Не убегай

      Кажется, у меня дыра в голове, в буквальном смысле. Никакого разговора не состоялось, меня вырубили ударом по голове и привезли сюда. Я даже не знаю, где я, но знаю для чего, готов поспорить, что меня не допрашивают, потому что Минхёк сейчас слишком занят подготовкой к разгрому GT. Он этого всегда ждал, искал подходящий момент, но он не учёл того, что Чжухон не единственный, кто несёт угрозу. Я рассчитываю на своих ребят, но всё равно чувствую вину. Я подвёл всех, долбаное любопытство, и чего я вообще ждал.       Рана открытая, но кровь остановилась, боль ноющая, и надо бы найти какой-нибудь бинт, но, сомневаюсь, что в этой комнате вообще что-то есть. Тут абсолютно пусто, только узкая щель у потолка, подразумевалось, что это окно, и это может быть признаком того, что я нахожусь в каком-то подвале. Они бросили меня тут гнить? Я никогда не считал грязных серьёзными врагами, но сейчас меня охватил страх. Я был на сотнях миссий, но боязнь смерти посетила меня только сейчас, я осознаю то, что не выберусь отсюда, что умру либо от голода, либо от жажды, либо от разбитой головы, которая снова начинает кровоточить от напряжения. Отрываю кусок рубашки и пытаюсь обвязать им рану, руки трясутся, я теряю контроль и в конец остолбеневаю, когда вижу Чангюна, который зашёл в помещение, закрыв дверь за спиной.       Кванчжи был для меня всем. Я любил его даже после тех сцен с Ким, после всей боли, которую мне причиняла его безответность, я любил до конца дней. Его дней. Сейчас всё, что от него осталось — режущие воспоминания, разрывающие всё живое, сжигающие до тла все светлые моменты, обращая их в иглы, которые надолго застревают в сердце. Да, это та часть прошлого, которую следует отпустить, забыть, стереть, но я никогда не смогу этого сделать, пока Им Чангюн ходит по городу живой и здоровый. Он должен лежать в земле вместе с Кванчжи. Ощущаю, как во мне повышается температура, всё начинает кипеть ненавистью, но я жду. –Я пришёл обработать твой затылок, повернись, — он подходит ко мне и садится на колени, — как ты себя чувствуешь? –Знаешь, для человека, которого бросили задыхаться в собственной крови, я отлично себя чувствую. — выражаю недовольство, но смиренно наклоняю голову, я не совсем идиот, чтобы отказываться от помощи. –Тебя не собирались травить здесь. –О, мне полегчало. –Не говори так, будто я в этом виноват. –Но и спасать меня у тебя в планах тоже не было, я имею право с тобой так говорить. –А что я, по-твоему, сейчас делаю?       Так, эта жизнь окончательно довела меня до состояния инфузории туфельки. Я никогда не пробовал с ним разговаривать, а это успокаивает. Его голос низкий, но мягкий и напоминает тёплый плед, возможно, это сравнение вызвано тем, что в этих каменных стенах довольно холодно, но что-то такое правда есть. А ещё он сейчас близко ко мне, и я могу рассмотреть его. Этот урод чертовски красив, я бы даже сказал, слишком красив для урода. Его черты лица такие... правильные. Его будто рисовал художник-перфекционист, который боялся позволить хоть одному изъяну в нём существовать. Даже дыхание перехватывает, почему атмосфера резко разредилась, стоило ему заговорить, почему я не зол как прежде, я всё ещё хочу прикончить его, но почему уставился на него, как загипнотизированный и слежу за каждым движением его губ, даже не прислушиваясь к словам. –Ты можешь идти? В любом случае, придётся, если хочешь жить. — он встаёт и протягивает мне руку. Я прихожу в себя и поднимаюсь сам, итак слишком убогим выгляжу, хоть так каплю достоинства сохраню. –И всё-таки, почему ты это делаешь? –Понимаю, что твоя ненависть вряд ли когда-нибудь исчезнет, и не претендую на что-то другое, но хотелось бы, чтобы при следующей встрече ты не задушил меня, вспомнив, что однажды я спас твою жизнь. –Но ты и отобрал у меня жизнь. — а вот и напряжение. К глазам подступают слёзы. –Это мой долг, и ты это понимаешь, все твои идиотские обиды в мою сторону тупые, как и ты, Ю Кихён. — он останавливается посреди дороги и кричит на меня. Ну да, всё это время он был слишком спокоен. Но спустя 10 секунд, он будто проводит беседу сам с собой в голове и снова его голос становится тихим и ровным, — пойми наконец, у меня не было другого выбора, ты будто первый день в этом мире живёшь.       Туплю вгляд, и мне нечего сказать, слёзы всё ещё готовы нахлынуть в любой момент, но реветь перед ним недопустимо совсем. Я ненавижу его, как врага, а он пытается втереться ко мне в доверие, проводя через потайные ходы своего же штаба? Пытаюсь уловить нить логики, но ничего не выходит.       Я будто потерял волю и просто следую за человеком, который может прямо сейчас обернуться и пустить нож в живот, но остаюсь жив. Вижу перед собой выход и всё ещё жду какого-то подвоха, скрытой идеи, фразы между строк, чего-то разумного во всей этой ситуации. Но ничего не происходит, мне просто дают сбежать, и, естественно, я этим пользуюсь и ухожу.       Нахожу свою машину, которая так и стоит в ста метрах от суда, сажусь и сразу же набираю Хосока. Единственное, что я вынес из получасового разговора — то, что Минхёк не успел напасть на них, Чжухон не в курсе всего этого, и меня не было около двух суток. Остальное время он орал на меня за моё легкомыслие и радовался тому, что я в порядке.

