:
На работе, конечно же, все были взбудоражены корпоративом. Был объявлен короткий день, когда все работали только до обеда, чтобы успеть собраться к вечеру. Бэкхен не разделял всеобщей атмосферы и отсчитывал минуты не до предстоящего мероприятия, а до своего возвращения домой. Он бы, конечно, и рад выпить да повеселиться, но состояние его здоровья оставляет желать лучшего, тем более, что вчерашний день и поход к доктору изрядно вымотали его морально. Всю ночь, даже после ухода друга, он ворочался и не мог заснуть. Одной из причин была ломка в теле, жар и болезненное возбуждение, которые уже давно стали в какой-то мере привычными; второй причиной было то, что его мучили мысли о том разговоре. Его жутко смущала фраза «быть вместе», смысла которой он не мог полностью разобрать. По сути, он никогда в жизни не был с кем-то вместе — встречался, «гонял», занимался сексом, флиртовал, может, использовал, но ни с кем «вместе» не был. Что вообще значит «быть вместе»? Типа встречаться, да? Или что-то большее? А что значит «попробовать быть вместе»? Это как бы любить, но так, с расчетом на то, что может ничего и не выйти? — И что я должен делать? — вымученно спросил он у потолка, хмурясь. И впрямь, что имел в виду Чанель? Быть вместе — это ходить на свидания, целоваться, обниматься, встречаться? Или вести себя как прежде? Все эти вопросы и мысли не давали ему заснуть, почему он и пришел на работу с синими мешками под глазами и довольно сонный. Единственное, что сумело взбодрить его, это случайная встреча с Чанелем. — О, я как раз шел в твой отдел, — сказал Пак непринужденно и улыбнулся, когда столкнулся с ним нос к носу в коридоре. Бэкхен весь вытянулся как струнка и мгновенно растерялся, не зная, что сказать и как повести себя. — Не мог бы ты передать Джимин? — Он протянул ему увесистую синюю папку. Бэкхен посмотрел сначала на папку, потом на Чанеля, и взгляд его метался от папки к боссу, словно он действительно не понимал, на каком языке вообще к нему обратились. Затем он весь встрепенулся и буквально вырвал папку из рук Чанеля. — Да, да, конечно могу, — спешно прибавил он, но прозвучало так, словно он извинялся за то, как грубо отобрал протянутую вещь. Чанель нахмурился на короткое мгновенье, заставив Бэкхена испугаться, но его лицо быстро прояснилось; он радушно улыбнулся Бэкхену и поспешил уйти по своим делам, оставив его стоять в пустом коридоре и чувствовать себя полнейшим дураком. Бэкхен поник и ударил себя папкой по голове. Почему он ведет себя так, будто бы ему не двадцать шесть, а четырнадцать? Что за идиотские выходки? И как Чанелю удается вести себя так спокойно, словно ничего не было? Или это он и подразумевал под «быть вместе» — делать вид, что ничего не происходит? Бэкхен отнес папку для Джимин. Чувствовал он какую-то непонятную обиду, словно его надурили, как маленького ребенка. Его также раздражало то, что все вокруг живо обсуждали предстоящее празднество. Ему неожиданно захотелось плюнуть на головную боль и хорошенько оторваться. Это желание исчезло также быстро, как и появилось, поэтому вскоре Бэкхен вновь почувствовал усталость и сонливость, а еще желание скорее запереться в свои родные четыре стены и закутаться в тепленькое одеяльце, подальше от этого шума и гама. Когда в час дня он стал молча натягивать свой пуховик и шапку, Реук озадаченно спросил его: — А ты придешь сегодня? — Думаю, нет. — Но ты же обещал! — досадливо и слишком громко сказал он, из-за чего многие обратили на них внимание. — Тише, пожалуйста, — тактично попросил его Бэкхен, но парень был очень обескуражен фактом возможного отсутствия Бэкхена на вечеринке и не мог держать в узде свое негодование. — Ты должен, нет, ты обязан пойти! — он потряс его, как будто отговаривал от самоубийства или преступления. — Такое нельзя пропускать, ведь... — Реук, мне сегодня нездоровится, извини, но я не