Ниоткуда

Саске ничего не понял из объяснений девушки, но согласился подвезти ее до нужного места. Он вообще и не вникал в ее речь. Сакура явно увиливала от ответа, но разбираться в ее честности совершенно не хотелось. Они ехали молча. Впервые парню было спокойно рядом с ней, и это сильно настораживало. Может, от него сбежало даже пресловутое раздражение? Может, Саске настолько бурно чувствовал гнев в последнее время, что это стало точкой невозврата и теперь он совсем потерял те доступные крохи оставшихся эмоций? Окончательная потеря чувств. Как это ощущается? Вот так? Саске не знал. Он даже никогда не думал, что такое вообще возможно. Хотя, вероятно, проблема была в том, что девушка молчала. В таком состоянии она была даже приятной. Наверное, сложись все в прошлом немного иначе, они бы даже подружились. Саске припарковал машину возле высокого офисного здания, фасады которого были облицованы красным кирпичом и зеркальным стеклом, и вышел из автомобиля. Сакура вышла следом. Учиха молча направился ко входу, параллельно наблюдая за спутницей, которая следовала прямо по пятам. Они вместе прошли пост охраны, зашли в лифт, даже потянулись к кнопке одного и того же этажа, прежде чем раздражение начало вновь набирать обороты внутри широкой грудной клетки. В итоге он нажал на нужный кругляшок и повернулся лицом к Сакуре в полнейшем недоумении. Та казалась абсолютно спокойной. — Позволь поинтересоваться… — начал брюнет, но девушка его перебила: — Кабинет сто три, этаж десятый. Практикующий психотерапевт Орочимару, — она наконец подняла на него ясные глаза, которые казались слишком довольными. Не может быть. Просто, мать его, невозможно. — Зачем тебе туда? — темные глаза сузились, пока в мужской голове прокручивались возможные причины этого «совпадения». Являлось ли происходящее простым совпадением? Маловероятно. — Скоро узнаешь, — Сакура скомканно улыбнулась и шагнула в только что открывшиеся двери лифта. Саске показалось, что еще ни разу она прямо не ответила на его вопрос — постоянно увиливала. Интересно, она специально или это что-то подсознательное? Стоп… Интересно? Серьезно? Учиха не чувствовал интерес столько же, сколько радость, отвращение или грусть. С тех самых пор, когда весь его эмоциональный интеллект замкнулся в порочном круге «раздражение — гнев — равнодушие», лишь изредка делая исключение в сторону удивления. У него не было времени думать, Саске поспешил за девушкой, чтобы успеть первому открыть дверь в ненавистный кабинет. Нельзя позволить ей опередить его, иначе и это их негласное состязание окажется в его списке «проигранного». А он ненавидел проигрывать. Как и любой Учиха. Это в крови. Обогнать Сакуру на этот раз оказалось не трудно — его шаги были семимильными по сравнению с ее. Стоило только вовремя среагировать. Сакура ускорилась, почти переходя на бег, но Саске, к сожалению, слишком хорошо знал эту дорогу. Учиха первый открыл дверь кабинета, даже не постучавшись, и почувствовал легкое облегчение, когда девушка уткнулась лбом в его спину. Он даже усмехнулся, довольствуясь первой победой. По телу пробежали мурашки от гордости. Новое ощущение. И такое приятное. Но эта блажь продлилась недолго. Все рухнуло сразу, как парень посмотрел в сторону рабочего стола: за ним сидело двое. Правда, по разные стороны. На голову вдруг как будто вылили чан с раскаленной лавой: она медленно стекала вниз, обволакивая руки, затекая за ворот рубашки, приближаясь к пояснице, обжигая тело и внутренние органы. Застилала глаза, мешала дышать. Лава быстро застывала на бледной коже, образуя корочку подозрения и злости. Саске медленно, подобно хищнику, отошел от двери, позволяя Сакуре наконец зайти