:
— Держи. — Чанель кладет на стол пакетик, внутри которого булькает алая жидкость. Бэкхен глупо смотрит то на пакет, то на бледное лицо Чанеля, не выражающее абсолютно ничего, и чувствует болезненный удар по желудку. — Чанель, что ты сделал?.. — вставая из-за стола, говорит Бэкхен. Он даже прикасаться к пакету не хочет, но видит, как в уголке написано: «250 мл». Чанель ничего не отвечает, кажется, понимая, что Бэкхену это не нравится. Бэкхен смотрит на бледное лицо Чанеля, на его тусклые волосы и круги под глазами. В какой больнице ему вообще позволили сдать кровь? А вдруг он решил сделать это сам, в не стерильных условиях? Выглядел Пак плохо, хоть и пытался всем своим видом показать, что все в полном порядке. Висело густое молчание, а внутри Бэкхена разворачивалась буря: он был и зол на Чанеля, и обижен, и ненавидел себя, и ужасно переживал за Чанеля, и хотел со злости выбросить этот пакет с кровью за окно. — Чанель, зачем ты это сделал? — с нажимом спросил Бэкхен. — Затем, чтобы ты взял и не задавал лишних вопросов. — Ты понимаешь, что тебе нельзя? Что это вред твоему здоровью? Что это опасно? — Разве я не должен был достать ее для тебя? Какая разница, просто бери и пользуйся. Что ты будешь без нее делать? — Мы бы что-нибудь сделали, тебе не нужно было... — Чтобы ты снова один метался в своей квартире, умирая от боли?! — громко сказал Чанель, а Бэкхен невольно вздрогнул: он никогда не поднимал на него голоса. — И пихал в себя снотворное с болеутоляющим? Это твой выход? Бэкхен стиснул кулаки, потупив взгляд в пол. Чанель шумно дышал — судя по всему, он был на взводе. — Но ты ведь ставишь под угрозу свое здоровье! А ты не думал посоветоваться? Кто это недавно говорил о «решать все вместе»? — Бэкхен, просто возьми ее! — Чанель бросил пакет дальше на стол. — Я делаю это для тебя, твое дело — просто взять, если дают. — Посмотри на себя, — Бэкхен всплеснул руками. — Бледный как смерть, а еще пытаешься что-то доказать! Зачем ты это делаешь, а? — Затем, что я тебя люблю! — Чанель встряхнул его за плечи и сказал это отнюдь не любовно, а агрессивно. — И мне еще больнее смотреть, как ты страдаешь! Повисла тишина. Бэкхен раскрыл рот, чтобы сказать что-то в ответ, но осекся. — Извини, — тихо сказал он. — Просто... я не хочу, чтобы ты чем-то жертвовал ради всего этого. Мне тоже больно смотреть. Бэкхен привстает на носки и виновато целует Чанеля в лоб, гладит по голове, а тот постепенно уменьшается до размеров пуговицы, как будто магия прикосновений Бэкхена так действует на него. Все его тело напряжено — Бэкхен это чувствует, гладя руками, он ссутуливается и все также тяжело дышит. Бен чувствует, как Чанель ослабевает, растекается под его прикосновениями. Он также тихо говорит: — Больше не делай так, ладно? — пытается заглянуть в глаза Чанелю, но тот потупил взгляд в пол. — Береги себя. — А ты? — испуганно спрашивает Чанель, дергаясь. — Я тоже буду беречь себя. Чанель не выдерживает и обнимает его, прижимая к себе. Он так любит Бэкхена, любит его всего и полностью, что становится дурно. Ради этого человека совсем не жалко было просуществовать на Земле столько столетий, ни капли не жалко, да он готов еще столько же прожить за любовь Бэкхена, лишь бы он любил, был рядом, лишь бы вот так его каждый день целовал!.. — Эй, — шепнул Бэкхен, — у тебя ведь моя кровь тоже закончилась? — Да... Но ты не сдавай! — встрепенулся он, прочитав в глазах Бэкхена его намерения; Бэкхен выгнул бровь. — И что тогда делать? У Чанеля в голове выстрелил сиюминутный ответ, но он очень боялся его озвучивать. Борясь с самим собой, он долго молчал, а потом, мысленно перекрестившись, на выдохе сказал: — Может... пока поживем вместе? Он даже зажмурил один глаз, уже понимая, что звучит абсурдно. Бэкхен посмотрел на него немного, а потом нежно снова прижал к себе. Он улыбнулся уголками губ (а, впрочем, Чанель все равно этого не видел) и произнес: «Давай».:
— Только быстро, ладно? — Хорошо, — Чанель хлопнул дверью машины, оставив там Бэкхена, и бросился к своему подъезду. Как-то негласно было решено, что жить они будут у Бэкхена, и сейчас Чанель идет за своими вещами: не спать же вечно в футболках Бена. Последний поехал с ним, так как оставаться один намерен не был, вот только брать его в квартиру Пак постеснялся: там творился полнейший ужас. Он вошел в квартиру в обуви. Вернувшись домой после квартиры Бэкхена, он понял, что они сделали правильное решение: в сравнении с квартирой Бэкхена его дом был холодным, неуютным, явно говорившим о царящем здесь одиночестве. Чанель, быть может, и зарабатывал прилично, но никогда не баловал себя роскошью и уютом: ему доводилось спать и на голой земле, и на тюремной койке, и в холодном лесу, и рядом с домашним скотом, так что он особо привередливым не был никогда. Ко всему прочему, у него никогда не было мотивации сделать жилище уютным — попросту не для кого, так как кроме доктора его дом больше никто не посещал. Он раскрыл шкаф и задумался, сколько вещей он должен взять. Они как-то не обозначали временные рамки его пребывания в чужой квартире. Будет странно, если он соберет большую сумку? Бэкхен может подумать, что Чанель напрашивается на долгий период. Сколько будет длиться все это? Неделю? Месяц? Год? Быть может, они насовсем съедутся... Чанель помотал головой. Что-то он забывается. Он стал чувствовать проступающий на ладошках пот и решил поторопиться. Напихав в рюкзак одежду и ванные принадлежности, он без толики сожаления покинул квартиру, осознавая, что нисколечки не будет скучать по этому месту. Чанель торопясь спустился вниз и вышел из подъезда. Едва он сел в машину, как Бэкхен впился в него настойчивым поцелуем. Чанель от удивления замычал, но ответил с той же жадностью, с которой целовал его Бен. — Почему так долго... — отнявшись, прохрипел Бэкхен. — Тебя не было десять минут. — Извини. — Чанель оглядел Бэкхена и понял, что тот действительно заждался. В то время как Чанель всего лишь вспотел и покраснел, то Бэкхен уже дрожал всем телом и чувствовал приближающиеся рвотные позывы. Пак напомнил самому себе, что они с Бэкхеном по-разному переносят расставание, и он должен понимать это. Бэкхен сам не заметил, как «быть вместе» переросло не только в «жить вместе», но и в «нуждаться друг в друге 24/7». Чанель пребывал у него всего лишь вторые сутки, а Бэкхен уже даже забыл, как жил до этого. Он вернулся на работу, так как чувствовал себя лучше. В офисе они, естественно, не могли постоянно быть рядом, поэтому волей-неволей кровью приходилось пользоваться (Бэкхен тоже достал немного своей для Чанеля). На работе быстро поняли, что между ними что-то происходит: все уже давно что-то подозревали, а, узнав, что они приехали на одной машине, то и вовсе окончательно убедились в своих доводах. Бэкхен неожиданно для себя осознал, что мнение окружающих потеряло для него всякий смысл. Когда Чанель успел стать ему важнее собственной репутации?.. Возвращаться домой не одному было крайне непривычно. Да и вообще, все, связанное с Чанелем, было ему непривычно. Однако еще более непривычно было Чонину, который узнал обо всем этом не самым приятным для себя способом. — Бэк, твою мать, где ты? — шурша пакетами, ворвался в его квартиру Ким. — Мой Бог, ущипните меня, ты что, что-то готовишь? Он прошел на кухню, но там никого не было, лишь кастрюля покипывала себе на плите. Бэкхен не умел готовить и почти никогда этого не делал, поэтому зачастую кормил его Чонин. — Эй, Бэкхен! — капризно позвал его Чонин, повернувшись к двери и намереваясь идти в спальню, однако, увидев Чанеля в коридоре, замер. Тот стоял голый по пояс и вытирался полотенцем, сонно смотря на Чонина. — Псих... — губами прошептал Чонин и подорвался с места. — Что ты здесь делаешь?! Где Бэкхен? Бэкхен все же появился. Он, увидев Чанеля и Чонина вместе, почуял неладное. — Бэкхен! — возмущенно вскрикнул