***
Наверное, он выглядел совсем жалко, потому что Грейвз сказал только: – Не я придумываю законы, мистер Скамандер, – это прозвучало так мягко, что почти походило на утешение. Ньют молча вручил ему теплый бумажный пакет. Аппарировали они по отдельности.Chapter 3.3. Горький миндаль
20 декабря 2016 г., 00:09
Вернувшись от аквариума с гриндилоу, где снова, кажется, намечались бои за территорию, Ньют застал Грейвза глубоко и крепко спящим. Это было удивительно настолько, что, невзирая на собственную усталость, Скамандер простоял в изголовье лежанки едва не четверть часа, чутко прислушиваясь к чужому ровному дыханию: казалось невероятным, что кто-то, впервые очутившись в его чемодане, смог настолько расслабиться – тем более, опытный мракоборец. Стены хижины были недостаточно толстыми, чтобы совсем заглушать голоса животных, и в целом обстановка никак не располагала к отдыху. Ньют был уверен, что Грейвз притворяется, и пытался понять зачем.
Но Грейвз действительно спал.
В неверном золотистом свете керосиновой лампы его гордый профиль напоминал чеканку на императорских монетах. В распахнутом вороте рубашки спокойно и мерно билась жилка. Руки, вытянутые поверх одеяла, не дрожали, лежали неподвижно и расслабленно, а пальцы наверняка были теплыми на ощупь – прикоснуться Ньют не решился.
Не стал он и требовать, чтобы Грейвз убирался восвояси, раз уж окончательно пришел в себя.
Двигаясь как можно тише, Скамандер достал из короба под верстаком запасное одеяло, совсем древнее и насквозь проеденное молью, расстелил прямо на полу между лестницей и раскладной кушеткой, аккуратно снял ботинки и кое-как устроился рядом, поджав колени к животу. Ночевать так Ньюту приходилось и раньше: например, когда он выхаживал недоношенного детеныша мантикоры, которого нужно было все время держать в тепле и отпаивать по часам. Сквозняки Ньюта не пугали, а от скованности в пояснице он знал отличную гимнастику.
Грейвза точно не стоит просвещать насчет мантикоры, напомнил он себе, прежде чем закрыть глаза.
Время в чемодане текло по Гринвичу, в пять часов разницы с Нью-Йорком. Ньют не изменял его, чтобы не нарушать биоритмы своих питомцев. Над саванной перед хижиной занималось утро, а значит наверху царила глубокая ночь – от этой мысли в сон потянуло сильнее, и Скамандер довольно быстро задремал.
А проснувшись, по ощущениям, всего через пару часов, понял вдруг, что одеяло, которое он отдал Грейвзу, укрывает теперь его самого, а Грейвз сидит на своей постели и смотрит в упор с каким-то особым неодобрением.
Ньют не мог сказать, что до конца понял природу его странных припадков: это были последствия Непростительных, и никто не знал, как с ними справляться – вот и все. Но увиденное ему сильно не понравилось – ни то, как Грейвз поначалу обмяк, а потом будто задеревенел, став холодным и твердым, словно покойник, ни то, как тихо и редко он дышал, когда Ньют, наконец, втащил его на кушетку внутри своего чемодана. Казалось, вся сила жизни внезапно ушла из него, оставив одну оболочку. Скамандер действовал по наитию, наугад, в ушах набатом стучало имя Гриндевальда и обрывки из писем Тины, в которых все было плохо и, как теперь оказалось, близко к истине.
И Грейвз, по его собственным словам, спокойно существовал с этим уже какое-то время.
Единственным, что не устраивало Грейвза теперь, была несвежая рубашка.
– Как же вы работаете? – с искренним недоумением спросил Ньют не с целью обидеть, а просто потому что это действительно не укладывалось у него в голове. – Мне казалось, преступники обычно скрываются в довольно… грязных местах. Во всех смыслах. Как вы с таким гардеробом…
– Мое стремление выглядеть, как приличный человек, не имеет ничего общего ни с трусостью, ни с брезгливостью, мистер Скамандер, – тут же осадил его Грейвз. – Зарубите это себе на носу.
– Да вы даже воротничок крахмалите!
– Не я, а мой домашний эльф. У меня в особняке их два – один похож на вас внешне, а второй точно так же постоянно несет всякую чушь.
Он без конца поправлял манжеты и воротник, нервно одергивал полы пиджака, а слова цедил сквозь зубы. Из чемодана Грейвз выбрался первым, глухо выругался, ударившись головой о столешницу, и настроение его, видимо, ухудшилось окончательно.
Рабочий кабинет пустовал, Тина вышла куда-то, заперев за собой дверь. Но прежде, чем Ньют успел достать свою палочку, Грейвз нарочито небрежно повернул кисть, и замок поддался.
Оба сделали вид, что удар створки о стену тоже входил в планы.
Пока Ньют топтался на пороге, Грейвз бесцеремонно ухватил со стола Голдштейн одну из папок, пробежал глазами несколько верхних абзацев и сразу же выявил в них множество критических недочетов. Призвав к себе чистый лист, он настрочил Тине гневную служебную записку. Пока Ньют, погрузившись в свои мысли, сидел в приемной на стуле для посетителей, за стеной гремел скандал, начавшийся с безобидного «вы, Тина, работаете на меня уже три года». Когда почти через полчаса Голдштейн пронеслась мимо него по коридору, даже не заметив, в волосах ее потрескивали искры статического электричества.