внутрь и закрыть за ними дверь. Он подошел к дивану с задней стороны и сжал в руках спинку. Кожа мягко прохрустела под длинными пальцами, сминаясь. Боковым зрением он уловил розовое пятно. Оно добежало до стола и упало в объятия одного из сидевших, что был ближе к выходу. Саске заметил радостный блеск в знакомых глазах и широкую улыбку персиковых губ, но мозг был не в состоянии обработать всю картинку целиком. Девушка казалась ему незнакомой. Он никогда не видел, чтобы она так улыбалась. Настолько искренне и ярко. Однако и это сейчас казалось мелочью: все его внимание было приковано к новому действующему лицу этого комедийного спектакля. — Тетя Цунаде! — наконец выдавила Сакура. Ее голос был выше и громче, чем обычно. — Мы так давно не виделись! Я хотела к вам зайти на днях в университете, но мне сказали, что у вас совещание, а у меня не было времени ждать. Женщина мягко улыбнулась и немного отстранилась от Сакуры. — Я тоже рада тебя видеть, но все свои личные дела мы с тобой сможем обсудить немного позже. — Светло-карие глаза быстро пробежались по Саске. Было очевидно, что Цунаде подметила какие-то мелочи, поставила галочки в голове, но лист бумаги, лежащий перед ней, остался пуст. Цунаде Сенджу. Саске прекрасно ее знал. Правда, издалека, не лично. Но что она здесь делает? Итачи, выходит, тоже здесь? Учиха принялся вертеть головой в поисках ускользнувшей от него темной головы. По телу пробегали разряды тока, все мышцы сильно напряглись. — Его здесь нет, — словно читая мысли, вмешался Орочимару. — Итачи прибудет только к следующей сессии. Медленный вздох. Стало немного легче. — Тогда зачем они тут? — Саске мотнул головой в сторону девушек. В голове вертелась каша из несвязных мыслей. — Собрать анамнез, убедиться в правильности поставленного диагноза, — Цунаде пожала плечами. — Просто поговорить, в конце концов? Сенджу по-прежнему тепло улыбалась, глядя на парня. Они с Орочимару, если Саске правильно помнил, в далеком прошлом были одногруппниками. Но контраст в этой паре был близок к их с Наруто. Теплые карие глаза и холодные желтые. Почти змеиные. Опустив напряженные плечи, Саске вальяжно сел на диван и закинул ноги на низкий журнальный столик. Орочимару метнул неодобрительный взгляд, но ничего не сказал. — Весь мой анамнез в свободном доступе, особенно у него, — кивок в сторону мужчины. — Диагноз мне ставят всегда один и тот же на протяжении вот уже трех лет. А наговориться я успел с вашей подсадной крысой, — теперь — в сторону Сакуры, уже сидящей на подлокотнике дивана. — Кстати, зачем она вообще нужна? — Алекситимия — это не диагноз, ее даже нельзя назвать реальной болезнью, потому что она отсутствует в перечне заболеваний. И ты это прекрасно знаешь. У тебя аффективное нарушение, похожее на гневливую манию, судя по тому, что я прочла в отчетах. Но, что странно, обычно симптоматика может прослеживаться до нескольких месяцев. Максимум — года. Однако прошло целых три, а подвижек практически ноль. — Цунаде начала искать что-то в толстой черной папке с надписью «Учиха Саске», что всегда лежала на рабочем столе Орочимару, когда у них проходили сессии. Но психотерапевт никогда ее не трогал — он знал каждый абзац наизусть. Довольно ответственно. Женщина проигнорировала остальные претензии Саске. Но тот был упрям. — Зачем здесь Харуно? — повторил он низким вкрадчивым голосом, практически угрожающе. Учиха достал сигарету. Жутко хотелось закурить. — Здесь не курят, — отрезала Цунаде, снова игнорируя вопрос. — Тогда зачем здесь пепельница? — с ухмылкой. Теперь она подняла голову и посмотрела прямо в ониксовые глаза. Саске почувствовал напор, какое-то ее влияние, давление. Наверное, так