Глава XIX — «Кто ты, Драконий Всадник?»
Мы выходим в тёмный, слегка освещаемый факелами, коридор. Чарли упорно двигается всё дальше и дальше в темноту, а мне полностью всё равно куда он меня ведёт. Перед глазами поцелуй Питера и Оливии. Перед глазами его руки, обнимающие её талию, её руки, прижимающие его ближе за шею. Меня мутит, по щекам текут слёзы — да вообще весь мир просто сходит с ума, кружась и вертясь, пытаясь уничтожить меня. Спину обжигает боль при столкновении со стеной, и я распахиваю почему-то закрытые глаза. В темноте я ничего не вижу, поэтому тупо таращусь во все стороны до тех пор, пока не чувствую расположившиеся по обе стороны от моей головы руки. Я замираю, уставившись в темноту, прямо перед собой. Секунда — и глаза Чарли вспыхивают голубым, светясь и не отрываясь. Он смотрит пристально, ничего не говорит и не двигается. Так проходит около двух минут, а потом я ощущаю надёжные руки, обнимающие меня и так по-дружески прижимающие к крепкой груди. Из лёгких вырывается воздух с громким всхлипом, а после тело начинает сотрясать крупная дрожь. — Тише, тише, — шепчет Чарли, прижимая меня к себе и поглаживая одной рукой меня по голове. Вцепившись руками в плечи волка, я прижимаюсь лицом к закрытой рубахой ключице и, закусив губу, вою не хуже оборотня, потому что изнутри всё жжёт, разрывает и сжимает, превращая меня в кучку оголённых нервов, к которым если прикоснёшься, из них потечёт кровь. Я всхлипываю, вою, тяжело дышу — ничего не помогает унять эту боль. — Тише, Ксю, я рядом, — это обращение вызывает ещё более сильную реакцию и я, сжав пальцы на плечах сильнее, чувствую, как начинаю сползать вниз. — Эй, нет, — меня подхватывают, прижимая к стене и не позволяя завалится на пол. Я буквально зависла в воздухе, удерживаемая лишь сильными руками Чарли. Никогда не чувствовала себя более раздавлено, чем сейчас. Чарли продолжает обнимать, успокаивать, как ребёнка, но ничего не помогает. Я знаю — мне надо успокоится самой, но истерика не проходит, а лишь начинается с новой силой. Я мысленно благодарю оборотня за то, что он привёл нас в тёмный участок коридора, иначе бы нас давно заметили. Мысль об этом обжигает и я разом затыкаюсь. Нельзя чтобы на мои звуки сбежался народ. Нельзя! — Ксения, дыши! — голос Чарли надломленный. Я непонимающе хмурюсь, прислушиваясь к звукам. И только тогда до меня доходит, что странные хрипы, которые я слышу — издаю я сама. — Дыши! — испуганно приказывает Чарли и я, распахнув рот, смотрю в горящие глаза, делая вдохи и выдохи. Раз-два, раз-два, раз-два. Боль не проходит, но немного утихает. Я в состоянии стоять и теперь в голове слегка проясняется. Приступ проходит. — Спасибо, — надломленно произношу я, отрываясь от Чарли и вдыхая. — Тебе легче? Я неопределённо пожимаю плечами. Вопрос, который задал Чарли, довольно глуп и он это понимает. Кивнув, парень протягивает мне руку и я хватаюсь за неё, как за спасательный круг. — Пошли, я отведу тебя в твою комнату, — местонахождение своей комнаты я не знаю, поэтому совсем не противлюсь, когда Чарли выводит меня из темноты и ведёт по уже более светлому коридору. Я вообще ни на что не обращаю внимания, чтобы вновь не впасть в истерику. Голова пухнет от недавнего срыва. Из-за недостатка воздуха несколькими минутами ранее сейчас всё вокруг кружится, но терять сознание, я вроде как не собираюсь. Чарли на секунду оборачивается ко мне и поворачивает в сторону лестницы. Шагая по ступенькам, я мечтаю только об одном — сне, в котором всё снова будет хорошо.***
Чарли толкает дверь, впуская меня в мою комнату. Высвободив руку из его ладони, я вхожу внутрь, бегло оглядывая помещение. Сейчас мне всё равно. Я замечаю лишь широкую кровать, застеленную белыми шёлковыми простынями с жёлтыми шёлковыми наволочками и тем же белым одеялом. Не обращая внимания на стоящего у дверей Чарли, я остервенело дёргаю шнурки на рубахе, пытаясь поскорее снять ненужный на данный момент корсет и дурацкую куртку. Дрожащие пальцы не слушаются, а всё тело охватывает ярость. Дёрнув шнурки в последний раз, я оглядываю помещение и, найдя то, что мне нужно, дёргаюсь в сторону, хватая небольшой нож, замахиваясь, чтобы разорвать чёртовы верёвки, когда нож отлетает в сторону, а руку обжигает боль. Я замираю, в шоке смотря на покрасневшую кожу. А после перевожу недовольный взгляд на Чарли, который стоит слишком близко ко мне и сжимает руки в кулаки. — Только посмей, — рычит он, скалясь. — Я собиралась разрезать шнурки, — ничего не понимая произношу я. — А ты что подумал? Я с жизнью собралась кончать? Чарли смущается, ничего не говоря. — Об этом не беспокойся, — я грустно усмехаюсь. — Его жизнь мне важна, даже тогда, когда ему от меня ничего не нужно. Чарли поджимает губы, протягивая руки к рубахе. Его пальцы быстро справляются с шнуровкой. Смотря мне прямо в глаза, он скидывает с моих плеч рубаху и, хмыкнув, идёт за мою спину, начиная развязывать ленты корсета. Закончив с этим, он отходит и садится в кресло, откидывая голову на спинку и прикрыв веки. На секунду сердце сбивается с