В шкуре волка

      — Вас все устраивает?              Я была в Линне уже не единожды, и дом Луки Савиара — местного старейшины — устраивал меня даже больше, чем мой собственный в Гаалаки. Хотя бы потому, что здесь я была важной гостьей, и даже постель за меня заправляли слуги. Кроме того, дом отапливался при помощи горячей воды в трубах, что тянулись вдоль стены. Не очень красиво да и затратно, — я представляла сколько топлива на это требовалось — но в зимнюю пору было необходимо. Здесь я могла сбросить наконец-то меха, которые точно приросли ко мне — не хуже шерсти оборотня. Постель согревали горячими кирпичами, по утрам служанка грела воду для умывания. Горячий завтрак ждал меня там, где я хотела — в спальне или на кухне. Да, мне определенно тут нравилось.              Сам Линн не был особенно интересен. Небольшой городок, очень грязный и шумный, хотя в нем и были вымощены дороги, сейчас они все осыпались, и больше мешали, а уж липкий снег и вовсе превратил все в грязевое месиво. Кроме того, вечерами на улицах появлялись пьяные. В Линне стоял трактир — вонючее грязное заведение. В дополнение к этому немало шмыгало воров, а также проституток. Одетые в грязные цветастые платья на голое тело, дрожа, они поджидали своих клиентов. Я никогда прежде подобного не видела — никогда. Вся примитивная низость, которую преодолело окружение из моего старого мира, здесь выражалась в открытую. Линн был городом не ремесленным, а больше торговым. Даже скорее неким перевалочным пунктом для караванов работорговцев. Наемники останавливались в гостинице над трактиром, где всю ночь слышались вульгарные песни, крики и шум драк. Наутро обязательно приходили жаловаться кому-нибудь из старейшин об очередной краже или даже убийстве, но городские власти никогда не вмешивались. Тот же Лука Савиар всегда говорил, что трактир принадлежит вольному господину, который выкупил землю и заключил договор со старейшинами города о невмешательстве. Якобы все то, что происходит там, Линна никак не касается. В первый раз у меня это вызвало усмешку и недоумение, но глупые наемники верили и уходили без претензий.              — Какую мзду вам платят за то, чтобы это место не было прикрыто? — спросила я потом Луку. В конце концов, Линн — городок, где жителей едва ли с тысячу наберется, и не с руки позволять подобное бесчинство под носом у всех. Но старейшина уклонился от ответа. Ночью Витарр сказал мне, что Лука — хозяин трактира, который не только трактир, но и бордель.              А кажется таким степенным, важным… Лука был не особенно высоким, но крепким пожилым мужчиной. Не совсем старик, но волосы его были седыми, а пальцы — скрюченными. Смотрел он прямо, но не вызывающе. Голос его был твердым, звонким. Услышь я его со стороны, то решила бы, что он принадлежит молодому человеку. Но даже не особенно приятный «бизнес» Луки не испортил моего к нему отношения. А с чего бы? Почему меня должно волновать подобное, когда через Линн проходят сотни рабов?              Но да, Гаалаки был гораздо чище и приятнее. Там не было ничего кроме небольшой улицы с маленькими деревянными домами, нескольких садов, сейчас покрытых снегом, и лесов и степи вокруг. Здесь же толпа никогда не иссякала — причем, по большей части это были далеко не местные. Площадь в центре, там, где торговали рабами, была заполнена ярмарочными рядами. Когда я в первый раз отправилась туда, то у меня стащили кошелек. Хорошо, что особенно денег там не было, но неприятный осадок остался.              Стоит отметить, что в Линне я была трижды, не считая самого первого раза, когда Витарр отдал меня Марко. В первый раз мы вместе ездили к скорнякам, которые взяли с меня мерки. Второй раз — изделия уже забирать. Каждый раз мы оставались в городе на несколько дней и жили в доме старейшины Луки Савиара, чья большая семья казалось бы с удовольствием нас принимала. Нэннэр говорил, что Витарр старается «общаться» с людьми, но даже я — я! — не ожидала с его стороны такой слабости ко мне подобным. Теперь же мы приехали сюда по приглашению самого старейшины, что праздновал двадцатилетие своего младшего сына, и мое мнение об этом цирке я осмеливалась формулировать только у себя в голове. Ралтэр сопровождал нас, но жил отдельно — Лука считал недопустимым принимать в своем доме покупателя рабов. Собственно, двуличие не такой уж и ужасный порок, если к нему привыкнуть…              Весь день я провела в окружении людей — и это казалось мне странным. Я привыкла к звучному «р», к резким и одновременно гибким движениям, к ярким глазам и полуобнаженному виду. При этом я все время ощущала собственную слабость. Я настолько приобщилась к атмосфере страсти и силы, что витала в среде оборотней и которую я ощущала как раз в силу своей непохожести, что домочадцы Луки казались мне какими-то неправильными. Когда я поделилась этим с Витарром, он посмотрел на меня с непривычной для себя нежностью. Даже черты его смягчились.              — Другого нельзя было ожидать, — серьезно сказал он.              Я промолчала. Он знал, что ответа я не дам.              Но, тем не менее, физически я отдыхала здесь.              — Да, все чудесно, — отвечала я служанке, рукой чуть отстраняя ее. Я одевалась и не желала ее помощи в этом. Девочка растерялась, и я улыбнулась. — Я справлюсь сама.              — У вас много шнурков.              — Я знаю. — Но Лючии никогда и в голову не пришло бы помочь мне в подобном. Я привыкла обходиться без белья, но с наступлением холодов начала носить двое штанов, а под тунику и куртку надевать еще несколько слоев одежды. Со стороны, наверное, выглядела пингвином. Сапоги мои были выше колена, удобные и мягкие, а голову укрывал платок. Его я надевала даже под меховые капюшоны, используя и как шарф. Варежки и носки вязать меня научила Лючия. Одежда была практичной и удобной, немаркой и приятной на ощупь.              