мог бы ощущаться страх или стыд. Но он не ощущал ровным счетом ничего. — Здесь не курят при мне, — уточнила Сенджу, удерживая внимание на хмуром лице еще пару мгновений, и вернулась к папке. Учиха шикнул, но спрятал пачку обратно в карман, скользя взглядом по пейзажу, что открывался из панорамного окна позади его психотерапевта. Он уловил на лице Орочимару еле различимую эмоцию. Что это? Похоже на удовольствие, но что-то более тонкое, более озорное… Забава? Его забавляла складывающаяся ситуация? Больше. Орочимару наслаждался ею. Словно предвкушал что-то особенно интересное. Ловил кайф от клетки, в которую собственноручно загонял своего пациента. Постепенно. Медленно и мучительно. И когда клетка захлопнется, Учиха уже не сможет понять, как он в ней оказался и как из нее выбраться. Все это отлично считывалось на его обычно пустом лице. Что-что, а читать людей Учиха умел. Не мог не научиться, ведь иначе он просто не смог бы существовать в мире, где ему вдруг стали непонятны и недоступны человеческие мотивы поведения. Саске бы элементарно не понял, как реагировать в различных ситуациях. Не то чтобы его реакцию можно было назвать бурной, или что ситуаций у него было какое-то несчетное количество… — Нашла! — воскликнула ректор, победоносно маша кулаком сверху вниз. В выражении эмоций она была очень похожа на Сакуру. Или та на Сенджу. В любом случае она внезапно заставила его вынырнуть из мыслей и посмотреть наконец куда-то, кроме вытянутого лица Орочимару с его гипнотизирующим прищуром. Женщина повернула папку в сторону… коллеги? Его же можно так называть? И ткнула длинным красным ногтем куда-то на лист. — Видишь? Его состояние было относительно нормальным, почти идеальным, когда он проходил лечение в больнице, сразу после аварии. Но через пару месяцев, — она перелистнула пару страниц и снова куда-то указала, — стало гораздо хуже. И с тех пор состояние неизменно. Почему никто не искал причину? Что было в больнице такого, что исчезло за ее пределами? Препараты те же, процедуры в большинстве своем здесь значения не имеют. Тогда что? — Она уставилась на Орочимару, словно он прямо сейчас мог бы дать ей очевидный ответ. Но тот лишь вздохнул и забрал папку из ее тонких рук, закрывая и откладывая в сторону. — Я тоже это заметил, Цунаде. И не только я, но еще пара врачей до меня. Та единственная пара, что не являлась халатными идиотами с шарлатанскими наклонностями. Но причину никому установить не удалось. Как ты могла заметить, год назад Саске повторно клали в ту же больницу с теми же условиями. Он провел там четыре месяца, но ничего, кроме поломанного медицинского оборудования, не потерпело изменений. Женщина задумалась, аккуратно кусая ноготь большого пальца. Странная привычка для взрослой женщины. Сенджу снова взяла папку, но на этот раз не стала ее открывать, а передала в руки Сакуре. — Посмотри. Может, мы что-то упускаем? Хотя очевидно, что упускаем. — Не соглашусь, — Орочимару сложил руки на груди. Казалось, присутствие Учихи никого не волновало. Он сидел, утонув в запахе натуральной кожи, и мечтал втянуть в себя смачный клуб мятного дыма. Ситуация ему категорически не нравилась. — Я знаю каждый документ наизусть, нигде ничего подозрительного. Изменения в мозге похожи на хронические. Это могло быть шоковое состояние, а не улучшение. — После шока становится лучше, а не хуже. Кто тут действующий врач? — Цунаде раздражалась. Саске прекрасно ее понимал. — Я психотерапевт. — Все мы учились в медицинском, это база! — Женщина откинулась на спинку сиденья, давая понять, что эта тема закрыта. Учиха впервые видел, как Орочимару… слушается? Он не стал продолжать спор, хотя обычно предпочитал, чтобы