Тяжело... Я же говорила, что мне трудно писать главу, если я оставила её на несколько дней? Так вот знайте — с этой главой похожая история, только приплюсуйте ещё и то, что у меня просто кончились идеи :D Постараюсь больше не задерживаться, хотя небольшой перерыв это круто, особенно когда в учёбе полная запара. P/S Если будут ошибки — я жду в публичной бете!
Глава XXIV — «Брат и сестра»
— Зря ты с ним так, — говорит Оливия, мерно покачиваясь в седле, в такт шагающей лошади. Я косо смотрю на неё и вздыхаю. — Это было слишком жестоко. — Что именно? — мой голос даже не дрожит и это удивляет. Я-то думала, что после моего отчаянного поступка я больше никогда не приду в норму, а сейчас… в душе разливается такой холод равнодушия, становится всё равно на то, что произошло и на то, что произойдёт. Может это и есть — упадок сил? — Те слова, что ты сказала в конце… — Оливия недовольно смотрит на меня, — наверное, это не моё дело, но… — Ты права, — я передёргиваю плечами, — это действительно не твоё дело. — Ты могла оставить всё так, как есть. Тогда вам обоим бы не было так больно, а теперь два сердца разобьются. — Нечему уже биться, — бросаю я, сжав поводья покрепче и саданув пятками лошадь по бокам, — всё, что могло, уже давно в осколках. Лошадь, почувствовав сильные толчки, сорвалась с рыси в бешеный галоп и понесла меня вперёд, подальше от Оливии и ближе к отъехавшему от нас Тристану.***
— Оставим лошадей здесь, — говорит нам Тристан, спешиваясь с лошади. Спрыгнув, он стянул с седла сумку с вещами и пару ножен, в которых покоились мечи. Оливия, видимо обиженная на меня, тоже быстро спешилась и подошла к брату, принимая от него один из клинков, — они всё равно вернутся обратно. — Как мы войдём в проход? — спрашиваю я, подходя к брату и сестре. Сзади слышны топот копыт, означающий, что лошади поскакали обратно домой. — Он же с этой стороны закрыт. — Проход открывается всегда, когда чувствует рядом человека с магией, — говорит Оливия, переглянувшись с братом и сделав шаг по направлению в пещеру. — А нас тут трое. Тристан усмехается, проходя в пещеру и подходя к камням. Я по началу киваю, а после до меня доходит, что только что сказала девушка. — Погоди, трое? — не поняла я. — Но… только ты и Тристан… — Ты чистокровный Всадник, — не отрываясь от изучения камней пещеры, говорит Тристан. — У них в крови магия. Как по-другому вы можете контролировать ящеров? Я хотела было спросить ещё и то, почему я об этом узнаю в самый неподходящий момент, когда вся пещера сотрясается и через пару секунд в нескольких шагах от меня раскрывается проход, светясь нежно-голубым свечением. Тристан кивает сестре и та быстро входит внутрь. Я дёргаюсь, когда вспоминаю нечто важное, что говорил нам Аслан. — А как же назвать место… — Нам это не надо, — нажимая на первое слово, отвечает Тристан и протягивает руку ко мне, поднятой кверху ладонью. — Если страшно, берись. Мне страшно, поэтому я обхватываю чуть прохладную ладонь Тристана и вместе с ним вхожу в проход. В этот раз всё происходит довольно быстро и я только на пару минут ощущаю дискомфорт. Он быстро сходит на нет и я открываю глаза, оказываясь на другой стороне. Оглядевшись, я никого не нахожу и даже начинаю волноваться. Вдруг всё это обман и он не придёт? — Где он ждёт? — спрашивает меня Оливия, оглядываясь вокруг. — Сказал, что встретимся у прохода, — я задумчиво оглядываю помещение. — Может его что-то задержало? — спрашивает Оливия, сложив руки на груди. — Нет, — Тристан отрицательно качает головой. — Он никогда не задерживался. — И долго вы его знаете? — спросила я тихо. — Как вы вообще познакомились? — Он пришёл к нам и рассказал о том, что нам нужно ждать твоего прихода, — коротко бросил Тристан, сощурив серые глаза, которые в приглушённом свете пещеры едва не светились. Жутко. — И вы поверили? — я в шоке. — Вот так вот просто? Тристан ничего не ответил, продолжая оглядываться, Оливия же, кажется, вообще не собиралась что-либо говорить. — Я его слышу! — вдруг восклицает она, вся напрягшись. — Он ждёт снаружи. — Откуда… — я непонимающе смотрю на девушку, собираясь потребовать объяснений, но и она, и её брат, сорвались с места и быстрым шагом направились на выход. Что мне ещё оставалось, кроме того, как идти следом? Мы быстро двигались в