Ниоткуда

Некоторые поступки людей нельзя объяснить. Например, зачем кому-то строить из себя недотрогу, когда он крайне нуждается в человеческом тепле? Почему кто-то обладает по истине собачьей преданностью, а кто-то таких только презирает? Почему кто-то помогает всем убогим, не жалея себя, даже если точно знает, что по отношению к нему эти люди не поступят так же? Люди странные и непонятные. Саске ошибался, когда думал, что выучил их поведение и реакции. Нет. Он их никогда на самом деле не понимал. И себя он не понимал. Саске распахнул глаза и тут же в мыслях пробежало несоответствие. Паззл не складывался, вот только какой пока было совершенно не ясно. Он быстро проморгался и попытался сфокусироваться на чем-то. Вышло не сразу, но через минуту он уже отчетливо видел встроенные в потолок маленькие лампочки. К сожалению, очень знакомые. Он все еще в кабинете Орочимару. Но секунду назад был в больнице. Перед глазами пеленой встала картина с розоволосой девушкой в белом халате, встревоженно разглядывавшей его искалеченное тело. Интересно, насколько по шкале от 0 до 10 плачевно он тогда выглядел? Ощущал где-то на семерочку. Что сразу показалось совершенно отличным — так это его эмоциональное состояние. В этом… Что это было? Воспоминание? Сон? Галлюцинация? В общем, в том, что он увидел, не было даже раздражения. Не было ни-че-го. Пожалуй, «абсолютная пустота» — все-таки наиболее подходящее название для того состояния. Это было похоже на время после сильной истерики — когда ты выплеснул все чувства одной сильной волной и теперь у тебя никаких сил ни на что не осталось, а в организме образовалась огромная дофаминовая яма. Если сравнивать с «сегодня», то различия были колоссальными. По крайней мере, у него были хотя бы негативные эмоции, искренние реакции на какие-то ситуации, желания, в конце концов. Да, было вечно хуево (по-другому не назовешь), Саске много курил, значительно больше, чем мог себе позволить даже здоровый человек, но мало-помалу, маленькими шажками, он как будто чувствовал больше. Он даже мог критически мыслить и осознавать происходящее в полной мере. Сейчас он был в большей степени человеком, чем тогда. Где-то очень глубоко под ребрами, чуть ниже сердца, в районе солнечного сплетения трепыхнулся зародыш надежды. Как только-только зарождавшийся огонь на кончике фитиля догорающей свечи. А может, это и правда ему просто приснилось. Мозг сам что-то там себе придумал, чтобы закрыть зияющую дыру, не дающую покоя годами? Чтобы показать — с тобой может произойти что-то гораздо хуже, чем то, что происходит сейчас. Прекращай себя жалеть. Прекращай строить из себя страдальца. Откуда-то подул легкий сквозняк и еще не успевшее разгореться пламя потухло, а фитиль утонул в расплавленном воске. Надежда — не смешной анекдот. Не в его случае. «…останутся шрамы. Но по сравнению с твоей жизнью — это мелочи.» — Вдруг пронеслись в голове чьи-то слова. Да, мелочи… Чтобы хоть как-то упорядочить бушующий в голове ворох мыслей, Учиха начал считать те самые лампочки. Одна, две, три… Двенадцать. Он насчитал двенадцать лампочек по всей площади видимого потолка. Они были встроены в натяжной гипсокартон и приятно, но слишком ярко для его больной головы, освещали помещение теплым светом. Интересно, разделено ли освещение по функциональным зонам? Саске был уверен, что да — у Орочимару всегда все продуманно до мелочей. Боже, какие бесполезные мысли. Уж лучше бы он думал о сигаретах. Давно не курил. Он попытался оглядеться по сторонам, чтобы что-нибудь понять. Первое, с чем он столкнулся — лицо Сакуры. Неудача. Именно ее видеть хотелось теперь меньше всего. Саске неразборчиво что-то простонал и приложил руку ко лбу, чтобы унять головную боль. Естественно, это не помогло, но видимость создало. Самообман и плацебо. — Харуно… — прохрипел брюнет, — ты знаешь, как именно я разбил свою предыдущую машину? Вопрос-проверка. Удивительно, но он не чувствовал больше ничьего присутствия. Неужели они и правда были вдвоем? Не может быть, куда в таком случае все ушли? Итачи теперь бы точно его не оставил. Он больше в это не поверит. Может, сердце и будет болеть, но мозгом — не поверит. Кажется, Саске начинало знобить. Девушка кивнула и как-то по щенячьи грустно посмотрела на