– Пойдемте со мной в город, – негромко, но твердо произнес Скамандер, остановив Грейвза на пути к его личному кабинету.
– Вы серьезно? У меня полный стол неразобранных бумаг и полный отдел безголовых подчиненных! И еще ваш треклятый обскур, будь он неладен! А вы хотите, чтобы я гулял по городу? С вами?!
– Да. Я прошу. Вам это пойдет на пользу.
– Ах, вы просите!..
Ньют был уже морально готов к тому, что перед носом снова захлопнут дверь, но Грейвз этого почему-то не сделал. Хотя проклинал его до самого лифта.
– Объясните мне только одну вещь, – оказавшись на улице, Грейвз действительно чуть смягчился, рассеянно пригладил волосы и выдохнул длинное облачко пара. – С этим обскуром. Одна-единственная вещь не дает мне покоя с самого начала, и я все время спрашиваю вас, и вы не отвечаете.
– Наверное, с формулировкой что-то не так. Попробуйте снова.
В переулке Скамандер молча протянул ладонь для аппарации – сегодня была его очередь вести – и Грейвз ответил крепким, совершенно обыкновенным рукопожатием.
Конечная точка их маршрута находилась в пределах Манхэттена, но пешком добирались бы до позднего вечера, а о метро не могло быть и речи. Грейвз по-прежнему не выглядел хоть сколько-нибудь заинтересованным в прогулке, и, похоже, был в настроении упражнять свой мозг логическими шарадами. Прыжок не успел завершиться, а он уже вновь с головой погрузился в дело Криденса.
– Давайте сперва кое-что вспомним. Первой жертвой обскура стал не-маг Генри Шоу, известный политик. До этого страдали только постройки. По нашим сведениям, накануне убийства «Вторые салемцы» зачем-то явились в контору его папаши, газетного магната. Что бы там ни произошло, обскура оно привело в ярость. А уже распробовав вкус крови, он прикончил, хотя и не сразу, свою приемную мать и сестру – здесь тоже все ясно. Мать его била, сестра, скорее всего, просто не вовремя оказалась рядом. Ей было шестнадцать, не думаю, что…
– «Распробовав вкус крови» – вот так вы это видите? – пораженно уточнил Ньют.
Они вышли на широкую людную улицу, с которой не выветрилась еще атмосфера рождественских праздников, неспешно двинулись по тротуару, вдоль пестрых вывесок и витрин с иллюминацией: даже такой унылый город, как мусорный Нью-Йорк, раз в году совершенно преображался.
Грейвз заметил почти печально:
– В убийствах, мистер Скамандер, это самое отвратительное. Жертва может быть редкой сволочью, о которой и плакать-то никто не станет. Но убийца перестает верить в ценность человеческой жизни – вот в чем подлинная трагедия.
– Уверен, что Криденс не сделал бы ничего подобного сознательно.
– А вот я как раз убежден в обратном, – жестко заключил Грейвз, прибавляя шаг. – Нет ничего нового под солнцем. Стечением обстоятельств стали шестнадцать человек, погибшие на улицах в разгар буйства обскури, но те три первые жертвы – ни в коем случае. Он хотел их смерти.
– Так в чем тогда ваш вопрос? – невольно повысив голос, напомнил Ньют. – Решение вы уже приняли.
– При чем здесь мое решение? Я не понимаю, какого драккла он творит сейчас! – Скамандер остановился, и Грейвз невольно замер тоже, развернувшись к нему всем корпусом. – Ищет мести за атаку в метро? Почему тогда Таймс-сквер, где были практически одни не-маги? Почему Macy’s? Почему…
– Давайте зайдем внутрь.
Справа от них сверкала очередная лавка – огромная витрина, вывеска с затейливой вязью, дверь с колокольчиком и ряд спин возле прилавка. Это была известная в округе булочная Якоба Ковальски.
Грейвз застыл с нелепо приоткрытым ртом, яростно раздувая ноздри, и еще добрых полминуты просто молча смотрел в ответ.
– Что вам взять? – тихо поинтересовался Ньют, когда они все же оказались в помещении.
Он намеренно задал вопрос именно так, и Грейвз, хмыкнув, безразлично отозвался:
– На ваш выбор.
Но тут ему на глаза попалась витрина с песочными «камуфлори», и все безразличие сняло как рукой. Скамандер шагнул вперед, к очереди, и больше на него не оглядывался, зная наверняка, что по возвращении получит много неприятных вопросов. К очередной лекции о Статуте секретности он был готов. В душе почему-то теплилась вера, что дальше Грейвза ничего не уйдет, и Якоба с его совсем юным предприятием не ждет визит бригады из отдела магических катастроф.
Хотя, казалось бы, с чего? Грейвз не был склонен давать поблажки.
Даже самому себе.
Но в этот момент Ньют мог думать только о том, как бы не сорвался голос, не дрогнули руки, когда друг, который его совершенно не помнил, повернется к нему с дежурной улыбкой и поприветствует так, будто видит впервые в жизни.
Это был четвертый раз за последние три дня, когда ноги приводили Скамандера к дверям булочной Ковальски, и первый – когда он решился зайти внутрь.