будет тянуть, тем хуже… для них обоих. И подарок не помешает, но когда леди Аррен полегчает. Он должен быть сильным или хотя бы казаться таковым; недурно бы переодеться, подумал десница, придирчиво оглядывая свой помятый камзол, но это позже. Возможно, ему и не удастся сейчас повидать жену: если Лиза спит, то не стоит ее тревожить. Лучше они поужинают вместе или позавтракают — все зависит от исхода переговоров с Железным банком. От слабости кружилась голова, ныли колени; не те они уже, что прежде, да и спина часто подводила, и шея… седые волосы, зачесанные назад, чтобы скрыть плешь на макушке, морщины, дряблая кожа. Не о таком муже грезила Лиза, но жизнь — не песня; в том Джон убедился, когда его первую жену, Джейн, вместе с их дочерью забрал Неведомый. Могло быть и хуже, Лизе вполне мог достаться в мужья и Роберт, а нужно быть слепым и глухим, чтобы не понимать, как несчастна с ним королева. Впрочем, и в браке Джона мало счастья, но ничего, ничего, все изменится, как только родится ребенок. Боги милостивы; род Арренов не может прерваться на нем! Покои леди Лизы располагались этажом ниже горницы лорда Аррена; септа Деспоена находилась подле ее круглые сутки, как и мейстер Колемон и леди Анеса Прайор. Джон не мог рисковать и оставлять жену в одиночестве, особенно в таком подавленном состоянии. Септа читала ей «Семиконечную звезду», леди Анеса развлекала пением и игрой на арфе, а мейстер следил, чтобы она принимала бальзам. Лиза отказывалась покидать опочивальню, не желала никого видеть, даже не приняла королеву, пришедшую ее проведать, но за это десница не мог ее винить. У Серсеи было то, чего так страстно хотела его супруга, но чего он сам не мог ей дать; а по Красному замку уже гуляли слухи, что ее милость снова на сносях. Гвардейцы с луной и соколом на щитах, стоящие у дверей горницы, приосанились, учтиво склонив головы, когда их лорд переступил порог. Джон тоже расправил плечи — его люди не должны видеть его развалиной; пусть молодость его далеко, он вполне еще крепок. Мужчина глубоко вздохнул, мысленно готовясь к схватке: Лиза могла его встретить как слезами, так и обвинениями. Видно, муж из него такой же, как и десница — не способен приструнить ни короля, ни собственную жену. Тяжелая дверь, окованная железом, была чуть приоткрыта, и тонкая бледно-золотистая нить солнечного света падала на темный каменный пол. Джон чуть потянул медную ручку на себя, заглядывая в увеличившийся проем: половинка груши темнела, забытая, на маленьком лакированном столике, ветерок играл концами шелкового платка, небрежно брошенного на подлокотники кресла; мерцали струны высокой арфы леди Анесы, но самой женщины не было видно; не слышно было шаркающих шагов мейстера Колемона и грудного голоса септы Деспоены, леди Прайор не пела, а Лиза не бросалась капризами; должно быть, действительно отдыхала. Лорд Аррен выдохнул с нескрываемым облегчением; отдых необходим им обоим. Джон увидится с ней вечером, как и планировал, а пока… не стоит. Его еще ждет встреча с банкирами. Мужчина уже собирался притворить дверь, как услышал тихий, сдавленный всхлип; пальцы стиснули ручку, веки утомленно опустились. Плачет… снова. Бедняжка Лиза, скоро она сведет сама себя в могилу. Все, отныне никакого затворничества, завтра же леди Аррен поднимется с постели и будет вести себя, как полагает супруге десницы; для начала принесет извинения Серсее и поставит свечи Семерым, а затем… сердце в груди болезненно сжалось; плач становился все громче, нарастал, словно буря, а Джон уже не мог найти в себе силы выдержать все это снова. Это ведь был и его ребенок тоже! Лиза как будто об этом забывала. Мужчина решительно распахнул дверь, негодующе чеканя шаг, пересек горницу. Больше никаких капризов. Рыдания Лизы точили его решимость, но Джон не собирался поддаваться. Как он может навести порядок в королевстве, если в собственной семье его нет? — Не