сторону выхода и вот можно было уже увидеть яркий дневной свет, бившийся из огромной дыры, служившей входом в пещеру, где находился проход. Тристан и Оливия быстро выбрались на свет, а вот я притормозила. Мне стало так страшно и волнительно одновременно. Куча мыслей именно сейчас обрушились на меня, готовые сорвать мне голову окончательно. Было страшно, я не знала что ждёт меня там, снаружи. Смогу ли я привыкнуть к тому, что в этом мире я теперь не одна? Захочет ли он быть рядом или покинет меня, как покидали все остальные, кто мне так дорог? А что если он окажется не таким хорошим, как я надеюсь? Что если он преследует другие цели?Хватит боятся, Ксения, прошу тебя, выходи!
Ох, он умоляет меня, но почему же так трудно сделать несколько шагов и встретится с голосом в моей голове? Почему так волнительно наконец-то понять, кто не раз спасал меня? Почему же так страшно? Я сделаю это! Вздохнув, я поспешила выйти. Ноги практически не дрожали и я могла бы свалится прямо сейчас, но ноги упорно несли меня к свету. Уже совсем на краю я остановилась, взглянула туда, где видела три фигуры, одна из которых стояла ко мне спиной. Собрав все силы в кулак и отогнав неприятный, липкий страх, я сделала последние шаги. С каждым шагом, с которым я приближалась к фигуре в плаще, мне становилось всё легче и легче. Любопытство пересилило всё, даже страх и я, сделав последний шаг, остановилась как вкопанная на расстоянии вытянутой руки. Тристан и Оливия посмотрели на меня, а фигура в плаще напряглась. Помедлив, я откинула капюшон, который был надет на мою голову и с интересом в глазах уставилась на высокую фигуру. Медленно, будто бы ему кто-то мешал, человек начал оборачиваться. Половина лица его была скрыта капюшоном, будто бы он пытался спрятаться не только от меня, но и от всего внешнего мира. Я даже не обратила внимание на дрогнувшее сердце. — Откинь капюшон, — потребовала я, приоткрыв губы. — Поздно прятаться. Из глубин ткани послышался смешок, а после, взлетев, руки в перчатках вцепились в ткань капюшона телесного цвета, откидывая назад, просто исчезая под плащом. — Привет, сестра, — вздохнув, сказал он, также как я приоткрыв губы и нахмурившись. На меня смотрел высокий мужчина, на вид лет тридцати. Его густые брови были нахмурены, приблизившись к переносице; тёмные, шоколадные глаза смотрели точно в мои, чуть светлые, но не менее карие. Тёмные густые каштановые волосы были растрёпаны, а ветер весело игрался в его прядках. Щетина на скулах и на верхней губе придавала ему ещё больше лет, чем ему было на самом деле. Я смотрела ему точно в глаза, практически во всех чертах узнавая себя саму. Не сказать, что мы были похожи, как две капли воды, но сходства можно было найти даже не приглядываясь. Я нахмурилась, «бегая» взглядом по его лицу. Мне не верилось в то, что он действительно одной крови со мной. Я впервые так сильно жалела, что не могу вспомнить родителей, и из-за чего не могу точно быть уверенной в том, что это всё — правда. — Кто ты? — я нахмурилась ещё больше, не веря до конца. — Как тебя зовут и почему решил, что мы родственники? «Брат» нахмурился сильнее и выпустил небольшую струйку пара изо рта. Я внимательно следила за его выражением лица, стараясь не упустить ни единую детальку. — А разве ты сама не видишь сходства? — тихо говорит он. Его голос так мне знаком. Больше ни единого сомнения. Именно он тогда остановил от ошибки, именно он поил меня травами, именно он умолял не сдаваться. Это всё был он. — Это ничего не значит, — я отрицательно машу головой. — Мне нужны доказательства. — Хорошо, — он тяжело вздыхает, но соглашается. — Меня зовут Конде и я твой брат. Больше информации ты получишь только в тогда, когда я буду точно уверен, что мы в безопасности, — голос плавно «тёк», внушая доверие. Мне было приятно слушать его. Эта хрипотца и добрый, но одновременно, липкий взгляд, просто сбивал с толку, но я медленно кивнула. Конде, получив ответ, поджал губы и обернулся к Тристану и Оливии. — Сможете сделать портал? Те, не задумываясь ни секунды, кивнули. Отойдя от меня, Конде прикрыл глаза и что-то зашептал. Через пару секунд вокруг нас воздух словно загустел, а после его будто разрезали ножом, оставив зияющую дыру сверкать и клубится, точно пар. Я удивлённо наблюдала за