***
Фрида Риз могла быть грубой, а могла быть и ласковой. Она ни о чем меня не расспрашивала, и я была ей благодарна за это. Ее длинные светлые волосы вызывали во мне зависть, и это ее очень веселило. Еще я узнала, что она болезненно любит цитрусовые, независимо от того, кислые они или сладкие. И что спину ее пересекает глубокий длинный шрам. Она получила его в схватке со своим будущим мужем. Он происходил из клана Хротта, немногочисленного и жившего севернее, и с Фридой они столкнулись на границе, где та выслеживала добычу. После Эрр Хротт зализывал ей нанесенную им самим рану. Вскоре после «терапии» Фрида забеременела и перебралась к нему в клан. Восемь лет они прожили вместе, когда Эрра убил снаряд во время нападения на людей, и Фрида, наплевав на то, что сын ее наполовину Хротт, вернулась к отцу в Горгхэйл. Она часто перебиралась в северный клан, сохраняя отношения с родней мужа, но каждый раз возвращалась к отцу. Хардан был ее радостью и ее утешением. Он, должно быть, был для местных мальчишек чем-то наподобие вожака, и мне подумалось, что не зря Таргилл Риз держит внука у себя под боком. Шустрый, немногословный, но понятливый, мальчишка был приятный и не злой. Он иногда расспрашивал меня об Ормарах, расспрашивал и о людях, и я видела, как сосредоточенно он слушал. Мне казалось это хорошим знаком, и я с охотой делилась с Харданом подробностями сотрудничества Линна и Гаалаки — вдруг внуку вожака понравится такое сотрудничество? Лишь однажды меня взяло сомнение, так ли Хардан добр и отходчив, как мне представлялось. Фрида часто говорила о ярмарках в окрестностях Горгхэйла, где продавали оборотней. — Тебе будет интересно, — заметила как-то она. Я сомневалась в этом, но Витарр отметил, что Фрида довольно замкнута, и ее дружбой не стоит раскидываться. К тому же на торгах я действительно могу увидеть нечто новое. «Вот уж не думаю». Мне мысль эта претила, и я отказалась. На ярмарку я все-таки попала, но уловкой со стороны Фриды, которая обещала отвести меня к Хищному Пику — скале над глубоким обрывом. Путь туда казался легким, дорога практически не петляла и не поднималась ввысь, но совсем скоро перед тобой обрывалась земля, уходящая далеко вниз. Долина завершалась пропастью, внизу которой чернели острые пики. Рядом вздымались величественные горы, но ни одна из них не вызывала такого трепета как пусть и не столь высокий, но стоящий на самом краю обрыва Пик. Она в целом и повела меня в горы, а со стороны города не было видно самого Пика, потому сразу я и не поняла, что именно представляет из себя небольшое столпотворение впереди — необычное для долины. — Это охотничьи люди спустились вниз? — спросила я. — Люди? — скривилась Фрида. — Ну да, в целом. В целом, действительно да. Только вот для оборотней не строили ни помостов, не расчищали площадок, как я видела это прежде. Огромных лютых зверей выводили в тяжелый ошейниках, со звенящими цепями на шеях. Их лапы сбивались в кровь от кованого железа, и обессиленные волки все время падали мордой в снег. Марко в сравнении с этими торговцами выглядел прямо ангелом. Исхудавшие звери могли служить экспонатом на уроках зоологии. Слабые, опустошенные и сломленные. — Ты находишь это интересным? — спросила я. Фрида склонила голову. — Это не волки Горга, это наши враги. — Но на их месте можешь быть и ты, — заметила я. Фрида опустила глаза, лицо ее было печально, но решимости в голосе не убавилось. — Я это очень хорошо знаю, Ульврэн. Знаю, что сама могу оказаться в таком вот положении. Именно поэтому я и не собираюсь предаваться сочувствию. Попадись я западной стае, то никто меня жалеть не станет. Возраста по мне не видно, я сильна и красива. Как ты думаешь, стану ли я достойным зрелищем? Станешь, несомненно. Красота всегда популярна. Хоть в старом мире, хоть здесь. — Именно поэтому мне и любопытно поглядеть на этих оборотней. — Фрида указала рукой на закованных зверей. — Любопытно поглядеть на то, как рабство ломает волков. — На лице ее пробудился хищный оскал. — Хотя да, нет смысла скрывать этого. Мне нравится видеть их закованными. Я волчица Горга, и нет для меня ничего слаще, чем страдания враждебной стаи. На севере западная граница ближе к нам, и Хротты часто страдают от столкновений с чужаками. Мне есть за что проявить кровожадность. Я отвернулась. — Я постараюсь понять, — ответила сдержанно. Фрида коснулась моей руки, улыбаясь уже ласково. — Не бойся меня. Я покачала головой. — Это будет трудно сделать. Я слышала, что ты не любишь людей. Наверное, не меньше чем чужих оборотней? Фрида сощурила свои прекрасные глаза. В такие моменты симметрия ее лица