обычного ритма, но я не обращаю внимания. До тех пор, пока дышать становится труднее с каждым вдохом. Я в шоке смотрю перед собой, ощущая быстрый, злой стук сердца и ничего не понимаю. А после до меня доходит, что сейчас ходит ходуном не моя, а половина сердца Питера. Усмешка срывается с моих губ. Горькая и злая. Я не знаю, что вызывают у него таких эмоций, но сейчас думать о чём-то просто вредно. Поддерживая корсет, я иду к шкафу и нахожу там обычную льняную сорочку. Взяв её, я ухожу за ширму, полностью игнорируя расслабляющего в кресле Чарли. Быстро переодевшись и скинув штаны на пуфик, я перемещаюсь на кровать, укладываясь там и смотря в потолок. За все эти месяцы я привыкла спать на жёсткой, неудобной земле, а сейчас мне кажется будто я утопаю в мягкости кровати, постель на которой обволакивает меня. Она приятная — слегка прохладная, чистая, никем нетронутая. Сонливость, ещё пару минут назад мучившая меня, исчезает куда-то как только голова касается пуховой подушки. Сердце медленно успокаивается и я, положив на него руку, чуть улыбаюсь, чувствуя, как увлажняются глаза. — Можно я останусь с тобой? — спрашивает Чарли, подняв голову и уставившись на меня. Мне хватает пары секунд, чтобы принять решение. Отвернувшись от него, я сжимаюсь в комочек, ничего не говоря, а лишь молясь, чтобы он правильно понял. И он понимает. Тяжело вздохнув, волк встаёт с кресла и пожелав мне спокойной ночи, выходит из комнаты, прикрыв дверь снаружи. Оставшись в полном одиночестве, с болящим сердцем в груди, я зажимаю рот рукой, позволяя визгу сорваться с губ.***
Я иду по светлому коридору в белом платье со вставками-кружевами. На моём лице счастливая улыбка. Заглядывая в каждую открытую комнату замка, я улыбаюсь и смеюсь, когда в очередной комнате не нахожу того, кого ищу. — Ну и где же ты? — усмехаюсь я, подкрадываясь к ещё одной незапертой двери, спрашиваю я. — Питер? — комната пуста. Но я не отчаиваюсь. Следующая комната по коридору заперта, но вставленный в замок медный ключик даёт надежду на то, что Питер именно там. Я подхожу к этой двери и, положив руку на ключик, проворачиваю его в замочной скважине три раза. Замок щёлкает, а дверь со скрипом открывается. Я оказываюсь в просторной комнате, сделанной из камня, как впрочем и весь замок в котором я нахожусь. Я понимаю, что лучше уйти и забыть об этой комнате, но мне интересно, что будет внутри. И я делаю шаг. Комната в приглушённом свете. Здесь всего-навсего несколько светильников. Но не это привлекает моё внимание, нет, совсем не это. На полу стоит зеркало в половину человеческого зеркала. Его рама сделана из красного дерева, а стекло покрыто несколькими слоями пыли. Дверь захлопывается за моей спиной, а зеркало будто подсвечивается. Я медленно подхожу к нему и опускаюсь на холодный пол, садясь на коленки. Быстро стерев пыль и оставив руку на хладном стекле, заглядываю в своё отражение. На меня смотрю я сама с длинными волнистыми волосами, с озадаченным выражением лица. Это несомненно я, но вот только в моём отражении я имею белые прекрасные крылья, сложенные за моей спиной. Всего на секунду мне кажется, что и за моей спиной тоже они окажутся, но когда оборачиваюсь, я ничего не вижу. Отражение манит, и я склоняюсь ближе, надеясь рассмотреть прекрасные крылья. Отражение, что странно, не движется за мной. Девушка по ту сторону смотрит на меня с лёгким укором. Я замираю, хмурясь. Та я открывает рот, чтобы, вероятно, что-то сказать, но мир внезапно начинает плыть. Перед тем, как картинка теряет чёткость, я успеваю заметить ангельские белые крылья, охваченные огнём и гримасу боли, искривившую моё лицо. Я открываю глаза, продолжая лежать и не двигаться. Сон оставляет после себя неприятные ощущения, но обращать на это внимание я не собираюсь. У меня итак слишком много всего накопившегося из-за чего нужно волноваться. Я встаю с кровати, опуская босые ступни на холодный пол. Ещё пару минут смотрю в окно, где виден занимающийся рассвет. Лучи восходящего солнца слепят глаза и я на секунду зажмуриваюсь, полностью вставая на ноги и подходя к окну. Там, снаружи, белым-бело. Моё окно выходит на внутренний дворик этого небольшого замка. Я вижу покрытую белоснежным ледяным ковром землю, укутанные снежным одеялом кроны деревьев и застеленные покровом снега крыши. Бесконечная зима надоела мне за несколько месяцев прибывания в Нарнии, а что же чувствуют те, кто живёт здесь уже два долгих, изнурённых года? Думать об этом почему-то было неприятно и я лишь понадеялась на то, что Аслану удастся уничтожить то, что мешает зиме убраться восвояси. Холодный порыв воздуха заставил вздрогнуть всем телом. Спать больше не хотелось, хотя сейчас было довольно раннее утро. Часов не было, поэтому я не знала сколько сейчас времени. Поёжившись от холода, я пошла взять с пуфика свои штаны и рубаху. Корсет было решено не надевать, поэтому я убрала его в шкаф. Такой нужной вещи, как бюстгальтер, здесь не было видно, а свой, в котором я попала в Нарнию несколько месяцев назад, уже был грязным и в некоторых местах порванным. С