An Unorthodox Offer

Санс был рад субботам; не только из-за намеченных выходных дней, но и для того, чтобы было время привести свое личное дерьмо в порядок. «Личным дерьмом» были его собственные мысли и эмоции, и, в общем, его отношения с Папирусом. В то время, как они были бедны, и виделись друг с другом только перед школой и после работы, их отношения были хорошими и счастливыми. Санс обеспечивал их как мог, а Папирус делал всё возможное, чтобы облегчить жизнь Сансу. Большинство других детей, в их ситуации, не сделали бы это так просто, но Папирус всегда был более интуитивным, чем среднестатистический монстр. Конечно, это было до того, как Санс узнал, что Папирус спит за деньги и прочее, и скрывал школьные флаеры от Санса. Невежество действительно было счастьем, потому что после того, как появилась честность, он заметил, что мрачно смотрит на Папируса, так что он не считал, что это куда-то пропадёт. Это не должно беспокоить его только потому, что Папирус делал это от отчаяния, но потом он действительно думал об этом и понял, что не от отчаяния. Папирус делал это за деньги, чтобы купить вещи, которые не были ему нужны, он просто хотел. Но в том, что он знал, что у Санса не было ни копейки, чтобы сэкономить, он зарабатывал самостоятельно, но был достаточно умен, чтобы сделать на этом достаточно денег, покупая незначительные вещи, которые Санс не заметит. И в том, что он теперь попал к очень богатому благодетелю, Папирусу не нужно теперь притворяться и скрывать свое легкомыслие. Он знал, что Санс рассчитывал увидеть, что Папирус выбрал, и не предпринял никаких попыток, чтобы сократить это до минимума. Папирус был достаточно умным монстром, чтобы знать, что он хотел, и как извернуться, чтобы что-то получить. Огромное количество хитрости и преднамеренного планирования, вступившие в мышлении Папируса о вещах, дало Сансу сдержанную оценку об умственных способностях его брата, и тяжелое беспокойство за него. Он знал, что монстры, исходя из статуса и положения, должны были быть осторожными и хитрыми, как это было, но был ли Санс настолько слеп, что не понимал, что Папирус был столь же хитёр, если не больше, как и все остальные в их о́круге? Выяснив, откуда у Папируса были деньги и зная, что он сделал первый шаг к д-ру Гастеру, сказало ему, что да. Да, был. Санс заварил себе очень крепкий кофе и направился искать Папируса, желая закончить разговор раньше, чем струсит. Брат был ещё в своей комнате, выбирая одежду; его дверь была приоткрыта, показывая, что можно войти. Санс огляделся, видя, что Папирус полностью освоился здесь. В то время, как в комнате было опрятно — Папирус всегда держал свою комнату аккуратной, где бы он ни был; она была наполнена его индивидуальностью и дружественностью, с плакатами МТТ на стене, распечатанными фотографиями — в основном сэлфи себя и несколько с доктором Гастером и Сансом — и необычными безделушками здесь и там. В его огромный шкаф можно было зайти, чему Санс не был удивлён, он был уже почти заполнен одеждой всех сортов — естественно, в радужном порядке. Папирус был внутри, выбирая себе пару узких джинс и тёплый фиолетовый свитер, и взглянул вверх, когда Санс вошел внутрь. — Доброе утро, Санс! — щебетал он, поднимая свитер вверх. — Тебе нравится? Д-р Гастер выбрал его для меня несколько дней назад! Санс больше-чем-необходимо глотнул своё кофе. — Здо́рово, бро, — сказал он, отводя глазницы из