тем, как с каждым произнесённым словом, она расширяется, становясь размером с взрослого человека, приобретая округлую, полуовальную форму. Тристан с Оливией тоже что-то шептали, вероятнее всего усиливая создаваемую арку Конде. Через некоторое время все трое замолкли и брат с сестрой вошли в портал. Конде обернулся ко мне и протянул руку, приглашая взяться за неё. — Ты же не человек, — произношу я, протягивая руку в ответ. — А ты сомневалась? — он выглядит удивлённо, когда говорит это и вместе со мной проходит в созданный им портал. Проходя в него, я не чувствую неприятной облипающей со всех сторон магии, как это происходит в проходе. Здесь наоборот, магия будто отступает, позволяя пройти через себя. Я шагаю, держась за тёплую руку Конде. Вижу его спину, облачённую в тёплый плащ, расслабленные широкие плечи и тёмную макушку головы. Для меня он — обычный человек, но никак не брат. Даже если в нас течёт одна кровь, в чём я сомневаюсь, но обещаю разобраться.***
Лицо обдувает тёплый весенний ветерок, когда мы с Конде оказываемся на другой стороне. Я медленно открываю глаза, а после больше не в силах их прикрыть, потому что картина, открывшаяся перед глазами, сбивает с толку. Мы стоим на берегу широкой, полноводной реки. Вдоль берега тянется нескончаемый лес, деревья которого имеют ярчайшие зелёные цвета крон. Опустив глаза вниз, я натыкаюсь взглядом на сочную траву и, не сдержавшись, опускаюсь на колени, ощущая как тёплый ветерок играется с моими волосами. Глаза видят, но верить не хотят. Этого просто не может быть! — Где мы? — спрашиваю я, снимая перчатки и проводя голой ладонью по мягкой траве. — Мы в Старом мире, — говорит Конде, смотря на меня и то, как я вожу рукой по земле. — В мире, в котором ты родилась. — Тристан с Оливией сказали, что я родилась в Нарнии, — отвечаю я. — Старый мир — это и есть Нарния, — Конде говорит спокойно, будто бы объясняя ребёнку. Ну, может быть, в этом плане я действительно, как дитя. — Нарния цела и едина. О Старом мире знают единицы. Это не то место, о котором можно говорить налево и направо. — Чем же оно так секретно? — я удивлённо смотрю на Конде, поднимаясь на ноги. — Это мир, в котором живут сбежавшие жрецы, которые не выразили желания подчинятся новой власти. — Единый мир для тех, кто владеет магией? — Именно, — Конде кивнул головой и отвернулся от меня, поворачиваясь лицом к реке. Вскинув руки, он начал шуршать одеждой и вскоре плащ уже лежал на земле. Конде был одет в чёрную рубаху, поверх которой находилась накидка-безрукавка коричневого цвета. — Ты можешь снять верхнюю одежду. У нас здесь тепло. Я медленно кивнула, начав распускать шнуровку на плаще. Это заняло чуть больше времени из-за собственных дрожащих пальцев. Но вот, спустя всего-то несколько секунд, плащ соскользнул с плеч и я прижала его к себе, ощущая себя так в большей безопасности. Холодно не было действительно — тёплый весенний ветерок, о котором в другой Нарнии можно было лишь мечтать, приятно щекотал кожу, омывая тёплым воздухом лицо. Только солнце пряталось за серыми тучами, которые полностью заволокли небо. Конде повернулся ко мне, склонив голову на бок и с интересом смотря на меня. Я была ниже него чуть ли не на целую голову, поэтому чтобы заглянуть в его тёмные глаза мне пришлось приподнять подбородок. — Ты расскажешь? — спрашиваю я. — Что именно? — Конде сразу же хмурится и весь подбирается, сосредотачиваясь. — Всё, — прошу я, вздохнув. — Я хочу знать всё. Конде смотрит на меня внимательно, не сводя взгляда. Он будто бы взвешивает все «за» и «против» для рассказа. Я стойко выдерживаю пытливый взгляд и он сдаётся. Тяжело вздохнув, он кивает. — Спрашивай, — говорит он после, — я отвечу на все вопросы. — Кто ты? — первое, что приходит в голову, когда мне дан зелёный свет. И вправду. Кто же он? — Это самое главное, что тебя волнует? — усмехается он. — Можно было и не спрашивать, — потеряно бормочу я, когда Конде левой рукой отодвигает чёрную рубаху, а правую прикладывает на грудь, чуть ниже метки Жреца. — Как так произошло? Ты Жрец? — Мы такими рождаемся, — говорит он, поправляя ворот рубахи и завязывая шнуровку, — это не происходит. Просто однажды мы просыпаемся с действующей в нашей крови магией. — Ладно, хорошо, — я киваю. — Расскажи лучше