казалась особенно яркой, и мне стало неуютно. — Слухи иногда бывают преувеличены, — лаконично ответила она. — Но они правдивы? — А как ты думаешь? Я стала в тупик. Муж Фриды и отец ее сына вот уже как два года убит, а мстительность — качество характера сложное, не всегда сочетаемое с кровожадностью. Какова же Фрида? Чувствуя мое замешательство, она пожала плечами, словно стряхивая с себя тяжесть разговора. — Брось, ты поймешь меня со временем, — сказала она. Я бы хотела этого. — Кстати, Хелге спрашивал о тебе, — внезапно поведала Фрида. Лицо ее было непроницаемым, и это настораживало. — Зачем? — Сердце убежало в пятки. — Хороший вопрос. — Фрида взяла меня под локоть, уводя прочь от людей и оборотней. — Пойдем, раз уж я обещала, то покажу тебе Хищный Пик. Странно, но уходить было тяжело. Я все оглядывалась назад, рассматривая продаваемых, словно щенки на рынке, оборотней. — Почему они в образе зверей? — спросила я. — В Горгхэйле они все в человеческом обличье. Фрида облизнула губы, на мгновение оскалившись. — Потому что вынудить их принять вид человека невозможно. Над этим стоило подумать. В молчании мы двигались в другую сторону, и холод пробирал до костей. Я закуталась в меховой плащ, съежившись и поджимая пальцы ног. Фрида не заводила разговор, видимо, желала меня потомить. У меня же холод отбил чувство такта, и я спросила: — Чего хотел Хелге? О чем он спрашивал? Фриде не нужно было поворачивать голову, чтобы посмотреть на меня. Я знала, что боковое зрение у нее отличное. Но мне не было смысла строить из себя равнодушную. — Спрашивал, какой я тебя нашла, как бы описала твой характер, оценила бы твое отношение к Витарру. — И что ты ответила? — Знаешь, ты допрашиваешь куда грубее, чем Хелге. — Фрида все-таки обернулась ко мне. — Есть причина для твоего беспокойства? — Наверное. — Я смотрела прямо и честно. — Хелге близок к Таргиллу? Они приходили к нам вдвоем. Меня просто настораживает его интерес ко мне, учитывая все слухи об их взаимоотношениях с Витарром… — А, снова слухи? — ухмыльнулась Фрида. — Вот и Пик, — внезапно сказала она. Я бы и не заметила, и, наверное, свалилась бы вниз, как многие глупцы до меня. Оптический обман: казалось, что снежная долина продолжается вперед, но эффект этот создавал снег по ту сторону пропасти и почти осязаемый белый туман. — Это из-за огня подземных гор, — пояснила Фрида. Я сделала шаг вперед. И правда, на деле Пик оказался довольно пологим холмом — с одной стороны. А с другой завершался обрывом. Я заглянула вниз, и тут же отступила. Глянула вправо и влево. Поднимаясь, совсем не чувствуешь этого самого подъема, сугробы полностью смешали ориентацию в пространстве. Горы вокруг дышали на меня каким-то зловещим холодом. Я уже перестала дрожать. Озноб пробил меня насквозь, а потом пошел на убыль. А от вида головокружительной высоты меня еще и в пот бросило. Паника захлестнула меня, и создалось ощущение, будто я стою на крошечном пятачке земли, а пропасти окружают меня со всех сторон. Вдалеке раздался волчий вой — верно либо оборотни вернулись с охоты, либо кто-то из рабов поет о своей печальной участи. На миг мне показалось, что я уже чувствовала нечто подобное, видела все это. Но дежавю пропало, я отступила к Фриде. — Захватывает настолько, что готова прыгнуть вниз? — спросила она. — Да, — прохрипела с трудом, отворачиваясь от гор. Голова кружилась. — Пик коварен, а мне не хочется, чтобы Витарр обвинял меня в твоей смерти. — Фрида пожала плечами. — К Горгхэйлу еще долго возвращаться, пойдем уже. Я не спорила.***
Хелге, казалось, знал обо всем, что происходило. Он появлялся на моем пути из ниоткуда, пугал меня до дрожи и так же быстро исчезал, не споря и не угрожая — казалось так на первый взгляд. Он всегда приходил, когда не было Витарра, и ни об одной нашей встрече рассказать мужу я не могла. Был ли это морок еще сильнее, чем тот, на который способен был Витарр? Или же странная убедительность речей Хелге? Но я, как бы не злилась и не избегала этого странного оборотня, поделать ничего не могла. Он выпытывал из меня все, что я могла ему рассказать. Историю мира, где я родилась, знания о науке, которые я могла ему представить, зарисовки моей повседневной жизни. Боже, я в жизни не встречала столь внимательного слушателя! Иногда мне казалось, что Хелге о моем мире знает куда больше чем я сама. Ему не приходилось подолгу разъяснять системы морального права, необходимости помогать слабым и болезненным, сложного клубка противоречий, из которых состоит жизнь человека. Слова каждый раз лились из меня потоком, и остановиться я бывала не в силах. Мои воспоминания