могу… — простонала Лиза, задыхаясь. — Не могу, не могу больше!.. — Не плачьте, леди, — утешая, пропищал тонкий голосок, и Джон в нерешительности замер. Кто это с Лизой? Это явно не септа и не леди Прайор. — Не плачьте, не плачьте, не плачьте! Это плохо для здоровья, так старый мейстер говорил. — В Пекло всех мейстеров! — истерично выкрикнула леди Аррен и жутко, лающе всхлипнула. — Что они могут знать?! Мой сын… мой ребенок!.. — Много плакать нельзя, — строго заявил голосок, и лорд-десница невольно улыбнулся. — А то вся красота потеряется, и муж любить не будет. Так септа говорила! — Мой муж… — Лиза каркнула совсем по-вороньи. Джон не сразу понял, что это был смех. — Он и так меня не любит! Ему я нужна только, чтобы родить наследника, а я не могу! Я не могу! Я даже на это не способна! Но это не из-за меня, — женщина громко шмыгнула носом, — я не виновата. Это все они! Они! Мой отец и Джон! — Джон? Моего брата зовут Джон, — радостно воскликнул голосок, — он родился, когда мы с Эйгоном умерли. Лорд-десница, нахмурившись, ухватился за косяк. Как это еще понимать? И где септа Деспоена? Где мейстер? Кто сейчас с Лизой? Нужно было войти, но… мужчина опасался взрыва. Его леди-жена и без того взвинчена. — Теперь мои малыши… мои дети умирают. Я не хотела пить лунный чай, не хотела! — Когда Эйгон родился, мама долго болела. А мама Джона умерла, чтобы родился он. А вы леди? Вы умрете за свое дитя? Матушка хотела нас спасти, но не смогла. Она ушла, а я осталась. Может, и ваш малыш тоже где-то здесь? Давайте я его поищу! — Ох, Семеро, ну что ты мелешь? — зло откликнулась Лиза. — Его больше нет! Моего сына больше нет! Боги забрали его… но за что? Почему они отняли мое ребенка? — Наверное… он был им очень нужен? — нерешительно предположил голосок, и леди Аррен снова разрыдалась, а Джон стоял и слушал, как она оплакивает их дитя. Но все же кто это с ней? Ребенок? Откуда здесь дети? В свите десницы не было столь юных особ. — Почему? За что мне все это?.. — Хорошо, что он не пришел. Он был такой маленький, меньше котенка, и ничего не понял. А я поняла… и мне было больно. — Прекрати! — дрожащим шепотом выкрикнула Лиза. — Хватит! — Я кричала… я думала, злые люди уйдут, но они не ушли и… сделали больно. А вашему малышу уже никогда-никогда не будет больно. Это ведь хорошо, миледи? Что, Иные побери, может быть хорошего в смерти ребенка?! В смерти!.. лорд Аррен схватился за грудь. Сердце ошалело металось в груди, в глазах потемнело. Дети… в Красном замке убили детей. И их кровь была на руках Джона. — Что?.. как?.. как ты можешь? — голос Лизы срывался от возмущения, от ее яростного крика у мужчины зазвенело в ушах. — Как ты смеешь?! Я носила наследника Долины! — А я принцесса. — Лгунья! — взвизгнула женщина, сметая на пол одеяло; тяжело плюхнулись подушки, ладонь Лизы ударила по перине. — Все, с меня достаточно! Уходи! Убирайся! — Я не могу, — девочка грустно вздохнула, ничуть не напуганная криками леди Аррен, — я останусь, пока плохие люди не будут наказаны. Те, кто сделали больно. Из-за кого мой батюшка не вернулся… ой, Балерион, ты куда? Джон Аррен толкнул дверь плечом, вваливаясь в опочивальню жены; что-то черное проскользнуло мимо него и кинулось прочь из покоев. Лиза вскрикнула, падая на подушки; на опухшем, покрасневшем от слез лице лихорадочно блестели глаза. Женщина как-то вся поникла, сжалась, натягивая на себя покрывало. Лорд- десница смерил супругу тяжелым взглядом и обвел глазами комнату. Раскрытая «Семиконечная звезда» валялась на полу, подушки рассыпались по комнате, одеяло стекло на пол; в распахнутое окно врывался ветер и птичий щебет, незаконченная вышивка, изображающая Крылатого рыцаря, смятая, лежала в кресле, окруженная мотками разноцветных ниток, высыпавшихся из корзинки. Мужчина ухватился за косяк; его леди-супруга кусала губы, теребя уголок покрывала. Кроме них в комнате никого не было.