сожалением взглянув на эту вещицу, я убрала его подальше в шкаф, оставшись в сорочке и недовольно поглядывая на всю свою одежду. Зло вздохнув и выдохнув, я потянулась за корсетом, потому что ходить «с голой грудью» мне не хотелось совершенно. Быстро нацепив пояс на себя, я подошла к зеркалу и встала к нему спиной, выгнув голову и завернув руки, беря ленты корсета в пальцы. — Давай, это не сложно, — профырчала я, сдувая упавшую прядь на лицо. — Ты девушка или кто? Даже мужик это умеет делать! — споря с самой собой и стараясь не дышать, я начала стягивать себя. Сделать это до посинения не получилось, но мне и не нужно было. Главное, чтобы всё держалось и не мешалось. Закончив с корсетом, я убедилась, что шнурки спереди были затянуты довольно хорошо и теперь, отыскав штаны, стала натягивать и их. Штаны походили чем-то на шаровары — они были широкими в бёдрах и сужались к голеням, чтобы было удобно заправлять в сапоги. Они были тёплыми и мои бедные голые ноги не сильно страдали от морозов. Тяжело бухнувшись на пуфик, я засунула ноги в сапоги и стала их шнуровать. Эх, почему же здесь нет замков? Закончив с таким трудным делом, я быстро расчесала волосы расчёской и перебросила их вперёд. Быть растрёпанной мне не хотелось, но и резинки не нашлось. Закончив с приготовлениями, я оглянула комнату, отыскала взглядом перевязь с мечом, секунду поколебалась, махнула рукой и выскочила из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Коридор был поглощён в темноту, но видимость была нормальной. Я не знала куда шла. Возможно, решила найти кухню, чтобы стащить булочку, как раньше, а может и выйти во двор, подозвать Вэнфролха и… Грусть и страх ударили меня, словно пощёчина. Я не могла быть с драконом, иначе могу его потерять! Но он нужен мне! Хочется вновь ощутить приятный воздух, бьющий в лицо, почувствовать горячие дыхание у себя в волосах и, наконец-то, забыться. Отбросив приятные мысли, я пошла по коридору в поисках кухни. Желудок забурчал, предвкушая наполнение едой. Я вышла к лестнице, ведущей вниз. Если верить моему встроенному радару и смекалке, то где-то внизу будет обеденный зал, а значит неподалёку и кухня. Вокруг царила тишина и только звук стучащих по камню каблуков моих сапог нарушал её. Преодолев это расстояние, оглянулась по сторонам. Всё такой же длинный коридор, только более широкий и окна по левую сторону. О, окон было очень много. Они тянулись во всю длину коридора, давая залу наполнятся приятным утренним светом. У каждого окна стояла софа с красной обивкой, но слегка потрёпанная временем. На одном из окон, на подоконнике, подтянув колени к груди и смотря на кружившиеся снежинки за окном, сидела Люси. Она была облачена в тёплые меховые штаны и рубаху с курткой. На соседней софе валялся светлый плащ, а сверху — клинок в ножнах. Подумав пару секунд, я двинулась точно к ней. Девушка уже давно заметила меня, но, вероятно, делала вид, что не знает о моём присутствии, чтобы избавится от меня. Прости, Люси, но я так больше не могу. Девушка продолжала паляться в окно, когда я, подвинув её плащ с клинком, села на софу, заглядывая ей в лицо. Она не пошевелилась, лишь губы поджала. Так и продолжали сидеть, смотря кто куда. Она — в окно, я — на неё. Прошла минута. Две. Три. На четвёртую она сдалась. Застонав, Люси повернулась ко мне, распрямив ноги и уставившись мне в лицо. Серо-голубые глаза светились злостью. Но сквозь эту напускную пелену я увидела отражения самой себя. Своих чувств. В глазах Люси была тоска. — Мне жаль, — говорю я, смотря ей в глаза. — Я тебе не верю, — упрямо говорит она. — Не верю. — Мне жаль, — повторяю я более настойчиво. — Тебе не жаль, — таким же тоном отвечает она, хмурясь сильнее. — Почему ты мне не веришь? — спокойно произношу я. — В твоих глазах нет ни капли раскаяния! — Ты всегда была проницательной, — говорю я, заглядывая в её глаза, вижу проявившуюся печаль, смешанную с гневом, — ты видишь всё то, что я чувствую. Не ври. Девушка молчит. Она не отрицает. Но и не подтверждает. Но мне и не нужно. Я знаю, что права. — Ты бросила нас, — тихо отвечает она через несколько секунд. — Ты бросила его. — Я знаю, — я киваю, печально вздохнув. — И я прошу прощения. — Этого недостаточно! — взрывается она. — Ты хоть представляешь, что он чувствовал?! Что чувствовала я?! — Я поджимаю губы и мотаю головой. Нет, я не знаю. И никогда не смогу понять. — Ты забыла всё, что было и просто сбежала! Оставила его страдать от неизвестности, а потом сгорать от невозможности бросится следом, узнать почему ты оставила его! — она смотрела мне в глаза и в них больше не было ни печали, ни тоски. Лишь злость и отвращение. — Я знаю, что он чувствовал, ему даже говорить не пришлось. Весь год он страдал и пусть через несколько месяцев его боль и притупилась, но она не ушла. И никогда не уйдёт. — Да ну? — я горько усмехаюсь. Перед глазами поцелуй с Оливией. — Ты же знаешь, что не имеешь никакого права ревновать? — зло спросила Люси, сжав ладони в кулаки. Она сразу поняла о чём я думаю. — Ты потеряла эту возможность три года