него. — Ты пьяным сел за руль и попал в аварию. — Она говорила тихо и ее голос дрожал будто от холода. Или как будто она сейчас заплачет. — Скорее всего, тебе стало плохо за рулем и ты врезался в дерево. Зажигание было включено, и в топливную систему попала искра. Прежде, чем машина взорвалась, ты успел вылезти из нее и немного откатиться вниз по склону… — В целом, это единственное, что помогло мне выжить. — Перебил ее Саске и отвернулся обратно в потолок. Никакой это был не сон. И даже не бред воспаленного сознания. Это были воспоминания. Да, жалкие минуты. В жалкой больнице. В жалком состоянии. Но его мозг на самом деле все помнил. И непонятно было, что Саске сейчас поразило больше всего — его ощущение облегчения, что он в здравом уме, или тот факт, что каким-то совершенно невероятным образом его разум самостоятельно решил, что лучше то время забыть. Так филигранно вырезать из собственной памяти два месяца жизни, практически посекундно. И почему из всей плеяды людей, что тогда его окружали, какой-то особенной казалась только Харуно? — Ты как себя чувствуешь? — Итачи взволнованно навис над головой брата и уставился тому прямо в глаза. На секунду Саске показалось, что он смотрит в зеркало. Но мираж тут же расплылся кругами по воде. Как и не было. Он вообще будто находился в какой-то своей реальности. Все вокруг казалось игрушечным и ненастоящим. Как игра. — В норме. — Отрезал Саске и попытался сесть, утопая в мягкой коже дивана. Соврал. Чувствовал он себя отвратно — гудело все тело, будто его разбили и пересобрали несколько раз к ряду. Но его жалобы больше не услышит ни одна пара ушей в этом мире. Он ссутулился и принялся рассматривать собственные дрожащие руки. — Что со мной произошло? — Он обратился к остальным, чье присутствие до этого не чувствовал, но сейчас точно знал — и Цунаде, и Орочимару сидят на своих местах. Наблюдают за ним, как за подопытной мышью. — Пока непонятно, — женский голос звучал собрано и Саске все же удостоил Сенджу своим взглядом. Конечно, неодобрительным — она ему не нравилась. — На данный момент ограничимся понятием «припадок». Цунаде выглядела немного растрепанно, на правой руке была надета латексная медицинская перчатка, а между пальцев зажат мокрый и немного пожелтевший кусочек ваты. Саске вдохнул полной грудью и все понял. Жутко пахло нашатырным спиртом. Видимо, из трех присутствующих в комнате врачей, у Цунаде была самая быстрая реакция. А еще она знала, где что лежит в этих бесконечных шкафах ее закадычного бледного друга. Который, кстати, выглядел заинтересованно. Уже второй раз за эту неделю. «Ты, наверное, чувствуешь себя просто превосходно, Орочимару. Как на представлении в цирке уродов.» — Саске надеялся, что Орочимару прочтет его мысли и усмехнется. Но его губы были изогнуты в улыбке и без этого язвительного подкола. «Хотя, наверное, настоящие уроды тут только мы с тобой. Я по случайности, а ты по сути.» Взгляд в его сторону — лишний раз увидеть по-настоящему змеиное лицо, разве что чешуек не хватало. Да и нос поменьше бы. «По сути и по облику.» — Добавил Саске про себя и про себя же усмехнулся собственным мыслям. Вздохнул. Он устало перевел взгляд на Цунаде, терпеливо оценивающую обстановку. Как много выводов ей удастся сделать, когда из информации у нее только измученное лицо Учихи? — И что входит в это понятие? — Это ты нам расскажи. — Женщина улыбнулась. Но так, что улыбка не коснулась ее глаз. — Хотите, чтобы я сделал за вас вашу медицинскую работу? — Хотим, чтобы ты помог нам помочь тебе. — Другой вопрос, хочешь ли ты того же. — Тихо, но уверенно обратилась к Саске Сакура. Он обернулся на нее. Она явно среди собравшихся чувствовала себя неуверенно, но смутило парня не это. Что-то в ее облике было не так. Как будто это была не та же самая девушка, но безумно на нее похожая. Та самая была во сне. Та, настоящая. Она сидела так же прямо, взгляд точно так же — в самую душу, те же волосы, общие внешние черты лица. Может, повзрослела немного… Но нет. Что-то все-таки во взгляде. Он сейчас больше напоминал взгляд собственных глаз в отражении. Да. Сейчас Саске отчетливо видел боль. Так обычно смотрят на покойников в могилах. На родных на похоронах. Так смотрят на предателей. И, наверное, так смотрят на