о… родителях? — неудивительно, что последнее слово у меня выходит с вопросительной интонацией. Трудно поверить в такое, но я же пообещала себе, что попробую. — Мать была Всадницей, отец тоже, — кратко говорит мне Конде, переведя взгляд в сторону реки. — Что-то ещё? — Этого слишком мало. — Тогда я начну с начала, — говорит он, присаживаясь на землю и приглашая меня последовать за ним. — Садись, времени уйдёт много. Постелив уже ненужный тёплый плащ, я сажусь на него, оказываясь с Конде плечом к плечу. Он смотрит на тихую гладь задумчивым взглядом, а когда начинает говорить, я понимаю, что он уже не здесь, не со мной, а где-то далеко и очень-очень давно. — Мама была не только хорошим Всадником, но и прекрасной женщиной. Знаешь, ты очень на неё похожа. Такие же волнистые длинные тёмные волосы, осиная талия и взгляд добрых любящих глаз. Отец рассказывал, что как только её увидел, то понял, что пропал. Во времена её юности, Жрецы, как на конвейере, штамповали Всадников. Они находили тех людей, в крови которых текла не только человеческая кровь, но и кровь дракона. Они забирали таких людей и обучали. Мама была одна из таких. На тех занятиях, — на этом слове Конде сморщился, — людей ломали, да так, что те сами молили поставить им метку. Но мама была сильной, её не сломали, она, конечно, не осталась прежней, но и не стала машиной для убийств. Как только появилась возможность, она ушла, да и никто её и не остановил. Она ушла и постаралась забыть обо всех ужасах тех времён, когда её готовили стать стражем. Ровно несколько лет длилась её свобода, а после к ней пришли. Это был отряд Всадников-палачей. К тому моменту они вырезали кучу таких, как мать, не подчинившихся воле Жрецов. Во главе отряда был отец. Как он мне говорил, всё из-за невероятной красоты, которая пленила его, бездушного и бессердечного, подчиняя своей воле. Ты же знаешь, Всадники не чувствуют, но что-то пошло не так. Отец убил всех, кто был в его отряде ради матери, а после отключился. Мама была напугана и ничего не понимала, она убежала из того дома, где лежали куча трупов и отец без сознания. — Что там произошло? — тихо спросила я. — Маму нашли Жрецы-отшельники. Супружеская пара, которая сразу же поняли, что произошло. В маме была не только драконья кровь, но и искра магии, сильнее любой силы Жреца. Они рассказали ей об этом и долгое время обучали, как сдерживать. Только через несколько лет обучения, мать поняла, что произошло тогда. Она очаровала отца, всего на секунду, но этого хватило, чтобы отдать приказ, который исходил от её души, который заставил Всадника убить своих. Мама, я повторюсь, была замечательным человеком, полным сострадания. Она винила себя в том, что натворила и пообещала себе, что никогда не воспользуется этой магией ни во вред, ни во благо. И около трёх десятков лет она успешно с этим справлялась. Жила на отшибе мира, в глуши, куда никто бы не смог добраться, пока однажды в её поля, где она выращивала разные травы, не упал раненный дракон с полуживым Всадником. Она понимала, что это конец её спокойной жизни, но ничего не сделать просто не могла. Она залечила их травмы и им больше не грозила опасность. И только когда тень боли перестала омрачать лица Всадника, мама поняла, кого именно спасла. Отца. Она была на грани, чтобы не убить его, но не смогла, поэтому когда отец очнулся, она стойко выдержала его расспросы, ответила на каждый из них, придерживаясь собственной выдуманной историей. Несмотря на то, что отец уже был здоров, а его дракон в отличной форме, они не улетали, чем очень напрягали маму. Отец пробыл в её доме с неделю, а когда улетал, пообещал никому не говорить. Но она ему не поверила и вновь исчезла не на один или два года. Третья встреча стала последней в их метаниях друг от друга. Они больше не смогли держаться подальше друг от друга и объединились. Я никогда не интересовался историей их любви, да и сейчас это не важно. Спустя три года, после их свадьбы, родился я. Мама уже знала, что вся её магия перешла мне. Когда мне было всего шесть лет и когда я начал ощущать искру, она пыталась обучить меня, но из неё вышел ужасный учитель, — он усмехнулся, но эта усмешка была такая… печальная, полная боли. — В пятнадцать мы поняли, что магию сдержать невозможно и я принял решение уйти. Мы с мамой