Ким, заметив его. — Почему он ходит голый по твоей квартире? — Он показал на Чанеля рукой, словно тот не мог его слышать. Бэкхен сначала посмотрел на друга, потом на Пака, и тоже возмутился: — Чанель, почему ты голый? — Я душ принимал, — невозмутимо ответил он. — То есть ты здесь ночевал?! — выпучил глаза Чонин. — Бэкхен, ты же говорил, что вы не заходили далеко, так почему он... — Успокойся, Чонин, — Бэкхен легонько ударил его плечам. — Я расскажу. Сидя за столом, Чонин метал убийственные взгляды в сторону невозмутимого Чанеля. Бэкхен понимал такое внезапное отношение друга: он хоть и любил обзывать их «сладенькой парочкой», но был ужасным собственником. Наверное, он совсем не хотел отдавать Бэкхена полностью, потому что они всегда были вместе с детского сада и делить его с кем-то еще он не был готов. Бэкхен описал другу картину в общих чертах, стараясь опускать сложные подробности, а лицо Чонина мерило на себе самые разные эмоции: и возмущение, и безнадежность, и ревность, и ярость, ну и далее по списку. Прежде чем уйти, он ткнул пальцем Чанелю в его все еще голую грудь (ему так и не дали одеться) и угрожающе прошипел: «Только попробуй сделать с Бэком хоть что-нибудь». Бэкхен пошел провожать его, и у дверей Ким стал шуршать: — Бэк, мне это не нравится! — шепотом возмутился он. — У меня ощущение, что произойдет что-то плохое!.. — В одиннадцать лет у тебя было ощущение, что я покроюсь чешуйками и стану рыбой, но прошло уже пятнадцать лет, а я все еще сухопутное существо. — Бэкхен, а вдруг чокнутый будет тебя домогаться? Куда ты денешься, как позовешь на помощь? — Иди уже, а, — хихикнул Бэкхен, выталкивая Чонина. Его забавляла такая неожиданная забота. — Если что-то случится, сразу звони мне! — крикнул напоследок друг, и дверь захлопнулась. В квартире вновь стало тихо. Оказывается, Чонин создавал своим присутствием небывалую суету и шум, и без него тут же становилось пугающе спокойно. Бэкхен прошел в спальню, где застал на кровати Чанеля — уже одетого. — Извини, — сказал он. — Я действительно не хотел появляться перед твоим другом голым. — Я знаю, — отмахнулся Бэкхен: ему, честно сказать, было плевать, что подумает о Чанеле Чонин, ведь так и так в его голове он псих и чокнутый шизик. Бэкхену, если честно, в последнее время стало плевать на всех, кроме Чанеля. — Чонин... очень изменился. — Бэкхен сел на кровать рядом с Паком. — Не надейся! Этот тупица остался таким же, каким был. Он непробиваем, — беззлобно сказал Бэкхен, и в его голосе звучала большая любовь к другу, что Чанелю на долю секунды стало ревностно. — Не бери себе в голову, ладно? Думаю, он привыкнет к тебе. — А ты привык? Бэкхен посмотрел на Чанеля, помолчал (его застали врасплох) и затем неуклюже угукнул, хотя врал: многое в Чанеле было незнакомо и непривычно ему, но он пытался со всем этим ужиться, и Бэкхену это лишь нравилось. Чанель мягко улыбнулся, чувствуя, как двоится перед глазами. Голова потяжелела, и он решил на пару секунд позволить себе отдохнуть на плече Бэкхена. Он не успел что-либо понять, потому как потерял сознание. — Порядок? — услышал Чанель, когда раскрыл глаза и увидел над собой наклонившегося к нему Бена. — А... га, — заторможенно ответил он, мотая головой и не до конца понимая, как он оказался на коленях у Бэкхена. — Долго меня не было? — Минуты две. — Бэкхен помог ему приподняться и протянул таблетку со стаканом воды. Чанель благодарно принял это и запил, не замечая переживающего взгляда Бэкхена. — Ты же знаешь, что это уже пятый раз за эти дни? — Правда? Мне казалось, меньше, — невинно ответил Чанель. — Чанель, пожалуйста, давай позовем доктора Кима. Ты стал хуже выглядеть после того, как сдал кровь. Пак слегка напрягся. Не нужно доктора Кима... если он узнает, что он сдал кровь аж дважды и теперь живет с Бэкхеном, то ему не поздоровится. Скорее всего, доктор расскажет Бэкхену вещи, которые ему не следует знать. Так что нет, никакого доктора