Птица в янтаре

В крышку чемодана громко, отрывисто постучали: трижды и, после короткой паузы, еще дважды, очень нетерпеливо. Скамандер встрепенулся и выпрямился, отпустил, наконец, пуговицу, которую задумчиво мусолил в пальцах уже добрых десять минут, практически оторвав от рубашки, и провел рукой по волосам. Внутренняя дрожь так и не стихла, мысли кружились сворой золотых сниджетов, и никакой готовности к обещанному «серьезному разговору» Ньют в себе не ощущал. Почти все его питомцы еще спали, но Скамандер, тем не менее, спустился проверить: успокоить тех, кто обычно волновался в отсутствие любимой «мамы», и успокоиться самому. Ему действительно нужно было прийти в себя, загнать поглубже невесть откуда взявшиеся инстинкты зверя в весеннем гоне и срочно вспомнить, что Персиваль Грейвз — невыносимо упрямый представитель худшего подвида мракоборцев, и что им ни в чем, вот совершенно ни при каком раскладе, не по пути. Потому что об этом нужно было вспомнить. Ньют не собирался терять голову от человека, который ставит самые нелепые законы выше чьей-то жизни. Вот только до животных он так и не добрался: застыл изваянием посреди своей маленькой хижины, и простоял бы еще, пожалуй, час или два в тишине и одиночестве. Слишком уж странно, до безумия ярко и некстати все это было: Ньют никогда прежде не думал о себе, как о хоть сколько-нибудь страстной личности. Не в таком смысле. — Ну, что еще? — с усталым вздохом осведомился он, поднявшись по узкой приставной лестнице. Грейвз сидел на полу возле чемодана, преклонив одно колено, в черно-белом домашнем халате вместо пиджака, но все еще в рубашке, брюках и при галстуке. Знакомым жестом прижал палец к губам, зачем-то призывая говорить тише. — Вам лучше самому это увидеть. Гостевая комната, в которой Ньюту предложили заночевать, находилась на втором этаже и окнами смотрела на улицу. Солидный, хранивший дух старины особняк Грейвза, даже внешне похожий на маленькую крепость, вместе с соседними домами образовывал небольшой уютный тупичок, в центре которого располагался кряжистый бук и длинная овальная клумба с шипастой оградой. Все подъездные дорожки, все соседние террасы просматривались как на ладони. На плоском бордюре из белого кирпича, обрамлявшем клумбу, запрокинув лицо к небу, стоял Криденс — высокий бледный юноша с замершими, больными глазами, совсем такой, каким Ньют его запомнил по первой встрече в метро. — Понятия не имею, сколько он там уже стоит, — предвосхищая готовый сорваться с губ Скамандера вопрос, произнес Грейвз, плечом оттесняя его от окна. — Я заметил совершенно случайно. — У вас разве нет какого-нибудь… Сигнального контура вокруг дома? — Чтобы срабатывал на кошек мистера Андерсена? Или на внучатых племянников миссис Даутфайр? Да, конечно, целых три штуки, — беззлобно и почти весело огрызнулся мракоборец, слегка отодвигая в сторону полупрозрачную занавеску. — Да и я, знаете ли, как-то не планировал раскрывать свой адрес всему волшебному отребью Нью-Йорка. Такие чары легко отследить при желании. Защита только внутри. Надежнее, незаметнее и проще контролировать. Те несколько минут, что за ним наблюдали, Криденс оставался недвижим, как мраморная статуя. Порывы колючего зимнего ветра ерошили его волосы, безжалостно трепали короткий пиджак, прижимали к худому телу грубую ткань брюк, но холода он словно бы не чувствовал. Грейвз и Ньют скрывались у стены, свет в комнате не горел — Бэрбоун не мог их видеть, но, казалось, смотрел, не моргая, именно на среднее окно второго этажа. — Позвольте мне поговорить с ним. — Само собой, — криво усмехнулся Грейвз и тут же вцепился в предплечье Ньюта железной хваткой. — Ни в коем случае. Здесь одни не-маги вокруг. Если обскур опять пойдет вразнос, МАКУСА может это уже и не прикрыть. — Вы мне хоть сколько-нибудь доверяете? — прямо спросил Скамандер, одновременно устанавливая столь же прямой зрительный контакт: смотреть людям в глаза он не любил, но иной раз без этого было не обойтись. — Вам, человеку, который только и делает, что тайком, игнорируя запреты, привозит в Америку всевозможных магических тварей? Нет, разумеется. Я еще не совсем спятил. Не признать справедливость упрека было невозможно — Ньют действительно с завидной регулярностью поступал именно так, пусть из самых бескорыстных и светлых побуждений, — но сработало все равно как ведро ледяной воды. В золотистом сиянии газовых фонарей, проникавшем с улицы, черты лица