могу пойти. — Боже! Какие пустяки, да выпей ты там аспирин или что еще... — Не думаю, что аспирин спасет, — раздался вдруг голос Чанеля из-за спины. Бэкхен вздрогнул; его коллега сначала растерял свой запал, но, завидя босса, он взбудоражился еще больше. — Боже, да вы представляете, этот парень, — он ткнул Бэкхену в плечо, — этот парень не идет на корпоратив, нужно немедленно спасать его!.. Чанель улыбнулся Реуку, посмотрев затем на Бэкхена, что он весь сконфузился. — Оставь это дело мне, — он мягко положил руку на плечо возбужденного парня. — Я смогу уломать его. — Бога ради, надеюсь на вас! Думаю, вы должны суметь раскрыть ему глаза, — он передал Бэкхена в руки Пака в буквальном смысле, подтолкнув его вперед, что тот чуть не ткнулся носом в чужую грудь. — Ну? — Чанель улыбнулся Бэкхену, как воспитательница новому ребенку в ее группе яслей. — Ты, судя по всему, уходить собрался? Мне тоже на первый. Пошли. Бэкхен растерянно огляделся по сторонам и только потом угукнул. — Он непременно должен прийти, просто должен!.. — тихо проговаривал Реук, когда двое двинулись к лифтам. Бэкхен на дрожащих ногах дошел до лифта вместе с Чанелем. Тот не спешил о чем-либо говорить и шел молча. Они вошли в лифт, Бэкхен нажал кнопку первого этажа. Ему было отчего-то очень неловко находиться так близко с Паком. Вдруг Бен почувствовал мягкое и осторожное прикосновение чужой ладони к своей руке. Он сначала дернул ею в испуге, но мгновенно попытался расслабить, позволив чужим длинным и горячим пальцам заключить его в слабый замок. Он недоуменно посмотрел на Чанеля снизу вверх, но тот не подавал виду и смотрел прямо, словно ничего и не происходило. Ни один мускул не дрогнул на его лице, он даже не смотрел на Бэкхена. Бен пристыженно опустил взгляд в пол, мимолетно вновь взглянув на соприкасающиеся руки. Чанель не держал его крепко, а просто касался; прикосновение было предельно осторожным и даже немного боязливым, будто бы он боялся, что его ударят по руке за такую наглость. Когда двери лифта раскрылись на первом этаже, Чанель выпустил его руку и вышел первым. Бэкхен медленным шагом и все на тех же дрожащих ногах пошел за ним к выходу, чувствуя себя опять ребенком и злясь на это. Неожиданно Чанель остановился, и Бэкхен чуть не врезался в его спину. Он повернулся к нему и решительно сказал: — Ты не должен принуждать себя. Не иди на корпоратив, если не хочешь. — Прозвучало чересчур серьезно и требовательно, что Бэкхену стало аж не по себе, но он быстро понял, что так вышло потому, что Чанель, кажется, долго подбирал эти слова и не знал, как сформулировать мысль, а оттого слегка волновался. Он добавил менее твердо, даже как-то неуверенно: — Но я бы... был рад видеть тебя там. — Спасибо, — зачем-то сказал Бэкхен, хотя сам не знал, за что благодарил. Они вышли на улицу, и их мгновенно подхватил сильный ветер, несущий хлопья снега и атмосферу наступающего праздника. Бэкхен поежился, зарываясь носом в воротник. Машина Чанеля оказалась ближе, и он уже снимал ее с сигнализации. Бэкхен крикнул ему сквозь шум ветра: — Пока! И... с наступающим, — последнее звучало тихо и неуверенно, что Чанель, кажется, не услышал даже. Тем не менее, он помахал ему и сел в машину. Домой ехал Бэкхен возбужденный и взбодрившийся. Он решил, что, пожалуй, еще подумает, пойдет он или нет.:
Бэкхен сонно взглянул на часы. 22:52. — Нормально я так поспал, — пробормотал он. Вернувшись с работы, он решил посмотреть фильмы и погреться под одеялом со стаканом чего-нибудь горяченького, но через час стал клевать носом и заснул. Он довольно потянулся, увидев, что за окном его квартиры уже темно и горят огни города. Неожиданно он что-то вспомнил и соскочил с постели. Он перепроверил время на сотовом и увидел пять пропущенных от Реука. Он ведь должен был пойти на корпоратив! Он стал носиться в панике по комнате, но в голове прозвенела мысль: «А кому я вообще обещал, что приду?». И когда он вообще успел решить, что пойдет? И с чего это он должен? — Но я бы... был рад видеть тебя там. Что за чушь! У него нет никакого желания куда-либо идти. А даже если бы оно было, то он все равно опоздал: пока он туда доберется, будет уже полночь. В груди неприятно заныло, словно он упускает что-то важное, что-то ценное. Даже вина начала подгрызать. — Да разве я обещал, что приду? — разозлился вслух Бэкхен. — Почему я должен жертвовать своим законным отдыхом ради... «Ради кого? Ради Чанеля?» — задался он вдруг этим вопросом. Он мотнул головой и пошел на кухню. Сдались ему эти праздники — лучше уж поест чего-нибудь. А всякие там корпоративы, Чанели, веселья и прочее ему вовсе не нужны. Когда он накладывал себе мороженое, его телефон завибрировал. Это был Реук. — Да? — Где ты?! — На заднем фоне играла громкая музыка и были слышны веселые голоса. — Дома. — Какого черта! Ты, чертов обманщик, должен прийти! — пьяно говорил парень. — Прости, но я, кажется, уже опоздал, — без толики сожаления ответил он. — Бред! Ты, засранец этакий, еще... Связь оборвалась. Бэкхен решил, что не имеет смысла перезванивать коллеге. Он вновь сел за телевизор, включив какой-то боевик и положив на колени чашку с мороженым. Бэкхен отвлеченно смотрел на экран, все думая о том, что вся компания сейчас, наверное, веселится и жутко напивается. Часы тикали, фильм все шел, снег за окном падал, а Бэкхен не мог не думать. В половину двенадцатого он с проклятиями встал с дивана и полез в шкаф за одеждой.:
Заведение, в которое он пришел, было очень далеко от понятия «ресторан». Это был чистой воды клуб, только поэлитнее тех, которые он любил посещать будучи студентом. Часы показывали почти час ночи, когда он перешагнул порог клуба, где было довольно жарко и душно, но все же холодок пробежал по его позвоночнику — где-то в этой гуще все же есть Чанель. Веселье было в самом своем разгаре, и, кажется, никто даже не заметил его присутствия — было темно и шумно. Только Бэкхен обрадовался, что остался незамеченным, как сработал закон «вспомнишь лучик — тут и солнышко», и он едва не ткнулся носом в Реука, который, кажется, считал своей обязанностью видеть его на этом мероприятии. — А я знал, знал, был уверен, что ты, поганец этакий, придешь! — пьяно кричал он, перекидывая руку через плечо Бэкхена и чуть не наваливаясь на него своим весом. Он вдруг нахмурился и принюхался к нему. — Эй, ты что... трезвый?! Парень посмотрел на него так, словно он совершил убийство, и, захлебываясь от возмущения, потащил его к бару, где потребовал у бармена: — Срочно напои мне этого парня! Он трезв как стеклышко, что за дела! Бэкхена поведение коллеги забавляло; ему нравился этот парень. Он не стал отнекиваться от алкоголя и смело осушил предложенные стаканы с непонятными коктейлями. Тем не менее, Реук все пьяно приговаривал: — Чтобы я не видел ни одного трезвого! Все сегодня должны быть пьяны, — он сгоряча начал ярко жестикулировать. — Я Джимин споил, Соен споил, Хонсока споил, да даже непробиваемого Пак Чанеля! И тебя, — он ткнул в грудь Бэкхену, — тоже спою! Бэкхен при упоминании Чанеля встрепенулся и повел головой как щенок, когда хозяин предлагает ему какое-то лакомство. К ним подскочил Сонджэ — тоже изрядно пьяный. — Чанель?.. — едва слышно повторил Бэкхён. — Работаю с этим типом уже почти шесть лет, а ни разу не видел его пьяным! — орал Реук. — Не верь ему, Бэк, — смеялся Сонджэ, — ничерта он не споил Пака! Он все еще стоит на своих ногах, не то что этот алкаш, — он толкнул в плечо еле стоящего Реука. — Я-то пьяница? — взревел Реук. — Или берешь меня на слабо? Бэкхен поспешил удалиться подальше от ссорящихся коллег. Алкоголь его не брал — ни жара, ни эйфории он не чувствовал, как оно бывало раньше. Возможно, причиной тому был озноб и легкое головокружение. В толпе он нашел