назад, когда приняла решение вычеркнуть его из своей жизни. — Я люблю его до сих пор, — тихо шепчу я. — Я вижу, — она кивает, а после соскакивает с подоконника на пол. Берёт в руки свой плащ и цепляет свой клинок на пояс. Она уже было делает шаг от меня, как останавливается. Всего на секунду в её глаза мелькает неуверенность, которая быстро тает. — Они собирались пожениться. Он сделал ей предложение за несколько недель до того, как пропал. И она сказала ему «да». Из лёгких выбивает весь воздух и я, было уже пошедшая за Люси, резко останавливаюсь. Ноги не выдерживают и я, делая единственный шаг назад, сажусь на скамью, больно ударившись попой о ручку. Перед глазами уже ничего нет, в голове только страшные слова Люси. — По… почему ты рассказала? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Зачем ты сказала это? Люси не смотрит на меня. Её спина напряжена, а руки сжаты в кулаки. Это больше не та Люси, которую я видела. Это не она. — Ты должна понять, что натворила. Тот уход был твоим решением. И вот его последствия. — Я итак знаю, что натворила! — кричу я в исступлении. Меня мутит, голова кружится. Он сделал ей предложение. Он сделал ей предложение. Он сделал ей предложение. — А теперь тебе ещё и больно. Прости, конечно, — она оборачивается ко мне и в глазах ни капли извинений. Лишь холодная ярость. — Но ты заслужила этой боли. Ты была для него всем. Ты разрушила его, понятно? Этот Питер, которого ты сейчас видишь, не тот, кем был три года назад. Он перестрадал, но сделал шаг вперёд. И дружеский тебе совет, забудь. Он будет ненормальным глупцом, если позволит тебе приблизится к себе. Ты не имеешь права больше быть рядом с ним. Ты недостойна его! Я возненавижу тебя, если ты приблизишься к нему, ясно? — Ты уже ненавидишь меня… — плача, замечаю я. — Конечно же ненавижу, — кивает она. — За то, что ты убила моего брата. А после вернулась, как-будто ничего и не было. Будто не было этих лет! Полы её светлого плаща взметнулись при повороте и «поскакали» вслед за девушкой, подпрыгивая с каждым шагом. Я задыхалась, сидя на той чёртовой софе, сжимая пальцами мягкую обивку. Меня трясло, словно осиновый лист на ветру. Это продолжалось недолго. С каждым новым приступом, дрожь сходила, вскоре исчезнув совсем. Я сидела, отстранёно смотря перед собой, в противоположную стену. Люси была права. Я не имела права возвращаться, надеясь на то, что всё будет, как прежде. Как прежде уже никогда не будет. Люси также была права и в том, что Питер уже не тот. Но и я уже не та. Я больше не глупая девчонка, которую пугает ответственность за свои поступки. Я уже не неуверенная в себе глупышка, которую пугали дикие, необузданные, сносящие крышу, чувства к королю. Я обещала себе, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы вновь Питер был со мной? Я меняю своё решение. Я недостойна этого человека, поэтому сделаю всё, чтобы не быть с ним. Я сделаю всё возможное, чтобы не дать себе сорваться. Я сдержусь, а больная любовь придёт. Тем более теперь, когда он счастлив с другой, с той, которая всегда хотела быть с ним, не боясь ничего. — Я не позволю ему больше страдать, — тихо шепчу я, прикрывая глаза и кивая сама себе. — Кому? — раздаётся сверху голос. Вскинув голову, я смотрю в глаза Леа. Девушка смотрит на меня внимательно. В одной руке у неё тарелка с тремя пончиками, а в другой — четвёртый, только уже в нескольких местах покусанный. Вокруг рта — белые крошки от сахарной пурги. Желудок напоминает о себе громким рыком. Леа усмехается и протягивает мне один из пончиков. — Спасибо, — тихо, надломленно, благодарно. Взяв вкусность в руку, я подношу его ко рту и кусаю. Тесто божественно! Оно буквально тает во рту, а сахар придаёт нежный сладкий вкус. Я довольно мычу. — Так о ком ты? — интересуется Леа, садясь рядом со мной и поставив тарелку с пончиками на ручку софы. — О Питере, — честно отвечаю я, жуя пончик. — Почему он должен страдать? — продолжает не понимать подруга. Я усмехаюсь. — Я говорила с Люси, — тихо произнесла я. — Ну знаешь, ненависть, обвинения, тычки носом в ошибки. — А-а-а, — тянет она. На несколько секунд между нами наступает тишина и я ею вполне довольно. Леа же не выдерживает: — Слушай, я знаю, ты сейчас злишься, но я… — Не надо, — тихо говорю я, скривившись. Пончик в руке уже не так манит, когда дело доходит до выяснения отношений. — Почему? — не понимает она. — Разве ты не хочешь знать почему я так поступила? От Чарли же требовала. — Мне итак всё ясно. Леа, я не хочу думать об этом. — Но ты продолжаешь злится, — констатирует она через пару секунд молчания. — Разве я не права? — Права, — соглашаюсь я. — Но, а смысл? Всё итак понятно. — И что же тебе понятно? — Тебе предложили вернуть меня, потому что ты боялась, что Вэн окончательно сойдёт с ума. — Я сама предложила помощь, — говорит она, смотря в стену невидящим взглядом. — Они лишь предложили, а я сказала, что смогу и даже разработала план. Вэнфролх уже одичал, поэтому возвращать тебя из-за этого не было смысла. Я хотела, чтобы ты вернулась, потому что без тебя было