Оборотни не знали ткацкого станка, и ткани закупались у людей. В Линне тоже не было мануфактур, но я знала, что многие города людей специализировались на разного рода ремеслах. Шила я по-прежнему не особенно хорошо, но вязала с удовольствием, поэтому со временем мы с Лючией договорились о распределении обязанностей. Ни вышивание, ни любого рода изготовление бижутерии у оборотней принято не было. Я с удивлением рассматривала родственниц Луки и других старейшин, которые щеголяли в искусно расшитых платьях и дорогих украшениях — мне это теперь казалось чуждым и неуместным. Кожа на моем лице обветрилась, а брови были совсем светлыми и явно потерявшими форму, но Витарру я по-прежнему казалась необычайно красивой. Ему нравилось, как я владела собственным телом и мимикой. В отличии от оборотней, склад жизни людей был более патриархален, и своей уверенностью и раскованностью движений я скорее напоминала волчиц чем местных девушек. С чем это было больше связано — с тем, что я выросла в двадцать первом веке с его культом тела или же с тем, что переняла привычки нового окружения — я не знала. Но зато во мне сохранилась хрупкость и нежность слабой девушки — волчицей я не была, я была человеком, причем не рожденным здесь, а значит плененным и неспособным выжить, без родины и семьи. И уж поверьте, слабость заводила некоторых посильнее прочего.              Я посмотрела на служанку, раздумывая над тем, почему бы не нанять кого-нибудь выполнять работу, которую делаю я. Подобная мысль прежде мне в голову не приходила. Я ни разу не видела слуг или тем более рабов в доме оборотней. Да, на мельнице и в полях трудились пленники, но не на кухне или в саду. Зодикус говорил, что домашних рабов оборотни никогда не держали. Но все бывает в первый раз. Ведь я жена Витарра Ормара, меня приветствуют как знатную и влиятельную гостью. Но какая же из меня сильная мира сего, раз мне приходиться чистить кастрюли и расчищать крыльцо от снега? В Линне мне даже сапоги обуть помогают, а дома?              Но вряд ли меня поддержит Витарр. Он даже женился на мне, чтобы суметь привести в свой дом. Интересно, это прихоть именно его клана или всей стаи Горга?              Витарр сам уговорил меня пойти сегодня с ним в город. Я не хотела смотреть на новых рабов, — все-таки я сама помнила прикосновение рабского ошейника. Я не была на площади ни разу, если знала, что там будут не только ярмарочные ряды, но и работорговцы. Но, с другой стороны, я смогу узнать, нельзя ли мне купить помощницу для себя самой.              Только в этот миг я осознала, о чем вообще рассуждаю. Я не хочу смотреть на продажу рабов, якобы мне их жалко, и в тоже время не против этих самых рабов купить — только бы освободить от работы натруженные руки.              Казалось бы, разве можно было упустить то, как быстро я превратилась в то, что прежде вызывало у меня отвращение? В какой миг я потеряла все то, к чему веками шли люди? Можно ведь долго спорить о том, насколько соблюдаются права человека, но уже наличие такого спора говорит о том, что есть объект, ради которого стоит вступить в полемику. И вот я, казалось бы современный человек, расстраиваюсь оттого, что обычаи оборотней не допускают наличие рабов в доме.              Но, с другой стороны, я не виновата в том, что им не повезло. Моя жизнь тоже не была такой уж гладкой. Почему я должна беспокоиться о них? Обо мне не беспокоился никто. С самого начала своего путешествия сюда я была жертвой обстоятельств, и лишь случайность в лице Витарра спасла меня от участи может куда страшнее. Я помню аукцион, на котором он меня купил. Я помню алчущие веселья лица, помню, как не успела я появиться в той дыре, как с меня стащили все ценное — вплоть до обуви. Это условия этого мира. Я их не изменю, остается только подстроиться под них.              Все равно было как-то неприятно.

***

      Витарр служил мне самой надежной защитой от толпы на площади. Дороги в городе расчищали от снега, но прыгать через лужи было все равно крайне неудобно. К тому же люди толкались с такой силой, будто мы не на рынке, а на поле битвы. Я крепко держалась за руку оборотня, который вел меня к самому центру, плечом распихивая особенно упертых.              — Почему так много народу сегодня? — спросила я.              — Потому что сегодня товар представляет один особенный человек, — шепнул мне Витарр. Складки губ его застыли в жесткой усмешке, а глаза пытливо изучали мое лицо. Я напряглась, узнавая этот тон и выражение — меня ожидает очередной неприятный сюрприз. Когда же мы вырвались вперед, остановившись у самого ограждения, я сначала не поняла какой, но потом высокий тощий человек, что препирался с другими работорговцами в противоположном конце площади, обернулся, и я резко выдохнула. Марко.              Да что же это такое?! Почему за последнее время меня просто окружают все эти страшные личности из прошлого. Сначала Ралтэр, теперь вот работорговец с золотыми зубами. Я не хочу вспоминать о своей неволе! Не хочу! Я теперь жена главы клана! Жена оборотня, что мечтает и вполне может занять место вожака огромной сильной стаи! Я хозяйка в его доме, и как хочу могу разговаривать с оборотнями клана Ормаров! Я смогла выжить в этом дурдоме, и не собираюсь терпеть все эти унижения — наверняка это искусная уловка Витарра, который решил вдоволь поиздеваться надо мной.              — Ты специально привел меня сюда? Да еще на самое видное место? — прошипела я.              — Ты же не хотела смотреть на затылки горожан, моя Ульврэн? — Витарр был невозмутим, но я уловила слабую дрожь удовольствия в его голосе.              — Зачем сталкивать меня нос к носу с этим работорговцем?              — О чем ты, Ульврэн? Я лишь хотел развлечь тебя.              — Развлечь? — Я говорила тихо и спокойно, но в голосе моем явно слышалась горечь. — А может, ты снова решил меня на пару деньков отдать в рабство? А может не на пару деньков, а на полгода? Или навсегда?              — Довольно, — сурово пресек поток моей речи Витарр. На резкость обернулись несколько людей, но под тяжелым взглядом оборотня тут же вернулись к своему разговору. Торги все никак не начинались, и толпа гудела. Говорить было тяжело при таком шуме, и я отвернулась. Какой же я стала мнительной. И дерзость свою стоило бы поубавить. Впервые за последние три месяца меня обуял страх от одного только вида Витарра. Я забыла о том, кто он и кто я. Действительно, захочет — и отдаст меня Марко в качестве наказания или хотя бы профилактики. Что ему мое положение? Одна фикция. Я зажмурилась, чувствуя, как слезы наполняют глаза. Но я же не могу разреветься тут.Это просто ужасно. Сглотнув ком в горле, расправила плечи и взглянула прямиком на Марко. Он как раз повернулся и зацепился взглядом за Витарра, склонил голову, приветствуя его. Потом перевел взгляд на меня, улыбнулся — без насмешки — и точно также кивнул. Я просто смотрела, ожидая представления.              В прошлый раз я попала в группу видимо беглых рабов, которых и везли на убой — измученных, больных, неспособных толком работать. В этот раз Марко выводил каждого по одному, позволял заинтересованным привилегированным покупателям рассмотреть «товар» ближе. Я подумала, что не такое уж это и ужасное зрелище… Забыла, как сама стояла перед людьми, как осматривали мои зубы, волосы, ногти. Теперь я была по другую сторону, и сочувствия не испытывала. Словно выжженная изнутри, мне дела не было до страданий других. Все они были разными. Стройная девушка стояла прямо и гордо — пойдет кому-то как развлечения. Коренастый мужчина с огромными кулаками злобно осматривал зрителей — этот, если не окажется буйным, вполне сойдет за надсмотрщика, а если окажется — то сам попадет под хлыст. Сильный и крепкий — Ралтэр его наверняка выкупит. Что же, я не сомневалась, что кулаки свои раб пустит в ход при первом же случае. Был даже один пожилой человек. Седые волосы, морщинистое лицо. Марко представлял его как умелого врача, и я даже хотела было предложить Витарру купить его, но удержалась, не смея привлечь его внимание — вдруг разозлю. Старика для себя выбрал Лука, и я тут же потеряла интерес к происходящему.              Да, ясно, отчего Марко в наш день знакомства был столь зол. Тогда ему приходилось сбывать с рук едва ли не прокаженных, гниющих заживо. Охрана не боялась лишний раз пустить в ход хлыст — ударом больше, ударом меньше… Эти же люди были явно оберегаемы — каждый, что называется, эксклюзивен и уникален. Я такой почести в свое время не удостоилась…              Марко не глядел на меня, но я с холодным любопытством разглядывала его неприятное, но запоминающееся «острое» лицо. Он, конечно же, не горланил как прочие торговцы. Говорил он тихо, но каждое его слово передавалось из уст в уста.              — Видишь вон там, за помостом, еще людей? — тихо спросил Витарр. Я вздрогнула от испуга.              — Где?              Он указал мне, но с высоты своего роста ничего не углядела.              — Что там такое?              Витарр мягко погладил меня по голове — как непутевого домашнего любимца.              — В этот раз Марко привез оборотня, кого-то с запада. Вчера он похвастался, сказал, что выловил на границе их с дюжину и убить пришлось лишь парочку из них. Молодняк, — презрительно прищелкнул языком Ормар. — До Линна довез лишь одного — мальчишку. И то только потому, что обещал хоть одного показать в этой дыре. Остальных раскупили на больших торгах.              Если Витарр и ожидал от меня какой-то реакции, то я его разочаровала. Отвернулась, даже не сбросила его руку — сделала вид, что мне это безразлично.              — Я не собираюсь продолжать это смотреть, — ответила по возможности холодно. Но позади напирала толпа, самой мне не выбраться, а Витарр явно желал моего участия во всем этом безобразии. И я продолжала так же стоять и так же смотреть.              Как же интересно устроены мы. Стоило мне самой подняться повыше, как я тут же позабыла о том, что сама также дважды стояла на площади. Для чего нужны красивые молодые женщины? Уж мне-то это известно. А сильные здоровые мужчины? Я тоже прекрасно знаю. Не пройдет и полугода, как их изведут тяжелым рабским трудом. А пожившие уже немало опытные умельцы сойдут за домашнюю прислугу у богатых людей. Хотелось бы сказать, что им повезет больше, но хозяева тоже бывают разные… Но хотя бы не стоять на диком холоде у мельничных жернов — и то хорошо.              Мне стало даже скучно. Я равнодушно смотрела на сменяющих друг друга рабов и покупателей. Все они были местные, все они хорошо знали свою роль, никто не сфальшивил. Все это как-то затягивалось, мне хотелось присесть, но о таком почему-то торговцы не позаботились — а зря. Я покосилась на Витарра — тот стоял тоже безмолвный, спокойный. Ничто его интереса не вызывало, а моя первая вспышка пока удовлетворила его желание позлить меня. При мысли об этом меня точно обдало ледяным душем, но я постаралась избавиться от проснувшегося чувства страха. Витарр мне ничего не сделает.              