Хеджин, у которой были раскрасневшиеся щеки и немного размазанный яркий макияж. Увидев его, она неожиданно просияла. Когда он подошел ближе к ней, то понял, отчего ее лицо было таким напряженным до этого — она буквально тащила на себе Чанеля. — Боже, я думала, не спасусь, — выдохнула она, не поприветствовав его. — Забери его уже, пожалуйста, он только и делает, что зовет тебя. — Она чуть не скинула Чанеля на Бэкхена, что тот едва устоял на ногах. — В смысле забрать его? — растерянно посмотрел на нее Бен. — Не думала, что он так странно переносит алкоголь! — возмутилась она, пропустив мимо ушей вопрос. — Как сломанная пластинка: «позови Бэкхена», «где Бэкхен», «отвези меня к Бэкхену». Вот, считай, я что могла сделала, — она отсалютовала и скрылась в толпе, оставив Бена с тяжелой ношей на плечах. — И что я должен делать? — спросил он вслух, не надеясь на ответ. Он оценивающе посмотрел на Пака, что безвольно висел на нем и, кажется, спал, хлюпая носом. Бэкхен медленно поплелся к диванам, чтобы хотя бы там усадить его, но испугался, когда Чанель весь дернулся и даже ударил его по спине. — Я же сказал, чтобы мне дали Бэкхена! — сердито сказал он. — Это я, не бейся, — еще сердитее ответил Бэкхен. Его голос привел Чанеля в чувство, и тот выпучил глаза, кое-как встав на ноги и внимательно посмотрев на Бена. — Ты пришел... — А ты, я смотрю, ждал, — саркастично усмехнулся Бэкхен, волоча Чанеля к диванам — лишь бы уже снять со своих плеч этот вес. — Да, я очень хотел тебя увидеть, — как маленький ребенок, с каким-то восторгом сказал Чанель. Бэкхен удивился, но виду не подал, потому что сразу понял: Чанель жутко пьян, ибо в трезвом виде ни за что бы такого не сказал. — Если я не вижу тебя дольше шести часов, то уже скучаю. — Как-то же жил семь лет. — Бэкхен мгновенно пожалел, что брякнул эту глупость. Он посмотрел на Чанеля с неким испугом, напрасно надеясь, что это могло проскочить мимо его ушей, но тот внимал каждому его слову и разглядывал его как-то слишком откровенно. — Я эти семь лет не жил, а существовал. Но теперь снова появился ты, и мне даже дышать стало свободнее. — Хватит глупостей, садись, — приказал ему Бэкхен, когда он наконец дотащил его до дивана. — Нет, пожалуйста, давай домой, — попросил Чанель, как-то жалобно взглянув на него. — Какие еще «давай домой»? — Прошу, мне очень плохо. Бэкхен странно посмотрел на него. Видок у него, конечно, и впрямь был так себе. Он вздохнул и нехотя сказал: «Ладно, отвезу тебя». Он донес Чанеля до стоянки и впихнул в свою машину на пассажирское сиденье. Завел машину и тронулся. Чанель сидел очень тихо и никаких причуд не вытворял, лишь прикрыл глаза и как будто заснул, но Бэкхен чувствовал, что тот все еще в сознании. Неожиданно он застонал, вынудив Бэкхена чуть не подскочить в кресле. — Ненавижу быть пьяным! Боже, что за стыд... Не смотри на меня, прошу, не смотри! — Все в порядке, — после долгой паузы успокоил его Бэкхен. — Завтра ничего не вспомнишь даже. — Я, наверное, такой жалкий в твоих глазах, — устало вздохнул Чанель. В его голосе слышались очень грустные нотки, почти что плач, только тщательно скрываемый. Бэкхену стало неприятно от этих слов. — Ничего ты не жалкий, — рассерженно сказал Бэкхен. — Бэкхен, я такой слабый, такой ничтожный, когда ты рядом! Только тебя вижу — и сердце бьет тревогу, все внутри переворачивается, а когда ты говоришь со мной, когда я слышу твой голос — в голове ни одной разумной мысли... Я, кажется, дурак. Потерянный дурак. — Ну, про дурака ты правду говоришь. — Влюбленный дурак, — констатировал Чанель. — А вот тут не соглашусь, — как можно спокойнее сказал Бен, пытаясь игнорировать боль в районе груди и потные ладошки. — Нет, я бесповоротно и потерянно влюблен в тебя. — Не говори так. — Бэкхен злился, но не знал на что или на кого. — Люблю. Люблю, люблю, люблю, — как хулиганистый мальчишка