тех, кто дорог. Или был дорог. В прошлом такого взгляда не было. Теперь он мог сравнить. Учиха пожал плечами и уселся на диване поудобнее, выходя из полулежачего положения. Належался уже. — Я для этого сюда и пришел. Цунаде вздохнула и прикрыла глаза, будто успокаивая себя и набираясь сил для разговора с несносным мальчишкой-подростком. — Ладно, давай разбираться по порядку. — Женщина стянула с себя перчатку и небрежно кинула на рабочий стол из красного дерева. Орочимару это не понравилось — видно было по метнувшемуся взору-молнии. Но Сенджу, кажется, наоборот, позабавилась этой маленькой шалости. А они точно профессионалы? — Что ты чувствовал перед тем, как потерял сознание? — Начала Цунаде. Кажется, на диалог была настроена только она. — Как долго я так пролежал? — Я же сказала: все по порядку. — Все еще мягко, но уже более настойчиво. — Как долго? — Саске повторил вопрос. Непонятно было даже ему самому, зачем он упрямится. Чисто из-за характера? Или из-за того, что ненавидел принимать помощь? Но сам он уже с этим не справится. А что, если бы это случилось раньше? Когда он был в одинокой компании своей маленькой квартирки? Вдруг эта женщина и ее незамедлительная реакция — все, что смогло вытащить его из омута сознания? А надо ли было его вообще оттуда вытаскивать? Молчание затянулось — никто не хотел отвечать на вопросы друг друга. Будто враждуя. — Пятнадцать минут. — Сдалась Сакура и посмотрела на своего преподавателя, — Смысл держать эту интригу? Он все равно узнает. Лучше раньше — так быстрее сдвинемся с мертвой точки. — Как здорово, что вы тоже с нами. — Протянул Орочимару и фальшиво улыбнулся. Сакура портила своеобразную игру, и старому змею это не нравилось. Саске поставил в голове галочку «уважение» напротив строки с именем девушки. Но пока только карандашом. — Дело пойдет лучше и быстрее, если между нами будет доверие. Разве не для этого все мы здесь? — Зеленые глаза сузились и прошлись по каждому, кроме Саске, шествием укора. В воздухе действительно плавало напряжение. Учиха настолько к нему привык, находясь в кабинете Орочимару, что уже и не замечал. Однако для Сакуры, по всей видимости, все это было в новинку. Ну, держалась она нормально. Орочимару лишь мягко улыбнулся и отвернулся в сторону «подопечного». — Я, пожалуй, повторю вопрос, — начала Цунаде заново, — что ты чувствовал последним, прежде, чем потерял сознание? Краем глаза Саске заметил, как Харуно достала папку с листами бумаги и ручку. Будет конспектировать. Какая хорошая прилежная ученица, так и хочется сбить с нее ее чертову спесь. — Я почувствовал запах. Он как будто… забил все в моей голове, был везде и всюду. Я не мог думать ни о чем, кроме него. — Он смотрел в одну точку, вспоминая и переживая все заново. Это было безумие. Ему правда казалось, что он обезумел. Лишился здравого рассудка. Сошел с ума. Ебанулся, в конце концов. Как не назови, итог один. Это было что-то ненормальное. — Можешь описать состояние подробнее? И сказать, запах чего это был? — Цунаде даже немного подалась вперед, настолько ей было интересно. Учиха медлил. Он не знал, стоит ли отвечать честно. Саске чувствовал себя маленьким зверьком в мышеловке, один неверный шаг и… Бац! Ловушка захлопнется, а голова полетит с плеч. Ну, в любом случае он уже здесь. А смертельная гильотина уже нависла над его длинной шеей. Дальше остается лишь играть в русскую рулетку и надеяться, что свое невезение он уже потратил. — Это был… — Ему так хотелось смотреть в зеленые глаза, пока он будет говорить это. До дрожи в коленках. До состояния такого же безумия, как двадцать минут назад. Хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на ее реакцию. И как тогда она будет смотреть? Исчезнет ли ее боль? Потухнет ли прямота? Порвется ли та нить, с помощью которой она одним лишь взглядом срывает кожу, оголяя, обнажая, обезоруживая? Сука, он не мог себя контролировать, когда дело касалось Сакуры Харуно. Он превращался в маньяка, сам того не замечая. Был ей одержим. Будь она проклята самым страшным проклятием. У него нервно дернулось левое плечо. Неконтролируемо. Не обратил внимание. Мысли были забиты совсем иным. Намного более важным. Саске сдался и посмотрел в них. В эти огромные зеленые бездны, которые с каждой секундой