вежливости, когда Папирус переодевался в свой наряд, — … так… доктор сказал, что ты… хотел о чём-то поговорить. Папирус потер рукав другой рубашки между своими фалангами на мгновение, его скулы зарумянились. — … Хотел, — ответил он. — А ты… хочешь поговорить об этом? Санс кивнул. — Да, — сказал он. — Хочу. — Он вышел из шкафа и вытащил стул Папируса из-за стола, сев сам, его брат сел на край своей кровати. -… просто чтобы прояснить, это о том… что ты хочешь… Папирус кивнул. — Да, — сказал он, его скулы потемнели, но его тон был решительным. — Я хочу заняться сексом с доктором Гастером. О, различные боги, дайте сил. Санс снова глотнул его кофе. — И… ты уверен, — тихо сказал он. — Никакого принуждения или чего-то ещё, так? — Да, Санс, — ответил Папирус, кивая. — Я уверен. Я очень сильно его люблю, и он любит меня. Я чувствую себя комфортно с ним и доверяю ему. Я хотел, чтобы ты узнал, так что не будет… ну, ты знаешь… неловкости. Слииииишком поздно. Санс кивнул, потирая свободной рукой затылок. Он знал, что в то время, как ему достаточно начать скандалить из-за этого, и д-р Гастер отступит, это может убить хорошее в Папирусе. Его брат уже дал понять, что если он что-то хочет, то получит это любыми способами, и, если быть абсолютно честным, Санс не хотел себе представить, куда Папирус пойдет ради секса, если не сюда. — Санс… — пискнул Папирус, заламывая руки. — … Я понимаю, что это… очень сложно… но это не должно быть таким неловким и странным. Д-р Гастер любит нас обоих, но он любит нас обоих по разному. Он не пытается смешать нас вместе… он даёт время, чтобы сделать нас обоих счастливыми. — Он улыбнулся Сансу. — … Я замечаю, насколько легче он сделал твою жизнь, когда ты начал работать на него… насколько счастливее ты, зная, что о тебе заботятся. Это не должно останавливать, понимаешь. — Он пожал плечами. — Это не похоже на меня и на него, собираясь выставлять это напоказ. — Хочу сказать… зная, что он был с тобой — меня тоже не беспокоит! — Он пожал плечами. — На самом деле… это заставляет меня чувствовать себя лучше, зная, как сильно он желал сделать тебя счастливым. Если бы ты не был доволен тем, что он это делал, ты бы дал ему знать, не так ли? — Он улыбнулся. — Это будет проще, зная, что он сделает то же самое и для меня. Санс потёр лицо, зная, что оно было уже всё синее, и слегка вздохнул. Предоставить право голоса Папирусу в этом вопросе. Гениально. Но… он, в своем роде, видел точку зрения Папируса, и не мог не почувствовать себя капельку лучше, потому что Папирус был прав. Доктор Гастер был очень внимательным и щедрым, и прислушивался к тому, что хотел Санс. Агх, хорошо. До тех пор пока они действительно не выставляют это напоказ… — … Хорошо, — сказал он тихо. — Просто… не расписывай мне каждый шаг. — … Это была шутка? Санс брызнул кофе, утирая нижную челюсть; Папирус фыркнул, вставая и подходя, сжимая плечо Санса. — Санс… это не беспокоит меня, — мягко сказал Папирус. — Так что не позволяй этому беспокоить и тебя. Он очень сильно заботится о тебе, и он знает, что сделав больно мне, он сделает больно и тебе. — Он поцеловал череп Санса. — Так что я знаю, что он сделает мой первый раз особенным. — Он улыбнулся, выйдя из комнаты на завтрак. Несколько мгновений Санс сидел на месте, глядя в то, что осталось от кофе, и, наконец, осознав то, что сказал Папирус. Ох, Боги. Его босс собирался забрать девственность его младшего брата.

