Ниоткуда

В ту какую-то невозможно длинную ночь Саске не спал вообще, что было непривычно, поскольку убегать от давящей реальности во сны — его любимый вид избегания проблем. Вообще, забываться в чем бы то ни было, будь то алкоголь или таблетки — ему все это было нужнее, чем кислород. Он не представлял, как существовать по-другому. Это было похоже на первый глоток свежего воздуха после долгого погружения — глубокий и полный, с предельно раскрытыми легкими. После ухода Сакуры все тело колотило сильнее, чем когда-либо за последнее время. Его не покидало ощущение, что из груди вырвали жизненно важный орган, лишили чего-то настолько весомого, что даже дышать теперь получалось с трудом. Тело было липким от холодного пота, мокрые волосы постоянно лезли в глаза, кости ломило и немного знобило. Со всех сторон будто били одновременно. И самым страшным был тот факт, что, скорее всего, его страдания были результатом психологического нездоровья. Не физические признаки поврежденного рассудка. Эта девушка вносила слишком много изменений в размеренную жизнь Саске. Слишком много места занимала, сама того не осознавая. Слишком много цвета давала его черно-белому миру. Это было невыносимо. Но он не понимал почему. «Ненавижу таких, как ты.» — Будто чужой голос прошептал в голове. Не его. Не Саске. «Но почему, сука, саму тебя ненавидеть не получается?» Если бы только он мог перестать думать, ему стало бы в разы легче. Мысли — вот от чего вечно особенно паршиво. Они тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный металлический привкус. Нет. Все. Больше никаких мыслей о ней. Ни одной. Он будет уделять ей ровно столько времени, сколько потребует медицинская практика и ни минутой больше. Он не посмотрит на нее и не проронит ни звука без весомой причины. Не пустит в дом без особой надобности. Достаточно. Сильно тошнило. Было не понятно, это из-за мигрени или той горсти таблеток, что он в себя закинул пару часов назад? В любом случае, было слишком холодно, чтобы в случае чего срываться бежать в туалет. Вместо этого, Саске прикидывал, сколько ему понадобится сил и времени, чтобы отстирать испачканную постель и отмыть испачканного себя. Вдруг смартфон начал неистово вибрировать где-то под подушкой. Учиха, до этого лежавший на кровати и укутанный в одеяло несколько раз, нервно выдохнул и нахмурил тонкие брови. Он нехотя провел дрожащей рукой в том месте, откуда ощущалось движение и повернул к лицу слишком яркий экран. Саске быстро проморгался, чтобы помочь глазам привыкнуть к свету. Но как только Учиха смог сложить буквы в телефоне в единое слово, он замер, уставившись в одну точку. Брат. Сердце пропустило удар, а внизу живота моментально сжался тугой узел. Казалось, даже дышать сейчас было непозволительной роскошью. Слишком. Это состояние даже для него было уже слишком. И больше всего удручало то, что он не в силах был с этим ничего поделать. Ни с чем из того, что его беспокоило. Но зеленую трубочку он все-таки смахнул. — Саске? Ало? — Донеслось с той стороны телефона. Голос был тихий и мягкий, такой обычно называют «бархатистый». В нем даже чувствовалась осторожность. — Привет, прости, что так поздно. Уверен, ты не спал. Парень не нашелся с ответом. Он просто молчал и старался дышать как можно ровнее. Да как угодно дышать, лишь бы вообще давать организму кислород. — Ладно, — слышно было, как Итачи вздохнул. Возможно, опустил голову и улыбнулся своей дурацкой доброй улыбкой. Такой премерзко снисходительной. Фу. — Слушай, я только что приехал в город. Захотелось тебе первому сказать… — Пауза, — Я снял номер в отеле, не хочешь встретиться? Я заеду, могу прямо сейчас. Хочу с тобой поговорить. Давно