последнее слово оставалось за ним. Была между ними какая-то химия. Но Саске предпочел не анализировать их взаимоотношения, заняв себя другим делом — не дать прочитать Сакуре ни одного документа, медицинского заключения, врачебного отчета или рекомендации из этой папки. Ничего, что могло бы дать ей хоть какую-то информацию о нем. Ничего, что могло бы заставить Сакуру прилипнуть к нему еще сильнее, чем сейчас. Она со своими альтруистическими позывами просто не сможет устоять перед настолько травмированным человеком, как Саске Учиха. Он уже потянулся к ее руке, чтобы выхватить кусок черного пластика, но Сенджу вдруг повернулась к нему всем телом, заставляя остановиться. Чертова бабка. — Саске, а ты ничего не замечал? Может, что-то поменялось тогда? Окружение? Ты пил назначенные препараты? Проходил диспансеризацию? — Цунаде сложила ногу на ногу, оголяя кусок голой кожи бедра из-под выреза длинного зеленого платья-халата. Учиха положил до этого вытянутую в сторону девушки руку на спинку дивана, открыто разглядывая ректора его университета. Раздражение было везде: плавало в воздухе черными кругами, пахло ржавчиной, звенело в ушах. Саске на сто процентов сейчас состоял из раздражения. — Я на все эти вопросы уже отвечал и уверен, вы прочли все мои комментарии по всем возможным поводам. — Взгляд в сторону Сакуры, увлеченно читающей очередной исписанный лист. Ему не терпелось вырвать эту кипу из ее рук, как конфетку у младенца, но он не мог. Сакура выглядела такой увлеченной… Девушка медленно заправила выбившуюся прядку за ухо, абсолютно не замечая на себе чужой взгляд. Казалось, она мысленно пропала из реального мира, погрузившись в его, такой сложный и темный, крайне неприветливый и очень ограниченный маленький мирок. — Верно, я все прочла, — женщина кивнула. — Но я задаю вопросы не потому, что хочу услышать тот же самый ответ, а потому, что хочу видеть, как ты отвечаешь. Цунаде казалась терпеливой и вызывающей доверие. Но Саске не доверял никому. Не мог себе позволить. Полностью — даже Наруто. А в особенности он не доверял врачам и всем, кто пытался его лечить. Учиху бесило, что ему давали советы, учили правильно жить или делали вид, что понимают. Никто не понимает какого это — жить в плену жалкой горстки эмоций и не помнить, что такое радость или любовь. Да он даже не помнит, что такое страх. Никто не понимает. — У вас какой-то фетиш? — ухмыльнулся парень. — Саске не отвечает на те вопросы, которые ему не нравятся, — подала голос Сакура, не отрываясь от изучения информации. Ей предстояло усвоить огромное ее количество. Лучше бы девушке не бесить его, Учиха только начал свыкаться с ее присутствием. Его занимало кое-что поинтереснее, чем ее безмолвное тело. Карман, в котором лежала пачка сигарет, начинал тяжелеть. Хотелось курить до дрожи в руках. Парень шумно втянул носом воздух, считая до четырех про себя. Выдохнул на восемь. Затем повторил. — Видимо, вы, Цунаде, все-таки не так внимательно читали отчеты. — Его глаза внимательно изучали лицо женщины — удивительно молодое для ее возраста, без единой морщинки. — Потому что в противном случае вы бы заметили, что я не помню ничего, что происходило на протяжении двух месяцев после аварии. Я не могу отвечать на вопросы, связанные с этим периодом. — О, не переживай, я все заметила, — Сенджу улыбнулась шире. — Наверное, тяжело, когда такой промежуток времени просто выпадает из жизни… А что тяжелее, Учиха: жить инвалидом или вспоминать, как жилось до этого? Или, может, тяжелее всего смотреть на брата и видеть в нем все несбывшиеся мечты о собственном будущем? — Женщина отодвинулась от спинки сиденья и прищурилась, словно не могла рассмотреть