превращались в сладкую сказку, которую я отчего-то не ценила прежде. В отличии от Витарра, Хелге расспрашивал обо всем со страстью, говорящей о недюжинном уме и желании узнать это нечто ему недоступное. Я не была первой, с кем он говорил об ином мире, и я это чувствовала. Более того, я вряд ли могла рассказать ему что-то из разряда феноменального, но он все равно слушал. В какой-то момент я осознала, что куда больше его интересуют не сами факты, а моя их интерпретация. — Зачем тебе это? — спросила однажды. Мы сидели у стены Арены с внутренней ее стороны, и я смотрела как местами уже проглядывали прогалины, черные, землистые. — Что именно? Хелге ни разу больше не упоминал при мне нашего с ним разговора о Витарре. Я тянулась к этому странному Ризу, любила говорить с ним, и предпочла просто-напросто забыть о том, что он почти прямо предложил мне совершить убийство Витарра. Мне все время снился дом, и просыпалась я в слезах. Витарр их видел, но ничего не говорил. Он лишь с печалью, явно написанной на его лице, целовал меня и вздыхал. Ему было не под силу вытащить меня из бездны депрессии, куда я, судя по всему, погружалась. Я почти перестала есть, спала урывками, забросила рисование. Один раз мне вновь приснился до ужаса страшный сон, в котором я бегала волком в диких лесах. Я была не одна, со мной была стая Риза. И маленький белый волчонок, с такими огромными детскими глазами. В них виделось лишь детям присущая жестокость, в разы увеличенная волчьим злым духом. Он учился охоте, и я вместе с ним. Он был все равно опытнее, и мне оставалось только повторять. Мы чуяли добычу, и глаза волчонка налились кровью. Я видела в них свое отражение — рыжеватая шерсть стояла дыбом. Волчонок скалился и направлял меня. Впереди были люди — не здешние, не охотничьи. Мы были далеко в лесу, и их запах перебивал аромат оленя, проходившего здесь должно быть совсем недавно. Волчонок притаился, готовый ринуться в бой, и хвост его напряженно застыл. И вот пасть его уже в крови, и я готова сцепиться с ним за добычу. О да, я спала, но знала, что жажда моя ненасытна, что нет ничего, что способно унять ее. Вкус крови возбуждал до изнеможения, я была дикой и свирепой. Словно всю жизнь ходила в рабских цепях, а теперь вот их скинула. Это столь живо напомнило мне мое состояние во время припадка безумия, что страх вынудил меня проснуться. Я лежала подле Витарра, крепко прижимаясь к нему, обнаженная, горячая, но я совершенно не помнила ни ночи, ни предшествующего ей вечера. Полная луна освещала комнату, и жгучая тоска снова охватила меня. И с тех пор не отпускала. День, ночь — я была опустошена. Хелге слушал мои запутанные рассказы, внимательно всматривался в лицо и словно читал мысли. Витарр мне этого дать не мог, и за одно только это в состоянии полного упадка духа я готова была простить Хелге все. Он пробудил во мне воспоминания о доме, и теперь только сам мог помочь мне сдержать свои эмоции при себе. Я бы назвала его очень хорошим психологом — так за считанные недели привязать меня к себе, но много ли нужно умений, чтобы привязать к себе разбитого и потерянного человека? И, сидя на Арене, глядя на него, я вроде как и знала, что Хелге использует меня, но отчаянно хотела, чтобы это не заканчивалось. Если его не будет, то мне только и остается, что, дойдя до Хищного Пика, сделать этот головокружительный шаг вперед. — Зачем тебе интересоваться моей жизнью? — Мне было столь же необходимо продолжить этот разговор, как сорвать корку с зарастающего нарыва. Вроде знаешь, что будет больно, а остановиться не можешь. — Я уже говорил, что любознателен до неприличия? — попытался отшутиться Хелге. — Это неприлично глупая отговорка. Чего ты хочешь? — Я хочу понять, почему вы, люди, появились в нашем мире. Вам тут не место, но ты яркий пример того, что иногда такие глупости случаются. — Уж поверь, я бы хотела это узнать больше твоего, но… — Я развела руками. Хелге потер лоб ладонью. У меня, конечно, были теории. Разные. В основном связанные с местом моей работы. Музей есть музей, и кто знает, даже у нас могла заваляться какая-нибудь штуковина, вызвавшая мое пробуждение здесь. Прямо как в куче подобного рода фильмов. Порой я думала, что, если вернусь назад, то обязательно проведу полную ревизию всего, что есть на складах. А порой напротив, что после случившегося лучше всего будет и вовсе сжечь этот музей со всеми его экспонатами. Нет у них такой ценности, что стоила бы погубленной человеческой жизни. Но я ведь не единственная такая. И чтобы из себя эта вещь не представляла, она есть не только в моем музее. Яна вообще заснула в собственном