хотел, но все возможности не было… — Он снова помедлил. — Как ты на это смотришь? Брат нервничал, как и сам Саске. Еще бы, они не виделись с тех пор, как младшего Учиху выписали из больницы с пометкой «не годен к жизни» три года назад. С тех пор, как Саске упал в этот бесчувственный омут, вынужденный проходить через все это в одиночку. Вынужденный в осознанном возрасте учиться жить заново. Со всем этим. Точнее, с ничем. Ничто. Да, именно так он мог описать то, что из себя представлял. Ничто. Брата тогда повысили в должности и перевели в другую страну. Вроде, это была Англия? Вообще не имеет значения. Итачи сбежал. Добренький и такой заботливый старший брат был не в силах своими глазами наблюдать результат автомобильной аварии и просто уехал. Предал. Слабак. Хотел ли его видеть Саске? Хотел ли он этого прямо сейчас? Как он отреагирует? Врежет ему промеж глаз или в нос? Или, может, ударит под дых? А может, ничего не почувствует… Может, и эта ненависть к нему была навязанной логическим мышлением и на самом деле Саске просто ничего не испытает. Ни злобы, ни отчаяния, ни предательства, может быть, он даже глазом не моргнет. Как и происходило практически всегда. Но что-то все же не давало ему успокоиться. Оно душило, сжирало изнутри, скручивало органы и сокращало каждую мышцу сухого мужского тела. Хотел ли Саске увидеть сейчас брата? А с другой стороны, может, лучше им было встретиться на знакомой территории, ведь даже он сам не гарантировал собственную адекватность. Здесь он будет чувствовать контроль над ситуацией и в любой момент, если эта самая ситуация выйдет из-под контроля, парень просто прогонит гостя. Казалось, эта серая мрачная квартира была сейчас островком безопасности. На самом деле, она всегда им была, пока розовая вспышка не пошатнула этот статус. Саске практически всегда был тут наедине с самим собой, со своими мыслями и остатками чувств. Он бесконечно анализировал свои ощущения, первое время прислушивался к ним настолько отчаянно, что, казалось, постарайся он еще сильнее и что-то светлое промелькнет где-то на задворках сознания. Он так старался, что часто терял счет времени, так проходили дни и месяцы. Бесконечные часы впустую потраченного времени. Он не чувствовал ничего. И в итоге сдался. Учиха-младший настолько привык к новому самоощущению, к постоянному контролю, к бесконечной головной боли и холоду, что когда появилась Сакура со своей совершенно невозможной навязчивостью, он перестал понимать самого себя. Она раз за разом вызывала какие-то микроскопические изменения в его только-только устаканившемся ритме жизни. За такое маленькое количество времени она заполонила собой все пространство его разума, овладела им и отказывалась отпускать. Более того, он без остановки клевал на эту наживку, словно тупая рыба на червя. Но он потерял способность чувствовать эмоции, а не здравый рассудок. Конечно, Саске пугал сам себя. Хотя нет, он не чувствовал страх, он чувствовал агрессию. На себя, на нее, на ситуацию. Неправильная реакция… Он себя одернул. «Только не сейчас. Только не думай о ней, идиот.» — Мантра внутри собственной расплавленной головы. Так все же хотел он видеть брата или нет? Скорее, нет. Другой вопрос. Он выберет сорвать пластырь сейчас, в наиболее удобной обстановке, или оставит проблему на потом? — Саске? Ты тут? — Бархатистый голос вынул Саске из омута размышлений и тот коснулся пальцами переносицы, словно это могло помочь черепу не рассыпаться. — Да. — Хриплый ответ. — Приезжай. — Супер, адрес я помню, тебе что-ни… — Саске сбросил. Ну, конечно, он помнил адрес. Итачи всегда все прекрасно помнил. Рука с телефоном бессильно упала на мягкое одеяло и тут же