Глава XXX — «То, кем она стала»
В полумраке комната казалась по-настоящему дьявольской. Единственный источник освещения — небольшая лампа, стоящая на столе, где, сгорбившись, сидели две фигуры. Одна из них — широкая и огромная — склонилась над другой — маленькой и худенькой. Тишина, которую никто из двух фигур не собирался нарушать, звенела в пространстве, нарушаемая лишь тихим звоном бьющихся о чашу осколков железа. — Ты могла бы быть осторожнее, — нарушает тишину одна из фигур. Это мужчина. Голос его приятен. — Я всегда осторожна, — надменно и холодно произносит другая фигура. Та, которая кажется маленькой и беззащитной. — Ксения, ты совершенно не бережёшься! — зло произносит мужчина, аккуратно очищая рану на плече девушки от осколков чего-то железного. — Совершенно! — восклицает он. Всего на секунду его рука дёргается и в мгновение раздаётся шипение. Ксения дёргает рукой, зажатой ладонью мужчины и зло смотрит на него. — Будь аккуратен, — шипит она, смотря на него исподлобья. — Иначе я врежу тебе. Мужчина тяжело вздыхает и, понурив голову, продолжает выполнять работу. — В кого же ты превратилась, — тихо говорит он, отстраняясь от раненной и выкидывая из чаши кровавые тряпки в ведро. — Ты же был за, — усмехается девушка, тряхнув головой. — Скоро там? — Кто тебя просил лезть в пекло? — спрашивает мужчина, поднимая глаза на девушку. Та пренебрежительно фырчит. — Ты же могла пострадать и сильнее. Представляешь, что сейчас испытывает он? — Мне абсолютно плевать, — слетают с губ Ксении бессовестные слова. — Ты должен это понимать, Конде. — Я понимаю, — Конде кивает головой. — Но это не отменяет того, что мне жаль. — Долго ещё руку лечить? — Немного осталось, — Конде подносит лампу со свечой поближе к ране. — Сейчас будет слегка больно. — О, ты прекрасно знаешь, что мне не на боль всё равно. Конде ничего не ответил. Лишь сокрушённо покачав головой, он поднёс свечу ближе к руке, прижигая края рваной раны. Со стороны девушки раздалось шипение — не более. Став Всадником, Ксения более не обращала внимания на боль. Как физическую, так и душевную. — Теперь можно и магией, — отстранив свечу, произнёс Конде. Убедившись, что с раной более менее нормально, он положил руку прямо на неё и прикрыл глаза. Ксения на это лишь поморщилась. Под ладонью Конде начал искрится воздух, окрашиваясь в бледно-голубой цвет. Тепло поползло по всей руке, а свет загорелся ярче. Уже через пару секунд он озарил даже лицо девушки, заставив её зажмурится и отвернуть голову. — Готово. Быстро отдёрнув руку, Ксения осмотрела плечо и довольно хмыкнула. Её брат знал толк в исцелении. Поправив лямку бюстгальтера, она повела головой в сторону, разминая затёкшую шею и прикрыла глаза. — Может не стоит пока суваться к оркам? — спросил Конде. Ксения замерла, приоткрыла глаза и с удивлением посмотрела на брата. — Ты же сам предложил их в качестве практики, — не поняла она, смешно похлопав ресничками. — Что не так? — Ты совершенно не бережёшься, — Конде недовольно скривился. — В тебе нет инстинкта самосохранения. — Не начинай, а. — Но я говорю правду, Ксения! — не желая быть заткнутым, говорит Конде. — На прошлой неделе ты ощутимо получила под дых, когда ринулась сражаться с тремя сразу. А три недели тому назад ты чудом смогла выбраться из крепкой хватки Мургура*. И вот теперь! Если бы не подоспевшая Леа, тебе бы съездили по лицу. И отделалась бы ты не только небольшим порезом на плече. — Ты преувеличиваешь. — Нет, — сокрушённо покачав головой, произносит Конде. — Ты хорь раз думала о Питере, когда в очередной раз бросалась в самую гущу событий? — Не смей говорит его имя при мне. — Ксения… — Нет, не думала! — воскликнула