***

Он пытался. О-о-ох, как Санс пытался не позволять этой мысли беспокоить себя. Но независимо от того, чем он занимался, эта мысль всегда была в глубине его сознания, что в какой-то момент очень скоро, его брат и доктор Гастер собирались заняться сексом. О, это подразумевалось, что когда они сказали ему, что ему стоило отпустить ситуацию на некоторое время, ради своего спокойствия; но его разум не будет знать покоя, понимая, что произойдёт. И, несмотря на переговоры и заверения, Санс все еще волновался. Если бы это был кто-то другой, в любых других обстоятельствах Санс знал, что это не было бы его делом. Папирус был молодым, мужественным скелетом с желаниями, и было бы лучше, чтобы у него было здоровое исследование, как и у любого другого монстра. Но это был его босс, доктор Гастер, кто-то, кто в два с половиной раза старше Папируса, и кто-то, с кем Санс был уже связан. И в то время Санс знал, что в глубине своей души д-р Гастер, на самом деле, будет заботиться о Папирусе, и это не давало сойти с ума. Сегодня был особенно тяжелый день, день, когда он узнал, что это произойдет. Снова была суббота, и за завтраком доктор Гастер и Папирус кидали друг другу долгие, значимые взгляды. Скулы Папируса были окрашены оранжевым, и Санс почти физически ощущал пульсацию души своего младшего брата в его грудной клетке. Когда доктор Гастер объявил, что он должен был съездить в город за кое-какими вещами, Папирус обхватил руками шею старшего скелета и поцеловал его в благодарность за еду несколько долгих секунд, прежде чем пожелать ему счастливого пути. Санс отступил, словно третий лишний, скрестив руки, когда доктор Гастер ушёл и Папирус повернулся к нему. — … Сегодня, Санс, — сказал ему Папирус, один в один скрестив руки, как его брат. — … Если… ты хочешь быть где-то еще сегодня, то… Я уверен, что д-р Гастер примет меры… Санс только кивнул, его скулы были уже тёмно-синего цвета. Значит, сегодня вечером. У него был разговор с Папирусом и д-ром Гастером, день был назначен, и все это происходило. Возбуждение не должно быть таким интенсивным, подумал он про себя, когда пробирался в свою комнату, чтобы, выспавшись, избавиться от утренней мигрени.

***

Так что Санс сказал, что он займёт себя на то время, пока доктор Гастер и Папирус будут заняты… хотя он не говорил, что покинет особняк. Он думал об этом, правда думал, и он вбил себе в голову то, что он должен… узнать, как дела. Часть его кричала о том, как это будет неуместно и вредно для его психического состояния, но старший брат в нём победил. Да, он вышел ненадолго, чтобы поужинать в бистро в центре города, но когда он вернулся, снаружи было темно, внутри было темно, и всё было тихо. Он шёл наверх, зная, что доктор Гастер делал это с Парирусом в комнате (учитывая, что он поделился кроватью с Сансом на праздник, это была любезность, которую он глубокомысленно развил), и действительно увидел мягкий, тусклый свет из комнаты его младшего брата сквозь щель в двери. Ты не должен этого делать. Просто развернись, уйди в свою комнату, надень наушники и не слушай. Ему хотелось бы слушать почаще, правда хотелось. Но он должен был просто… проверить. Не страшно. Ты жуткий. Он подкрался к двери, его лицо пылало, когда он расслышал мягкий стон младшего брата, его руки крепко сжались по бокам. Отвернись и уйди, прежде чем увидишь то, о чём пожалеешь! Чертово упрямство, просто послушай…! Он не слушал. Вместо этого, он подсмотрел.