утонула в нем. За этим действием последовал обреченный вздох. Мысли снова и снова возвращались к Харуно, сколько бы парень себя не одергивал. Это казалось каким-то новым кругом ада. Саске ухмыльнулся. А Дьявол тот еще извращенец. Через какое-то время — он точно не знал сколько минут или часов пролежал в одном положении в попытках успокоить ум и тремор в теле — послышался шум открывающейся двери и медленное топтание на пороге. — Саске? — Послышалось из коридора. Голос не сильно отличался от того, что он слышал из динамиков телефона, однако все равно был будто более мягким и излучающим заботу. Один только голос. А чего стоил брат целиком? Учиха медленно сел на кровати и принялся искать взглядом пачку сигарет — тело все еще тряслось от холода, хотя в квартире очевидно было теплее теплого. Он не нашел те сигареты, что всегда лежали в комнате и медленно, на негнущихся ногах и покачиваясь, поплелся за теми, что всегда лежали на кухне. Саске медленно закурил, совершенно не спеша выдыхать дым и даже не обращая внимание на гостя. Хотелось оставить внутри себя как можно больше крупиц убивающего никотина. Желательно, весь, что был в наличии в его небольшой квартирке. А еще хотелось, чтобы Итачи не было здесь. Но это был его выбор — решить эту проблему здесь и сейчас. И Саске мог себе позволить поигнорировать ее еще пару минут. Он посмотрел на плиту — турка с остатками кофе исчезла. Наверное, Сакура перед уходом все помыла. Жаль. Варить новый не было сил, да и руки дрожали уже почти неконтролируемо. — Свари мне кофе. Надеюсь, ты помнишь, как его делать. — Он обращался к Итачи, все еще не смотря на него. Честно признаться, он, наверное, все-таки испытывал некое подобие страха. Просто потому что не знал, чего ожидать. Итачи давно не входил в круг людей, от которых были какие-то ожидания. Но это подобие страха было каким-то извращенным его воплощением. Таким пассивно-агрессивным оттенком здоровой эмоции. Он искажался через призму собственного больного рассудка. Брат молча прошел на кухню и принялся исполнять просьбу. Две ложки кофе, идеальное количество воды, соль, даже снял турку три раза, как всегда делал себе сам Саске. Как Саске всегда любил. Итачи был до омерзения идеален в его заботе. В отличие от Сакуры, он отлично знал, когда лучше остановиться в своем напоре, а когда стоит додавить. Сигарета закончилась и Учиха-младший достал следующую. — Я, конечно, в этом вопросе не имею никакого веса, но тебе стоит меньше курить. — Сказал брат и поставил на стол две чашки. Одна из них была с оленями. «Разбить и выкинуть.» — Пометка где-то в записной книжке разума. — Ты прав — не имеешь никакого веса. — Выдох дыма прямо в лицо «собеседника». Однако тот проигнорировал своеобразную провокацию. Их взгляды пересеклись и затем они оба замерли. Сейчас Саске впервые за вечер смотрел в глаза брату. Впервые за долгое время. И в них бушевало столько эмоций, столько всего можно было увидеть между блеска его молчаливых строк, что он даже не мог все это прочитать. Однако, сам Саске был пуст, как первая бутылка пива на любой вечеринке. Абсолютный ноль. И это был такой режущий контраст — два практически идентичных лица, смотрящие друг на друга, но одно — горящее, полное жизни и энергии; и второе — пустое, серое, потухшее. Как огонь и закаленный металл. Но даже яркий свет и безграничная забота старшего брата были холодного оттенка. То, чего у клана Учиха ни за что не отнять — ледяное пламя в глазах и характере. Итачи тяжело вздохнул и сел за стол, делая глоток свежесваренного кофе. — Начну с главного, — он окинул младшего брата стеклянным взглядом, подозрительно долго задерживаясь на шрамах, — я хочу, чтобы эта попытка