что-то. — Видеть в нем черты погибших родителей? Что-то внутри Саске оборвалось. Он замер. Перестал дышать. Казалось, даже сердце перестало биться на те несколько секунд, что парень пытался переварить услышанное. И вроде он должен был взорваться… Но этого не произошло. В голове набатом пробила мысль: «Она тебя провоцирует», вытесняя все остальные, теперь совершенно ненужные и слишком мелкие, незначительные. Взгляд в сторону Орочимару — тот сидел, поставив руки на локти и оперев голову о тыльную сторону запястий. Губ не было видно, но Учиха мог поставить все свои зубы на то, что мужчина сейчас хитро улыбался. Очередная игра. Нет, Саске на такое очевидное не поведется. — А вы, Цунаде, — слишком вальяжно для студента, — когда-нибудь чувствовали такую всеобъемлющую ярость, что кровь стынет в жилах? Жили с перманентным ощущением того, что все вокруг — идиоты, весь мир — одна большая несмешная шутка, а ты в ней — какой-то второсортный кусок говна? — Саске наконец опустил ноги со столика на пол и оперся на них. Глаз с ректора он не спускал. Не моргал. — Говна, у которого за пазухой ничего нет. Ничего. И никого. Только пустота, — Учиха ухмыльнулся своей самой ядовитой ухмылкой. — Знаете, мне не снятся сны. Вместо них я иногда вижу воспоминания. В такие дни не хочется просыпаться. Хочется только исчезнуть и никогда больше не существовать так, как я это делаю сейчас. Саске замолчал, позволяя Цунаде бросить короткий взгляд на Орочимару, а затем на Сакуру. Та уже отложила папку на подушку дивана и смотрела на парня так, словно впервые видела. Он продолжил: — А теперь вы ответьте мне на вопрос — что лучше: жить прошлым или не жить вовсе? Женщина повторила ухмылку Учихи, позволяя ему играть с ней. Но он чувствовал, что пока эта странная игра велась по правилам Сенджу. — Ты не живешь прошлым, Саске. Ты отгоняешь все и всех, кто пытается к тебе прикоснуться. И что-то мне подсказывает, что в это «все» входит и твоя жизнь до трагедии. — Я не просил анализировать мое поведение, у меня достаточно людей, которые этим занимаются. Я просил вас ответить на вопрос. — Здесь ты отвечаешь на вопросы, — вставил свое слово Орочимару, складывая руки на стол. Его тон звучал холодно и резко. Забавы на лице как будто не существовало. Мужчина встал. Он был даже выше, чем Саске. Они были в какой-то мере похожи: черные, как смоль, волосы, бледная тонкая кожа, худощавость, скептическое и недоверчивое отношение к миру. Орочимару подошел к девушке и забрал папку, ставя ее на полку, рядом с десятком таких же безликих черных папок. Их отличали только имена. Пациенты для врача были ничем иным, как кучей исписанных листов и анализов, завернутых в одинаковую обертку. Никакой индивидуальности. Имена, чтобы не перепутать. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что папка Учихи была значительно полнее остальных. Внутри Саске снова зарождалась ярость, но он всеми силами старался заглушить ее, не попасться на крючок провокаций. Получалось с трудом. Чего они пытаются добиться? Что Цунаде хочет услышать? Что хочет, чтобы он сделал? Сорвался? Игнорировал? Переводил стрелки? Пока что он занимался последним, выигрывая себе время на подумать. — Что ты сегодня чувствовал? — низким голосом спросил мужчина, стоя ко всем спиной и проводя длинными тонкими пальцами по своим драгоценным книгам. Типичный вопрос. Сегодня еще не был озвучен. И нетипично честный ответ: — Я чувствовал удовлетворение, пока не пришел сюда. Орочимару посмотрел на Саске через плечо, выгибая тонкую бровь. Удивился. А потом закрыл глаза и криво улыбнулся. — Что ж, на этом у меня на сегодня все. — Психотерапевт подошел к столу, собрал несколько бумаг и положил их