навестили ту пару и они пообещали нам, что смогут помочь мне. Если бы я знал, что произойдёт дальше, никогда бы не ушёл, — он покачал головой, — но тогда я не знал. Я прожил вместе с ними сто лет. Для тебя это дико, но для меня этот срок уже к тридцати годам потерял значение. Я полностью вырос и возмужал к двадцати восьми. С тех пор мой рост прекратился. Я полностью контролировал себя к семидесяти годам и мне можно было бы и возвращаться домой, но по настоянию своих воспитателей я остался ещё на несколько десятков лет. Когда я узнал о гонении на Всадников, я понял, что пора возвращаться домой. С матерью я поддерживал связь всё время, поэтому я знал, где они жили. Но когда я прибыл на место, то никак не ожидал увидеть мать с пузом. Мама была беременна и им грозила опасность. Всем Всадникам и Жрецам грозила опасность. К тому времени, когда я пришёл, уже почти никого не осталось. Мама умоляла меня убежать с ними, в иной мир, где никто и никогда не узнает в нас тех, за кем охотятся в этом мире. И я согласился. Я не был готов потерять родителей после того, как обрёл их. По просьбе матери я создал портал в Старый мир и пообещал, что всё будет в порядке. Мама кричала о том, чтобы я забрал отца с собой, когда прыгала в арку. — Что было с папой? — я сглотнула, сердце билось, как сумасшедшее, норовя выскочить из груди. — За всё время я не рассказал тебе об отце. Это был великий человек, запомни это и ему была уготована восхитительная жизнь, но он отказался ото всего, бросил всё, ради семьи, ради мамы. А когда его семье угрожала опасность, он защищал её ценой собственной жизни. — Что случилось? — потребовала я. — Когда я нашёл отца, он пытался не пустить в дом тех, кто пришёл уничтожить нас. Он понимал, что его не спасти и умолял меня защитить мать и ребёнка. Он заставил поклясться меня, а когда услышал то, что хотел, приказал уходить за матерью. Последнее, что он мне сказал, было «Не дай ему умереть». Я создал портал и меня выбросило сюда, в этот мир. Когда я нашёл мать, то понял, что времени мало — у неё начались схватки, — Конде вздрогнул, скорее всего вспоминая произошедшие минуты того дня. — Мне пришлось принимать роды. Мама выглядела очень устало, когда пыталась произвести тебя на свет. Она была на исходе, я понимал это, но просил её попробовать снова и снова, заставлял её, говорил всякие глупости, рассказывал разные истории. Находясь в агонии, она спросила меня, как отец. Мне пришлось соврать и я сказал, что он находится за дверью, потому что ему очень страшно. Она усмехнулся и сказала «но он всё равно у нас очень храбрый», а после больше уже ничего не говорила. Когда ты родилась, мама сразу же заставила сказать, каков твой пол и я ответил, что это девочка. Она улыбнулась и протянула к твоей щёчке трясущуюся руку. Она прошептала «Ксения», прежде чем закрыть глаза и умереть. Она сделала главное — дала тебе жизнь и теперь была свободна. Ты родилась в самый тёмным момент ночи, вместе с ударом грома, который был похож на рык дракона. Ты родилась в тот момент, когда умирал последний Всадник, бросившийся не бежать, а защищать мир, в котором жил. — Кто был последним? — хрипло, безжизненно. — Отец. — Ты росла вместе со мной в этом мире, — спустя пятнадцать минут тишины, начинает Конде. — Называла меня «Конэ», весело щебетала на своём и радовалась жизни. Ты заставляла жить меня, не давала повесить нос и всегда перенимала от меня все эмоции, — он улыбнулся. — Тебе было три, когда меня посетило видение пророчества. Я сразу же понял, что это было о тебе, но смириться с таким я не собирался. Пророчество не имело право отбирать у меня единственного родного человечка. Тебя. С тех пор я начал усердно искать способы отвадить пророчество, избежать его, но такого просто не существовало. В этом мире. — Что ты сделал? — прошептала я, уже зная ответ на свой вопрос. — Я перенёс нас в другой, чуждый нам мир. Остаться там с тобой я просто не мог, а вот найти тебе подходящую семью, которая не будет в тебе души чаять, оказалось легко. Чета Монтгоммери была в браке уже пять лет, но детей завести никак не могла. Я узнал о них всё — от и до — и понял, что они были идеальными кандидатами. Вплести в их разум ложную информацию оказалось довольно легко, поэтому они быстро приняли тебя в свою семью, как