стала последней. Я сделаю для этого все, что от меня зависит и даже больше. Оно либо поддается лечению, либо ты такой навсегда. Если бы Саске мог почувствовать что-то, кроме агрессии, в полной мере, он бы задохнулся от возмущения. Хорошо, что сейчас кислород в легкие поступает равномерно. Вместе с никотином. Учиха-младший оскалился. — Боюсь, ты опоздал на пару-тройку лет. — Над тобой будут работать лучшие умы страны и одни из лучших в целом мире, — выпад был проигнорирован. Брат не такой простой, каким кажется, вывести его из себя всегда было тяжелой задачей, а тут у него перед глазами, видимо, возникла цель, вершина, которую надо срочно покорить. И ничто его не остановит. — Орочимару — психолог с исключительно положительной динамикой развития болезней его пациентов, а Цунаде — невролог и нейрохирург с великим именем… Я обещаю навсегда оставить тебя в покое, если эта попытка не даст результатов. Я клянусь. Но и ты, в свою очередь, должен пойти навстречу и помочь врачам с тобой работать. Не вести себя, как гормональный подросток, а повзрослеть хотя бы на время. Он уставился на Саске своими ониксовыми глазами, в которых горела надежда. И еле заметно мелькало ожидание ответной бурной радости. Но не от того он этого ожидал. — Ты забыл упомянуть вашу крыску, которую вы так любезно подложили в мой карман и решили, что, раз я потерял возможность чувствовать, то, похоже, и способность думать тоже. — Наконец-то и Саске снизошел до глотка ароматного кофе. Надо признать, хорошо сваренного. Но «надо» не означает, что он это когда-либо сделает. — Ах да, Сакура, — Итачи посмотрел куда-то в коридор, будто ожидал ее там увидеть, — насколько я помню, ты забыл обо всем, что происходило с тобой сразу после момента, как ты очнулся. Орочимару говорил, провал в памяти составляет 2 месяца? Парень старался как можно спокойнее курить уже третью сигарету — руки дрожали почти неконтролируемо. Мозг плавился настолько, что Саске еле удерживал нить разговора. Да и в целом он, честно признать, опасно балансировал на краю пропасти в своем сознании. Хотелось упасть и избавить себя от очередного циркового выступления. Как вообще человек в здравом уме может позволить себе предлагать что-то подобное после трехлетнего отсутствия? Как он может ставить подобные ультиматумы, когда столько времени не знал даже чем жил его брат? Как он себя чувствовал, что делал, о чем думал? Паззл в голове никак не складывался, а напряжение от этого только нарастало. — Значит, я прав. — Заключил старший брат после пары минут молчания, — Харуно для тебя сейчас совершенно новый незнакомый человек. — Тебе самому не надоело говорить загадками? Вы все меня уже достали по горло, никто ничего не может сказать в лицо. — Стальной взгляд прямо в глаза собеседника. Тот лишь грустно ухмыльнулся и опустил взгляд в чашку с горячим напитком, обхватив ее обеими руками. — Ты должен все вспомнить сам, если это возможно. Иначе какой толк? Я бы и рад тебе рассказать, если бы это только могло помочь вернуть тебе утраченное… состояние. Усмешка тонких губ и еще один глоток. А затем затяжка уже практически дотлевшей сигареты. — О, ты такой правильный. Аж тошно. — Саске. — Предупреждающий тон брата вдруг на секунду вернул в детство. Когда у них было много общего, включая времяпровождение. Но это, казалось, было в другой жизни, которая давным-давно закончилась. — Что «Саске»? Какое ты вообще имеешь право обращаться ко мне по имени? — Чувство, что мозг вот-вот расплавится все без конца добавляло злобы и желания разбить чье-нибудь лицо. Чье — вопроса не стояло. — Я понимаю, почему ты злишься… — Глаза брата, полные непонятного для Саске чувства, сверкали словно