доме. Зодикус работал в саду. Что-то неуловимое и неприметное — то, что перенесло нас всех сюда. А может, что и нет никакого «артефакта». Просто глупый случай, и во всем замешаны какие-нибудь неведомые мне силы. Эта загадка без ответа, ее результат остается принять на веру. Но я не исследователь, а вот Хелге горит желанием дознаться, а он-то сведущ в этих «волшебных» штуках. — Ты ведь солгал, когда сказал, что можешь вернуть меня домой? — спросила я после затянувшейся паузы. Хелге прикрыл глаза. Вид у него был спокойный и сосредоточенный, но ответить ему все же пришлось. — Я солгал. Я выдохнула, чувствуя себя так, словно мне на голову что-то упало. — Впрочем, ничего неожиданного, ведь так? Хелге взглянул на меня с сожалением. — Я посчитал, что ты свыклась с Витарром, разве нет? Это ставило в тупик. — Свыклась, но каждый день я думаю над тем, что есть способ, который вернет меня домой. Это невыносимо. — Я почувствовала, что снова готова заплакать, и отвернулась. — Неважно. Мы помолчали. — У оборотней, в отличие от людей, совсем нет сказок, — сказал Хелге. — Мы не собираем предания, не храним их. — Ну и что? — Я была расстроена и полна обиды. — Мы же ведь появились как-то, — улыбнулся Хелге. — Ты рассказала мне столько предположений о вашем происхождении, что мне даже стало завидно. — Это все ерунда. — Нет. — Хелге перестал улыбаться. Он сосредоточенно смотрел на меня, я даже поежилась под его взглядом. — Мы обрели письменность, но сами ничего не пишем — только храним чужое. Ты хоть раз видела Витарра с книгой? Он умеет читать, но совершенно не ценит этого. — Я все еще не вижу в этом смысла. Он охотник, любит степь и леса. — Больше волк, чем человек. — И это нормально в его случае, разве нет? Хелге вытянул длинные ноги, размял плечи. Под ярким солнцем татуировка его словно оживала, подвижная мимика лица заставляла ее танцевать. — Знаешь в чем мое отличие от других волков? В чем вся суть этих тайных знаний, которыми я хвалился? — Какое это имеет значение, если ты не можешь вернуть меня назад? Растравил все, а теперь решил продолжить? — Ты столько месяцев прожила в Гаалаки, неужели ни разу не испытала на себе влияние Тени? Я посмотрела на Хелге как на идиота. Мы много говорили о моей жизни дома, но о том, как я провела последние месяцы, он не расспрашивал. Быть может, что и так знает. Но какие еще тени? Что он несет? — Звучит бредово, — ответила я. Хелге тихо рассмеялся. — О тени тебе никто никогда не говорил, потому что оборотни принимают ее как нечто должное, не задумываются, что о ней следует рассказывать. — Зодикус тоже молчал. Хелге пожал плечами. — Может побоялся, может решил, что будет лучше смолчать. А может просто не стал — не ты ли его пырнула ножом? Я подскочила. — Откуда ты знаешь? Хелге поднял вверх ладони. — Никакого колдовства. Сплетни. — Это еще хуже, пожалуй. — Зато сколько интересного! Тень — это часть мира, она сопутствует оборотням, дает им силу и способность обращаться. И убивает чужаков. Я слушала внимательно, со странной смесью скепсиса и удивления. — Звучит не очень убедительно. — Зато весьма убедительно действует. Зрачки Хелге вытянулись, он впился в меня взглядом, и я прикрыла веки. — Однажды я видела нечто странное, — тихо сказала. — В ночь когда убили рабов на мельнице. Видела … тень, наверное. Хелге коснулся моего плеча. Рука его была тяжелой, но ласковой. — Едва ли ты видела саму тень… Скорее твой разум сыграл с тобой еще одну шутку — так же, как делал это прежде. — Она пыталась схватить меня, — запротестовала я. — Она была настоящей! — И ты станешь убеждать меня, что Тень — это мои бредни? — снова усмехнулся Хелге. — Теперь уже споришь, что видела ее воочию. Я смутилась. — Я не знаю, что я видела, — сказала неуверенно. — Я знаю лишь одну легенду, которую оборотни сохранили. О том, что когда первые люди попали к нам — давным-давно, то тень дала зверям возможность копировать облик пришельцев. — То есть вы все-таки в первую очередь звери, а потом уже люди? — Это был мой черед улыбаться. — Значит, Витарр куда более образцовый оборотень чем ты. — И тебе от этого легче? Я отшатнулась. Хелге же снова подался вперед, схватил меня крепко за плечи, буквально нависая сверху. — Хорошо тебе с ним было? Хорошо было быть рабыней? Скажи, как он тебя приручил? Легко было? — Отпусти! — Лицо Хелге исказила ярость, татуировка его сделалась уродливой, и мне стало страшно. — Я ношу на лице знак того, что умею чувствовать тень, знаю, что движет волками, ощущаю их. Я знаю, что испытывает Витарр ровно также, как он сам. Был он добр к тебе, Ульврэн? — Хелге тряхнул меня, и я безвольно обвисла