Я уже хотела коснуться его руки и предложить уйти отсюда более ласково, когда услышала странный гул — вместо обсуждающих шепотков вокруг раздавались возгласы удивления. Марко вывел на площадь хрупкую девочку — едва ли ей стукнуло шестнадцать. Ее бледное лицо было искажено страхом, коротко стриженные волосы спутаны, а одета она была в джинсы и серую ветровку. Ее внешний вид настолько поразил меня, что я сначала даже не осознала, что думаю о ней не как о той, что родилась со мной в одном мире, а как о чужой, о пришлой, о попаданке.              — Еще одна, — тихо сказал кто-то позади меня, с шумом выдохнув.              — Новая игрушка для кого-нибудь из волков. Они таких любят — от них разит страхом, — ответил сварливый голос.              Внутри поднялась злоба. Я обернулась, надеясь высказать ее в лицо, но наткнулась на стену возбужденных лиц, никак на меня внимания не обращавших. От невозможности выразить все еще пылающую ярость, я вышла вперед, не думая ни секунды.              — Я возьму ее.              Голос мой дрожал, я внезапно поняла, что кажусь смешной. Откашлялась и по возможности грубее повторила:              — Я возьму я.              Марко все улыбался. Золотом сверкнул его зуб.              — Это все-таки аукцион, прекрасная Ульврэн, — сказал он, делая акцент на моем имени.              Тут я испугалась. Витарр. Что скажет он? Что он сделает? На меня смотрели все вокруг, вцепившись острыми как ножи взглядами. Я будто поменялась местами с пленной девочкой — теперь центром внимания стала именно я. Что-то нужно делать? Торговаться? Но никто и ставок не делает. Здесь есть какая-то стартовая цена? Или я сама должна предложить сколько хочу или могу? Что мне делать?              Гвалт вокруг точно откатился назад. В панике я совсем перестала понимать, что они там говорят. Смотрела как полная идиотка на Марко и раздумывала над тем, зачем вообще вмешалась во все это. Зачем? Нерешительно сделала шаг назад, наткнувшись на каменную стену — позади стоял Витарр. Его руки опустились мне на плечи, он что-то громко и четко сказал — я позабыла язык. Марко вопросительно осмотрел толпу, пожал плечами и подтолкнул девочку в сторону. Я дернулась было следом за ней, но хватка Витарра была железной. Он наклонился и что-то сказал мне на ухо. Я все никак не могла сфокусироваться на его словах — я их не понимала, просто какой-то рычащий набор звуков. Витарр повторил.              — Мы заберем ее позже, — говорил он.              Паника схлынула, я вновь смогла распознавать местную речь, но избавиться от ощущения любопытных косых взглядов не могла.              — Что ты сказал ему? — Пальцы мои цеплялись за рукава Витарра, я чувствовала себя такой беспомощной, что он не мог не проникнуться ко мне жалостью, я знала.              — Что ее покупаю я. — Витарр провел большим пальцем по моей щеке. — Мне Марко не откажет.              Я не стала больше ни о чем расспрашивать.              — Пойдем отсюда, — попросила тихо. — Я переоценила себя.              Дом Луки казался мне тихой гаванью. Но лишь выбравшись из толпы, я поняла, что не так уж добродушно Витарр и настроен. Мне очень не хотелось устраивать сцен на улице, и я хотела отложить разговор до дома, но оборотень считал иначе.              — И что ты намерена с ней делать?              Как все казалось просто там, на площади. Я — такая вдохновленная идеей помощи, Витарр — благородный мужчина, но вот только теперь все обернулось тупиком.              — Я заберу ее с собой, — как-то неуверенно предположила я.              — Куда? В Гаалаки? — Витарр хмурился.              — Да. — Может и можно было съязвить, но желания делать это не было.              — Нет. — Как холодно и сурово. Что мне ему сказать? Я совершенно растерянно ухватилась за ворот его куртки.              — Витарр, а что я могу сделать? — Я удержала рвущийся с языка вопрос: «Зачем тогда ты сам выступил вперед? Чтобы после отказать? К чему? Или это новый способ сделать мне больно?».              Мой призыв о помощи в голосе несколько успокоил его. Всем своим видом я старалась дать ему понять, что лишь он один способен помочь мне в затруднительной ситуации. Витарр любил власть над другими.              — Оставь ее в доме Луки. — Тут оборотень нахмурился. — Если он захочет, конечно.              — А если не захочет?              — Значит, придется ее отдать кому-нибудь еще. Я не повезу ее к клану.              Мне так не хотелось искать проблем на свою голову…              — Витарр, но я не могу ее бросить! Она совсем такая же как я была когда-то! Мне… Я…              Не было у меня ни заготовленной речи, ни сил к импровизации. Мне так хотелось уберечь ее, помочь ей, дать ей то, чего я не получила в свое время. В тот миг я так горела искренним желанием спасти слабую девочку, что и не вспоминала о совсем недавних мыслях о том, что неплохо бы завести слуг. Для меня она была какой-то странной проекцией себя самой. И мне не хотелось оставлять ее на милость кого-то еще.              — Пойми меня, она должна поехать со мной. Я не могу позволить кому-то другому обижать ее! Пожалуйста! Я же ведь тоже человек — и ничего. Прижилась. И она сможет.              Витарр покачал головой. На лице его не было злости — и это хорошо. Но холодная подчеркнутая вежливость ему тоже была свойственна прежде мало.              — Я женился на тебе для того, чтобы привести в свой дом, — медленно и без тени улыбки сказал Ормар. — Я провел брачный ритуал, связал тебя со мной. Я так сильно хотел оставить тебя при себе, что решил разбавить южную кровь волков человеческой, к тому же не местной.              Я закусила губу, чувствуя, как кровь приливает к щекам.              — Ты никогда не говорил о том, что заставило тебя жениться на мне.              