водная гладь на солнце. Он идентифицировал эту его эмоцию как боль, однако лицо Итачи было до невозможности спокойным. Самоконтроль и самопожертвование — его любимые хобби. — Да нихера ты не понимаешь. — Прошипел парень. Он, словно хищник, готовился к нападению. — Успокойся. — Сталь в голосе брата ощущалась настолько, что, казалось, сейчас станет видимой. — Не затыкай меня, Итачи. — Клокочущее чувство овладело им. Саске больше не в силах был сдерживать себя, сигарета давно потушена и теперь руки нервно сжимали край деревянного стола. Но он этого уже не замечал. Сейчас брат для него маячил красной тряпкой, пока все окружающее и отвлеченное медленно размывалось и исчезало из сознания. — Я твое дебильное предложение послушал, теперь ты слушай меня. Не находишь в этой ситуации ничего смешного? Я тебя сюда никогда не звал, но вот ты здесь. Я тебя ни о чем не просил, но, опять же, вот ты здесь. Ты, Наруто, эта дура Сакура, вы все думаете, что помогаете мне. Но это не так. Сука, вы делаете прямо противоположное — ебете мне мозги. Я устал повторять, чтобы вы ушли. Это последнее предупреждение. Такое же, как и твое. Идите. На. Хуй. — Последние слова Саске уже буквально шипел. Он перегнулся через стол, смотря только в глаза Итачи, не моргая. Еще одно слово старшего брата, и, о Боги, Саске не сможет сдержать кулаки. Он был на грани слишком долго и теперь сам понятия не имел, как обратно взять себя в руки. Итачи решительно повторил движение Саске и перегнулся через стол к нему так, что теперь их лица были на расстоянии пары сантиметров друг от друга. Учиха-младший чувствовал теплое дыхание брата и запах кедра, видел в его ониксовых глазах свое отражение и даже мог разглядеть еле заметную щетину. Он мог видеть мельчайшие детали лица Итачи, но его истинных мотивов он разглядеть не мог. А были ли они на самом деле? — Можешь меня ненавидеть сколько тебе влезет, братец, но моего терпения больше, чем у тебя. По правде, его хватит на нас обоих. Тебе придется пойти мне навстречу просто потому, что ты и сам понимаешь, насколько это необходимо. И если ты не хочешь по-хорошему, я могу заставить по-плохому. — Его глаза сузились, а тело качнулось назад, будто он собирался встать из-за стола, но что-то заставило его передумать. Итачи последний раз окинул взглядом брата и остановился на его глазах. Глазах, пылающих ледяным огнем. — Мы с Цунаде и Орочимару составим расписание для тебя, я сообщу все подробности позже. Будь так добр, бери трубки и читай сообщения. Перед самым уходом, уже держась за дверную ручку, брат полушепотом добавил: — Не забывай людей, которым ты обязан жизнью… И не забывай, что для них твоя жизнь дороже, чем для тебя самого. Дверь захлопнулась, а Саске так и остался за столом в странной полувисящей позе. Через пару мгновений он сполз на пол, осознавая происходящее. Все нахлынувшие эмоции, которые он так старался сдерживать, за одну секунду исчезли, будто их и не было вовсе. Он опустел, и эта бесконечная дыра в его груди снова начала ныть. Уголки тонких губ мелко подрагивали, а покрасневшие глаза наполнились слезами. «Нет. Нет, нет, нет, нет.» — Вертелось в голове без остановки. Сливалось в кашу, разбивалось о стенки черепа и снова складывалось воедино. Саске обхватил голову руками и подмял под себя ноги. Хотелось просто исчезнуть. Хотелось разорвать себя на кусочки, содрать кожу, вырвать каждый волосок, выбить каждый зуб и оторвать каждый ноготь. Хотелось сделать как угодно больно, лишь бы закрыть эту ноющую дыру. Но он не мог. Он заплакал. От усталости. От бессилия. От невыносимого холода. В конце концов от того, что Итачи был прав. Его жизнь для него самого уже давно ничего не стоит.