2 июня 2016.
Надежда видит невидимое, чувствует неосязаемое и совершает невозможное, так считала Хелен Келлер. И, возможно, она была права. Я надеялся, что Бобби изменился, отказался от прошлого. Ведь он совершил невозможное. Он вернулся ко мне. Несмотря на мою ненависть к нему, он вернулся. И вернулся новым человеком. Ким Чживон. Вот кем он стал. Он изменился. Я верил в это. Надеялся. Стоя на ступеньках, я был слегка растерян, оглянувшись на здание клиники, прочел вывеску. Клиника «Надежда». Тюрьма, куда я заключил себя сам. Потеряв смысл жизни, веру и надежду. Погрязнув в ненависти к любимому человеку. В чистоте, в неверном видении мира. Возможно, Бобби был прав, очищая мир от грязных людей. Нет, я совсем не собирался становиться киллером и убивать. Я просто отпустил прошлое, как это сделал он. — Ты отлично выглядишь. Чживон выхватил из моих рук рюкзак, нотную тетрадь и, подхватив под локоть, повел к машине, открыв дверцу, помог сесть, прикрывая затылок. Усадив, обегает машину, закинув мои вещи на заднее сиденье, сел за руль. — Ну, куда? Чживон улыбался, замерев, с силой сжимая руль. И я улыбнулся в ответ, давно на моем лице не было улыбки, да и желания улыбаться не было. И в этом был виноват Чживон, но и он же был причиной моей улыбки. — Меня нигде не ждут, даже если и ждут, я не хочу идти туда. Так что я пойду за тобой. Мне действительно некуда было возвращаться, в полиции меня вряд ли бы ждали. А дома, уверен хозяйка давно выкинула мои вещи на помойку и сдала другим людям. Чживон сжимал руль, что были видны костяшки пальцев, но продолжал улыбаться, вымученно, стараясь скрыть муку. — Тогда поехали домой? — Поехали домой… «Бобби», — последнее я произнес мысленно. Я не был готов раскрывать тайну, которая вовсе уже и не была ею. Хотя я уже простил его, Бобби должен был рассказать об этом мне сам.***
Дом, в который привез меня Чживон, отличался от того, в котором мы жили раньше. Это не была квартира в элитном районе, а старый домик вдалеке от мегаполиса. В бедном районе, где дома стояли впритык друг к другу. Бобби отказался от шикарной жизни в центре города, с его состоянием он мог приобрести любое здание в Каннаме, но он купил старый обветшалый дом в не самом благополучном районе. Отличное место для сокрытия ужасной правды. — Прости, это конечно не пентхаус. Но у меня есть пианино и… — Мне нравится… Мне действительно нравилось здесь, этот дом говорил о том, что Бобби уже не тот киллер, убивающий по заказу людей. Он изменился. И это не могло не нравиться мне. Мне нравилось, как он бегал, стараясь устроить меня поудобнее, готовил мне еду и рассказывал что-то о дораме, просмотренной прошлой ночью. — Ты мне нравишься. Я сказал это посреди завтрака, Чживон замер со стаканом молока в руке и удивленно смотрел на меня. В этот момент он выглядел таким родным и таким нужным мне. В своих серых растянутых пижамных штанах и белой безразмерной футболке, сжимающий стакан, он боялся заговорить. Совсем не тот Бобби, соблазнивший меня в отеле Гонкога, взявший меня пьяного, оттрахавший всю душу и привязавший к себе. Передо мной стоял Чживон, ошалевший от моего признания. Не знающий, что делать дальше, но я знал что. Встав, в два шага преодолев расстояние между нами, прижался к нему всем телом, обнял. Смотря в его черные и совсем не изменившиеся глаза, поцеловал. Нетерпеливо танцуя уже знакомый танец языков, изучая десны и легко кусая его губы. Этого было достаточно, чтобы он взял все в свои руки. Схватив меня за волосы, потянул и затуманенным взором взглянул на меня. — Что ты сказал? Он тяжело дышал, борясь с нарастающим возбуждением. — Ты мне нравишься. Выдохнув прямо в его губы, я провел ладонями по его шее, останавливаясь у заветного места за ухом, нежно едва касаясь провел подушечками пальцев. Это разорвало цепи, сдерживающие его. Прижав меня к столу, Чживон накрыл мои губы, целуя грубо, нежно, и сладко одновременно. Срывая совершенно не нужную одежду, оторвался от моих губ, целовал шею, опускаясь ниже, больно засасывал кожу, оставляя багровые засосы, срывая с губ громкие стоны. Дрожащими от возбуждения руками я залез в его трусы, нащупав возбужденный член, сжал его в кольцо пальцев, сжимая, с силой водя по стволу ладонями, вызывая тихое рычание. Он не выдержал, развернув спиной к себе, нагнул к столу, поцеловав спину, вошел в меня. Пальцами. Двигаясь медленно, продолжая целовать мои плечи и шею, он водил пальцами внутри меня, срывая с губ тихие стоны вперемешку с хрипом. Подготавливал к более грандиозным чувствам. — Ты мне тоже. Отрывистое дыхание коснулось мочки левого уха, облизав его, Чживон вошел уже по настоящему. Всхлип вырвался с губ, царапнув стол, я замер. Чживон вместе со мной застыл на секунду, сжав бедра, задвигался во мне, входя глубже. Он был нежен, продолжая целовать мою шею, двигался нежно, страстно и любяще. Я чувствовал всего его, всем телом, всей душой. И я хотел большего, хрипя, требуя желаемого, и я получал его. Чживон с силой вжимался в тело и отстранялся, снова вжимаясь, двигаясь то быстрее, то медленнее. Вновь отстранившись от меня, он развернул меня к себе, посадив на стол, заглянул в глаза. — Ханбин? Я лишь всхлипнул, не желая отвечать на зов, я хотел чувствовать его в себе, я слишком нуждался в этом. И он снова вошел в меня, на это раз резко, на всю длину, резкими размашистыми движениями впечатывая в стол, запрокинув голову назад, с рыком кончил, и я вместе с ним.