в его руках. — Ульврэн… Скажи, а ты еще помнишь свое имя? Дышать стало трудно. Вот уж не знаю, что делал Хелге, но мне показалось, что узор на его лице ожил. И это была не игра света и мышц. Татуировка и вправду змеей расползалась по коже, я видела как длинный язык вытянулся ко мне, слышала свист и шипение. Глаза Хелге стали неестественно яркими, его ладони жгли меня через толстый слои одежды. От ног наверх по телу поднялась горячая волна, я задержала дыхание, чувствуя, как пропустило удар сердце. Холодный пот выступил на коже, пальцы мои затряслись. Меня пронзила резкая боль внизу живота, показалось, будто кровь текла по бедрам. На мгновение перед глазами встало жестокое лицо Витарра. Потом боль пронзила спину, и огнем загорелся старый шрам. Я вскрикнула, и морок спал. Лицо Хелге было встревоженным, но обычным. Меня била дрожь, тошнота подступила к горлу. Я вырвалась из рук мужчины с чувством сильнейшего омерзения. — Не трогай меня! — выкрикнула с усилием, но едва ли не ползком отодвинулась от него. Сердце колотилось как сумасшедшее. Я отерла губы рукой, чувствуя, как слюна застывает на холоде. Грубая варежка царапала кожу, но я не чувствовала этого. — Не нравится? — громко спросил Хелге, наступая на меня. — А я думал иначе. Во рту стоял вкус крови. Меня мутило, голова кружилась. — Это вкус твоей щенячьей верности Витарру, маленькая Ульврэн, выдрессированной и искусственной. Думаешь, что подаришь щенят Ормару и сможешь дальше жить счастливо? — Хелге захохотал. — Да ты даже не знаешь, что с тобой происходит. Не знаешь, что Витарр сделал. Подаришь ему кровожадного волчонка, который в пору взросления не сумеет сдерживать волчьи инстинкты и поубивает оставшихся рабов на твоей мельнице. Хардана сдерживает рука Фриды, но ты — не она. Тебя ненавидят в твоем клане, раздавят при первой же возможности. Этого хочешь? Я поскользнулась и упала. Хелге наклонился, сдернул с меня варежку, схватил за запястье, обнажая тонкий шрам. — Знаешь, что это такое? Думаешь, просто красивый ритуальчик? Да? Не каждый волк захочет совершить такое. Я провел обряд бракосочетания перед огнем, связывая вас. И ты даже представить не сможешь, к чему такая связь способна привести! Ты будешь следовать за Витарром всюду, чтобы не случилось. И он будет также преследовать тебя, всегда, каждый день твоей жизни! Таков закон, устроит он тебя? Хелге навис надо мной, рука его прижалась к моему лбу. Должно быть, так чувствует себя человек при ударе током. Я застыла на долю секунды, а потом задрожала. Голова будто раскололась на части, и сознание мое поплыло. Глаза я открыла не сразу, сначала услышала чужой хриплый голос. С трудом разлепив веки, поняла, что по-прежнему лежу у стены Арены, голова моя покоилась на коленях косматого мужчины с уродливым шрамом на лице. — Таргилл… — едва ворочала я языком. Вожак смотрел хмуро, мне было неудобно, да и запах от него шел не сказать что приятный. — Что ты с ней сделал? — сурово спросил Таргилл, обращаясь к кому-то за пределами моего видения. — Ничего, за что она мне не сказала бы спасибо, — ответил голос. Не сразу сообразила, что принадлежал он Хелге. — Она бледная как снег. Ты хоть говорить-то можешь? — обратился он уже ко мне. Я попыталась что-то сказать, но язык точно мне не принадлежал. Лоб пронзила боль, и я сдавленно простонала. — Отойди от нее, Таргилл. Голос Витарра я узнала сразу. Он давно тут? Я попыталась приподняться, но тут же повалилась обратно. — Лежи тихо! — приказал Таргилл. Голос его мне в ушах отдался громом. — Витарр… — Не знаю, произнесла ли я это вслух, но почувствовала как мою ладонь, уже без варежки, обхватывает горячая мужская рука. От этого сразу же стало спокойнее, и я, как могла, сжала его пальцы. Постепенно звон в ушах сходил на нет, и со всех сторон на меня надвинулся шум. — Что происходит? — пролепетала я, все-таки поднимаясь. Витарр помог мне встать, и я, обняв его, изумленно оглядела Арену. Бесконечная зима здесь не давала свободы теплу, видимо не зря волки так вздыхали, говоря о южных степях. Я, вцепившись в мужа, оглянулась на Таргилла и Хелге, стоявших рядом. — Витарра Ормар желает бросить мне вызов, — тихо сказал Таргилл. Я чуть пошатнулась, крепкая рука Витарра обняла меня покрепче. — Ты? — беспомощно спросила я, оборачиваясь к нему. — Я хочу, — жестко ответил он. Взгляд его, холодный и твердый, пронзал меня насквозь. Он зол на меня. Он пришел сюда с Таргиллом и увидел, как я лежу подле Хелге, беззащитная и слабая. Как он может претендовать на место вожака, если не приручил даже собственную жену? — Витарр, — прошептала я, пытаясь достать до его лица, но