Ксения. — Я вообще о нём не думаю, понятно? Мне незачем за него переживать, потому что он не подвергается опасности из-за меня. — Думаешь, сотворённое мною заклинание надолго приглушит вашу связь? — Ты обещал, что сделаешь всё возможное, — Ксения пожимает плечами. — Раз ты не смог вообще избавиться от нашего проклятия, то смог хотя бы приглушить его. — Ксения… — Что ещё? — она выглядит уставшей. Это всё ей надоело. Неутолимо хотелось спать. — Ты «исчезла» внутри него. Он не чувствует тебя, не ощущает. — Господи, Конде, — Ксения устало встаёт и со злостью смотрит на брата. — Разве ты не понимаешь, что это именно то, что мне и надо? Я его не ощущаю, а он не ощущает меня! Если больно мне, не больно ему, а если больно ему, то не больно мне. Можно даже подумать, что мы вновь совершенно отдалены друг от друга. И это счастье для меня. — Ты действительно так считаешь? — А разве может быть иначе? — Ксения вздыхает вновь и вскидывает руку, прося жестом Конде уже ничего не говорить. — Хватит, — говорит она после, — я так устала, что единственное, что хочется — это спать. И пожалуйста, — она вдруг смотрит на него, смотрит так, будто бы она та же, что и была когда-то, будто бы это она прежняя, — забудь имя Питера Певенси раз и навсегда, а если не получается, тогда прекрати напоминать о нём в моём присутствии. Ты знаешь, как я его ненавижу, — сказав это, она разворачивается и уходит, взмахнув полами своего запыленного платья. Ксения быстро выскочила из комнаты, а Конде, оставшийся стоять на кухне тяжело покачал головой. — Сильнейшая любовь в сильнейшую ненависть, — тихо произнёс он, прежде чем начать убирать инструменты, запачканные кровью, со стола.***
Ксения, конечно же, понимала, что с ней произошли действительно сильные изменения. Несмотря на то, что теперь она была фактически машиной-убийцей, она помнила всё то, что было с ней в той жизни, до всего случившегося. Но проблема состояла в том, что ей была плевать. Абсолютно. Теперь, вместо любви, надежды и подобных чувств, её извечными спутниками стали злость, гнев и желание убивать. И сдерживать себя у неё не получалось, да и она не совсем-то хотела что-то менять. Именно поэтому Конде предложил ей такое занятие, как убивать орков из «тёмных земель», поголовно. Благодаря этому она медленно, но верно обучалась сдерживать зверский гнев, овладевающий ею постоянно. Вот только Конде и не подозревал, что Ксения совершенно не будет себя жалеть. Из-за изменений, произошедших с ней, Ксении было плевать не только на себя и собственную жизнь, но и на всех других, её окружающих. Особенно доставалось Леа. Потому что та была той, кто знала другую Ксению, та, которая постоянно напоминала ей о Питере. Никто не удивился, когда Ксения, придя в себя и полностью восстановившись от принятия метки, вдруг внезапно возненавидела того, кого когда-то любила всем сердцем. Никто не удивился, ведь в момент принятия метки, её душа исчезла, а сердце покрылось тьмой, окутывая ту Ксению, которую все знали. Все удивились, когда девушка специально начала рваться в бой и пытаться себя загубить. Всех овладел ужас, когда они поняли, что Ксения пытается через себя убить Питера. Именно тогда Конде принял единственное верное решение — он нашёл способ обезопасить Питера Певенси от Ксении. И, на странность, ему это удалось. С помощью редчайшего заклинания, он ослабил сдавливающие узы, нацепив на шею девушки деревянный кулон с написанными на нём рунами. Этот кулон и заклятие заставляли узы ослабевать, а если те слабли, то и зависимость друг от друга тоже ослабевала. Конде был спокоен — он выполнил последнее желание, данное ещё другой Ксении, которой было важно лишь одно — чтобы любимый был в безопасности. Вот только этим он лишь ухудшил положение. Не имея возможности самой снять кулон, девушка билась в неистовом гневе. С тех пор прошёл месяц. Вскоре она успокоилась, но стала только более жёстче. Теперь Ксения не пыталась убить себя, чтобы добраться до Питера. Теперь Ксения пыталась убить себя, чтобы просто умереть, потому что больше она не чувствовала его, не могла знать, где он и что чувствует. Зависимость от него меткой не стёрлось, обратившись в жестокую вещь, на самом-то деле. Она обратилась в сокрушительную ненависть. Теперь единственным настоящим желанием новообращённого Всадника была смерть Верховного короля Нарнии. От её, Господи, собственной руки.***
— Да, Ксения, чёртова тварь! — кричит Леа через всю поляну, скрещивая клинки с орущим во всю глотку орков. От того несёт смрадом, а изо рта выделяется какая-то густая тёмно-серая жидкость. Леа мутит, съеденный завтрак просится наружу. Она отворачивает голову и, сделав ловкий выпад, вонзает меч прямо в грудную клетку монстру. Тот хрипит, тяжело дышит и вскоре оседает на землю, повиснув на клинке, будто бы на каком-то шесте. Леа презрительно кривится, выуживая из внутренностей орка свой меч. — Ксения, мать твою! — орёт она, оборачиваясь к девушке, которая сейчас сражается сразу с двумя. Проклиная всё, на чём стоит свет, Леа несётся к Всаднице, на ходу обнажая клинок. Желание вздёрнуть эту мерзавку прямо сейчас же действительно сильно, но его перекрывает желание защитить, чтобы ту не грохнули из-за её тупости и чёртовым пофигизме. Побегая к подруге, она пихает её в плечо, смеривая злым взглядом серых глаз и, даже не повернувшись, вонзает в плечо одного из орков меч, поворачивая внутри наподобие штопора. Орк рычит, из его рта бьёт, как из ключа, гадкая тёмная кровь. Толкнув орка в живот ногой и съездив кулаком по дьявольской морде, Леа вновь оборачивается к Ксении, но та слишком занята. Она сражается с одним орком. Он просто огромен! Лее кажется, что это не монстр, а одна сплошная груда мышц и мяса. На секунду девушки становится плохо, но вскоре она берёт себя в руки и бежит на помощь Ксении. До той остаётся пару метров, когда всё и случается. — Мразь! — орёт Ксения, падая на задницу, когда орк толкает её в грудь, выбивая из лёгких весь воздух. В глазах на секунду темнеет, но девушке плевать. Сейчас главное порвать этого ублюдка, разорвать его плоть мечом, возможно даже влепить несколько смачных ударов по морде. Но всё будет потом. Для начала нужно встать. Ксения, кряхтя, подымается и тут же славливает новый удар. — Получила, девка? — шипит монстр, откидывая булаву, которая служила ему верным оружием, и подходя к девушке. — Ну как, теперь не так весело? Ксения ничего не отвечает. Злобно сплюнув кровь на землю, она сначала садится, а после встаёт. Ноги дрожат — давно она не чувствовала телесную боль — то и дело норовя подкосится. Меч откинут и сейчас лежит в грязи. Ксения скалится и, вместо того, чтобы кинуться к мечу, как единственному спасению, она кидается на орка, подпрыгивает и вгрызается в его шею зубами. Орк орёт, пытаясь снять сумасшедшую девушку с себя, но вскоре булькает и падает. Ксения с торжественным кличем отрывается от шеи орка и поворачивает голову в сторону Леа, которая стоит, замерев, и смотрит в шоке. По щекам, вниз к шее, стекает тёмная кровь орка. Лею начинает мутить и она, не сдержавшись, наклоняется, вырыгивая свой завтрак. Ей плохо, по лицу бежит пот, а перед глазами Ксения с кровью на лице, во рту, на губах и чуть-чуть в волосах. Это не Ксения, совершенно не она. Это не может быть она! — Зрелище не для слабонервных, — усмехается Ксения, тыльной стороной