Ищу секретаря без опыта работы

— Что, опять?! — Анатолий стоял на двухступенчатой стремянке для комфортного доступа к высоким полкам шкафа и заботливо поливал цветущую, навязчиво пахнущую мятой листвой герань. — Подожди, я сяду! Покряхтывая и наверняка совершая не самые полезные для преддекретного состояния телодвижения, Толя, придерживаясь рукой за полки, сполз вниз, аккуратно поставил лейку на подоконник и, не спеша, присел. Вот только он выдохнул — друга в надёжное место пристроил, можно в декрет со спокойной душой валить — так нет же, Ромику теперь неймётся. Ох, правду говорят: на тихой пасеке гризли водятся! И одно из них, чудищ пасечных, сидит несчастное-пренесчастное, того и гляди плакать начнёт. А этого Водянову нельзя, он и сам сейчас такое запросто — сырость развести. Успокоил друга, как мог, и отправил с напутствием: своего не терять и с начальством почаще сексом заниматься, раз самому это в кайф. А Ромик что? Ромик пошёл! Друг благословил. Тело всеми конечностями «за!» Никольский всё огладить пытается и поцеловать, как только они одни остаются. Семшев и другие периодами заходящие сотрудники вроде как не видят ничего. И дома в его дела не лезут. Вот только совесть, вредная субстанция, всё никак не уймётся, всё нудится. Так и повелось, что день через день Роман Дмитриевич оказывался в жадных руках своего начальства. Поначалу омега смущался и краснел, порой пытаясь увильнуть. Но постепенно аппетиты альфы затронули и его, как оказалось, страстную натуру. Первый альфа Ромика, ещё в студенческую бытность — такой же, как и он, сопляк — действовал неумело. Да и омега не привередничал особо — все уже давно не девственники, один он аки ромашка на пустой клумбе. Второй — обманщик Семён, властный и довольно эгоистичный — брал от омежкиных щедрот, почти не давая взамен ласки. А влюблённый Ромка и не знал, что бывает иначе. Николай Петрович, которого секретарь решался называть Колей лишь во время секса, открыл Ромику много нового. Прежде всего, помог ему раскрыть себя как омегу. Говорил смущающие слова и интимные комплименты, любил прикасаться и ласкать губами, вылизывал в запретных местечках. Живи и радуйся, одним словом. Но Рома — он такой Рома! Завис между адом и раем и болтался, занимаясь самоедством. Много раз порывался рассказать Никольскому всю правду, но затыкался в последний момент. Понимая, что не только лишится ненаглядного альфы и секса с ним, к которому так быстро пристрастился, но и работы, которая была жизненно необходима не только из-за клятого кредита. В новогодние праздники, когда Ромка с племяшами маялся дурью дома и страстно желал побыстрее выйти на работу, чтобы увидеть любимого начальника, брат с мужем огорошили новостью, что скоро у них будет третий малыш. Нет, Ромик был очень рад за Влада и Илью — они-то по любви детей делали, что ему, видимо, не светит в этой жизни. Но дальше отягощать родственников становилось совсем уж бессовестно — семья росла и лучше бы дядюшке освободить комнату. Следовательно, нужно искать съёмную квартирку, желательно поблизости, чтобы помогать свояку и брату управляться с детьми. Порывшись по вакансиям, Миронов с тоской подумал, что другой должности с такой зарплатой он не найдёт. Вопрос «что делать?» завис в воздухе. После отмечания праздников всё вернулось на круги своя. Никольский несколько раз звонил Роме в выходные дни поздравить, но чаще по надуманным предлогам. На самом деле ему просто хотелось услышать голос своего секретаря. Альфа злился на себя, что мнётся, как влюблённый школьник перед учителем, и всё собирался выманить Миронова из дому хоть на пару часов. Не хватало ему этого клеверного омеги, до дрожи в руках не хватало! Но каждый раз фоном за напряжённым голосом Ромы в трубке стоял детский гвалт, иногда басок Влада или смех приехавших на праздники родителей. Николаю становилось неловко, и он поспешно прощался, так и не предложив задуманного. Вернувшийся на работу Роман Дмитриевич порхал одуревшей от тепла весенней бабочкой. Он пришёл к сделке с совестью, опоив её шампанским под бой курантов в новогоднюю ночь. Решил, если судьбе будет угодно, то всё завершится рано или поздно. И кто такой Ромик, чтобы вставать у неё на пути? Он будет любовником своего начальника так долго, сколько это будет возможно, потому что чувства не задушишь и не убьёшь. Кроме того, кредит сам себя не заплатит, и квартира бесплатно не арендуется. А что? Думаете, все омеги — дряни меркантильные? Вот уж ничуть не бывало! Рома будет службу нести честно и педантично, как всегда, и денежки свои отрабатывать согласно договору о найме. Не у альфы же из кармана берёт! Что к хорошей работе добавился бонус в виде горячего секса — так это замечательно. Про любовь со стороны начальника Миронов думать не смел, радуясь утащенным крупицам тепла, живя