Птица в янтаре

В груди жгло милосерднее обычного, но все же достаточно, чтобы сон слетел одним махом. Не пытаясь отсрочить неизбежное, Персиваль тут же открыл глаза, уставившись в темный дощатый потолок, и осторожно, на пробу, сделал глубокий вдох. Жжение усилилось, постепенно распространяясь вверх, к горлу. Воздух вокруг пряно пах сушеными травами, мускусом и древесной смолой и казался таким чистым и резким, какой бывает только в горах. Грейвз жадно дышал им, приоткрыв рот, ожидая, что вот-вот, в следующую секунду, ощутит на шее невидимую удавку и начнется то самое, невыносимое, из-за чего иногда вечерами он малодушно помышлял о смерти, ложась в собственную постель. Знал, что нельзя, и мечтал против воли. Но за вдохом следовал выдох, за ним снова вдох – и ничего не происходило. Продолжая про себя методичный подсчет, Персиваль постепенно привыкал к мысли: приступа не будет. Разъедавшая грудную клетку боль медленно превращалась в согревающее тепло. Слева раздался шорох, и Грейвз, резко вскинув голову в поисках источника, предсказуемо наткнулся на Ньюта Скамандера, замершего на третьей снизу перекладине приставной лестницы в центре помещения. Скамандер был бос. Неопределенного цвета рубашка, которая у него, видимо, имелась только одна, на все случаи жизни, держалась на единственной пуговице, а широкие штаны из грубого полотна – и подавно на честном слове. Распахнутые полы рубашки обнажали нижний край живота, усыпанного яркими веснушками. Вытянувшись, Скамандер подался всем телом вправо, за высоко поднятой рукой, которой безуспешно пытался достать с настенной полки маленькую жестяную коробочку, в каких обычно продаются леденцы. Воспользоваться палочкой, торчавшей теперь из глубокого кармана штанов, он, конечно, не догадался. Грейвз дернул кистью быстрее, чем сообразил, что в его нынешнем состоянии этого делать не стоило. Коробочка, взмыв с полки, со свистом рассекла воздух, сорвала бечевку с какими–то корешками, врезалась в огромную ритуальную маску из дерева, раскрылась, осыпав пол твердыми красными бусинами, и с дребезгом покатилась куда–то в угол. – Спасибо, – тихо вздохнул Скамандер и, наконец, достал палочку, чтобы вернуть все на свои места. – Обращайтесь, – чуть сконфуженно отозвался Персиваль, сжимая и разжимая пальцы в попытке унять привычную дрожь. Получилось действительно неловко. Скамандер спустился на пол, зажав в кулаке одну из бусин, подошел к низкому столу, невообразимо заваленному всяким хламом, плеснул в кружку на два пальца какой-то дряни из пузырька без маркировки, бросил туда же свою находку, которая немедленно зашипела, растворяясь, и протянул Грейвзу. – Выпейте. Персиваль машинально сделал глоток и тут же понял, что мерзостный привкус во рту, который он ощущал с самого пробуждения, был следствием как раз этого отвара. – Только не думайте, пожалуйста, что я хочу вас отравить, – бесцеремонно нависнув над лежанкой, магозоолог разглядывал его лицо. – Это нелепо. – Освоили легилименцию, мистер Скамандер? – усмехнувшись, поддел Грейвз и залпом допил остатки. – Могу я узнать, что вы мне налили? – Должно повысить вашу сопротивляемость Непростительным заклятиям. Туда много что входит, но главный ингредиент – шерсть с загривка тибо. Из их шкур часто делают магические плащи и щиты, чтобы отражать вражеские чары… Это варварство, по-моему. Медленно и осторожно Скамандер протянул ладонь к лицу Персиваля, чуть опустил нижнее веко, осматривая глазное яблоко. Грейвз не пытался ему помешать. – Вы, конечно, хотите объяснений, – возвращая пустую кружку, с сожалением отметил он и, когда Скамандер отстранился, снова