все больше округлялись, словно в замедленной съемке. Кажется, она что-то понимала. А он нет. И этот факт необъяснимым образом даже не раздражал. Только интриговал. -…Запах шоколада и табака. Парфюмерного. Все молчали. Что-то понимали и молчали. А для Саске сейчас во всем мире было пусто, кроме кресла слева от него, где сидела хрупкая розоволосая девушка. Сидела и не могла пошевелиться. Как восковая фигура. Плечо снова дернулось. Надо было покурить. Срочно, очень срочно. Иначе он в действительности потеряет рассудок. Или таблетки? Он не помнил, когда в последний раз пил их. Безответственный придурок. Или… В голове промелькнула незнакомая эмоция-воспоминание. Точной картинки он в голове не наблюдал, но эмоциональная память что-то пыталась выдать. Что-то теплое, близкое, трепетное и какое-то даже интимное. Что-то, связанное с Сакурой. Дрожала уже практически вся левая рука. И никто не осмеливался нарушить молчание. Кроме, естественно, Орочимару. — Хочешь сказать, твой припадок случился из-за запаха? — Он говорил с недоверием и даже отвращением. — Да. — Уверенно и со сталью в голосе. Если уж Саске и раскрывает все, что происходит у него в голове, то никто не будет сомневаться в его словах. Никто. Психотерапевт задумчиво перевел взгляд на Сакуру и откинулся на спинку своего огромного кресла. — Я обычно не повторяюсь, мисс Харуно, но в этот раз, пожалуй, вынужден. — Теперь Орочимару открыто улыбался, тонкие брови были подняты вверх, показывая совершенно ровный лоб, без единой морщинки, а руки впервые были не переплетены в пальцах, а медленно поглаживали дерево стола, иногда пошкрябывая идеально ровную поверхность. Выглядело устрашающе. — Как здорово, что вы тоже с нами! На этот раз это звучало как угроза. Даже у Саске по спине пробежали мурашки — настолько ему стало не по себе от открытой демонстрации эмоций мужчины. Инстинктивно он подвинулся ближе к Сакуре, чтобы служить преградой между ней и чем-то угрожающим. Зачем он это сделал — сам не понял. Он вообще сейчас существовал на сплошных инстинктах, мозг был перегружен и отключен. — Вопросов меньше не становится, Саске, — Женский голос, признаться, немного сбавил напряжение, но вернул в неприятную реальность — Почему именно этот запах? Опиши свои физические ощущения на тот момент. — Я не знаю. Я просто думал, что схожу с ума. Голова разрывалась. Вот и все. — Хм… — Только и послышалось с ее стороны. Многозначительно. Сакура не сделала ни одной записи в своей пустой папочке. Единственное, что на листе было написано — аккуратно выведенные дата и время сегодняшнего приема в правом верхнем углу. — А в эмоциональном плане? Ты сегодня что-нибудь чувствовал, Саске? — Кажется, в первый раз подал голос Итачи. Саске замер, глядя брату в лицо. Он все это время был здесь? Саске оторопел. Он и думать забыл о нем. По телу пробежал мощнейший разряд тока, с запозданием донося до мозга смысл его вопроса. И как только ответ на него появился, стало невыносимо душно. Ровно в ту же секунду. В этот же миг Саске, не в силах больше сидеть в четырех стенах и быть окруженным этими людьми, подорвался и семимильными шагами вылетел из кабинета. Снова это удушливое чувство, оно зарождалось в груди и расползалось по телу, холодило руки и ноги, забивало голову какой-то ватой, заставляло сердце гонять кровь со скоростью болида. Левая рука дрожала как у наркомана в период ломки. А это, по всей видимости, ломка и была. Он помнил это чувство. Но не ощущал его уже так долго, что хотелось плакать. Хотелось бежать со всех ног и выть, срывая голосовые связки, от слез. Хотелось содрать с себя кожу и выдрать ногти. Хотелось просто мгновенно исчезнуть. Схлопнуться. Но он просто шел, сдерживая внутри самую настоящую адскую бурю. Цунами, смерч, десятибалльное землетрясение — это все одновременно бушевало в теле и не находило выхода. Оно металось под кожей и внутри мыслей, утопая в обильно поступающем в легкие кислороде, и возрождалось заново в удвоенном масштабе, подобно Медузе Горгоне. Оно выжигало каждую венку и артерию изнутри, зарождаясь в самом сердце. Это была паника. Самая настоящая паника. Он почти бежал в неизвестном направлении, когда с его правого глаза скатилась скупая слезинка. И породила собой неконтролируемую истерику.