повторял Чанель. — Чанель! — Я люблю тебя, Бэкхен, всем своим жалким сердцем, я готов завернуть его в подарочную обертку и отдать тебе — мне совсем не жалко! Хотя в чем смысл, оно уже давно тебе отдано, только ты властен над моим сердцем... Бэкхен, весь пунцовый, резко зажал тормоз и прикрикнул: — Прекрати нести чушь! — А можно один вопрос сначала? — неожиданно спросил Чанель. Бэкхен хмуро посмотрел на него, но тот был очень серьезен, поэтому спустя пару мгновений он согласно кивнул. — А оно тебе нужно? — Что? — Мое сердце? Ты примешь мое сердце, мою любовь, даже без подарочной обертки? Будешь беречь его? Бэкхен очень долго молчал, потупив взгляд. Он поднял неуверенные глаза на Чанеля, что был полон решимости и настойчиво ждал ответа. — А возврат возможен?.. — тихо спросил Бэкхен. — Нет, товар возврату и обмену не подлежит. Я отдаю тебе на постоянное хранение. — Чанель, ты отдаешь его в ненадежные руки. — Зато в любимые. Больше никому отдавать не хочу и не буду. — Я могу его сломать, — кусая губы, выдавливал из себя Бэкхен, — или уронить... Помнишь, я однажды его уже разбил? — В твоих силах возместить материальный ущерб и склеить его снова. — Чанель наклонился к нему и едва ощутимо поцеловал шею, а у Бэкхена внутри взорвались фейерверки от этого простого прикосновения губами к коже. Бэкхен долго молчал, сверля взглядом обивку машины. Он чувствовал себя загнанным. — Чанель, мы же договаривались только на «попробовать»... — Я не меняю условий, — твердо сказал Чанель, хотя изначально обманывал несчастного Бена: в его понимании это было вовсе не пробной попыткой, а решительным действием, новым шансом обрести любовь Бэкхена, а глупый мальчишка пускай считает, что все это несерьезно. Бэкхен опять не отвечал. Чанель всего лишь ждал какого-нибудь «хорошо, беру» или «да, буду его беречь», но сказанное Бэкхеном выбило из него весь воздух. — Тогда... — не поднимая глаз, — и мое сердце... тоже бери. Чанель застыл, потерявшись в пространстве и времени, забыл как дышать, долетел до Луны и вернулся обратно. Он весь встрепенулся и вдруг поцеловал Бэкхена в лоб, нежно гладя волосы, щеки, шею, плечи, прижимая растерянного парня к своей груди, которая разрывалась от чувств и эмоций. — Стой, стой! — отбивался Бэкхен, обескураженный таким напором. Чанель опомнился и внял его словам, отпрянув. — Только оно у меня бракованное, — чуть тише сказал он, краснея, — и черствое... а еще холодное очень. — Я его отогрею, буду беречь, честное слово, — пылко ответил Чанель, захлебываясь. — Ты только доверяй мне, а я ни за что его не пораню, и тебя тоже! — Ладно, — слабо улыбнулся Бен. Весь внутренний мир Чанеля превратился в огромный табун лошадей, которые мчатся ненормально быстро, что искры летят из-под копыт. Он сжал Бэкхена в своих тисках, потом выпустил, смотрел на него так, словно у него на лице что-то инопланетное было, улыбался как идиот, а потом припал ухом к чужой груди, что часто вздымалась и опускалась — Бэкхён тоже очень волновался, но старался этого не показывать. Чанель замер, прислушиваясь к чужому частому сердцебиению. — Неужели теперь мое... — расплываясь в глупой улыбке, прошептал он. Бэкхён положил свою ладонь на чужую темную макушку, перебирая пальцами мягкие пряди волос. Почему-то это дарило успокоение. Чанель же едва ли не урчал, как довольный кот. Когда он стал посапывать, лежа на чужой груди, Бэкхен постучал ему по голове: — Мне тебя довезти надо. Вставай. Чанёль поднялся, тряхнул головой и послушно оперся спиной на свое сиденье. Ему хотелось слушаться, исполнять любую бёновскую просьбу, и, будь он псом, то несомненно бы вилял хвостом и дергал своими оттопыренными ушами. Ехали они в молчании, когда Чанель озвучил свои мысли после продолжительного разглядывания профиля Бэкхена: — Твой Сатурн очень шёл тебе. — Я его ненавидел. — А я свой любил. Он был красивым. — Ага, красивым, только