ими. Не мальчик уже Ромик, летом двадцать девять стукнет, нужно себя баловать. Тем более, судя по репутации Никольского, пассии у него надолго не задерживались. Вот до этого грустного момента омега и решил отодвинуть поиски другой работы. Приняв решение, Ромка повеселел и приободрился. Спрятавшийся было аппетит и тяга к сладкому вернулись, принеся парочку лишних зимних килограммов, от которых Коля, чудак человек, пришёл в восторг, наглаживая мягонькое, податливое ласкам тело. На волне эйфории Миронов навещал разродившегося милым омежкой Анатолика, порхал по дому в выходные и рвался на работу после них. Даже отвечать на заигрывания Никольского научился и подыгрывал им. Боялся омега только Семшева, у которого под носом творились непотребства. Всё казалось, строгий бета насупит брови с проседью и, обвинив Рому в бесчестии, с позором изгонит из Управления Железных Дорог. Но Иван Львович то ли впрямь ничего не замечал, то ли Никольский и Миронов шифровались хорошо. Продолжал нахваливать Ромика и заваливать новой работой, которую тот не выполнял ранее. В частности, добавились сырые договоры с внесёнными поправками. Их надлежало перенабрать и собрать документы в комплекты с последующей рассылкой. Рома раньше и представить себе не мог, какой объём макулатуры проходит через их отдел! Но Иван Львович, принося очередные почеркушки, вздыхал жалостно: мол, помоги старику, а то у меня давление опять подскочило и голова плывёт. Ромик безропотно соглашался. В конце концов, Семшев его как родного принял, что ж Миронов — собака неблагодарная? Через некоторое время подобных практик Рома, обычно легко запоминающий числа, мог на глазок назвать регион, из которого пришёл или куда уходит контракт, договор или оплатный листок. Поэтому проскользнувший перевод не то что неизвестного банка, а вообще не российского, обратил на себя внимание. По нему выходило, что со счётов Управления федеральные деньги, направленные для развития одного из южных регионов, утекут куда-то за океан, где про железные дороги и слыхом не слыхивали, потому как вода, вода, кругом вода. Миронов призадумался. У него что, карма такая — увлекаться альфами, склонными к мошенническим финансовым операциям? А если это не Никольский, тогда кто? Семшев? Ромик пялился в бумажки, силясь не разреветься. Дал себе мысленно пинка: не время истерить! Да, счета очень похожи на оставшийся ему от бывшего альфы Семёна офшорный след, в котором и сгинула его недвижимость, как отпечаток ноги на прибойном берегу. Но для начала нужно разобраться! Прежде всего, чем грозит это лично Ромке? Да, омега, подбирающийся к тридцатнику, наконец начал действовать осмотрительно. Вроде ничем — подписей Миронова не требовалось, должность не та, и если уж на то пошло, сама работа не в его компетенции. Он бумажки набрал, распечатал, а что в них — не его мозгов дело. Но кто-то же всё равно за такое сядет, кто-то же будет виноват, когда госденьги уплывут и растворятся в океане? Никольский или Семшев? Или оба? Подписи стоят и того, и другого. А если зайти с иной стороны? Случайно составить документ с кучей листов Иван Львович не мог, а вот Николай Петрович подмахнуть подпись в общей кипе разнообразных документов мог легко. Ромка схватился за голову. Куда бежать, у кого совета спрашивать? Влад и Илья отпадают, Анатолика нервировать, когда у него на груди висит младенец — нельзя, ещё молоко скиснет. Пойти сразу с копией этих бумажек в службу собственной безопасности Управления? Ссыкотно! Опять же, а если это Никольский? Поговорить с ним самим? Ещё страшнее, чем к безопасникам идти… Николай, не подозревая, какие мысли гнетут его секретаря, появился из своего кабинета, как чёрт из табакерки. Он несколько поумерил свой темперамент, дабы не пугать любовника. Тем более, видя, что Рома перестал дёргаться и уже шёл на адюльтер осознанно. Никольский очень сильно подозревал, что то, что таится в недрах его организма, помимо литров спермы, щедро даримых омеге, называется именно тем заезженным словом на букву «л», которое часто упоминают в слезливых романах. Его Роман, точнее, Ромашка, был настолько соблазнителен и желанен, что Николая уже почти не пугало наличие детей, которых, видимо, придётся брать вместе с омегой, уводимым от мужа. Коля решил это, придя к осмысленному желанию быть вместе, не подстёгнутому оргазмом или запахом текущего омеги. Постановил, потому что знал: Ромке с ним будет лучше, чем с мужем, и как бы Миронов ни упирался, а быть ему Никольским. Осталось только убедить самого омегу. Что они, дети малые — по углам прятаться? Но всё обстоятельства мешали: то Ромик сбегал в очередной раз, то работы куча наваливалась. Николай купил кольцо и затаился, поджидая удобного момента. — Поедешь со мной на совещание, будешь стенографировать, — Никольский мимоходом чмокнул