***

Никто не смел проронить ни слова. Все осознавали произошедшее вот уже минут пятнадцать. И только Орочимару, как всегда, нарушил молчание, сохраняя на бледном лице сухую полу-улыбку. — Что ж, вот и подвижки… — Он посмотрел на Итачи. Тот выглядел довольно болезненно. — Вы умеете задавать правильные вопросы, Учиха, сами того не ведая. — Что вы имеете в виду? — Ровный тон. Холодный и враждебно настроенный. — А вы не поняли? Мне казалось, вы умнее. — Ухмылка тонких губ. Но в ответ лишь выжидающая тишина. Орочимару устало вздохнул. — Он сегодня ощутил что-то. И не просто «что-то», а целую плеяду новых для него эмоций. — Змеиный взгляд прошелся по каждому присутствующему в кабинете, оценивающе. Он продолжил так, будто говорил с дошколятами, — Представьте, что вы много лет подряд сидели в пустой белой комнате, без дверей и без окон, без какой-либо связи с окружающим миром. Совсем одни. Вы за это время уже научились справляться с одиночеством, хотя оно вас потихоньку и пожирало. Вы делали вид, что не замечаете этого, потому что слишком горды. Но вот внезапно нарисовалась до этого неизвестная дверь. — Орочимару мазнул взглядом по Сакуре, — И вы, естественно, с интересом за ней наблюдали. Попробовали открыть и обожглись. Это больно и страшно, потому что ново и неизведанно. Вы уже не помните — как там, за стенами. Вы не помните даже, что существуют люди, кроме вас. И даже, что там есть какой-то мир, который живет и движется. Внимательно слушали все, кроме Цунаде. Та что-то строчила в толстенной черной папке Саске. — Дверь мало по малу открывалась, с каждым днем все больше. Совсем по чуть-чуть, совершенно незаметно. Впускала свежий воздух и свет. Тоже что-то новое. Но не настолько страшное, ведь этого было немного. Но помним, что вы слишком горды, чтобы замечать такие мелочи. Он оперся на локти и практически перекинулся через стол, смотря Сакуре прямо в глаза. Сейчас его узкий разрез глаз, за которым обычно практически не было видно белка, казалось, позволит глазам выпасть. Настолько он напрягся в своем экстазе. — И в самый неожиданный момент дверь распахнулась полностью, пуская внутрь все, что вы успели вычеркнуть из своей жизни и без чего научились жить. Представьте, что комнату мгновенно залила вода, принося с собой саму жизнь. Но вы были уверены, что мертвы. — С каждым словом Орочимару говорил все громче, но на последнем почему-то осекся и вернул тело и лицо в приемлемое состояние. Он не сводил взгляда с Харуно, а та завороженно смотрела в ответ. Орочимару стал говорить вкрадчивее. Целясь ей прямо в душу. Каждое слово — дротик прямо в «яблочко». — Естественно, вам страшно. Ваш пустой мир вдруг наполнился чем-то. Вы сами не понимаете, чем. — Орочимару в очередной раз ухмыльнулся, — А причина этому, — кивок подбородком в сторону Сакуры — всего лишь одна маленькая хрупкая девочка. Единственное, чем она действительно обладает — упрямством. Но что она такое по сравнению с целым миром ? В сравнение идет разве что его маленький мирок… Цунаде громко хлопнула папкой, прерывая монолог, и посмотрела на друга исподлобья. — Ты сказал достаточно. Тот лишь отмахнулся и, медленно развернувшись в кресле, посмотрел в окно позади себя. — Разве? А мне кажется ему очень не хватало этого прекрасного мира. Сакуре казалось, что она сейчас заплачет. На нее будто только что возложили камень весом в несколько тысяч тонн и сказали катить его в гору. Настолько одно лишь внимание Орочимару было тяжелым для нее испытанием. И как Саске постоянно с ним работает? Как бы она себя ощущала, если бы он начал копаться в ней? Искать ее слабые стороны и прорехи в защите от этого мира? Она и правда чувствовала себя ничтожеством. Но все-таки проследила за взглядом Орочимару и тоже посмотрела в огромное панорамное окно. Там бушевал закат, заливая город красно-золотым светом.