вот боль от него была пиздецкая, — усмехнулся Бэкхён. Если честно, то он даже стал забывать, что когда-то у него был шрам. Чанель же, напротив, не мог привыкнуть: огромную часть своей жизни он все-таки проходил с ним. — Я слышал легенду, что чем сложнее рисунок шрама, тем более витиеватой и интересной будет судьба человека. — Слишком много легенд сложилось о шрамах и соулмейтах, и, честно сказать, во многие из них я не верю. Кстати, мой отец считал, что чем сильнее дочерний соулмейт чувствует шрам, тем... — Он неожиданно замолк, потому что понял, что не должен был говорить этого, но Чанёль закончил за него: — ... тем сильнее любовь материнского соулмейта. Бэкхён втянул голову, злясь на себя за то, что сам затронул эту тему. Чанёль обратился к нему: — А ты веришь в это, а, Бэкхён? — Не знаю, — отмахнулся он. — Мы уже приехали. Чанёль невольно сморщился. Родной квартирный дом так не привлекал его сейчас, ему хотелось проговорить с Бэкхёном хоть всю ночь. Хоть он и держал Бэкхёна за руку всю дорогу, а все-таки в салоне было как-то душновато и слишком тепло, но это скорее от выпитого спиртного. — Пока, — он повернулся к нему и грустно улыбнулся. — Увидимся в следующем году? — Что? — удивленно взглянул на него Бэкхён. — У нас в офисе отдых до третьего января, — рассмеялся Чанёль. — Завтра, наверное, пришел бы на работу, да, дурачок? — А, правда что ли... Чанёля вид растерянного и задумавшегося Бэкхёна очень умилял, потому что выглядел он слишком невинно, трогательно, хотелось оберегать и не отпускать этот лохматый и своенравный комочек. Чанёль сипло засмеялся и поцеловал Бэкхёна в щеку (он был слишком пьян, чтобы уметь держать себя в руках). — Извини, — без толики сожаления, улыбаясь как идиот, сказал он Бёну. — В конце концов, в последний раз в этом году видимся. Бэкхен отрешенно кивнул, не смея дышать. — Большое спасибо! — крикнул Чанель, когда уже подошел к своему подъезду, а Бэкхен все еще не трогался. — С наступающим! Бен не успел кивнуть, потому что Чанель уже скрылся в подъезде. Только спустя минуту он завел авто и выехал со двора, двигаясь домой. Он был счастлив, но конкретной причины не знал. Ему, конечно, не понравилось своеволие Чанеля и все эти поцелуи без разрешения, но он решил, что ввиду нетрезвости Пака ему простительно.:
Такой, казалось бы, веселый и отчасти душевный вечер был омрачен, когда Бэкхен пошел спать. В теле жутко ломило, все кости опять ныли, а самое ужасное было то, что болезненное возбуждение жутко тянуло в паху и от него даже сводило мышцы. И все это было так странно. Чанёль, он... в его действиях и словах не было абсолютно никакого подтекста, он был такой открытый, непорочный и честный, улыбающийся, да еще со своими оттопыренными, по-детски смешными ушами... А Бэкхен видел его в таком грязном виде в своей голове, что на душе становилось мерзко от самого себя: ну как он смеет искажать реальность, как он смеет хотеть Чанёля, как он может вообще требовать физической близости, ведь все это так похотливо и низко! В пять утра раздался звонок. Бэкхен недоверчиво покосился на незнакомый номер, но, посчитав, что хоть какой-нибудь разговор сможет отвлечь его от мерзких мыслей, он снял вызов. — Кто это? — Привет, — хрипло донеслось из трубки. — Спишь? — Чанёль? Откуда у тебя мой номер? — В твоем личном деле посмотрел, когда ты только еще устроился к нам на работу, — он глупо хихикнул. Бэкхён понял, что тот все еще довольно пьян. — Я разбудил тебя? — Нет. Что ты хотел? — Услышать твой голос. Почему ты не спишь? «Потому что ты в не самом приличном виде являешься в моей голове и я упорно стараюсь не дрочить на тебя, а грёбаное возбуждение мешает мне заснуть». — Не спится что-то. А ты? Из трубки донеслось шумное дыхание. — Я... извини, Бэкхён, что говорю это, но мне бы тебя сейчас рядом. Бэкхен фыркнул и закатил глаза, но ничего не сказал. — Просто