Ромку в макушку, пользуясь тем, что дверь в приёмную плотно прикрыта. — Стено… что делать? Никогда таким не занимался, а это прилично? — переспросил игриво Ромик. — Документы мне из папки подавать будешь и с умным видом что-нибудь в блокноте рисовать, можно непристойное, — улыбнулся Николай, которому присутствие омеги рядом нужно было не по служебной надобности, а по самой что ни на есть личной — кольцо золотистую бархатную коробочку прожигало. — Освободимся пораньше и заедем куда-нибудь перекусить. Ты как? Рома мог только кивнуть на предложение. А как иначе, когда альфа мечты манит и зовёт? Тут голяком по снегу с папкой в зубах поскачешь! Заодно ещё раз всё обдумать можно и к Коле присмотреться: он ли — коварный изыматель государственных средств из бюджета? По обоюдному согласию «перекус» после выездного совещания состоялся у альфы дома. Холодильник при этом затронут не был, зато «пострадала» спальня, а после Ромик виртуозно сбежал, потому что вызванное такси приехало быстро. Вручение дара с получением согласия на совместное проживание не состоялось снова. Уже ночью, дома, лёжа на своей кровати, Миронов принял решение. Он придёт на работу пораньше и в документах, пока не отданных Семшеву, перебьёт номера счетов, на которые должны быть перечислены средства. В офшор ничего не попадёт, потому что такого номера договора на госконтракт не существует в принципе. Для этого нужно успеть влезть в компьютерную базу Семшева, где хранятся официально присланные рабочие документы, и изменить там пару цифр в каждом присланном счёте. С утра Ромик всё успел, везде управился и даже чаем с необходимым в последнее время Персеном запил, перечитывая устав Управления. То, что сотворил младший секретарь, квалифицировалось как халатность. Миронов знал, что деньги, присланные из госбюджета, не найдя нужного виртуального счёта, зависнут до разбирательства и будут возвращены в исходную точку. В лёгком случае путаница в документах каралась лишением ежеквартальной премии с записью в трудовую. В тяжёлом — увольнением по статье. Тюремный срок вроде бы не предвиделся, и Рома затаился в ожидании. Два дня всё было тихо. Документы в бумажной и в электронной версии ушли далее «по этапу». Миронов на всякий случай собрал свои вещи на рабочем столе в один ящик, дабы удобнее было с позором покинуть ставший родным кабинет. А потом события стремительно понеслись. Сначала поступил звонок, что Семшев Иван Львович попал в больницу с сердечным приступом. В тот же день нагрянула служба собственной безопасности и изъяла компьютерные блоки Семшева и Никольского, а также часть папок с документами. Самого же Николая Петровича вызвали в Москву, и он улетел в тот же день. Перепуганный Миронов понял, что началось то самое ожидаемое и пугающее разбирательство. Только кто является зачинщиком-виновником, пока не ясно. Растревоженный Ромик боялся за любимого, который запросто мог оказаться очередным мошенником в его жизни. И хоть сердце твердило: «Не может такого быть!» — разум тихо шептал: «Всякое бывает. Знаем, плавали». Безопасники секретарю велели сидеть ровно, лишнего не болтать, на телефонные звонки отвечать без надрыва в голосе, что в отделе плановая переустановка компьютерной системы, Никольский в командировке, Семшев на больничном, перезвоните позже. А ещё через день, прояснив ситуацию полностью, с Романом Дмитриевичем поговорили, вскрыв все его потуги спасти казённую безналичность, и относительно вежливо попросили уволиться по собственному желанию, потому как держать таких инициативных сотрудников — себе дороже. Семшева Ивана Львовича поймали за руку при попытке присвоить федеральные средства. Оказывается, за ним следили уже давно. Миронов же своим вмешательством и непонятным приступом альтруизма почти спутал карты СБ-шникам. Если бы у Ивана Львовича не сдали нервы и не забарахлило сердце, когда он обнаружил, что деньги не перевели, герой-одиночка мог бы сорвать операцию и Семшева не удалось бы взять с поличным. Средства теперь никуда не денутся безвозвратно, но всё же в секретаре Миронове Управление больше не нуждается. Никольский застрял в финансовом министерстве столицы, пока выяснялось, куда всё же ушли деньги, и происходил их возврат. Николай, пока Семшев был под наблюдением, даже помыслить не мог, что немного наивный и порой кажущийся не от мира сего Рома может сотворить подобное и, не посоветовавшись, влезть в ход расследования, самоотверженно спасая чужие финансы. «Тоже мне Брюс Уиллис — человек-армагеддон! Вернусь — задницу надеру!» Но по возвращении в родные пенаты альфу застал опечатанный кабинет с высохшими подчистую цветами, которые только-только «разожрались» Ромиными заботами. И «подарочек» от СБ — подлинная анкета Миронова Романа Дмитриевича с его предыдущего места работы плюс информация более поздняя.