никак не могла справиться с собственным телом. — Тебе не следовало быть здесь, Ульврэн, — сурово сказал он. — Прости, я… — Что мне ему сказать? Я… Я не хотела этого, правда. — Не надо, пожалуйста, — вместо извинений начала я, испуганно оглядываясь на Таргилла. — Не надо! Витарр чуть оттолкнул меня, и я оперлась о стену — иначе бы упала. — Закон стаи говорит, что любой может вызвать на поединок вожака, — твердо произнес он. — Может, — повторил Таргилл. — Но вызвать — не значит победить. Ты уже проигрывал мне. Витарр зарычал — совсем по-звериному. Я спрятала лицо в ладонях, трепещущая и раскаивающаяся. — Нет! — тупо повторила еще раз. — Это не касается тебя, Ульврэн, — повернулся ко мне Витарр. Не было в лице его не жалости, и ни любви. — Я столько лет желал этого и своего добьюсь. — Я прошу… — жалобно проблеяла, забывая, что не мне удержать Витарра от того, чего он желает. Закон стаи говорит, и стая ему внемлет. Сколько не было свободных оборотней в Горгхэйле — все они собрались на Арене, желая видеть, как молодой волк желает перегрызть глотку старому вожаку. Не иначе как первая кровь привела их. Не успели Таргилл и Витарр схлестнуться, как волки уже стягивались, раздразненные будущей бойней. Они смотрели друг на друга — два зверя, не желавших уступать друг другу. Если я и испытывала что-то, похожее на соперничество раньше, то ни в какое сравнение с их нетерпимостью друг к другу это не шло. Фрида, неясно откуда появившаяся, ухватила меня и помогла забраться повыше, на стену. — Откуда вы все?.. Фрида покачала головой. Она боялась! Лицо ее было бледнее обычного, под глазами пролегли черные круги. Видать, давно уже знала о том, что отцу ее вновь придется доказывать свой авторитет. И куда подевалась ее былая бравада? Таргилл Риз был мощным волком. Он казался ничуть не меньше Витарра, хотя в образе человека был ниже на голову. Лапы у него были широкие, чуть косолапые, и звериную морду пересекал шрам — волос на нем не росло, и от того старый вожак производил воистину чудовищное впечатление. Когда волк сделал несколько шагов вперед, я отметила, что он чуть припадает на переднюю лапу. Оборотень чуть встряхнулся, и длинная грязно-светлая шерсть взметнулась вверх. Витарр единым прыжком преодолел расстояние между ним и Таргиллом, но вожака на месте уже не было. Он стоял позади черного волка, изуродованная морда скалилась, казалось, что Таргилл смеется. Я пошатнулась, опираясь на пятки. Внутри стало холодно. Не зря Риз так долго удерживает власть в своих руках… лапах. Глаза Витарра просто горят, оранжевый их отблеск виден даже при дневном свете. Бешенство наполняет его, движения стремительны, но необдуманны, и опытный волк лишь отскакивает, не вступая в прямую схватку. Я вижу, как скребут землю длинные когти Витарра. Со свистящим призвуком они пронзают воздух — но плоть от них ускользает. Черный волк вновь кидается на старого вожака, но Таргилл, словно на пружинах отскакивает, и лапы его мягко приземляются на белый снег, оставляя след. Глаза его не теряют холода, он поводит носом по ветру, словно вылавливает чужие мысли из воздуха. Уши стоят торчком, мышцы спины играют. В какой-то миг Витарр все-таки успевает задеть его, но отскакивает, когда тяжелая лапа матерого зверя проскальзывает под его брюхо, готовая вспороть незащищенное место. Не сразу поняла, что тихий вскрик принадлежал мне самой. Я вцепилась в собственные локти скрещенных рук и вытянулась на носочки. Задержав дыхание, смотрела, и голова моя кружилась. Перед глазами то темнело, то рябило от ярких красок, попеременно бросало то в жар, то в холод. Голос пропал, но из груди что-то рвалось — туда, к дерущимся зверям, и мне казалось, что удержать это я смогу, лишь сцепив на груди руки. Я глядела на наконец сцепившийся комок мышц, шерсти и когтей, но внезапно поняла, что не знаю чего хочу. Стоило лишь представить образ огромного черного волка с легкой проседью за ушами, как к горлу подкатывала тошнота, и на губах проступал горький пот. Меня рвало на части, и паника захлестывала — медленно, подступающими движениями. Я сама прекрасно осознавала надвигающийся припадок истерики, но поделать ничего не могла и в застеклевшем ужасе следила за тем, что происходит там, внизу. Белый снег окрасился алым, и я снова вскрикнула — от боли. Губу защипало — я прокусила ее в волнении, и от горячей крови свирепый ветер показался мне еще холоднее. Его завывания отдавались гулкими ударами в голове, и я огляделась по сторонам. С два десятка волков огненными глазами следили за схваткой, и на лицах их читался алчный голод. Первая кровь отозвалась слабыми