не то. За наше недолгое общение, я успела привязаться к тебе и знать, что ты где-то далеко, где нет ничего, что есть здесь, было неприятно. Естественно я уцепилась за идею возвращения. — А ты не думала, что я не хочу возвращаться? — Но ты же вернулась, — она пожала плечами. — Я знала, что ты вернёшься. Не из-за дракона, но хотя бы из-за красавчика. — Ты знала, что он встречается с ней? — Откуда? — девушка была удивлена. — Я не врала тебе, когда говорила, что ушла от них через некоторое время. Я сама была удивлена, что он с ней. Кто это вообще? — Сестра Тристана, — сказала я, взмахнув рукой и откинувшись к окну. От него неприятно дуло. Как Люси вообще здесь сидела? — Давно положила на него глаз. Мы с ней из-за этого и не сдружились. Я мешала ей, а сейчас соперницы нет. Его сердце свободно. — Ты веришь? — голос подруги звучал скептически. — Ты случаем не забыла, что в его груди твоё сердце? — Я верю тому, что вижу, — немного зло произнесла я. — Я видела, как он отвечал ей на чёртов поцелуй. Если бы он ничего не чувствовал — он бы отодвинул её! Да и к тому же… Люси сказала, что они помолвлены. — Чего?! — удивление Леа, наверное, слышала не только я, но и все, кто мог бы быть в нескольких метрах от нас дальше по коридору. — Люси говорила, что он сделал ей предложение… — Да чушь какая! — возмутилась Леа. — Я же видела, как он тебя любил! — Время, Леа, время, — поставив точку в этом разговоре, произнесла я. — Давай больше не будем, ладно? Лучше расскажи о том, что ты окрестила, как личное. — Ох, — девушка слегка нахмурилась. — Давай не здесь? — А где? — я удивилась. — В мою комнату, ладно? — она подорвалась на ноги так резко, что я не успела даже уловить это движение глазами. — Пойдём? — Да, — кивнув, я засунула оставшийся кусочек пончика в рот и поднялась за ней. Леа посмотрев на меня всего мгновение, пошла в сторону лестницы. Мне же оставалось следовать за ней, гадая о том, что же такого она мне боится рассказать.***
Комната Леа практически ничем не отличалась от моей. То же расположение, та же мебель, только бельё другого цвета. Её комната была отдалена от моей на несколько комнат влево. — Чувствуй себя как дома, — фыркнула девушка, упав на кровать и раскинув руки в разные стороны. Вздохнув, я поставила тарелку с пончиками на тумбочку около кровати и уселась на кресло, которое стояло в том же месте, где и моё. Подперев руками подбородок, а локти поставив на колени, я уставилась на Леа. Та пролежала недолго. Уже через несколько секунд она уселась на кровати в позе «лотоса», задумчиво смотря на меня. — Что тебя интересует? — спрашивает она, вздохнув. — Что ты имела ввиду, когда говорила, что я заблуждаюсь. Так что ты этим хотела сказать? — задаю я самый интересующий меня вопрос. — Отсюда и будем отталкиваться, но ты расскажешь мне всё. — Ксения, что тебе рассказывал Аххилес, кроме истории Всадников? — спросила она, начиная издалека. — Эм, — я задумалась, напрягая память. Урывками, но кое-что я всё же вспомнила. — Он много о чём говорил. Половина, конечно, бред полный, но были и интересные факты. — Например? — Он рассказывал о чешуе драконов, — выловила я одно из воспоминаний. — Касательно Всадников. — Всадники подходили на роли стражей, потому что… — я замерла, не в силах продолжить. — Да ну, бред. — Что он тебе сказал? — насторожилась Леа. — Он сказал, что Всадники бесчувственны. Но я так и не поняла, что он имел ввиду. — Это не бред, Ксень, — тяжко вздохнула Леа. — Это правда. Когда я сказала, что ты плохо знаешь наш род, я оказалась права. — Да о чём ты? — Ксения, как создаются Всадники? — Он говорил о том, что детей забирали от родителей и обучали их, — вспоминая безумную речь Всадника, говорила я. — Думаешь это правда? — По началу так и было, — девушка кивнула. — Дети росли и воспитывались в боли и страхе. По-другому безжалостным к людям не стать. Когда детям было очень мало лет, им вручали дракона. Не обученного, злого, дикого. Ярости в нём было очень много и половина детей не справлялись. Они гибли, не успев даже приложить руку к дракону, чтобы установить связь. — По началу? — Да. Пришлось уйти от такого способа создания Всадника. Поэтому вскоре придумали кое-что другое. Помнишь метку руны Гольориона? Вот такую, — девушка вновь отодвинула свой рукав и показала тату-ключик. Я кивнула. — Эта метка соединяет дракона и его Всадника навсегда. Эта метка убивает дракона, если умирает Всадник. Благодаря ей я всегда знаю, где находится Гатх, хорошо ему или плохо, горько или сладко, больно или нет. Я знаю, что он желает, знаю, что ему не нравится, что нравится. Благодаря ей он чувствует меня. — Так это же хорошо… — В какой-то степени, — она кивает. — Например, когда во время схватки мне надо, чтобы он забрал меня или помог в чём-то. Благодаря ей он может выполнять мои команды на расстоянии. Мы неразрывно с ним связаны. Но это проклятие, Ксень, — глаза наполняются печалью и я не понимаю отчего. — Человек, который носит такую метку перестаёт им быть. Ты понимаешь? Я отрицательно машу головой. Нет, я совсем ничего не