почти каждую ночь, когда я ложусь спать, мне не дает спать... потребность. — И зачем ты звонишь мне? — Бэкхен, у тебя нет этой потребности? — Не понимаю, о чем ты говоришь. — А, значит нет... — огорченно проговорил Чанель. — Я хотел сказать, что мне стыдно и я прошу прощения у тебя. Я стараюсь игнорировать это, но... не могу просто. И... черт, прости, зачем я вообще это рассказываю? — он снова тихо рассмеялся. — Нет, договори, — закусив губу, потребовал Бэкхен. — Я... видит Бог, пытаюсь сопротивляться, но иногда не могу сдерживаться и удовлетворяю эту потребность. И я снова не могу из-за нее уснуть, поэтому хотел спросить у тебя, может, ты тоже что-то такое испытываешь. Бэкхен подумал, что, будь Чанель трезв, то ни за что бы не поделился этим откровением и тем более не стал бы спрашивать его о подобном, да еще и признаваться в том, что рылся в его личном деле и искал о нем информацию. Бэкхен коротко улыбнулся, осознав, что Чанель совсем не такой, каким кажется. — Нет, ничего такого у меня нет. А что за потребность, уточни-ка? — нарочно попросил он, состроив дурачка. Ему хотелось воспользоваться моментом, пока Чанель пьян. — Ну... — скомканно пробурчал Чанель, — говорю же, ты нужен... — Так виделись же пару часов назад. — Нет, я имею в виду ближе. — Бэкхен слышал, как на том конце копошатся и, кажется, обмахивают себя ладонью. — Боже, прости, Бэкхен, но это очень острая и болезненная нужда, она тебя требует, тебя зовет. И не просто так, а... это сложно объяснить. — М-м, и что ты делаешь, чтобы удовлетворить ее? Ну, эту нужду. Чанель часто и сбито дышал, стесняясь продолжать. — Сначала я стараюсь не думать о тебе, но если не получается или уже невмоготу, то я сдаюсь. И... боже, не могу это сказать. — Понятненько. А сегодня ты удовлетворил потребность? — Три раза, — как-то обреченно признался Чанель. — Яс-сно... — совсем не ожидая этого, смутился Бэкхён. — Ну, эм, спокойной ночи тогда? Или ты что-то еще хотел спросить? — Нет-нет, — спешно сказал Чанель. — Да, прости что побеспокоил, спокойной ночи. Связь оборвалась, а Бэкхен выкинул телефон подальше. Врать, конечно, нехорошо, но Бэкхену нравилось слушать неловкое объяснение Чанеля. Однако все его самодовольство смылось, когда узел в низу живота снова дал знать о себе. Значит, Чанель тоже его видит в своей голове?.. Он немного покраснел и несдержанно замычал, представляя, как Чанель тоже томится по ночам, тоже неконтролируемо стонет, также мечется в постели, стараясь не лезть руками в трусы. Бэкхен понял, что это полнейшая катастрофа, и, крепко зажмурившись, сдался и юркнул рукой под резинку боксеров, мысленно извиняясь перед Чанелем за то, что надурил его. Только после этого он сумел заснуть, а к тому времени первые неловкие лучи зимнего и совсем недружелюбного солнца робко пробивались в его спальню, вкрадчиво ползли вверх по стене, полкам и шкафам, вплетались в его темные волосы. А он мирно спал, самую чуточку жалея, что поддался соблазну. На другом конце города как убитый спал Чанель, так и «не удовлетворив потребность», потому что был жутко пьян и вообще был не в состоянии хоть что-то сделать. Впав в сон, он уже забыл события в клубе, беседу с Бэкхеном в машине, очень стремный телефонный разговор, в котором наговорил то, что вообще не стоило озвучивать. Он даже забыл разговор о передаче сердец друг другу, который имел для него колоссальную важность. Одно осталось в его хмельном сознании: Бэкхен в его сердце, улыбающийся, теплый, пока еще далекий, но уже жутко родной, согласный и готовый любить, просто пока еще не умеющий и не научившийся. На его губах застывает счастливая улыбка, а он даже не смеет думать — если, конечно, он был бы в состоянии вообще думать — о возможных сложностях и преградах. Он не понимает, что они точно возникнут (а, может быть, уже возникли), потому что Пак Чанель дурак. Влюбленный дурак.