окриками. Подзадориваний не было — решалась участь стаи. Некоторые из светловолосых Ризов попеременно обращались в волков, и я видела их неистовство. Витарр для них — надменный выскочка, который все никак не может смириться с властью Таргилла. Хелге был среди них. Он растерял свою степенность, не меньше других желая видеть волка Ормара повергнутым и захлебывающимся собственной кровью. Но на мгновение Витарр отвел тяжелую лапу Таргилла, и повалил вожака на землю. Я подскочила, забывая о недомогании, протянула руки вниз, сама готовая броситься к Витарру. Но не успела и слова сказать, когда Фрида, прекрасная и молниеносная Фрида, оказалась подле отца. Ее белые волосы растрепались, совсем хрупкая, она прикрыла собой горло старого волка. Витарр чуть задел ее, но отдернулся. Слюна стекала по его пасти прямо на лицо Фриде, огромные когти были совсем рядом с ней. Кожа женщины перепачкалась в крови, капающей с шерсти Витарра, но страха в Фриде видно не было. — Стой! — закричала она. Волки вокруг стушевались. Приходить на помощь поверженному — этого в их обычаи не входило. Кто-то крикнул «перекинься уже», но Фрида по-прежнему оставалась человеком — слабым перед матерым зверем, жаждущим крови. — Стой! — повторила она. Витарр колебался, я видела. Дыхание его было прерывистым, он едва сдерживал клокочущую ярость. Схватка не завершилась, он жаждал убийства. Глаза его заволокла звериная жажда, и тяжелая лапа откинула Фриду в сторону. Ризы уже готовы были прыгать на Арену, но Фрида подскочила на ноги. — Ты не можешь быть нашим вожаком! — закричала она. — Ты не способен! В ее голосе сквозил так тщательно спрятанный страх. И в это мгновение я поняла, что, спасая отца, она погубит меня. — Ты взял в жены чужачку! — завопила Фрида. Витарр наступал на нее, страшный, жестокий. — Взял и думаешь, что она приживется среди нас! Но это не так! Старый волк позади чуть приподнялся, он едва стоял на ногах, но передние лапы его чуть припали к земле — он готовился к прыжку. — Сзади, Витарр! — закричала я. Оборотень отскочил, и Таргилл рухнул в бессмысленном прыжке. Он повалился на землю, слишком слабый, чтобы продолжить борьбу. Фрида бросилась к отцу. Лицо ее исказилось. Она посмотрела на Витарра. — Считаешь себя победителем? — выдохнула она. — Только вот ты ошибаешься. Мой отец долгие годы держал в узде таких как ты, ему не страшны низкие предатели. А ты не видишь измены в собственном доме. Спроси Ульврэн, когда она намеревалась признаться тебе? Признаться в том, что уже много недель пьет волчий корень — с тех пор, как впервые узнала о его свойствах? Волк замер. Я не знаю, но в тот момент, пожалуй, что не почувствовала ничего. Смотрела на то, как Витарр поднял ко мне свою длинную звериную морду. — Ты не станешь у нас вожаком, Витарр, возвращайся в свой Гаалаки. Если тебе твоя человеческая жена дороже волков, то и якшайся с тебе и ей подобными! Впервые я видела у него такой человеческий взгляд. Взгляд опозоренного и униженного человека.***
Я ненавижу их всех. Я ненавижу Витарра. И, смотря сейчас на его перекошенное от злости лицо, я не испытываю страх. Только отрешенное спокойствие. Привкус горечи на моих губах отдается глухим чувством вины, но стыда я не испытываю. — Как ты могла так поступить, Ульврэн? — руки Витарра крепко сжимали мои плечи, он тряхнул меня с такой силой, что я затряслась в его руках, словно тряпичная кукла. — Могла, — сплюнула я. — И будь у меня возможность вернуться назад, я бы поступила точно также. Витарр оттолкнул меня с такой силой, что я упала. Боли не ощущалось, но я знала, что она придет обязательно — чуть позже. Зубы выбивали дробь, а ноги подкашивались. Как странно, что я совсем не управляю собственным телом. Оно не слушается меня, но и дела до этого мне нет. Словно спичка я вспыхнула, и горячая злоба наполнила до кончиков пальцев. — Ты думал, что я все забыла, да? Думал, что я не помню, что ты сотворил со мной? Думал, что те дни ада, которые я пережила здесь, просто сотрутся у меня из головы? Тогда ты глуп и смешон! Я пыталась встать, но падала. Меня трясло просто так. Давление в висках нарастало, и я все ждала, когда голова моя взорвется. Сил не было никаких, и только вновь и вновь прибывающие волны ярости поддерживали во мне стержень, не дающий свалиться. — Ты обманула меня, Ульврэн. Даже не так. Ты обманывала меня долгое время. А я действительно дурак, раз поверил человеческому отродью. — Витарр не кричал, но голос его срывался, и глухой хрип слышался в каждом слове. Я, хватаясь за стену, медленно поднялась. Мебель была вся опрокинута Витарром в припадке ярости. Круглая комната напоминала свалку, и