понимаю. — Всадники бесчувственны не потому, что с самого детства их воспитывали, как Всадника. Нет. Они бесчувственны из-за этой метки. Она не позволяет испытывать что-то, кроме долга. Если ты чувствуешь — ты и дракон обречены на гибель. Чувства для Всадника запретны. Но любой ребёнок, каким бы он ни был, рано или поздно испытывал любое чувство из возможных. Гнев, злость, любовь, ненависть, радость, привязанность. Все гибли, понимаешь? Чувства убивают, они делают тебя слабым. Все, кто чувствовали — привязывались к своему дракону, готовы были ради него сделать всё. Но отношения между драконом и человеком — лишь сделка между двумя расами. Они не должны были чувствовать. Дракон, которого любят, становится убийцей. — Хочешь сказать, что чувства сводят их с ума? — я удивлена. — Именно, — Леа тяжело вздыхает. — Добрый дракон уже не защитник. — А если уже испытал, что такое, когда тебя любят? Что случалось с Всадником? А с драконом? — Всадника казнили. А дракон умирал сам по себе. Не только из-за того, что связан, но ещё и потому что страдал. — Какие глупости. — Это законы, Ксения, — отвечает мне на это Леа. — Если ты Всадник, ты не имеешь права чувствовать. Это ещё одна причина почему ты не такая как я. Ты такая чувствительная, эмоциональная. — Это что же, порок? — У нас это именно так и называли. — А ты что же? — Я не чувствую, — она пожимает плечами. — Мне не нужно чувствовать. Я жалкое подобие человека. Что делает человека человечным? Одно из главных — чувства, а когда у тебя этого нет? Когда ты их лишён? — Но мне казалось, что… — Я помню, какого это, но уже никогда этого не испытаю. Быть Всадником проклятье. Именно поэтому все мы одиноки. — Но Гедеон… — А ты веришь в то, что он любил? Ему нужно было продолжать род. Не обязательно он что-то чувствовал. Можно женится без чувств, ради достижения какой-либо цели, — двойной смысл этого предложения так и кричал об этом. Я усмехнулась. — Ты в курсе, что всё это звучит абсурдно? — я поднимаю брови. — В курсе. Но это правда. — Откуда у тебя метка? — я указала рукой на её предплечье. — Мне ставила её моя наставница. Она была жрицей, — Леа усмехнулась. — Долго отговаривала меня, но меня больше ничего не держало в моей старой жизни. — Почему? — спросила я. Было интересно узнать о прошлом Леа. Я же ничего о ней не знала. — Когда я нашла Гатха… — голос Леа надломился, — я пошла к отцу, чтобы рассказать, что у меня получилось, чтобы он видел, что я смогла. Гатх тогда мне совершенно не доверял. Когда жители деревни увидели меня, сидящую верхом на белоснежном ящере, они испугались и кинулись ко мне с вилами и факелами. Знаешь, жители моей деревни были обычными людьми. Там были и фермеры, пастухи, торговцы — словом, обычные люди. Там не было воинов. Деревня была обычная, тихая, спокойная. Никто никогда не видел в глаза таких, как я. Отец был когда-то Всадником, но его дракона убили. И никто не знал о нём. Он всегда жил среди обычных людей и себя таким считал. — К чему ты ведёшь? — я напряглась. — Не было там никого, чтобы защитить их. — От кого? — От меня, — Леа вскинула на меня глаза. Впервые за всё время, что мы были знакомы, я увидела её слёзы. И не равнодушное выражение лица. Я видела страх, вину и печаль. — Что ты сделала? — Я… испугалась. А Гатх… он почуял мой страх и… — она не договорила, зажмурившись и покачав головой. — От деревни ничего не осталось. Только щепки и груда обуглившихся тел. — Он… — я не смогла договорить. — Он подумал, что мне угрожают! — вскричала она, поднявшись на ноги и отойдя к окну. Пару минут она молчала. — Дракон с самого рождения знает, что защитить своего человека — важнейшая цель его жизни. Любое изменение в настроении или любое желание — он всё исполнит. Тогда, как я и говорила, Гатх мне не доверял, но инстинкты, вероятно, заорали о том, что нужно защитить. Единственное, что у него получилось — это спалить всю деревню. Всех, кто тогда там был. — А твой отец? — я уже знала ответ. — Я не знаю где он был. Возможно, сидел в доме. Его тело я так и не нашла. — Может быть он жив? — предположила я. — Гатх спалил всю деревню. А мой отец следовал порядку дня. Я знала, что в тот момент он точно находился в деревне. Если бы он был на полях — я бы нашла его там. — О, Господи, мне так жаль! — Я была виновата в том, что случилось, — продолжала Леа. — Я тогда очень разозлилась на Гатха и побежала к своей наставнице. Ей с трудом получилось убедить меня, что Гатх и я не виноваты. Мне было ужасно плохо. Я была повинна в смерти несколько десятков человек и моего отца! — Леа тяжело вздохнула. — Я молила её об успокоении. И она обмолвилась, что есть способ убрать всю боль. Рассказала о метке. Я без раздумий согласилась и тётушка не смогла меня отговорить. Через пару дней я уже носила собственную метку. С тех пор я ни разу не плакала и не печалилась. Если и вспоминала о том, что случилось, лишь с равнодушием и мыслью «что было, то было». Я чудовище, понимаешь? — Ты не чудовище, — я подошла к ней и положила руку ей на плечо, сжимая. — Ты и вправду не виновата в том, что произошло. — Тебе