Кима. — Ну, обратно закачать ее себе я не смогу, — постарался улыбнуться Чанель, — и, думаю, скоро тело восстановится. Мне просто нужен отдых. — Но помимо этого с тобой творятся странные вещи, Чанель, мне каже- Чанель накрыл губы Бэкхена теплым поцелуем. Бэкхен протестующе уперся в его плечи, потому что хотел договорить, но было глупо сравнивать желание быть выслушанным и желание чувствовать губы Чанеля, которые так горячо целовали его. — Послушай... — начал Бэкхен, кое-как отнявшись и сбито дыша. Он уперся в плечи Чанеля, а тот крепко держал его за затылок, мягко гладя по волосам, готовый в любой момент снова потянуть его на себя и заткнуть поцелуем. — Я слушаю, — отвлеченно бросил Чанель, целуя шею Бэкхена. Бэкхен на мгновение нахмурился — на одно лишь короткое мгновение, — потому что ему не давали высказаться, но противиться таким приятным прикосновениям было уму непостижимо, и он волей-неволей задрал подбородок, открывая полный доступ к своей шее. Чанель был абсолютно доволен. — ... ты слаб, Чанель, тебе нужно к врачу, — сказал Бэкхен, а слова его не добрались до сознания Пака. — А тебе — к глазному, — улыбнулся Чанель. — Неужели не видишь, что я полон сил? И в доказательство он перевернул Бэкхена на кровать, крепко сжав его бока. Он ухмыльнулся, как будто гордый своим триумфом, и вновь наклонился к Бену, который пытался достучаться до него. — Это тебе так кажется, — уперто продолжил Бэкхен, — мне-то со стороны виднее, что ты... Договорить ему не дал очередной настойчивый поцелуй в губы, и он то ли протестующе, то ли удовлетворенно замычал. По телу побежали мурашки, когда чужие горячие ладони прикоснулись к коже на животе. Бэкхен сцепил руки в замок на затылке Чанеля, насовсем позабыв, что еще минутой ранее он упорно пытался донести здравую мысль до Чанеля. У Чанеля все еще были влажные после душа волосы, и Бен с каким-то диким удовольствием оттягивал пряди как хотел, гладил по волосам, ворошил, вцеплялся. Чем выше поднимались руки Чанеля, тем быстрее Бэкхен понимал, что у него уже затягивается тугой узел в низу живота. У Бэкхена все скручивалось внутри от прикосновений Чанеля, каждая клеточка его тела пульсировала и стремилась стать ближе к Чанелю, а сам Бен подставлялся под его руки и губы, прижимаясь теснее. Пак прервал поцелуй, рвано дыша. Он прикусил его ушко (он никогда так не делал, и Бэкхена передернуло от этого действия) и — пожалуй, неосознанно — потерся о его домашние штаны пахом. Бэкхен, уже возбужденный, глухо выдохнул, как будто его ударили по животу. Чанелю стало жутко страшно, когда он осознал свое возбужденное состояние и почувствовал, что с Бэкхеном происходит то же самое. Пак бегал глазами туда-сюда, всматриваясь в раскрасневшееся лицо Бэкхена под ним, и приходил в себя. — Из...вини, — прохрипел Чанель, прочищая горло. Он сглотнул, снова смотря на блестящие от его слюны губы Бэкхена, раскрывшиеся в легком недоумении. Он поцеловал его в нос и сел на кровати, больше не нависая над Бэкхеном. Последний тоже поднялся, тряхнул головой, отгоняя недавнее наваждение, которое он не сумел контролировать, и уставился на взъерошенного Пака. Чанель шумно дышал, и грудь его вздымалась и опускалась, — из-за еще не ушедшего возбуждения. — Н-ничего страшного, — выдавил Бэкхен, хотя даже не понимал, за что вообще ему преподнесли извинения, причем в самый неожиданный момент. Чанель бросил на него быстрый и напуганный взгляд, отряхнулся и встал с постели, выйдя из спальни. Бэкхен остался сидеть на кровати один, и, едва силуэт Чанеля скрылся в коридоре, он почувствовал себя мерзким и использованным.:
— Предлагаю сегодня бухнуть! — громогласно сказал Чонин, сидя на кухне Бэкхена. Он пришел снова через день, но уже готовый встретить в доме своего друга «третьего лишнего» в лице Чанеля. Тот ушел мыться, и они остались вдвоем. — По какой причине? — Боже! Да разве нам с тобой когда-нибудь нужна была причина, чтобы бухнуть, а? — Извини, никак. — Что? Какие-то планы? Бэкхен бегло глянул в сторону коридора и наклонился ближе к Чонину, тихо сказав: — Сегодня у нас с Паком свидание. Лицо у Бэкхена было такое, словно он какая-нибудь школьница, которую вообще впервые зовут на свидание. Чонин сначала хотел пожаловаться и поныть, мол, из-за психа уже и друзей забываешь, но, вглядевшись в улыбающееся лицо Бэкхена, кричащее о том, как он этого ждет, Ким снисходительно улыбнулся. Дальше они просто болтали, когда на кухню вошел Чанель, быстро бросившись к Бэкхену и поцеловав его, и, к удивлению Чонина, Бэкхен с тем же чувством ответил ему, словно он из армии вернулся, а не из душа. — Женатики, — закатив глаза, вздохнул Чонин. — Всего пятнадцать минут не виделись. «Аж пятнадцать минут», — хотел сказать Бэкхен, но разве друг поймет, в чем дело? Честно признаться, все это время Бэкхен сидел со скрученными ногами и заламывал себе пальцы под столом, то и дело посматривая в коридор — когда там уже выйдет Чанель? Чанель, отстранившись от Бэкхена, удивленно посмотрел на гостя (он совсем забыл о существовании кого-то еще, кроме Бэкхена) и затем улыбнулся ему. Этот парень, даже спустя столько лет, все еще нравится Чанелю. Остался все тем же ребенком. — Мне казалось, я тебе нравлюсь, — добродушно обращается Чанель к Чонину. — И не думай. Это, — он ткнул в Бэкхёна пальцем, — моё. Чанель почему-то рассмеялся, Бэкхен покачал головой. Пак наклонился к Чонину и вгляделся в его шрам за правым ухом. — Ох, ты материнский? Не знал. Чонин покраснел и прикрыл ухо рукой. Кажется, он очень не любил эту тему. — На самом деле, он уже встретил своего соулмейта, — сказал за него Бен. — Просто отрицает этот факт. — Он не мой соулмейт! — вскричал Чонин, загнанный в угол. — Просто признай, что ты не можешь принять тот факт, что он еще молокосос. — Вот именно! Молокосос! — возмутился Чонин, всплеснув руками. — Он рубится в приставку и сосет чупа-чупс! — Чонин, в тринадцать лет никто не сосет чупа-чупс, — снисходительно сказал Бэкхен и улыбнулся. — Он не может быть моим соулмейтом. Между нами разница в тринадцать лет, а то и больше! Вот скажи мне, у вас у двоих какая разница в возрасте? Он выжидающе уставился на них обоих, а Бэкхен как-то даже растерялся: он сам не знал, сколько Чанелю лет, лишь приблизительно предполагал, что немного за тридцать, если его не подводит память. Ким выгнул бровь, ожидая ответа, и Бэкхен сказал: — Э-э... Если честно, я точно не знаю. Чанель, сколько у нас разница? — он поднял голову в сторону рядом стоящего Пака, который прямо-таки опешил, будто бы его не о возрасте спрашивали, а об основных положениях теории Бутлерова или строении паровой машины. — Два г-года, — брякнул Пак первое, что пришло в голову. — Вот види... — было сказал Чонин, но был прерван нахмурившимся Бэкхеном: — То есть тебе двадцать восемь? Чанель кивнул, но как-то неуклюже. — Но когда мы встретились впервые, ты говорил, что тебе двадцать пять, разве нет? Значит, сейчас должно быть хотя бы тридцать два? — Ты путаешь, — почесывая затылок, заверил Чанель. — Ну разве я выгляжу на тридцать два? Конечно же, Чанель не выглядел. Он выглядел на двадцать пять, потому что ему действительно было двадцать пять. Атмосферу разрядил Чонин: — Этот соплежуй вдвое младше меня! Псих, знаешь, как я обо всем узнал? — Чанель встрепенулся, найдя в Киме свое спасение. — Этот... этот мальчишка упал возле меня, когда убегал от такой же мелочи, как и он сам! Он играл, мать вашу, в догонялки и упал возле меня, а когда я помог ему встать, произошел пресловутый Контакт!.. Знаешь, какое у меня охуевшее лицо было? А этот сосунок даже не догнал, что произошло... Чонин возмущался, жестикулировал, ругался, Бэкхен просто качал головой, потому что все это уже слышал, думая о том, что что-то в возрасте Чанеля не сходится, а Чанель мысленно переводил дух, что в этот раз удалось увертеться.:
На работе было труднее. Кажется, стало очевидно, что они с Чанелем встречаются, но почему-то никто не задавал вопросов, даже Реук. Но проблема была во взаимодействии: постоянно находиться рядом друг с другом не получалось, приходилось терпеть. Бэкхен сидел в своем отделе, то и дело поглядывая на настенные часы. До обеда оставалось две минуты, а он уже был на старте, чтобы провести этот обед вовсе не за едой. Он нервно постукивал ногой, кусая губы. Наконец кто-то встал из-за стола, лениво потянулся и довольно сказал: «Обед!». Бэкхен старался выглядеть естественно, когда быстрым шагом шел по коридору. Он постучался в дверь кабинета Чанеля (остатки вежливости все еще держали верх над его желаниями), но очень долгое время никто не отвечал. Бен открыл дверь и вошел без разрешения, к своему сожалению застав там Чанеля с каким-то брюхастым мужчиной; они, кажется, серьезно разговаривали. Бэкхен извинился и наскоро покинул кабинет, сев в кресло и смиренно ожидая, когда тот человек уйдет. Он был на пределе. Через десять минут мужчина вышел из дверей, и Бэкхен, нарочито медленно поправляя рубашку, встал с кресла и вошел в кабинет. Но, едва дверь за ним хлопнула, он ринулся к Чанелю, чуть не запрыгнув на него, а Чанель, в свою очередь, крепко схватил его и плотно прижал к себе. Бэкхен потянул его за галстук на себя с такой силой, что они чуть не ударились лбами. Они стали целоваться как умалишенные, с жаром и некой агрессией. Бэкхен ударился лопатками о стену, в которую его вжал Чанель, но все болезненные чувства притупились из-за других, обострившихся. Чанель пролез ладонями под выправленную рубашку Бэкхена, пересчитывая пальцами позвонки на спине. Бэкхен спешно и неуклюже пытался содрать мешающийся галстук и расстегнуть рубашку Чанеля, но не получалось, и это его жутко бесило: он был похож на маленький кипящий чайник, в котором все бурлило и пузырилось. Чанель хмыкнул, наблюдая за Бэкхеном, а тот сверкнул глазами: — Я посмотрю на тебя, когда ты тоже не сможешь вот так легко пробраться под рубашку. — Ты сам сегодня утром завязал мне галстук. Бэкхен сдался, бросив пуговицы и узел, и укусил Чанеля за подбородок. Он вцепился в рубашку Чанеля, безжалостно сминая глаженую ткань, и оставил засос на шее Чанеля, а кое-где укусы. Чанель взял его под бедра и упер в стену, и Бэкхен обвил его талию ногами, крепче взявшись за плечи. — Тихо, тихо, — стал успокаивать его Чанель. Под рубашкой он гладил кожу Бэкхена и старался как можно спокойнее дышать, но все равно дыхание было сбито, и Бэкхен это отлично чувствовал. Чанель уперся лбом в лоб Бэкхена, соприкасаясь с его щекой кончиком носа. Бэкхен прикрыл глаза и сглотнул, настраивая порядок в своей голове. — Просто... этот мужчина так долго не выходил из твоего кабинета, — оправдался он. — Да, знаю, — Чанель поцеловал его в висок, — сам не мог от него избавиться. Бэкхен расслабил хватку на спине и плечах Пака, а тот помог спустить ему ноги на пол. Чанель поцеловал его снова, но на этот раз нежно и спокойно, без спешки, страсти и суеты. Прикосновения теперь были намного спокойнее и аккуратнее. Бэкхен, завидуя Чанелю, который мог свободно гулять по его коже, подцепил пальцами чужую рубашку и осторожно, шепотом спросил: — Можно? Чанель удивился, что Бэкхен что-то у него спрашивает: он никогда ничего не запрещал ему, но этот короткий вкрадчивый вопрос и выжидающие глаза не могли не вызвать улыбку. Он кивнул Бэкхену. Бэкхен осторожно выправил рубашку из брюк, приподнял кромку и коснулся чужого напряженного живота. Он никогда не касался Чанеля там. Чанель целовал его шею и лицо, совсем не стесняясь чужих холодных пальцев на своем животе. Бэкхен задышал тяжелее, ведя кончиком указательного пальца дорожку вверх по туловищу. Руки почему-то подрагивали. — Ты не голоден? — тихо спросил его Чанель. — Вместо обеда ты пришел сюда. — Нет-нет. — Мы можем сходить поесть, если... — Нет, пожалуйста, давай постоим вот так еще, — взмолился Бэкхен, сжав руками пояс Чанеля. Чанель усмехнулся и просипел: — Не вопрос.:
Вскоре Бэкхен снова стал страдать от бессонницы. Раньше его регулярно мучило ночное возбуждение, но с тех пор, как он стал делить постель с Чанелем, эта проблема улетучилась (и нет, вовсе не потому, что Чанель каким-то образом помогал ему избавиться от возбуждения; одно его присутствие рядом уничтожало эту проблему). Но ведь это не значило, что оно исчезло насовсем. Правая рука Бэкхена все еще оставалась неизменным помощником в «этих» делах, а ночные проблемы вновь возвращались к нему. Вот он снова ворочается и ерзает под одеялом, стараясь не выть в голос, чтобы не разбудить спящего Чанеля. Яркий лунный свет проникает через окошко и бьет прямо в глаза. Бэкхен переворачивается на другой бок, лицом к Чанелю, и с завистью смотрит на безмятежное выражение лица Чанеля, который, наверное, спит и видит девятый сон. Это ужасно, когда то, чего хочется, прямо перед твоим носом, но ты понимаешь, что нельзя трогать. В голову Бэкхена забирается мысль, что можно позволить себе чуть-чуть, ведь Чанель спит и никогда об этом не узнает... Бэкхен осторожно касается крепкого плеча Чанеля и ведет вниз к груди. Он с восторгом осознает, что Чанель ни о чем не узнает и не почувствует. Еще раз проверяет, что Чанель крепко спит, сглатывает и спускается ладонью вниз по туловищу, скользя по ткани футболки. Пак мерно и спокойно дышит, а по телу Бэкхена растекается болезненное возбуждение; ему даже нравится то, что он может быть пойманным — адреналин усиливает ощущения. Дыхание становится тяжелее, он сводит ноги от приятного покалывания внизу, а рука все также плавно идет вниз. Чанель не узнает. Тишина спальни нарушается свистом февральского ветра за окном. Бэкхена передергивает от этого звука, он одергивает руку, а наваждение улетучивается, и он приходит в себя. Он снова смотрит на безмятежное лицо Чанеля и осознает, что совсем недавно хотелось сделать кое-что грязное с этим невинным созданием. Бэкхен, напуганный самим собой, спрыгивает с кровати и скорее бежит в ванную. Он не заботится о тишине и открывает кран с холодной водой, подставляя лицо под леденящие струи. Умывается, смотрит на себя в зеркало и испытывает отвращение. Его кадык дергается, потому что в трусах узко и тесно, а в руках реально зудит от того, что хочется взять член. Бэкхен падает на крышку унитаза, облокачивается спиной о бачок и вскидывает подбородок к потолку, шумно и рвано дыша. Чанель просыпается из-за шума. Когда он раскрыл глаза, то не обнаружил Бэкхена на кровати. Сработал болезненный рефлекс, и Чанель вскочил, шаря по постели. Затем он увидел полоску света, которая шла из неприкрытой дверью ванны, оттуда же шел звук стекающей воды и чье-то тяжелое дыхание. Пак ругает себя за то, что снова испугался пробуждения в пустой кровати, и переводит дух. Снова ложится под одеяло, уверяя себя, что скоро Бэкхен вернется — наверное, отошел по нужде, но копошение в ванне затягивается, а проникающий в спальню свет не дает Чанелю снова уснуть. Он встает с кровати и шлепает к ванне. Сонно почесывая затылок, он открывает дверь шире и остается на пороге. Он видит сидящего на унитазе Бэкхена, оттягивающего собственные волосы, и видок у того неважный. — Бэкхен? — Названный из-под полуприкрытых век смотрит на Чанеля. — Что случилось? — Все... в порядке, — выдыхает Бен, — оставь меня, я скоро вернусь. Чанель хмурится и подходит ближе, присаживаясь на корточках возле Бэкхена. — Тебе плохо? — Чанель, иди. — Он слабо отталкивает его, боясь, что тот заметит бугор на его свободных боксерах, но уже слишком поздно. Чанель все понимает. Он сначала в нерешительности смотрит на заметную эрекцию Бена, потом на его раскрасневшееся лицо и приоткрытые губы, из которых устало вырывается: «Оставь меня». Пак чувствует, как у самого мгновенно скручивает внутри от всего этого. Он сглатывает и кладет руку на колено Бэкхену. Бэкхен видит, что Чанель все понял, и