вытянулся на спине – после проглоченной гадости слегка замутило. – Нет. Я понимаю, Грин… – Гоблина плешивого вы понимаете, – грубо оборвал его Грейвз, вновь смыкая веки. – Выкиньте из головы всю чушь, которую успели надумать, и прекращайте смотреть на меня, как на больного драконьей оспой в терминальной стадии, – раздражение клубилось внутри, глухое и застарелое, слишком часто загоняемое в самые глубины сознания, где потихоньку росло и крепло. – Нет, мистер Скамандер. Мне объяснили, это не болезнь и даже не проклятие. Просто последствия того, что было. И лекарств от него нет как раз потому, что это не болезнь. Хотя ваше пойло, кажется, помогает. – Вам бы все-таки к колдомедику, мистер Грейвз, – вроде бы робко, но с затаенным упрямством посоветовал Скамандер. – Считаете, я не обращался? Один из них и рассказал в конце концов, что эта штука может прикончить меня прямо сегодня, стремительно и внезапно. Или же я могу подавиться вставной челюстью, например, через полвека. Никаких прогнозов, никаких гарантий. Сквозь прямоугольное окошко, прорубленное в двери, в комнату проникали тусклые лучи осеннего солнца. Горела, почти не чадя, керосиновая лампа на верстаке. И Персиваль от души радовался царившему вокруг мягкому полумраку: в зеркале по утрам он привык видеть ходячий труп с заострившимися чертами и глубоко запавшими глазами, бледный и дрожащий от животного ужаса. – Мы внутри вашего чемодана, не так ли? – полюбопытствовал он, желая сменить тему. – Верно. Что меня выдало? – Бардак вокруг вам очень подходит, – без обиняков пояснил Грейвз, и Скамандер тихо и искренне рассмеялся, сверкнув белыми зубами. – Я хотел бы еще уточнить, где мы находимся территориально. Помещение выглядело таким тесным и захламленным, что это, вероятно, был даже не домик, а просто сарай. Постель, на которой Грейвза устроили, занимала едва ли не четверть общей площади и располагалась в тесном соседстве с маленькой лабораторией, чертежным столом, кладовой и полевой кухней. Вдоль стен тянулись грубо сколоченные деревянные полки, заставленные всякой всячиной, порой весьма экзотической; под потолком крепились, пересекая друг друга, растяжки с травами и какими-то подозрительными тряпками. Скалилась, глядя на Персиваля в упор, маска африканского божка. – В офисе вашего департамента. – Превосходно. Грейвз представил, как магозоолог левитирует его бессознательное тело Мобиликорпусом через центральный холл, мимо изумленной Пиквери и ее маленькой когорты бюрократов, и ему сделалось совсем тошно. – Не волнуйтесь, никто ничего не видел, – чутко уловив направление его мыслей, заверил Скамандер. – Ну, кроме Тины. Я попросил ее вынести чемодан в проулок. – Что ж, значит мисс Голдштейн… Договорить он не успел. Снаружи донесся какой-то утробный рев и почти сразу в дверь ударили с такой силой, что вся хибара содрогнулась. С потолка посыпалась труха, а пузырьки на полках жалобно звякнули. Грейвз тут же вскинулся, рефлекторно потянулся к бедру, где волшебной палочки, разумеется, не оказалось, и Скамандер выставил перед собой раскрытые ладони, успокаивая его как перепуганное животное. – Не волнуйтесь! Это всего лишь угробы. Уверяю вас, они совершенно безобидны! Персиваль напряг память, пытаясь вспомнить, кто такие эти самые «угробы», но на ум не шло ничего путного – все же в Ильверморни о волшебных животных говорили мало. Однако, привыкнув рассуждать логически, Грейвз сильно сомневался, что так назвали бы что-то белое, пушистое и действительно, по-настоящему безобидное. Пробел в образовании частично восполнился, когда Скамандер рывком распахнул дверь, и в проеме