повезло больше, чем мне, — вдруг сказала она. — Ты о чём? — не поняла я. — Вэн с самой первой встречи тебя признал. Без метки, без меча. Он принял тебя, отдал всего себя. Ты с самого начала получила то, что я не могла получить за несколько месяцев. Это сейчас я с Гатхом — одно целое. Но раньше нам с трудом получалось подстроится друг под друга. Тебе же даже не нужно брать меч в руки и нацепить на шею кулон. Ты и Вэн можете делать невероятные вещи вместе, даже без этих штук. И это странно. Потому что это противоестественно. — То есть? — Он любит тебя, Ксения, — говорит она. — И эта любовь должна его убивать. Он, как и любой другой дракон, не должен быть к тебе привязан, но он готов сделать всё, чтобы с тобой всё было хорошо. Ты даже с ним разговариваешь, чего я не могу! — Это ненормально? — Естественно! — она энергично мотнула головой. — Такого, насколько я знаю, никогда не было. Или, быть может, было, но история нам этого не рассказала. Просто, Ксения, вы можете пострадать, если ваша привязанность будет расти. Я села на кровать. Новая информация давила на плечи неподъёмным грузом. Я не могла охватить весь объём разом. Мне нужны хоть пару секунд, чтобы успокоиться и всё разъяснить. — Ладно, так, — я помотала головой. — Чего я ещё не знаю, что знать обязан каждый Всадник? Добей меня новыми откровениями. — Чтобы стать полноценным Всадником нужно переродится. — Чего? — я аж задохнулась. — Переродится? — Абсолютное подчинение дракона возможно только тогда, когда ты рождён его огнём. — Эм? — Чтобы стать с драконом единым целым, чтобы мыслить и делать всё одновременно, нужно переродится. Оставить всю свою прошлую жизнь позади и шагнуть в новую, где ты и дракон — одно существо. Именно эти люди и носят названия Драконьи Всадники. — Ты перерождалась? Леа кивнула, чуть хмыкнув. — Какого это? — Будто с тебя сдирают кожу живьём. Ты стоишь и ничего не можешь сделать, пока твой собственный дракон зажаривает тебя, будто мясо на костре. Ты понимаешь, что это важно и нужно, но боль затмевает твой рассудок. Я кричала, признаюсь. Но эта боль невыносима. А когда ты отключаешься… ты умираешь. И рождаешься вновь, перерождённая огнём. Ты выходишь из пламени совершенно обновлённым. Весь мир теперь другой. Ты видишь чётче, слышишь лучше, чуешь абсолютно всё. Ты уже не человек. Ты и твой дракон одно целое. Больше не существует тебя или его по отдельности. Есть ты и он, вы вместе — никак иначе. — И ты… — Да. Я сглатываю. Мозги кипят, превращаясь в кашицу. Хочется отключится и забыть. Но я никогда не забуду. Это невозможно забыть. — Мне это тоже предстоит? — спрашиваю я тихо. — Нет, — Леа качает головой. — Жрецов больше не осталось. Моя наставница была последней. А если бы и были… ты нарушила все правила. Если бы о тебе узнали… Она не договаривает. Но мне и не нужно, потому что я понимаю, что она не сказала. Я поджимаю губы и киваю, показав, что продолжать не нужно. — Что мне делать? — Если хоть что-то проявится у Вэна… Я не знаю. Нужно держать кулачки и надеяться на лучшее. А ещё найти меч и кулон. Без них никак. — Но если я не Всадник… — задумчиво произношу я. — Если я им не являюсь, то и кулон с мечом бесполезны. Разве не так? — Они предназначены для тебя. Понимаешь, тут всё труднее. Если уж тебя избрали, значит тебе не отвертеться. Только вот каждый решает, что ему с этим делать. Кто-то спешит воспользоваться в своих целях, другой до конца своих дней избегает, а третий покорно принимает. Но никому из троих не увильнуть. Потому что Всадник — не выбор. Это предназначение. Ты либо он, либо нет. — Я найду их, — решаю я, встав с кровати Леа. — Я найду их и всё вновь станет нормально. Вэн не сойдёт с ума, а меня никто не убьёт. — Ксень… — Если по-другому никак… — я на секунду замолчала. — Время сейчас не на моей стороне, согласна? Если я буду ждать, когда появится хоть что-то странное, я уже заранее проиграю. Я не потеряю Вэна. Ты права, я люблю его. Я не дам ему кануть в бездну. Он мой дракон и я его не потеряю. — Ты собираешься туда лететь? — Я воспользуюсь проходом, попаду в Эттинсмур, а оттуда за несколько часов долечу до сокровищницы, а после… — Пойдёшь к Лорду и скажешь: «Хей, друг, ты у меня тут стащил кое-какую вещицу, способную контролировать моего дракона. Отдай по-дружески, а?» — саркастично произнесла Леа. — Ты сошла с ума? — Я должна вернуть кулон! — Ты попадёшь в лапы Лорда и всё покатится к чертям! Ты нужна нам всем живой и невредимой. — Без дракона я никто. — Ксения! — но я уже не слышала. Зло махнув на Леа рукой, я выбежала из комнаты, держа путь в свою. Добраться до туда оказалось довольно легко. Ворвавшись в комнату, я побежала к своему мечу и доспехам, которые лежали на столе. На секунду я замерла, вглядываясь в окно. Прямо мне в лицо светило солнце. Тряхнув головой, я принялась одеваться, понимая, что времени у меня уже слишком мало. Почему я так спешу? Я не хочу, чтобы меня попробовали отговорить. Я не хочу этого! То, что мне рассказала Леа — это ужасно. Если всё это правда, в чём я не сомневаюсь, то мы с Вэнфролхом в опасности. Я не позволю нам исчезнуть, сделаю всё, что в моих силах. А другие не поймут. Они не смогут понять. Возможно, кроме Леа. Собралась в считанные минуты, а после натянула перевязь с мечом. Я уже собиралась выйти из комнаты, накидывая капюшон, когда дверь комнаты распахнулась, явив мне трёх стражников. Их лиц я не видела, но по телосложению поняла, что это двое мужчин и одна женщина. Если с женщиной я справится смогу, то с двумя бугаями — нет. — Мисс Ксения, — начал один, зазвенев латами, — прошу вас пройти в зал. С вами хотят поговорить. Советую вам не сопротивляться, иначе нам придётся проявить силу. — О, серьёзно?***