Грейвза обретали обманчивую мягкость, а глаза блестели лукаво. Плотно сжав губы, Ньют рванулся прочь, но чужие пальцы на запястье удержали. — Отпустите меня, — твердо произнес он, дернув рукой еще несколько раз — кандалы в допросной МАКУСА давили и вполовину не столь сильно. — Сказал ведь: ни за что, мистер Скамандер. Это мы с вами уже проходили. — Да поймите, наконец: там, внизу, просто ребенок, которого использовали и предали! — упрямо выкручивая кисть, воскликнул Ньют. — Не губите его. Он верил вам и пришел теперь именно к вам, потому что, где-то в глубине души, продолжает верить. Или просто отчаянно этого хочет. Разве не очевидно? Грейвз вдруг отпустил его, резко отдернув руку, и Скамандер от неожиданности едва не упал, качнувшись назад всем телом. На долю секунды его посетило странное, пугающее чувство: прямо на глазах облик Грейвза неуловимо изменился, лицо побледнело и сделалось совсем статичным, в движениях исчез даже намек на какую-либо плавность, а на высоком лбу заблестели капли пота. Казалось, живой человек обратился восковой фигурой себя самого. Скамандер растерялся, не в силах сразу сообразить, отчего Грейвз, прежде совершенно безразличный к подобным пламенным речам, испытал столь сильное душевное волнение именно от этой. Он вообще уже ни на какую положительную реакцию не рассчитывал, успел привыкнуть к спорам и перебранкам, в исходе которых каждый оставался при своем мнении. — А мне-то казалось, вы в людях не разбираетесь. Только в животных, — медленно, с расстановкой произнес Грейвз; злился он или продолжал насмешничать, понять было уже невозможно. — Ваша правда. Не разбираюсь, — быстро пожав плечами, отозвался Ньют со всей искренностью, на которую только был способен. — Но это и не нужно. Криденс… С ним очень просто. Ему некуда идти, я ведь вам говорил. У него никого не осталось, кроме вас. — Послушайте, я не… До Ньюта окончательно дошло, когда он внезапно начал отступать — прижав левую ладонь к лицу, а правую выставив перед собой, Грейвз сделал несколько неуверенных шагов назад, уперся лопатками в стену, покрытую вычурными тканевыми обоями, и, наверное, сполз бы по ней, если бы Скамандер его не подхватил. Глухо выругавшись в плечо Ньюта, он несколько раз судорожно, с усилием вдохнул — в грудной клетке заклокотало яростно и хрипло. — Пропади он пропадом, этот Гриндевальд, — Ньют успокаивающе погладил чужую спину, призывая молчать и не тратить силы: кажется, ему было даже страшнее, чем самому Грейвзу, который зачем-то продолжил цедить слова, выплескивая злость и отчаяние. — Чтоб его черти драли, если они и в самом деле есть… Всегда в худшую минуту! Снаружи начинался снег. Мелкий и легкий, похожий на просяную крупу изо льда, он не падал сразу на землю, а кружился в воздухе, танцевал вокруг фонарных ламп, а обскура, по-прежнему ожидавшего встречи на клумбе, огибал. В какой-то момент Криденс поднял руки к небу, поймал несколько снежинок, и те потом долго, очень долго, не таяли в его бледных ладонях.

***

— Потрясающе. Ну и куда он делся? Азарт охотника — Ньют узнавал это качество безошибочно, в любых его формах и проявлениях — преображал Грейвза в хладнокровное, равнодушное к любым трудностям существо с горящими глазами, движимое единой мыслью, целеустремленное до одержимости. Тщательнейшим образом изучив клумбу, на которой, увы, не осталось никаких следов мальчика-обскура, Грейвз сжал двумя пальцами переносицу и шумно выдохнул сквозь зубы, пытаясь справиться с раздражением и досадой. Халат он сбросил на вешалку в холле, но плащом пренебрег, и даже рукава рубашки закатал, будто в летнюю жару. Раззадоренный снегопад серебрил его волосы, напитывал влагой одежду, безжалостно обжигал кожу. Ньют, выскочивший следом на улицу, замерз тут же, неловко сжал в пальцах распахнутый ворот и ссутулился, пытаясь сохранить последние крохи тепла, — но он бы скорее позволил себе обратиться в глыбу льда, чем предоставил Грейвза сейчас самому себе. Ничем хорошим это в принципе не могло закончиться. — Уверен, Криденс все еще где-то поблизости, — рассеянно ответил он, вертя головой из стороны в сторону. — Послушайте, вам лучше вернуться в дом. Зелье, которое я… Оно никем по-настоящему не изучено. Это мой собственный рецепт. Пусть вы не первый, кто его пробует, в отношении побочных эффектов… Вам нужно прилечь. — Пустое, — пренебрежительно отмахнулся Грейвз, не глядя на Ньюта. — Сами видите, какие у меня варианты. Отдыхать