родную, а мне пришлось покинуть тебя, оставить в чужих руках, забыть и надеяться на то, что пророчество наконец отведено. Но, раз ты здесь, сидишь рядом со мной, мой план провалился. — Ты не имел права этого делать, — шепотом говорю я, не уверенная в своих словах. — Не имел права так поступать со мной! Я жила в чужой семье чёртовы двадцать два года и ни на секунду не задумалась о нашем родстве! Ты не имел права! — Я должен был сделать что-то, чтобы ты жила, — совершенно спокойно ответил Конде. — И чего ты этим добился? — я зла, невероятно зла. — Я не считаю тебя братом, ничего родственного к тебе не чувствую, но я здесь и вскоре мне грозит та судьба, которая мне уготовлена! А если бы ты этого не сделал, у меня был бы тот, о ком я мечтала всю жизнь и плевать, что конец один и тот же! — я и не заметила, как вскочила на ноги, зло смотря на него сверху вниз. Конде выглядел неубеждённым и это только сильнее бесило. — Я не видела своих родителей и жила без брата! Ты испортил мне жизнь! — Я должен был тебя спасти! — рыкнув, Конде вскочил на ноги и оказался рядом со мной, зло смотря на меня. В его глазах я заметила ярко-зелёную пелену магии, прямо, как у Тристана. — И я спас. — И какого оно? — тихо спрашиваю я. — Доволен? — Ты жива, — у него выходит это хрипло. — Но я вскоре умру, — шепчу я зло. — Я не позволю! — Конде хватает меня за щёки, прижимаясь лбом к моему лбу. — Мы что-нибудь придумаем. — Ничего неотвратимо, — говорю я потеряно. — Так или иначе — конец один. И я не буду бежать. — Я так долго пытался тебя спасти. — У тебя не получилось, — безжалостно говорю я, заглядывая в такие же, как и у меня, шоколадные глаза, — пусть ты и пытался. Конде отрывается от меня и печально смотрит на меня. Его глаза полны боли. — Я последую за тобой, — говорит он спустя пару секунд. — Без тебя мне уже не быть. — Конде… — я качаю головой. — Ты меня даже не знаешь. — Я твой Жрец, — вдруг говорит он мне так, будто бы ничего важного и не сказал. — Я знаю о тебе всё. — Ты мой… — я не договариваю, распахивая глаза. Конде поднимает руку с раскрытой ладонью и смотрит мне в глаза, приглашая. Облизнув пересохшие вмиг губы, я протягиваю дрожащую руку и прижимаю ладонь к его, ощущая тепло, разливающееся по всему телу, начиная от ладони. Наши руки вдруг приклеились друг к другу, но я даже не успела начать паниковать, когда они вдруг окрасились в ярко-золотой свет, свечение которого приятно обволакивало нас, окуная в кокон, позволяя отрешиться ото всего мира. Единственное, что я видела сквозь это светлое свечение — глаза Конде, которые загорелись магией. Он смотрел на меня и улыбался, так ярко и лучезарно, что на душе само собой становилось теплее. Всё это прошло уже через три минуты, но ощущения остались надолго. Когда свечение погасло, а руки можно уже было просто убрать, мы продолжили стоять друг напортив друга и практически съедать взглядом того, кто стоял напротив. — Что это было? — тихо спрашиваю я, потому что ощущения просто невероятные. — Наша магия объединилась в одну. Теперь мы в Единении. — В Единении? — я нахмурилась. — Всадник сильнее, когда у него есть связь со своим Жрецом. Эта связь называется Единением. Наша магия едина. — Да, — я качаю головой, убирая руку и сжав её в кулак, чтобы окончательно избавиться от тепла в ладони, — слишком много на мне всяких связей. — Я знаю о каждой, — Конде улыбается, заметив мои ошарашенные глаза. — Откуда?! — После того, как ты оказалась в Нарнии в первый раз, я следил за тобой, но не мог дать о себе знать. — Почему не появился раньше? — Ты была не готова, — он пожал плечами. — И ты нужна была королям. — А сейчас? — А сейчас ты нужна мне и своему миру. Ты нужна Всадникам и Жрецам. — Да, я знаю, — я кивнула, — нужно вернуть им их память. — И ты должна встать на трон. — Погоди, что? — вот это было действительно неожиданно. — Какой трон? — Всадникам нужен тот, кто возглавит их. И ты та, кто им нужен. — Ты уверен? — Абсолютно, — он чуть усмехнулся, с нежностью смотря на меня. — Моя королева. Я скривилась, услышав это прозвище. Мне было до жути обидно, что всё так произошло, что он покинул, но и то, что им двигало, я тоже понимала, поэтому мне приходилось молча скривится и сделать вид, что всё нормально. — Мне жаль, — сказал Конде, наклоняясь, чтобы