Я, в сопровождении троих запечатанных в латы стражников, вошла в каменный светлый зал, оглядываясь вокруг. В центре стояла Люси, по правую от неё руку, недовольно нахмурившись, стоял Питер, сложив руки на груди; по левую — Тристан и Каспиан. У обоих были утомлённые выражения лиц. Около Питера, соблюдая расстояние, стоял Чарли, не сводя с меня взгляда. Но я смотрела на Леа, которая прятала взгляд. Трое сопровождавших остановились и синхронно поклонились. Я скривилась. — Послать за мной стражу? — насмешливо произнесла я. — Вы серьёзно? Более униженной я себя ещё никогда не чувствовала. Кто из вас, идиотов, это придумал? Я приняла оборонительную позицию. Я знала, что они сейчас начнут делать. Отговаривать меня от совершения, по их мнению, ошибки. Или прикажут повиноваться их воли. От них любое можно ожидать. Я скривилась вновь. — Ты понимаешь, что собираешься подставить всех нас? — голос Люси был холоден, как лёд. Я, сложив руки на груди, отрицательно помотала головой. — Не понимаешь? — Не-а. — Тебя могут поймать воины Лорда. Что, скорее всего, они и сделают. Как говорила Леа, на тебя ведётся охота, а ты собираешься пойти прямо в лапы врагу? Ты сошла с ума. — А Леа сказала вам почему я собираюсь рискнуть? — зло спросила я. — Если я этого не сделаю, я лишусь дракона. Он одичает. Я не могу ему такого позволить. — Ты можешь подвести всех нас, — Люси делает ударение на слове «всех», прекрасно зная, что я пойму кого касается всё это. — Ты готова? — Готова, — я киваю, не сводя глаз с её лица. — Я не позволю ему погибнуть. — Ксения, ты же… — начинает было Питер, но я взмахом одной руки прошу его замолчать. — Вам нужен Всадник, так? Я отношусь к ним, но если ничего не предприму, вы лишитесь одного из двух оставшихся. Вы готовы потерять надежду? — все молчат. — Вот и славно. Максимум сколько я буду отсутствовать, это день. Возможно, к вечеру уже вернусь. — Ладно, — Люси кивнула. — Но ты возьмёшь с собой кого-то. Либо Леа, либо своего волка. Иначе никак. — Зачем они мне? — я удивляюсь. — Мы с Вэном долетим и одни. Он сможет защитить меня в случае чего. К тому же я не зелёная девчонка, знаю, как этим пользоваться, — я похлопала по ножнам. — Прости, Люси, но я пойду одна. — Но… — Я не могу видеть ни одного из них, — на всякий случай добавляю я. — Мне правда будет спокойнее одной. — Ты уверена? — на секунду мне кажется, что в глазах Люси мелькает что-то, похожее на заботу. — Уверена. Питер, — я поворачиваюсь к нему, — где находится этот тайник? — Я пойду с тобой и покажу, — говорит он, делая шаг ко мне. — Нет! — вырывается у меня и Люси одновременно. Питер удивлённо смотрит на сестру. — Я имею ввиду, что ты нужен здесь. Если приспешники Лорда увидят тебя… — Да, Люси права, — я киваю. — Да и тем более… Эм, ты мне там не нужен. Говорить это больно, но ничего с этим не поделаешь. Ты не достойна. Я недостойна, знаю, знаю. Питер молчит ещё пару секунд, а потом, недовольно сощурившись, кивает. Я чуть приподнимаю уголки губ, но натыкаюсь лишь на ледяную стену. — Даю тебе время до полуночи, — говорит Люси. — Я и Каспиан проводим тебя до прохода. Когда солнце сядет — ты должна быть уже здесь, с нами. Если ты не вернёшься, то тебе несдобровать. Я киваю и отворачиваюсь, чтобы выйти, когда слышу оклик Питера. Обернувшись к нему, я вижу, как он манит меня рукой. Вздохнув, я подхожу. — Ты забыла узнать где тайник, — усмехается он. Но в этой улыбки мало тепла. — Ну да, — я киваю, даже не улыбаясь. — Где? — Подойдёшь к моей статуи, надеюсь ты помнишь где она, — я киваю, — зайди за неё. Там, на полу, будет засыпано песком. Откопай его и увидишь, что там есть засов на камне — убери его и найдёшь небольшой тайник. Там должен быть меч, если его никто не забрал. Я киваю. — Спасибо, — поблагодарив его, я собираюсь отойти, когда Питер хватает меня за руку, останавливая. Всё тело прожигает приятная дрожь, начинающаяся от того места, где рука Питера держит мою. Я вздрагиваю, непонимающе смотря на него. — Будь аккуратна, — говорит он, положив другую руку себе на сердце. Я усмехаюсь, выуживая руку из его ладони, ощущая, как кожу обжигает холод. — Ничего со мной не случится, — зло отвечаю я, отворачиваясь. — Я не дам себя убить. Кивает ли Питер, или, быть может, закатывает глаза. Мне плевать. Боль вновь растекается по всему телу. Я иду в сторону выхода, не позволяя себе обернуться назад.Будь аккуратна.
Будь аккуратна.Будь аккуратна.