испуганные слуги-рабы, столпившиеся в дверях, не знали что им делать. Витарр обернулся к ним, дыша тяжело и громко. Верхняя губа его приподнялась, обнажая ряд острых зубов. — Убирайтесь все! — крикнул он. Я смотрела, как он приближается ко мне словно в замедленной съемке. Каждый шаг отдавался сверлящей болью, но глядела я смело. Лишь когда тяжелая рука опустилась мне на щеку, и меня припечатало к стене, за которую я так отчаянно цеплялась, я поняла, что выхода больше нет. Внутреннюю сторону щеки расцарапало о зубы, и рот мой наполнился кровью. Я сглотнула ее, ощущая противный сладковатый привкус. Челюсть будто налилась свинцом, но от второй пощечины затылком я со всей дури стукнулась о стену и медленно сползла обратно на пол. Перед глазами поплыл туман, и голос Витарра я слышала точно издалека. — Почему, Ульврэн?! Ну вот чего тебе не хватало? За что? — От рыка, изданного Витарром, хотелось обнять коленки и тихо заплакать. Я подняла налитые кровью глаза на разъяренного оборотня и сплюнула кровавую слюну. — А разве не ясно? — прошепелявила я. — Погляди на меня сейчас. — Нет, Ульврэн, даже не пытайся уйти от ответа. — Его руки снова схватили меня за плечи, заставляя подняться на ноги. — Ты не имеешь на это права! — Я ни на что не имею права! — Я вцепилась ногтями в его шею. — Ни на что! А если мои решения не совпадают с твоими, то объяснит мне мою оплошность первый попавшийся работорговец. Разве не так? Витарра перекосило. — Чего ты хотела?! Я дал тебя все! Все что мог! — Да не нужно мне это все было. Совсем. Куда счастливее я была бы, если бы ты убил меня сразу, еще в ту ночь, когда вздумал жениться. Когда привязал меня к себе и изнасиловал, не слыша ни моих криков, ни просьб. — Но сколько времени уже прошло… — Я тоже так думала. Правда. Я даже подумала, что люблю тебя. — Хотела рассмеяться, но вместо смеха получился хрип. — Я так сильно была привязана к тебе, что даже не замечала, что это совсем не любовь, а всего лишь ее извращенное подобие. Ты выдрессировал меня как животное, как животное я тебя и полюбила. Иногда зверем правда овладевает бешенство, и покорные любимцы своих хозяев кусают. — Я сделала попытку оттолкнуть Виатрра. — Я не могу любить тебя. Я не могу стать матерью детей человека, что сломил меня, изуродовал. Лицо Витарра перекосила уродливая гримаса. Зрачок вытянулся, глаза сверкали оранжевым блеском. Звериная сущность наполняла его, даром что стоял Витарр на двух ногах. Клыки его заострились, слюна стекала с уголка губ. Даже уши его причудливо изогнулись, будто лишь сила воли сдерживала оборотня от превращения. Руки его казались клещами, и мне казалось, что ему ничего не стоит свернуть мне шею — или впиться в нее. Мне это было без разницы. Невысказанная обида на весь мир за то, что со мной произошло, выплеснулась в порыве гнева. Я забила кулаками по груди Витарра, я давала ему пощечины, желая причинить боль. А потом вырвалась и, вцепившись в собственные волосы, завыла. — Почему именно я?! — Нос мой шмыгал, и дышать было сложно. — Я не хочу, не могу! — Отвернулась от Витарра, припала к стене, со всей силы приложившись к ней лбом. — Я устала! — И медленно сползла вниз. Как же я хочу домой, как я хочу к матери, к бывшему парню, к соседке по комнате… Это все затяжной дурной сон, а быть может, что и сама сошла с ума. Эти оборотни, злые духи, жестокие традиции — это неправда, я знаю. Витарр стоял молча за моей спиной, и меня ошпарила такая злоба на него, что, повернувшись к нему, я с ненавистью процедила сквозь зубы: — Ты изнасиловал меня, унизил и издевался. И ты желал, чтобы я подарила тебе ребенка? Еще одного монстра? Такого, как Хардан? Мальчика, для которого в радость убийство? — Ты любила меня. — Какие жестокие слова! — Значит, я тоже монстр. — Чувство негодование к себе самой отдавало отвращением. Если это дар Хелге мне, то лучше бы я прожила жизнь в той приятной эмоциональной амнезии, что скрасила мою жизнь. Я не в силах справиться с потоком хлынувших чувств, не в силах понять, чего я вообще хочу. Если с меня содрали наркотический слой подобия стокгольмского синдрома, то желаю всем причастным к этому испытать этот вихрь эмоций, когда самое сладостное в жизни оборачивается горечью и отдает протухшим запашком. Витарр вцепился мне в волосы, вынуждая встать. Боль терзала голову, но даже она не способна была отвлечь на себя внимание. Дрожь, бившая меня, не зависела от тяжелой руки Витарра. — Ты понесешь наказание за предательство. — Оборотень — это в первую очередь зверь и лишь потом человек. Я забыла об этом. Я зажмурилась. Накажи меня сейчас — я не в состоянии ждать дольше.