***

Папирус никогда не думал, что он будет таким застенчивым, когда пришло время; он не робел, когда предлагал доктору секс в машине по дороге домой, ни когда он натянул юбку, предлагая доктору Гастеру, когда они были дома. Но, несмотря на свою худобу, на него смотрели как на произведение искусства, что, по видимому, и было причиной для стеснения. Грудина полностью светилась светло-оранжевым оттенком, душа пульсировала в грудной клетке, когда доктору потребовалось время, чтобы пробежать своими длинными, изящными пальцами над его костями, намечая нежное, чувствительное место на будущее. Удваивало застенчивость ещё и то, что доктор Гастер ещё не до конца разделся, оставив ему некоторую скромность. Доктор Гастер улыбнулся очевидной стеснительности Папируса; иметь молодого, чрезмерно-активного скелета, который сам ему предложил — было нечто новым и очаровательным, и он не хотел торопиться. Он не спешил, находя каждую точку, о которой он знал, заставляя Папируса дрожать от прикосновения, прежде чем сесть и снять свитер. Они обсуждали, как будут это делать, и пришли к обоюдному согласию, что Папирус будет сверху доктора Гастера, как бы ведя, чтобы дать взвешенное чувство контроля. Он нагнулся, чтобы расстегнуть штаны, только чтобы заметить, что руки Папируса уже заняты, зрачки молодого скелета возбуждённо мерцали. Он улыбнулся, позволяя младшему сделать так, и только сделал шаг, чтобы вмешаться, как Папирус сместился, наклоняясь ближе; Гастер осторожно вернул его обратно. — Это ради тебя, Папирус, — мурлыкнул он, проведя большим пальцем по скуле скелета, — позже будет много времени для легкомыслия. Сейчас же… — Он склонился, прижимаясь зубами к Папирусу, проведя созданным языком между промежутками его челюсти. Папирус дрожал, разъединяя зубы и целуя доктора Гастера в ответ, пока более старший скелет не снял штаны, спихивая их через кровать. Папирус обвил руками плечи доктора Гастера, наклоняясь и толкая доктора назад, перемещаясь и оседлав его таз. Доктор Гастер гладил бёдра Папируса, даже не смотря, зная, что его магия уже сформировала пухлый, жаждующий бугорок, который чуть ли не пульсировал напротив его таза, и он с трудом подавил желание взять на себя полную инициативу и овладеть молодым скелетом полностью. Но нет. Не сейчас. Для этого будет позже. Сейчас он откинулся на спину и ухватился обеими руками за нижнюю часть таза Папируса, позволяя собственной магии формироваться под молодым скелетом, упиваясь глубоким румянцем на лице Папируса, когда их магия соединилась. — Ты в порядке, Папирус? — спросил он, массажируя большими пальцами кость. Папирус кивнул, сводя на мгновение бёдра, прежде чем наклониться, чтобы погладить тонкий, как усик, придаток доктора Гастера, вздрагивая, когда тот разместился перед ним. Руки доктора Гастера успокаивающе сжались вокруг его подвздошных костей. — Готов? — Спросил он. Папирус кивнул, обхватывая плечи доктора Гастера перед тем, как опуститься вниз, резко вкрикнув от ощущения чужой магии внутри своей. Руки доктора Гастера сжались снова, но Папирус толкнулся вниз, пока их тазы не встретились, его душа дико пульсировала в грудной клетке. Фиолетовые глазницы доктора Гастера запылали ярче, когда он приподнялся, потираясь носом о череп Папируса, — … всё хорошо? Папирус высвободил сильную дрожь, перед тем как кивнуть, пот бисером окрасил его кости. — … Я… Я в порядке… — вскрикнул он, его магия дрожала вокруг доктора. — Это… просто очень… — Он осторожно шевельнул бёдрами, выпуская резкий вздох от ощущений, что это вызвало. Д-р Гастер улыбнулся, целуя Папируса в скулу. — Я знаю, — промурлыкал он. — У тебя полно времени, Папирус, спешка ни к чему. Папирус снова кивнул, смакуя каждое движение и медленно покачивая бёдрами, громко постанывая от каждого движения. Доктор Гастер утробно урчал, проводя зубами и языком над шейными позвонками и ключицей Папируса, крепко удерживая подвздошные кости младшего, помогая ему на нём двигаться, постепенно чувствуя, что Папирус задвигался быстрее и с каждым разом становилось приятнее. — Д-доктор…! — Папирус застонал, сжав в руках простыни по обе стороны от Гастера, его движения становились смелее и увереннее. Он зарылся лицом в плечо доктора, стоная громче. — … так хорошо… ох, Боги, доктор…! — Продолжай, Папирус, — прорычал доктор Гастер в ответ, потирая крестец Папируса и получив в награду восторженный вскрик и взбрыгивание младшего скелета. — О, тебе это нравится? Папирус громко причитал, всё сильнее подпрыгивая на докторе. — Да.! — вопил он, прерывисто