ладони вытирая рот и сплёвывая теперь чужую кровь. Она с презрением смотрит на валяющегося орка. — Мало кто знает, что их чувствительное место — шея, — Ксения говорит это так торжествующе, будто бы сорвала небывалый куш, а вовсе не прогрызла орку трахею. — Не хочу тебя видеть, — шепчет Леа. Из головы не убирается эта картина. Ей плохо, почему-то хочется плакать. И это-то Леа утверждала, что она монстр? Хах! Да она, по сравнению с этим чудовищем, ещё адекватна и вполне себе человечна. — Что же с тобой стало? — спрашивает она хрипло, убирая меч в ножны. — Ты же чудовище. — Будто ты не знаешь! — кричит Ксения, которую достало то, что все сравнивают её с той, кем она больше не является. — Скажи спасибо этому! — она резко дерёт рукав рубахи, заляпанной в крови, вверх, показывая яркий узор метки Всадника, изменивший её раз и навсегда. — Задолбали говорить это! Задолбали указывать на то, что произошло! Задолбали меня винить! Я не желала её! — она трясёт рукой, будто бы старается стряхнуть метку с руки. — Никогда не гналась за этим, но в итоге эта чертовщина на мне! — орёт она. — Я даже не могу её срезать или содрать! — для доказательства Ксения хватает кинжал, что спрятан в голенище её сапога и, совершенно не морщась, проводит остриём по метке. Но кожа на руке даже не царапается, не оставляет ни единого следа. — Видишь?! — продолжает Ксения уже более тише. — Я навсегда с этим. Да, я не отрицаю, я стала чудовищем. Но все знали, на что я шла и, Господи, ни один мне не запретил. — Мы пытались. — Тогда мне было абсолютно плевать, — Ксения фыркает. — А теперь мне похеру, понятно? Мне абсолютно по-хе-ру! — Оглянись, Ксения, — шепчет Леа, покачав головой. — Оглянись и скажи мне, что ты видишь. Ксения недовольно поджимает губы и оглядывается. Они стоят на краю поля. Вокруг них валяются тела убитых ими орков, где-то горит огонь, весело треща. — И что? — она приподнимает одну бровь. — Что? — усмехается Леа. — Ты стоишь на поле битвы, измазана в крови, испробовавшая на вкус кровь врага, сошедшая с ума. Ксения, Мерлин, это не ты… — Это я, — перебивает Ксения. — Когда же вы уже примите этот факт? — Я никогда не приму, — тихо говорит Леа. — Та Ксения, кого я любила, кого считала подругой и сестрой по духу умерла три месяца назад. Передо мной чудовище, не подруга. Я сдаюсь, Ксения, — Леа вдруг вынимает меч из ножен. — Прости, но это уже перебор, — пальцы медленно разжимают рукоятку меча, позволяя тому рухнуть на землю. Меч Всадника падает в обагрившуюся кровью землю. — Я ухожу. — Ты не посмеешь… — Ксения качает головой, не веря в то, что сейчас происходит. — Посмею, — Леа горько усмехается. — Чёрт, Ксения, ещё как посмею. Я пыталась, чёрт, я пыталась! Но я не смогла. Я не могу видеть тебя такой, не могу. — И куда ты пойдёшь? Ты оставишь меня, свою подругу? — Моя подруга умерла, — говорит Леа ровно, холодно, отворачиваясь от Ксении, поворачиваясь к ней спиной, — и её больше не вернуть. Ксения ничего не говорит, смотря на то, как Леа подзывает Гатха и садится на него верхом. Она молчит до тех пор, пока огромный дракон не разводит крылья в разные стороны. — А ну-ка стой! — орёт Ксения, делая шаг вперёд. — Я приказываю тебе остановится! Куда ты пойдёшь?! Ты никто без меня! Леа смотри на Ксению взглядом полным боли. Всадники так не смотрят. Так смотрит отчаявшийся человек. — Я пойду туда, где мне всегда было место. И тебе тоже, до тех пор, пока ты не выбрала другой путь. Гатх прыгает, воспаряя к небу. Ксения уже не видит, как по щекам бегут мокрые дорожки слёз, падая на белоснежную чешую красивого дракона. — Не смей ходить к нему! — надрываясь, орёт Ксения, но её, естественно, уже никто не слышит.