SALTNPAPER — Lost

      После всего этого мне захотелось уединения, и я решаю переночевать в квартире. Прекрасно знаю, что не усну сегодня. Несколько часов разглядываю трещинки на потолке, от темноты кажется, будто всё плывёт, и это меня забавляет. Стараюсь думать об узорах облезающей штукатурки, чтобы не подпустить к себе мысли о Кванчжи или Чангюне. Но не могу. Резко зажмуриваюсь, сжимаю кулаки, вгоняя ногти в ладони, провожу ежедневную борьбу с самим собой снова и снова.       Я ненавижу себя за слабость. Ненавижу за то, что не даю себе притворяться. Я давно всё решил для себя, но продолжаю сопротивляться.       Я пообещал, что убью в себе всё человеческое, вырежу чувства и буду опираться на один лишь разум, что построю крепость без единой бреши, что никто не увидит моего падения. Всё, что я делал — это только надоедал окружающим своим нытьём, своей жалостью, а после Его ухода, я стал невыносим. У меня отобрали самое ценное и пустили в жизнь самое ненавистное. Я тогда сдерживаться и не пытался: кричал, ревел, дрался, вёл себя позорнее некуда. А потом пришёл, как отшлифованный, все были так удивлены, что меня даже гордость взяла. С того момента и начались прятки от самого себя. Неужели я так многого хочу, просто быть тем человеком, который лучше приспособлен к этой жизни? Но та моя настоящая сторона сильнее фальшивой, она давит на меня каждую секунду, я будто несу груз больше меня в два раза, но вынужден скрывать его. Не хочу опять вызывать презрение у остальных. Они смотрят на меня свысока, они смогли победить себя, а я нет. Чжухон изначально был сильным, да, у него есть слабые точки, и их легко можно использовать, но в остальном он несгибаем, а у меня этих слабых точек намного больше, и моя цель — уничтожить все до единой.       Ему бы это не понравилось. Кванчжи, на самом деле, был слабее нас всех, даже меня, но он понимал, что такие вещи нужно держать при себе. Один раз я видел, как он плакал и беспрестанно просил о том, чтобы я никому не говорил. Это было больно видеть его таким и представлять, что так же он плачет, когда один, когда никого нет рядом, чтобы поддержать его. Я хотел быть с ним каждую секунду, но не смог. Чангюн, возможно, и прав, здесь мало его вины. Это я виноват. Я отпустил его одного, я смотрел как его кровь брызжет мне на лицо, я не спас его. Самые мощные моменты запоминаются надолго, эта картина давно посещает меня по ночам. Так страшно видеть, как самый яркий свет поглощается темнотой, и то, что дарило тепло, разбегается холодом по венам. Я самый настоящий слабак.       Утро, наверное, — моя любимая часть дня, вытерпев всё дерьмо ночью, я просыпаюсь относительно свежим. Вот почему все нормальные люди утро ненавидят, для них самая огромная проблема — оторваться от сна. Я конечно люблю поспать, именно спать, а не просыпаться каждый час, думаю, надо сходить к врачу.       Итак, привычное время, 4 утра, я иду на работу по пустым улицам, воздух ещё не пронизан выхлопными газами машин, духами прохожих и прочей гадостью, только я, спящие дома и пустые витрины. Сложно возвращаться к обычной жизни, всё произошло слишком быстро, но чувство боязни и опустошённости осталось.       Все новости кричат о новом правителе города, который жизнью клянётся устранить мафию и всё преступное, улучшить жизнь народа, кормить котят и так далее. Слишком громкие слова, но если Хену всё-таки решил предупредить нас об этом, значит стоит быть предусмотрительнее.       До чистки города от мафиозных компаний осталось 15 дней.