от стыда зажмуривается, сводя колени вместе и стряхивая руку Чанеля. Он вновь неразборчиво просит уйти, но разве Чанель будет его слушать? — Оно сейчас пройдет, Чанель, пожалуйста, оставь, — почти скулит Бэкхен, не в силах поднять глаза на Пака. — Все хорошо, Бэкхен, не бойся. — Он очень аккуратно, почти робко разводит колени Бэкхена, чтобы тот не испугался и не дал назад. — Я просто помогу. Он целует острые коленки, поднимаясь губами по внутренней стороне бедра, и Бэкхен снова пытается собрать ноги, ударяя его коленями по ушам, что Чанелю приходится держать руками, чтобы не дергался. В какой-то момент Чанель поднимает глаза и смотрит на Бэкхена. Он крепко зажмурился и поджал губы, всем телом сконфузился, а руки сжались в кулаки; весь вид Бэкхена говорил о том, насколько он напряжен. Пак подтягивается к нему и целует зажмуренное лицо. Бэкхен немного расслабляется, но, когда Чанель целует в губы, не отвечает и даже сопротивляется. — Тебе страшно? — разрывает прикосновение Чанель. Бэкхен мотает головой. Он смотрит на Чанеля потерянными, плохо понимающими глазами, а затем сам приближается и целует его. Чанель не понимает всех этих противоречий, но не противится. Бэкхен напирает на него неожиданно, что Чанель падает на холодную плитку ванной, а Бен вместе с ним. И жарко, и холодно, а вместе эти ощущения образуют не пойми что — какой-то дикий коктейль эмоций и чувств, но они определенно доставляют удовольствие. Организму катастрофически не хватает кислорода, и легкие перекачивают литры воздуха очень-очень быстро, поэтому дыхание частое, рваное. Бэкхен мычит в поцелуй, невольно прижимаясь ближе к Чанелю. Он мечется, цепляется, напирает, ерзает, жмурится. Чанель кладет ладонь на топорщащиеся боксеры Бэкхена, и он снова издает полустон. Бэкхен сидит между разведенных ног Чанеля, поэтому тот удобно подхватывает резинку белья и тянет вниз. Он целует плечи и ключицы и берет чужой возбужденный орган в кольцо из пальцев. Начинает медленные и неторопливые движения, когда чувствует руку Бэкхена на собственном паху и слышит робкое, сбитое «можно?» в самое ухо. Чанеля убивает эта вопросительная и неуверенная форма, его убивает все в Бэкхене, сносит все крыши. Он находит в себе силы кивнуть, и холодная рука проскальзывает под ткань его трусов. — Чанёль, Чанёль, — зовет его Бён, когда тот начинает движения рукой на его члене. Он просто произносит его имя, просто выговаривает и смакует его на губах, и в этом есть какая-то просьба, а, быть может, просто желание удостовериться, что это действительность, реальность, а не очередной мокрый сон. Чанелю не по себе от несдержанного шепота в самое ухо, от содрогающегося тела, которое крепко за него цепляется, от этого душистого запаха, от той интонации, с которой Бэкхен зовет его по имени, от чужой руки на собственной эрекции, которая двигается медленно, но доводит до предела. Бэкхен захлебывается в немом стоне и кончает, рефлекторно сжимая руку, отчего Чанелю тоже сразу становится слишком хорошо, и он за ним пачкает футболку белесой жидкостью, кусая кожу на плече Бэкхена. Сначала перед глазами мутнеет от пережитого фейерверка ощущений и чувств. Бэкхен падает головой на плечо Чанеля, переводя дух и обмякая всем телом. Он прочищает горло, вытирает с висков проступивший пот и как-то неверяще смотрит на собственные пальцы, перепачканные в чужом семени. Облизывает губы, поднимает голову на Чанеля и видит подрумянившиеся щеки и всклокоченные волосы. — Ты... испачкался, — произносит он, опуская глаза на нижний край ночной футболки Чанеля. Пак все еще шумно дышит и кивает, стягивая футболку через голову и отбрасывая ее подальше. Бэкхен встает с него, хоть и подкашиваются ноги. Он моет руки и лицо, меняет футболку и возвращается в спальню, где на кровати уже лежит переодетый в свежую одежду Чанель. Бэкхен от усталости и измотанности буквально валится на кровать, почти тут же засыпая. Они не говорят ни слова.