забрать наши плащи, что лежали на земле. — Пошли, я покажу тебе кое-кого, познакомишься с ними. — Кого? — я принимаю плащ, отряхнув его от веточек и пыли. — Мою жену и сына. — У тебя есть семья?! — вот это точно шок. — О, Лана тебе понравится, — усмехается Конде, делая шаг в сторону. — А мой сын… Ему тринадцать, если судить по человеческим меркам. — По человеческим? — не поняла я. — Ксения, — Конде резко останавливается и, положив руки мне на плечи, заглядывает мне в глаза, — это в том мире тебе двадцать два. Здесь же ты родилась несколько тысяч лет назад. В горле моментально пересыхает и мне становится плохо. — Ч-что? — голос дрожит, тело тоже. — С-сколько? — В Нарнии и том мире, где ты росла, время идёт по-разному. — Что-нибудь ещё мне стоит знать? — Нет, — он качает головой. — Пока и этого достаточно. — Эй! — восклицаю я, когда он отходит от меня и идёт по тропинке вдоль берега реки. — Конде! — Да? — он оборачивается и заинтересованно смотрит на меня. — Тогда сколько тебе? Он загадочно улыбается, что заставляет морщинку вокруг глаз прорезать его гладкую кожу, и молчит, как партизан.***
Я и Конде идём недолго. Уже через тридцать минут мы выходим в долину, где ровными линиями стоят куча шатров красно-золотых и обычных, светло-серых, цветов. Вокруг царит суматоха: кто-то проносится мимо нас, крича что-то и гремя чем-то, откуда-то слева доносится мужская брань и весёлые крики, а справа о чём-то разговаривают женщины. — Это что? — тупо спрашиваю я, ошалело оглядываясь. — Это наше поселение, — говорит Конде, усмехаясь. — А на что это похоже? Я неопределённо пожимаю плечами, продолжая озираться по сторонам. Конде, слегка посмеявшись, подходит к одному из шатров — огромный ярко-золотой — и отодвигает полотно, служившее дверью. Мы входим внутрь. Я не успеваю оглядеться, когда мимо меня проносится огромнейшее чёрное пятно. — О, Конде! — восклицает женщина лет сорока, подбегая к Конде и обхватывая руками его шею, а после прижимая его к себе. Я смотрю на них: на лицо Конде, который сдержанно улыбается, прижимая пухлое тело женщины к себе. Она обладательницу чёрных, как смоль, волос средней длины, пухлым лицом и чёрными глазищами, обрамлёнными пушистыми ресницами. Сама по себе она очень пухлая, похожая на пончик. Женщина, спустя несколько секунд, отрывается от него и смачно целует в обе щеки, стиснув его лицо меж пухлых пальцев. — Как давно тебя не было! — восклицает она писклявым голосом и тут же промокает глаза свежим чистым платком. — Здравствуй, тётушка Руд, — он улыбается, делая шаг ко мне и скашивает глаза на меня. Я хмурюсь. — А где Лана? Женщина обращает взгляд на меня и на секунду в них вспыхивает удивление, которое, впрочем, быстро гаснет. — Вышла за Тобби, — говорит она, сложив две пухлые руки на объёмной груди. — Хорошо, — он кивает. — А что здесь делаешь ты? — он хмурится. — Тебя, бесстыжего мужа, нет рядом, а девушка не может находится в доме одна! — тётушка Руд обводит взглядом шатёр, называя его домом. — А Тобби в последнее время шалит. Конде недовольно хмурится, но ничего не говорит. — А ты кто? — спрашивает женщина, смотря на меня с хищным прищуром. — Я… — Она моя сестра, — не терпящим возражения голосом говорит он. — Руд, тебе ли не пора? Ворча себе под нос, но не говоря это ему в лицо, женщина выходит из шатра и вскоре её тихие ругательства и вовсе замолкают. Конде тяжело дышит, сжимая и разжимая кулаки. — Чёртова дура, — ругается он, не выдержав напряжения. — Кто она? — решаюсь спросить я. — Подруга Ланы, — говорит он, кривясь. — Та ещё сплетница. Ладно, — он взмахивает рукой, — пойдём, я тебе чего-нибудь налью. Если Лана пошла за Тобби, её можно не ждать до заката. — Всё настолько плохо? — следуя за ним до стола, интересуюсь я. — Тобб трудный ребёнок. — Что же с ним не так? — я приподнимаю бровь. — Ему тринадцать, у него подростковые проблемы и плюс к этому ещё и то, что он совсем недавно узнал, кем является, — поясняет Конде, нахмурившись и глядя в одну точку. — Он Жрец, как ты? — Нет, — Конде опускает голову и прикрывает глаза. — Всадник. — Ты так говоришь, как будто это проблема, — я кривлюсь. — В чём дело? — Для него это проблема, — Конде криво улыбается. Видно, что ему трудно говорить об этом. — Его дракону больше трёх тысяч лет и у него уже