некогда. — По правде говоря, я не совсем понимаю. — Помнится, в устах эскулапа это звучало как «размыкание энергетического контура», — тонко улыбнувшись, пояснил Грейвз — в глазах улыбка не отразилась. — Что значило примерно «в любой момент вы можете ни с того ни с сего стать трупом, любезный друг». Много-много Круциатусов, Империо на недельку и еще кое-что, о чем в нормальных магических школах обычно не рассказывают. Но мне говорили, бывают варианты и похуже. К примеру, я мог бы сейчас пускать слюни в каком-нибудь доме скорби. Вероятно, даже немагическом… Так что нет, мистер Скамандер. До тех пор, пока могу ходить, отлеживаться я не собираюсь. Ньют не умел правильно реагировать на подобные откровения, поэтому, глядя исподлобья, сказал только: — Вы очень упорны, — и сам до конца не знал, упрек это был или комплимент. Грейвз развел руки в стороны, безмолвно отвечая: «Какой есть». — Гриндевальд, помнится, тоже недоумевал. Сокрушался даже. Лежал бы я смирно, не было бы ни Круциатусов, ни остального: он бы просто забирал мои воспоминания по мере надобности, и все. Пальцем бы не трогал ни меня, ни моих домовиков. Они же как семья мне, но вы, британец, не поймете… А я зачем-то пытался подать сигнал в МАКУСА. Или напасть на него, что было тогда уже просто самоубийственно глупо, но это все, конечно, от безысходности. Вот меня и учили жизни. Метель завывала из переулков, швыряла горстями снег в лица, безжалостно толкала под колени, и от злого ветра слезились глаза, так что Ньют постоянно смаргивал заиндевевшими ресницами, а у Грейвза синели губы. Криденса они заметили, когда тот шагнул в пятно света вокруг фонаря в самом начале аллеи. — Я вас помню, — совершенно обыкновенным, по-подростковому ломким голосом начал Бэрбоун, обращаясь к Ньюту. — Тогда, в метро, вы говорили что хотите помочь. А потом он, — короткий кивок в сторону Грейвза, — мучил вас за это электричеством. Стегал, как кнутом. Весь его облик выражал смирение и кротость, даже некую робость, взгляд был обращен в землю, голова опущена, а вытянутые по швам длинные руки сжаты в кулаки. Речь, напрочь лишенная эмоций, звучала как приговор, как заученные строки Писания. Ньют вздрогнул, непроизвольно подался вперед и, забыв на минуту даже о холоде, отчаянно замотал головой. — Нет, — протянув к обскуру руки ладонями вверх, Скамандер сделал еще несколько шагов и настороженно замер. — Нет, Криденс. Все было не так. Но Криденс его уже не слушал. Повернувшись всем корпусом к Грейвзу, который тоже постепенно подходил ближе, он вдруг вскинул голову и уставился на него в упор с таким напряженным, жадным вниманием, словно пытался запомнить навек каждую черту, каждый жест, словно не Грейвз две последних недели искал его по всему Нью-Йорку, а наоборот. — А вы, — сквозь пелену напускного равнодушия внезапно пробился вызов; обращаясь к Грейвзу, Криденс выплевывал слова так яростно, будто они жгли ему язык. — Почему вы никак не оставите меня в покое? — Не хочу расстраивать, парень, но у тебя каша в голове, — снова до неприличия прямо заявил мракоборец. В доме, возле которого они стояли, не горели окна – равно как и в двух соседних. Нельзя было сказать, наблюдал кто-то за ними или нет. — Зачем ты нападаешь на не-магов? — не дождавшись ответа, быстро спросил Грейвз, невольно повышая голос, чтобы перекрыть рев метели. — Вы говорили, я нужен. Лгали, использовали меня. Обещали забрать — и не забирали. Говорили, я особенный, такой же, как вы, а потом… — Щёки Криденса были влажными, как волосы и одежда, из-за снега, и только по тихим, беспорядочным вздохам и дрожанию плеч Ньют понял, что обскуриал плачет. — А потом вы погубили меня. Погубили, и всем было наплевать! Неведомая сила толкнула Ньюта в грудь, опрокидывая на дорогу, рядом, сдавленно ругаясь, точно так же рухнул Грейвз, и словно невидимый ураган пронесся над ними, с силой вжимая в асфальт — но и только. Снег моментально набился под одежду, но Скамандер, как выяснилось, успел замерзнуть почти до полной нечувствительности. Нервное возбуждение схлынуло одним махом, даже дышать будто стало легче. Криденс не хотел убивать, Ньют теперь верил в это всем своим существом. — Поднимайтесь, мистер Скамандер, — с тяжелым вздохом сказали в самое ухо. — В другой раз нарисуете «снежного ангела». Грейвза, кажется, тоже проняло — но на свой лад. До крыльца добрались, поддерживая друг друга: обоих почему-то шатало, как от крепкой выпивки.