Холод, врезавшийся в мое открытое лицо холодными иглами, отступил назад. Я не обращала внимания на грязь и слякоть, что царили на городских улицах. Мы были совсем рядом с домом Луки, но людей тут было немного — случайные прохожие, которых не интересовала ярмарка. Мне уже не хотелось укрыться под крышей чужого дома. Я хотела остановить время и дослушать Витарра до конца, так как знала, что больше не услышу того, чего так бессовестно жажду.              Но Витарр не стал продолжать.              — Ей не место среди нас, — бросил он.              — А где ей место? — медленно спросила я. Где мое место?              — Мне это не важно, — спокойно ответил Витарр, отворачиваясь и широкими шагами направившись к дому.              — Витарр, я бы ни за что не повезла ее к оборотням, — тихо сказала я в след ему, сама оставаясь на месте. — Точно так же, как и сама в свое время не хотела. Но теперь мое место там, рядом с ними, рядом с тобой. — Наверное. — Я, конечно, могу бросить ее здесь. Сказать, что дарую свободу, что она может делать, что хочет. Но что она может сделать-то? Ты думаешь, что Лука оставит ее по доброте душевной и будет задаром кормить и поить? Он содержит трактир и гостиницу. Не успеет она прожить и пары дней, как станет проституткой для его клиентов. Я не могу быть уверена ни в ком, кроме себя самой. — Да и в себе я нисколько не уверена. — Она нуждается в человеке, который объяснит ей, что произошло, что это за место и что ей следует делать. Я хорошо знаю, что она сейчас испытывает. Пусть она поживет какое-то время со мной. Я научу ее простейшим вещам! И потом уже отошлю ее обратно в Линн — она сможет хотя бы работу найти.              Витарр слушал, не поворачиваясь.              — Это беспокоит тебя, но не меня, — наконец сказал он. — Оборотни не приводят людей под свой кров.              Я точно билась головой о стену.              — Пусть ее приведут ко мне, я хотя бы поговорю с ней, — смиренно попросила я.              Витарр обернулся. Он внимательно разглядывал меня.              — Что ты задумала?              — Всего лишь поговорить. — Я пожала плечами, после чего подошла к Витарру и взяла его под руку. –Если только в Линне нет другого человека, что попал сюда из другого мира. — Я спрашивала об этом Луку еще в первый свой приезд к нему. — Но ведь такого нет. — Снова пауза. — В конце концов, ты сам вмешался во все это! — с гневом выпалила я. — Не надо было тогда выступать там, на площади! А теперь что, на попятный?              На мгновение решила, что он меня ударит — его лицо исказила жуткая гримаса, и я испуганно отшатнулась, одновременно сожалея о сказанном и желая сказать еще больше.              — Пока мы в Линне, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудиться, — сквозь зубы процедил Витарр и отвернулся.              — Спасибо, — сказала я, тяжело вздыхая и следуя за ним.

***

             Дом встретил меня оглушающей тишиной. Меня уже не радовали ни тепло, ни здешний быт. Что мне делать?              — Держи ее, Ульврэн. — Голос Руза одной только своей интонацией разгонял тоску. Все-таки есть в этом оборотне что-то такое, что не дает мне оставить его в покое. Какой-то раздражающий задор. Мне не нужно видеть его, достаточно даже голоса, чтобы встряхнуться.              — Какие гости, надо же, — скривилась я. — Дом-то не обвалился на твою голову, жестокий мучитель людей. Но ты бы поторопился, вдруг Лука вернется раньше времени.              — Остынь, — улыбнулся Руз. — Лука занят торгами, там оборотня привезли, хлюпенький такой, но эти идиоты и такому рады, вот уж интересно, кому удастся поизмываться над ним… — Руз пожал плечами, точно показывая, что его это все равно никак не касается. — Марко в этот раз не особо разбаловал нас выбором. Пока вы с Витарром рассматривали что получше, помощники этого пройдохи впарили нам едва ли дюжину молодцов. Так что не расстраивай меня еще больше.              Я отмахнулась.              — Уходи, не хочу об этом слышать.              — Какая чувствительность! — усмехнулся Руз, уходя. — Ралтэр оценит.              Я не ответила, рассматривая девочку. Продрогшая на холоде в одной лишь тонкой куртке, она смотрела на меня с ужасом. Я прокашлялась, понимая, что никак не могу подобрать слов. Я поняла, что совсем не рассмотрела ее там, на площади. Как-то не до этого было. Короткой вспышки мне было достаточно, чтобы выступить вперед, а дальше уже страха было больше за себя саму. Не так уж и плохо она выглядит — я была в гораздо худшем состоянии… Наверное. Быть может, что и она внутри разбита и оглушена. Я же помню лишь свои ощущения, кто сказал, что этой девочке лучше моего? Да и не факт, что, раз я не вижу синяков, их нет под одеждой.              — Как тебя зовут? — с трудом спросила. Звуки путались, говорила я медленно и с трудом, ловля себя на том, как все время пытаюсь перейти на местный язык. Вот это каша у меня в голове… То я один язык не помню, то другой… Акцент был тяжелый и «рычащий».              Девочка молчала, а потом спрятала лицо в ладонях и тихо захныкала.              — Не бойся, я не обижу тебя. Ты меня понимаешь? — Что-то я как-то глупо поступила. Она же вполне может быть откуда угодно. Я повторила свой вопрос на английском. На удивление он дался мне проще, чем родной язык.              — Я … я говорю… — прогнусавила девочка на русском. — Я Яна.              Не может же мне вечно не вести. Все-таки я сразу поняла, что мы соотечественницы. По одежде ли, по чертам лица — не знаю. По крайней мере я поступила правильно.              — Скорее всего, тебе здесь дадут иное имя — твое слишком…- Я задумалась. — Мягкое. И на слух будет плохо восприниматься местными.              — Отчего? Оно легкое, — с какой-то обидой в голосе ответила девочка, переставая плакать. Глаза у нее были ярко-зелеными. Да, страшно будет оставлять ее здесь.              — Сколько ты уже здесь?              Яна сосредоточенно нахмурилась. Быть может она младше, чем я думаю?              — Три… Нет, два дня. — Она снова вперила в меня свои зеленые глаза. — И где это «здесь»?              Я горько усмехнулась.              — Если бы я могла тебе ответить. Я сама не знаю. Как не знаю и то, почему мы тут оказались. — Да уж, много я ей объясню такими темпами. — Неизвестно, что это за место. Что-то вроде параллельного мира, будь я физиком, то наверное объяснила бы лучше. Знаешь, как иная вселенная.              — Волшебный мир? — поморщилась Яна. Я поморщилась в ответ.              — Волшебством тут даже не пахнет, так что из головы подобную чепуху выбрасывай сразу. По крайней мере на ближайшее время, так как все может быть в перспективе. Но скажу сразу, что у таких как мы участь тут незавидная.              — Как мы?              Отлично. Я такой потрясающий рассказчик, что уже несколько минут болтаю ни о чем. К тому же, так это дело не пойдет. Я поджала губы, рассматривая Яну, потом отвела ее на кухню. Повар поморщилась, но, косясь на меня, выделила девчонке тарелку наваристого бульона и хлеб, после чего я увела ее наверх, к себе. Она молчала, ничего не спрашивала. Молчала и я.Она с такой яростью набросилась на еду, что мне оставалось только печально улыбаться. Я ощутила себя эдакой взрослой при маленьком ребенке, благодетельницей. Наверху дала Яне теплую одежду, бесцеремонно бросив ее потрепанные вещи в огонь. Та было хотела возмутиться, но смолчала, опасливо на меня посматривая. Одежда ей была немного великовата, но все решалось тугим поясом. А сапоги чуть жали — у меня была очень узкая стопа. Но в них в любом случае было теплее и удобнее, чем в ее старых ботинках, которые я оставила — может, кто из местных слуг захочет забрать.              Сытая и в тепле — я знала, что теперь девочке гораздо лучше.              — Сколько тебе лет? — начала осторожно, но звучало это скорее как допрос, и это чувствовали мы обе.              — Семнадцать, — тихо ответила она.              — Кто остался дома?              — Родители. — Она пожала плечами. — Брат маленький. Кот.              Да, особенно последний — самое главное. Но я удержалась от колкости. Девочка из мегаполиса, из состоятельной семьи, хорошая ученица, в перспективе — престижный ВУЗ и купленная на совершеннолетие машина. Какая — еще пока не знает, но точно «немка». Папа обещал. Конечно, не новая, но все ведь впереди. Я слушала, понимая как далеко от меня все то, что она рассказывает. И даже не потому, что за последнее время я свыклась с мыслью о том, что останусь тут навсегда. Просто я из небольшого провинциального города, отучилась в областном центре, там же перебивалась по съемному жилью, лавируя между учебой, работой и худо-бедно личной жизнью. Оглядываясь назад, понимаю, что жила-то прекрасно. Свободная, зависящая только от самой себя, не глупая. Я-то, дурра, переживала, что у меня там что-то не получится, что какие-то двери передо мной закрыты. Ха! Вот хлебнула чего-то другого — и живо домой захотелось.              Рассказ Яны поверг меня в уныние. Руза бы сюда… Мне казалось, что прошло не полгода, а лет десять с тех пор, как я оказалась тут. Словно мне уже много лет, и остается лишь с ностальгией погружаться в воспоминания. Мир окрасился в серые тона, и я с тоской смотрела на девочку — я же точно также пугливо озиралась вокруг, не понимая, что происходит и чего мне ждать от новых знакомых, не причинят ли они мне боль. Забавно, а Зодикус испытывал нечто подобное по отношению ко мне? Чувствовал ли он это щемящее желание помочь, оградить — будто так можно спасти и самого себя. Словно это ты сам сидишь сейчас в страхе и неведении, снова переживаешь этот ужас. Слова мои были по возможности мягкие, тщательно подобранные, но объяснят ли они девочке все то, что ей угрожает? Дадут ли ей понять, что возврата домой нет: сотни таких как мы попадают сюда, и ни один не нашел способа вернуться назад.              — У Марко служил один парень, блондин. Он англичанин… Или кто-то еще, английский его был не чистым, — сказала я. — Ты не обратила внимание?              Яна покачала головой.              — Может и есть, но никто ко мне не подходил за это время. Этот страшный человек, которого ты называешь Марко, подобрал меня в какой-то деревне — там я очнулась. — Она снова хотела заплакать, но, к ее чести, удержалась. — Я ничего не делала! Просто утром вместо будильника меня разбудили крики! А потом меня отдали этому…работорговцу, который ночевал там. — Яна со злостью утерла глаза. — У него я провела два дня, пока мы добрались сюда.              Что же, по крайней мере ничего по-настоящему плохого с девочкой не произошло.              — А ты заберешь меня с собой? — тихо спросила Яна. Я несколько испуганно посмотрела на нее. На лице девочки читалась такая страстная мольба, что я не решалась сказать ей, что не могу сделать этого. — Ты же ведь забрала меня у этого Марко… Я не хочу к нему обратно. Он, правда, кормил меня и не бил, девушки ночью даже ночевали в обозе, в тепле, но я хочу с тобой.              — Послушай…              — Я буду помогать тебе! Ты сказала, что живешь в доме с этим оборотнем, я могу помогать вам! Я всему-всему научусь! Только хочу быть с тобой — ты же будешь заботиться обо мне?              Какая обезоруживающая просьба-наглость. И совершенное безразличие к тому, что я ей рассказала — а рассказала я все без утайки. Без деталей и подробностей, но суть. Про мой брак, про возможное сумасшествие и про оборотней. Но она ничего не слышала. Не поняла. Совсем как Витарр меня, я обхватила ладонями лицо Яны, внимательно разглядывая ее лицо.              — Тебе нельзя со мной, — твердо сказала я. Она не верила.              — Но ты сказала, что купила меня.              — Я не могу взять тебя в поселение оборотней. Это запрещено.              — Кем?              Тут я испытала нестерпимое раздражение.              — Да что с тобой не так?! Я не могу взять тебя с собой, так как оборотни не берут в свой дом людей. Все. Точка. Я живу с кланом лишь по причине того, что замужем за одним из них. Хочешь со мной? Пожалуйста. Но попадешь ты не ко мне, а к рабам, занимающимся тяжелой работой. Быть может, ты этого хочешь? Вот только не думаю, что ты там протянешь долго!              Яна молчала, только смотрела на меня, хлопая глазами. Мне стало так по-детски обидно за всю ситуацию. Вместо диких насильников, ее окружали вполне адекватно настроенные люди, толком не напугавшие ее. Марко вместо клетки со страшными живыми мертвецами отправил ее в обоз с рабами «элитными». И вместо долгих недель распутывания клубка непонятных мне событий, я все разжевала ей и объяснила. С меня-то спесь сбили живо, шрамы останутся на всю жизнь, а она смотрит на меня таким обвиняющим взглядом, что и вправду чувствую себя преступницей.              — Зачем тогда ты взяла меня с собой сюда? — спросила Яна. — Оставила бы меня у Марко.              — Наверное тебе было бы это полезнее. — Я отвернулась. Я не права. Она точно также напугана. Разве можно ставить ей в вину то, что конкретно мне не повезло? Я и вправду взяла на себя ответственность за ее судьбу, а теперь отстраняюсь. Поговорить с Лукой? И надеяться, что он исполнит обещание? Я не хотела говорить того, что собиралась, это было ошибкой, но я, должно быть, возомнила себя непонятно кем, раз решилась вмешаться в чужую жизнь. — У меня есть только одна идея относительно того, как я смогу забрать тебя с собой. Она … очень плохая. Не сама по себе — это выход для тебя даже в случае, если не станет меня. Но… я бы с собой подобного не совершила.              Девочка в тот миг показалась мне совсем ребенком, и я засомневалась, стоит ли ей говорить об этом, но, к моему удивлению и раздражению, сама Яна отреагировала совершенно неправильно… Неправильно для меня и всего моего мироощущения.       

***

             Витарр сидел внизу вместе с Лукой. Я не слышала их разговора да и не хотела. Сейчас меня занимало совершенно иное, и это что-то слишком сильно выбивало из колеи.              Хозяин дома встретил меня взглядом исподлобья.              — Ульврэн, — улыбнулся он. Голос-то был совершенно не старческий. — Общалась с этой новенькой?              — Да. — Я задумалась. — А вам не интересно?              Лука покачал головой.              — С девчонкой? К чему?              — Она могла бы поделиться многим полезным. — В конце концов, Луке должно быть любопытно узнать, как живут там, откуда родом его вид.              — Она не расскажет мне ничего такого, чего бы я не знал.              Витарр ухмыльнулся.              — Ульврэн любит вести подобные допросы, — сказал он. — Редкая тяга приписывать всем свое собственное любопытство.              Я съежилась. Сначала Витарр меня сталкивает с Марко, потом помогает в ситуации с рабыней, после чего вновь издевается. Разом навалилась тяжелая усталость. Все это так надоедает… Мне не хотелось приводить свой довод Луке при оборотне, но тот явно читал мои мысли на моем лице.              — Наверное, она хочет, чтобы и вы послушали о тех чудесных механизмах, которые так любят проектировать люди, — с чувством превосходства добавил Витарр, с ядовитой усмешкой посматривая на меня.              — Если твоя девчонка знает как проектировать такие вещи и научит нас, учитывая то, что мы лишены многих природных материалов, о которых рассказывают пришельцы, подобные тебе, — тех материалов, что вы добываете в земле — то я с удовольствием ее выслушаю.              — Нет, она не знает, — лаконично ответила я.              — Значит без толку. — Лука пригладил свою бороду. — Рассказчиков я уже повидал, а вот хороших мастеров среди них не было. Такие как она в Линне не нужны и кров ей за просто так никто из жителей не даст. Но… Быть может, что применение я ей найду, в конце концов, места в Гаалаки ей нет.              Меня аж передернуло.              — Именно по этому поводу я хочу поговорить с мужем, — наиболее сладким голосом сказала я. — Если вы позволите.              Лука оставил свою бороду, с любопытством обращая на меня свое внимание. Я стояла перед ним как провинившаяся школьница. Витарру это едва уловимое чувство превосходства над его женой не понравилось, и он резким движением пододвинул мне стул. Скрип по полу заставил вздрогнуть и меня, и Луку.               — Что же, вы мои гости, не могу вам отказать.              Села я только после того, как он вышел. Я внимательно следила за лицом Витарра — он прислушивался к тому, не стоит ли Лука за дверью, но, видимо, все было в порядке, так как взгляд оранжевых глаз впился в меня, точно клыки волка в жертву.              — Разве я уже не сказал тебе все? — холодно осведомился оборотень.              — Ты сказал, что человек не может жить под одной крышей с оборотнем, но если она уже не будет человеком?              Наступила тишина, а потом Витарр откинулся на спинку стула и тихо засмеялся.              — Это шаг отчаяния, да, Ульврэн?              Я поджала губы и опустила голову. Мне было не до смеха.              — И она согласна? — вкрадчиво спросил Витарр. — Или ты даже не интересовалась, горя благородным, — тут он сделал акцент, — желанием ее спасти?              — Она согласна, — ответила гораздо грубее, чем планировала.              — И этим разочаровала тебя?              — С чего ты взял?              Витарр нахмурился.               — Я же вижу это, к чему спрашивать? Ты, наивная, думала, что эта девочка похожа на тебя, но это оказалось далеко не так. И теперь ты уже мучаешься своим порывом благородства. — И он снова засмеялся.              Слова его были беспощадны, и от них становилось только хуже.              — Прекрати! — взмолилась я, растерянная и пристыженная. — Я сама виновата, что вмешалась, но, не поступи я так, я бы жалела. Если она этого хочет — это ее желание.               — Она глупый ребенок, — внезапно сурово ответил Витарр. — Лука верно сказал, какой с нее толк? Ему нужны умные и сильные люди. Прислуги у него немало, и в доме ей работать он не даст, своих домочадцев полно. Но мордашка у нее приятная, воспитать из нее можно и того, в ком будет нуждаться человек, держащий город в узде не только через законную власть, но еще и через пороки людей. И знаешь, в чем тут ключевой момент? В том, что она юна, ее не нужно ломать.              Я покачала головой.               — Она не дура, чтобы не понять, чего от нее захочет Лука. Она не пойдет на такое.              — Но она пошла на то, чтобы стать… как ты говоришь… чудовищем. — Витарр вперил в меня острый взгляд. Мне стало даже физически больно. — Она слаба, в ней нет ни устоявшихся взглядов, ни воли. Она будет делать то, что ей скажут.              — Хочешь сказать, что это я навязала ей свою волю?              — Ты сказала ей, что это единственный выход? — Лицо Витарра было холодным и жестоким. Он нащупал во мне слабость и теперь давил на нее, выжидая, когда я сломаюсь. — Ты наверняка была добра, мила и все прочее. А потом сказала, что малышке придется остаться здесь. Если только она не согласится на один нюанс, который изуродует ее сущность. Что сделает потерянный ребенок? Ей не важны твои принципы, за которые ты так упорно хватаешься даже сейчас, даже не замечая, что следовать-то им перестала. Она видит потенциального защитника и хочет остаться с ним. Ты сказала, что это ее желание. Ее, да. Но ее истинным желанием было и остается просто найти дом, где она была бы в относительной безопасности.              — Так чего ты хочешь от меня? — перебила я, срываясь с места.              — Скажи, ты хочешь, чтобы я или кто-то из моих оборотней дал ей своего яда? — ледяным тоном проговорил Витарр, не отрывая от меня тяжелого взгляда.              — Я не хочу, — закачала головой я, отступая. — Но я не оставлю ее здесь.              — Из-за чего? Упрямства? Хочешь мне доказать, что не просто так ее выкупила?              Нет, потому что мы в ответе за тех, кого приручили. И я, раз уж взялась за это, обязана довести дело до конца.               — Я хочу помочь ей, — ответила так.              — Но ты сделаешь над ней то, чего над собой делать не стала.              — Я выбираю из двух зол меньшее.              — А для себя самой какое бы ты выбрала зло?              Прекрати! Хватит! Вид Витарра вызывал во мне дикий ужас, я дрожала. Он говорил со мной словно бессердечный беспристрастный судья, а я чувствовала себя лицемерной дрянью. Он выворачивал меня наизнанку, а я ощущала это как изощренную пытку. Поднеся руку к лицу, обнаружила, что плачу.              — Я не знаю, — сорвавшимся голосом прохрипела я. — Не знаю.              Витарр поднялся. Его движения казались мне неестественно медленными, мучительно-долгими. Я зашаталась, чувствуя, как подкашиваются ноги. Будь кто угодно на месте Витарра — и я бы отбрила его ответом. Но только не его. Одного его взгляда достаточно, чтобы я рассыпалась на мелкие кусочки. Словно это преступление — спорить с ним, словно он априори прав, а я глупа и неразумна. И я уже не знала, насколько адекватно это ощущение. Знала лишь то, что пока он смотрит на меня так, — сурово и отчужденно — вместо твердой почвы под моими ногами зыбучие пески, и я не способна удержаться на поверхности. Я нуждаюсь в нем, нуждаюсь в его поддержке и одобрении.              Я не упала, крепко прижатая к его груди. Вцепилась пальцами, вдыхала запах, наслаждалась теплом.              — Давай поступим иначе. — Я подняла голову, услышав этот голос — вновь певучий, напевный. — Я заберу твою девчонку с собой с условием, что через три полнолуния обращу ее. Трех месяцев ей будет достаточно, чтобы понять наш образ жизни. Если она не захочет, а ты поддержишь ее в ее нежелании, я отправлю ее на все четыре стороны — хоть в Линн, хоть куда.              — Моем нежелании? — Я на мгновение напряглась. Я ведь знаю, что не будет Витарр так легко идти на уступки, знаю, что он просто так не пойдет против правил, знаю, что все это выльется в очередную пытку для меня самой.              — Если ты сочтешь, что все-таки лучше ей остаться под твоим крылом, то я обращу ее в любом случае. — Лицо Витарр снова исказила усмешка — но не злая. — В конце концов, я уплатил за нее. Но есть одно но. — Витарр гладил меня по волосам, и я уже забыла ту жестокость, с которой он ко мне сегодня отнесся. ОН вновь ласков и нежен. — Если она проявит зачатки безумия всех пришельцев, то я не стану дожидаться неприятностей. От нее избавятся.              Я кивнула. Чувствуя себя вновь любимой, под защитой, я позабыла и о своих сомнениях, и о Яне, и о своем обязательстве перед ней. Кто она? Облагодетельствованная мной рабыня. Все-таки следует дать знать Луке, что нельзя говорить со мной так, как он посмел. И Рузу тоже. И нельзя забывать, что Витарр — моя опора здесь. Я обхватила его за талию, прижимаясь. Он говорил, что я хватаюсь за свои старые принципы, за мораль, которой давно не следую. Но этого не может быть. Разве я изменилась?