было около двух Всадников. — Что?! — шок, отразившийся на моём лице, можно было бы легко запечатлеть на холсте, не ошибившись ни в одной чёрточке. — Но… но… дракон не может сменить Всадника! — Может, — Конде жмёт плечами, — если есть кто-то другой, который может заменить мёртвого Всадника. Это исключение — такого практически не случается, но, как видишь… — Я думала, что один дракон для одного Всадника и наоборот. Ох, сколько нового. — Я же говорю — бывает такое редко, так что об этом практически не говорят. Только Жрецам позволено знать об этом. — И как Тобби справляется? — Ему трудно. Он не хочет быть Всадником, а из-за того, что его дракон уже был привязан к другим Всадникам до него, им трудно настроиться друг под друга. — Им трудно или они не хотят? — я усмехаюсь. — Если второе, то у меня было тоже самое. Я до конца не хотела принимать Вэна, — на имени своего дракона я вздрогнула и, заметив удивлённый взгляд Конде, быстро вернула спокойное выражение лица. Не дай Бог заметит и тогда понесётся. — Тут скорее всё вместе, — говорит Конде. — Я уже и не знаю, что ему и сказать. Все мои доводы просто кончились. — Я могу поговорить с ним, — предлагаю я, пожав плечами. — Думаю, я смогу его понять. Если ты, конечно, не против. — Думаю, ты моя последняя надежда. Помоги ему, как Всадник. — Сделаю всё возможное, — я киваю чуть опустив голову и разглядывая свои ладони. — Тебе что налить? — На твой вкус, — говорю я, присаживаясь на деревянный стул, который стоял у полотняной стены, — в нарнийских напитках я ничего не смыслю. — Тогда ты точно должна попробовать наливку, которую готовит моя Лана! — восклицает Конде. — Она тебе точно понравится. — Можно попробовать, — я киваю. — Слушай, а сколько тебя не было дома? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как Жрец мечется из стороны в сторону, доставая кружки, какие-то хлебцы и разные фрукты. — Эм, — он задумывается, но останавливаться не планирует, продолжая метаться по «комнате» в шатре, — около трёх месяцев, — всё-таки говорит он. — Три месяца? — я удивлённо хлопаю глазами. — И ты даже не… скучал? — Ксения, — наконец он останавливается и садится напротив меня, пододвигая ко мне большую банку с чем-то ярко-бордовым внутри, — моя семья знает, кем я являюсь и принимает тот факт, что я с ними только несколько дней в году. — Ты всё равно не ответил на мой вопрос, — я хмурюсь. — Они же твоя семья! Твоя жена и… сын. Неужели нет чувств… — Я Жрец, — Конде вздыхает, — для таких, как я, семья нечто настолько редчайшее и опасное. Любовь и привязанность заставляют забыть своё предназначение и пойти по другому, не твоему пути. — Что-то мне подсказывает, что сейчас ты не только о себе, — я кривлюсь, опуская глаза и наблюдая за тем, как Конде льёт мне в кружку вкусно пахнущую жидкость. — Нет, — он качает головой, откидываясь на спинку стула и взяв в ладонь кружку со своей наливкой, — я о себе. — Тогда почему у тебя жена и сын? — Мне было одиноко, а к Лане я питал действительно сильные чувства, — он жмёт плечами. — Но когда она соглашалась связать свою жизнь со мной, она знала на что шла. Знала, что я Жрец и мой долг — мир, а не семейная жизнь и воспитание детишек. — Любой девушке хочется семью, любящего и заботливого мужа. — В нашем мире всё иначе, — он вздыхает. — Это только ты об этом мечтаешь, другие же думают лишь о том, как бы выгоднее выйти замуж и ускакать с благоверным куда подальше. И плевать, что семейная жизнь не сложится или, что муж-то и не любит совсем. — У тебя по-другому? — Мне повезло. Опустив глаза в деревянную, ровную, столешницу я поднесла к губам кружку и вдохнула приятный вишнёвый аромат, а после сделала глоток. Наливка сначала обожгла губы, а после растопила приятный жар внутри, а сладко-кислый вкус просто свёл с ума. Это было действительно вкусно. — Особый вид вина, — говорит Конде довольно. — Вкусно, да? — Очень, — я киваю. — Ну что ж, — Конде облокачивается о стол и протягивает мне свою кружку, — за знакомство и новое начало? — За новое начало, — говорю я, слегка ударив своей кружкой о кружку брата. Мужчина расплывается в улыбке и, вновь откинувшись на спинку стула, делает глоток, а я ещё долго смотрю на его лицо, осмысливая фразу, и задавая себе один-единственный вопрос: нужно ли мне это новое начало?