в черный чемоданчик, с которым всегда оставался неразлучен. Окинул взглядом кабинет, лишь на секунду застревая на старой одногруппнице и непонятно что здесь делающей Сакуре, а затем добавил: — Если вам есть еще о чем поговорить, сдайте ключ охране. Он в верхнем ящике. До свидания. Орочимару вышел, не оборачиваясь. Немногословно. Обычно он болтает больше. Цунаде потерла переносицу и вздохнула. Она выглядела уставшей. Морально измотанной. Женщина покопалась в своей сумочке и достала маленькую серебристую флягу, тут же откупорив ее, и сделала пару жадных глотков. Спиртное? Ну, вряд ли во флягах носят чай. Очень профессионально. Металлический сосуд нырнул обратно на свое невидимое место, и Сенджу, оживая на глазах, воодушевленно хлопнула в ладоши. — Ну, раз теперь в нашем распоряжении целый кабинет, — она посмотрела на молодых людей, с интересом наблюдавших за действиями своего ректора, и переместилась за рабочее место Орочимару, — предлагаю просто поговорить. Нужно отметить, что без мужчины дышать стало легче. Но не Саске. Он задыхался без дыма. Голова не болела, но роль поглощающей агонии занимало раздражение: оно привычно разливалось по телу, даже немного успокаивая. Привычка. У парня было столько вопросов, ответов на которые он так и не получил. И подозревал, что уже вряд ли их сегодня получит. — Мы хотели хотя бы немного войти в курс дела, прежде чем приедет твой брат, — неожиданно серьезно начала Цунаде. — Прости, что не сказали тебе раньше… Боялись, ты просто не придешь. В голове мигом стало ясно. Он чувствовал себя обманутым. Преданной и брошенной под мостом подыхать дворнягой. Паршивое чувство. — И поэтому приставили ко мне личного контролера? — Саске посмотрел на Сакуру. Лгунья. И лицемерка. Интересно, тогда в бар она пошла, вцепилась в него мертвой хваткой, не спускала глаз, делала вид, что заботится… Она делала это просто потому, что знала, что он больной? Потому, что он ее новый пациент? Плевать. Больше никаких дел с ней. Никаких мыслей. Ни-че-го. Учиха вычеркнет ее из жизни так же быстро, как девушка в ней появилась. Никаких больше розовых бурь. — Я узнала, что тоже буду здесь присутствовать только вчера вечером, — девушка попыталась оправдаться, но Учиха не хотел ее слушать. Ни слова больше из ее маленького грязного рта. — Так зачем ты здесь? Мне кто-нибудь ответит, что понадобилось студентке медицинского факультета в работе над моей… проблемой? — Он с каждым словом заводился все больше. Вместо крови сердце теперь качало гнев, ускоряясь, заставляло его быстрее гнать по венам. Он проникал везде: от головного мозга до кончиков пальцев. И Саске больше не в силах был сдерживать себя. — Мне поступило предложение от Орочимару в конце августа, тридцать первого мы встретились, чтобы обсудить это. — Так вот почему он не явился на плановый сеанс. Картинка происходящего окончательно сложилась в единый паззл. — Он передал мне все записи, и я заметила, что Сакура проходила практику в той больнице, где ты лежал. Как раз примерно в то же время. Харуно — моя самая выдающаяся студентка, мне показалось, что, как свидетель всего, что с тобой происходило, она прекрасно впишется в наш… так сказать, рабочий коллектив. И я сразу вынесла этот вопрос на рассмотрение. Ни Итачи, ни Орочимару, были не против. — А мое мнение здесь котируется? — ядовито. — Мне казалось, тебе хочется поскорее вылечиться… — Вам казалось, — отрезал Учиха, поднимаясь с мягкой кожи. Было душно. Ужасно душно в этом огромном кабинете. Ему нужен кислород. Нужно вдохнуть полной грудью. Желательно, никотином. Саске вышел из кабинета, не потрудившись закрыть дверь. Все, что он услышал, было его имя, тихо произнесенное Сакурой.