показалась морда раза в три крупнее медвежьей, украшенная одновременно щупальцами, рогами и хитиновыми усиками. – Ну-ну, тише, – немедленно заворковал магозоолог; угроб радостно оплел щупальцами протянутые к нему руки, захватив заодно шею и скулы. – Я скоро к вам приду. Совсем скоро. Мне кое-что еще нужно обсудить с нашим гостем, но как только освобожусь… Угроб неодобрительно зафырчал, выражая свое мнение о всяких подозрительных и не слишком званных гостях, но послушно отступил от домика. – Это отец семейства, – порывисто обернувшись, пояснил Скамандер; щеки его раскраснелись, а в глазах опять появился восторженный блеск. – Два дня назад у них родился еще один детеныш, и он сам не свой от радости. Волнуется. Тина пока совсем кроха, но такая бойкая, уже пытается… – Вы назвали в честь мисс Голдштейн существо с щупальцами на морде? – полузадушенно произнес Персиваль, пытаясь приподняться на тощей подушке. Магозоолог осекся, разом перестав улыбаться. – Ну… да. Что в этом плохого? Угробы – чудесные животные, сильные и преданные. А еще очень-очень редкие. У меня в чемодане живет единственная в мире пара. Я подумал, что будет правильно… – Кажется, я теперь понимаю, почему вы не женаты. – На Т…Тине? – странно запнувшись, уточнил Скамандер. – С таким подходом к женщинам – вообще. Может, это и было не очень вежливо по отношению к тому, кто столь жертвенно тратил на Грейвза свое драгоценное время, но удержаться от маленькой шпильки было выше его сил. В юности Персиваля сильно за это не любили. Да и потом, сказать честно, не любили тоже. – Я стараюсь давать имена всем, кто живет у меня, – рассеянно заметил Скамандер, окончательно потухнув. Он отошел к верстаку, где лежала широкая деревянная доска для рубки мяса и тесак. – Моя химера, кстати, отзывается на «Перси» и «Персиваль»… Это не из-за вас, просто имя и правда красивое. – Я очарован. Химера имени Персиваля Грейвза – это было по-настоящему символично. Хотя, погодите-ка. Что?! – Вы привезли в Нью-Йорк химеру?! Он был почти уверен, что в той описи «безобидных питомцев», которую Скамандер отправлял в МАКУСА, никакой химеры и в помине не было (и угробов, кстати, тоже – Грейвз бы запомнил). Мерлин с два Персиваль позволил бы Пиквери подписать запрос на ввоз химеры – костьми бы лег, но не допустил. Это если бы, конечно, Серафина сама не насторожилась, а она всегда была достаточно умной и дальновидной женщиной – за что и получила свой пост. И он еще сомневался насчет лечурок… – Не нужно кричать, Перси совершенно не опасен. И он очень ласковый, мистер Грейвз, совсем ручной. – Да уж. Мы, Персивали, именно такие, – проворчал Грейвз себе под нос, обессиленно прикрывая глаза ладонью. Но сделанного, как известно, не вернешь. Ему следовало бы спохватиться раньше. – А ведь вы почти начали мне нравиться. Скамандер как раз занялся рубкой мяса, и потому не обернулся. Острое лезвие мелькало в руках, движения стали уверенными и резкими. – Да, вы что-то такое вчера говорили про мои ноги, – отозвался он, тяжело и шумно дыша; острые углы лопаток скользили под рубашкой при каждом усилии. – Со мной это иногда случается. В последний раз, кажется, году в двадцать третьем, – пожал плечами Грейвз. – Но вообще-то я имел в виду, что от вас наконец-то появилась польза. Странная обстановка подталкивала к странным откровениям. Персиваля немного клонило в сон – может быть, из-за зелья, которое Скамандер дал ему. В конце концов он уступил, отвернувшись к стене и натянув худое одеяло до самого подбородка. Горный воздух дарил отменные сновидения, без малейшего намека на химер и революционеров-альбиносов.