дыша в плечо Гастера. — Пожалуйста, ещё, это… АХ! — Он застонал громче, когда доктор Гастер сжал его копчик. — Ох, Боги, папочка, да! Захват д-ра Гастера на тазу Папируса оставлял почти синяки, услышав эту фразу в непристойном тоне, которая звучала так развратно, он позволил Папирусу выскользнуть. Еще более милым были прерывистые стоны Папируса, о том, что это вышло случайно, но доктор Гастер ничего не имел против этого. Он снова ущипнул копчик Папируса, прикусывая чувствительные шейные позвонки в месте их соединения, чтобы пресечь попытку Папируса взять верх. — Вот так, Папирус, — урчал он, поглаживая ладонями и пощипывая, его магия пульсировала внутри самого Папируса. — Скажи папочке, чего ты хочешь. Папирус испустил громкий стон наслаждения и смущения, его лицо уткнулось в плечо доктора Гастера, бёдра с силой двигались по своей воле. — … Я… я хочу… — он взвыл, когда доктор Гастер сильно потёр нижнюю часть его крестца. — Скажи папочке, чего ты хочешь, — повторил доктор Гастер, его голос принял властный тон, что заставило Папируса содрогнуться. — Используй слова, Папирус. — Я… я х-хочу… п-папочка… — Папирус замолчал, прижимаясь ближе к доктору, его бедра задвигались ещё быстрее. Д-р Гастер зарычал, удерживая бёдра Папируса сильнее, чтобы ограничить его движения. — Ох, Боги, пожалуйста…! — Пожалуйста что? Папирус застонал громче, всё его тело дрожало. — Пожалуйста, папочка, трахни меня! — кричал он, едва успев понять свои собственные желания, прежде чем они перевернулись и доктор Гастер быстро начал вбиваться, ощущения догнали его достаточно быстро, словно держась из последних сил. — Боги… папочка, пожалуйста, вот так… — его фаланги с силой вцепились в кости взрослого скелета, почти достаточно, чтобы кости тёрлись друг о друга. — О боги о боги о боги, папочка! Д-р Гастер громко застонал, чувствуя, как Папирус испытывает достаточно сильный оргазм даже для души молодого скелета, слегка хлынувшего через его грудную клетку. Одного только взгляда было достаточно, чтобы довершить начатое, вытаскивая как раз вовремя, чтобы покрыть бёдра Папируса следами магической фиолетовой спермы. Его рёбра сильно дрожали, когда он приподнялся, глядя на Папируса и не видя ничего, кроме блаженства на лице молодого скелета. Он склонился, уткнувшись в лицо Папируса, пока младший скелет был еще в сознании, чтобы ответить взаимностью, чувствуя, как дрожащие руки поднимаются и слабо его обвивают, не заморачиваясь о небольшом беспорядке, который они устроили. Он нежно прижался зубами, целуя лицо Папируса в течение нескольких долгих минут, пока младший не перестал дрожать, откинувшись с мягкой улыбкой. — Ты в порядке? — спросил он, проведя рукой по лицу Папируса. Тот кивнул, опускаясь обратно на кровать. — Угу, — пробормотал он в ответ. — … я чувствую себя очень уставшим… Д-р Гастер усмехнулся, перекладывая постельное белье, чтобы Папирус не лежал в бардаке, беря влажную салфетку, которая была заранее подготовлена и аккуратно очистил кости младшего. — Этого следовало ожидать, — сказал он. — Использование магии таким образом занимает некоторое время, чтобы привыкнуть. Папирус зевнул, свернувшись калачиком на боку, когда доктор переложил его, чтобы приняться за его таз. — … было бы невежливо мне теперь заснуть? — спросил он. Д-р Гастер с обожанием улыбнулся, наклонившись и целуя череп Папируса. — Вовсе нет, — ответил он. — Отдыхай, Папирус, папочка будет здесь, пока ты спишь. Он насладился румянцем молодого скелета, заканчивая приводить того в порядок, прежде чем захватить одеяло и укрыть им Папируса, любовавшись, как тот дремал перед тем, как заснуть самому.

***

Санс лёг обратно на кровать; наушники в ушах, подушка на его черепе, свет везде был выключен, но этого до сих пор было не достаточно, чтобы избавить его от того, что он услышал. Из того, что он увидел. Он уже проклял себя на веки вечные за своё нездоровое любопытство, и он, чёрт возьми, заслужил это. Он откинул подушку от черепа, лицо пылало синевой, что не должно было уйти раньше, чем какая-нибудь магия, слившаяся в его шортах. Если он вообще заснёт сегодня вечером, чёрт возьми, это будет прямо-таки чудо. Если бы только он пошел за успокоительным и Робитуссином. Санс тяжело вздохнул, чувствуя жар румянца на лице, когда он прикрыл его одной рукой, а другой медленно потянулся к пояснице, только лицо доктора Гастера и тело в его мыслях, что слегка его успокоило, когда он засунул руку в шорты и сделал вид, что его брата не было в образе, чтобы начать. Со своим стыдом он разберется завтра.