M. A. D. E.

Сочельник две тысячи двенадцатого официально стал самым радостным, приятным и необычным за последние годы только потому, что утром после очередного унылого дня Диего проснулся не с желанием умереть, а с неожиданной для него мыслью: свалить отсюда куда подальше. Мысль нетерпеливо вертелась в голове, поэтому, сев в кровати, он хорошенько обдумал ее и пришел к выводу, что она гениальна. – Собирайся, мы едем загорать! – ворвался он в гостиную, где на диване укрытая пледом лежала Людмила и смотрела телик. Прямо как он год назад. – Если хочешь провести Рождество в тепле на пляже, то нельзя задерживаться. Людмила обеспокоенно уставилась на него. – Диего, ты хорошо себя чувствуешь? Сейчас зима, тепло вернется еще не скоро, а все пляжи покрыты снегом и льдом. – А вот и не все, – упер руки в бока тот. – Калифорния плевала на зиму, поэтому там сейчас под восемьдесят градусов. [1] Сама посмотри! Он сунул матери под нос айфон с открытым в интернете прогнозом погоды. – Пока мы тут кутаемся в куртки и шарфы, там про теплую одежду знают только понаслышке. Ну, так что, поедешь? – Даже не знаю… – Людмила посильнее закуталась в плед. – Я не против, отдых лишним не будет, но как-то это слишком спонтанно. Разве не нужно сначала решить организационные вопросы, составить план, подготовиться? – Спонтанные поездки хороши как раз тем, что они спонтанные, – изрек Диего. – В общем, ты как хочешь, а я пошел собирать вещи. И он, порхая, выбежал из комнаты. – Подожди! – догнал его возглас матери. – Как ты собираешься туда добираться? – На машине. – На машине? Это же очень тяжело. Ты уверен, что готов ехать через всю страну? – Уверен, – решительно подтвердил Диего, ногой открывая дверь в свою комнату. Он уверен в своих довольно-таки рисковых действиях? Вау. Вытащив еще не до конца разобранную после переезда к миссис Дольмор спортивную сумку, он стал сбрасывать туда все, что ранее было оттуда вытащено, когда на пороге комнаты объявилась мать. – И ты уверен, что тебе хватит денег на путешествие? – Да, хватит! – расспросы уже начинали надоедать. Ну почему нельзя просто взять и отказаться, если не хочется? – Пока ты встречалась с этим Лотарио, я подрабатывал личным водителем у Мэтта и успел накопить приличную сумму. Он бросил на Людмилу укоризненный взгляд через плечо, отчего та покрылась пятнами. Немного помявшись, она все-таки продолжила: – Я уже говорила, мне очень жаль, что все так вышло. Я признаю свою вину и понимаю, что мне не стоило так себя вести, но… – Вот именно, не стоило! – взорвался Диего, сминая в кулаке футболку, которую не успел уложить в сумку. Отбросив ее куда подальше, он ткнул указательным пальцем в сторону матери. – Я чуть с ума не сошел, пока пытался понять, что тут происходит, почему каждый раз, когда я приезжаю, ты будто с Луны свалившаяся, и, боюсь… – он обессилено рухнул на кровать, – я все же сошел с ума. Мне постоянно страшно, я уже не знаю, чего ожидать. Мне все еще кажется, что за дверью кто-то прячется, а в гостиной воняет одеколоном этого мерзавца. Если раньше я знал, что хотя бы один человек в этом мире никогда от меня не отвернется, то теперь… – он обхватил себя руками, – я уже ни в чем и ни в ком не уверен. Даже в тебе. Даже в себе. Он скорее почувствовал, нежели увидел, как Людмила садится рядом, а на спину ложатся ее дрожащие руки. – Я понимаю, – голос ее тоже дрожал. – Ты имеешь полное право злиться на меня, я заслужила твой гнев, но что бы я там ни наговорила, я не имела этого в виду. Поверь мне, я не хотела, на самом деле я люблю тебя и готова доказать это, – Диего посмотрел на нее как раз вовремя, чтобы увидеть, как она улыбается, надевая вытащенные из-под кое-как сложенных вещей темные очки. – Поездка так поездка. Ты прав, нам обоим давно пора развеяться. – А ты, пожалуй, права в том, что их лучше не закидывать на дно сумки, – повинуясь очередному порыву, он обвил мать руками. – Вдруг яркое солнце, а я за рулем. Быть ослепленным в таком случае не особо хочется. – Тогда я пойду собирать вещи, – чмокнула его в щеку Людмила. – Думаю, это Рождество запомнится мне надолго! Проследив за ее удаляющимся силуэтом, Диего вернулся к сборам с еще большим энтузиазмом. Она права, это будет легендарный роад-трип, хотя бы потому, что он будет первым в их жизнях. В его так точно. За мать он не ручался: кто знает, что происходило в ее молодости, раз она до сих пор может многим дать фору. В очередной раз он оглядел комнату. Вроде все. Надо только шкаф закрыть. Подойдя к нему, Диего схватился за дверцы, как вдруг заметил бомбер, подаренный Алом на прощание. Бомбер был ему маленьким, плюс вызывал бурный поток воспоминаний и слез, потому и лежал обычно под пластом другой одежды, невостребованный и забытый. «Я еду», – прошептал Диего, дотронулся до черной ткани, после чего захлопнул дверцы. Может, все это он задумал ради того, чтобы вновь повидаться с Алом? В конце концов, подсознание выдало лишь идею свалить, куда именно, додумал уже он. – Ну что, ты готова? – спросил он, распахивая в гостиной окно. И хотя его тут же обдало морозным ветром, пусть лучше так. Пусть лучше квартира промерзнет насквозь, чем продолжит пахнуть Бланко. – Да, – приподнимая небольшой красный чемоданчик, ответила Людмила, – готова. Всем, кому надо, позвонила. Всех, кого надо, предупредила. Все, что надо, сделала. – Молодец, – похвалил ее Диего и закинул на плечо набитую вещами сумку. – Пока, квартирка, не скучай, скоро вернемся! И он, заперев дверь, спустился следом за матерью. – Так, куда конкретно мы едем? – поинтересовалась та, садясь в фордик. – В Сан-Диего, – сказал Диего, вставляя ключ зажигания. – Хотя, может быть, и в Лос-Анджелес, как карта ляжет. Под картой имелся в виду Ал, которого то и дело носило между двумя городами. Поймать его наугад вряд ли возможно, так что рано или поздно придется позвонить, и лучше, конечно, поздно, это должен быть максимально неожиданный сюрприз. – И ты знаешь, как ехать? – Понятия не имею, – ошарашил ее Диего, усмехнувшись. – Как все-таки хорошо, что мы живем в двадцать первом веке, и человечество уже изобрело интернет и навигатор. Заведя машину, он забил в последний место назначения. По расчетам получилось, что путь займет чуть больше, чем полтора дня. – Что ж, была не была, – Диего сжал руль и через зеркало заднего вида взглянул на обеспокоенную мать. Это ее беспричинное волнение слегка раздражало, но не настолько, чтобы не понимать, что это все из-за того, что она не привыкла к спонтанным приключениям, по которым сам Диего за год уже успел соскучиться. – Это будет веселая поездочка. Обещаю, скучать не придется. – Пожалуйста, будь осторожен, – получил он в ответ. Мотор заревел, и фордик сошел с места. За пределы города они выехали довольно скоро, и чем дальше фордик удалялся от Нью-Йорка, тем больше сомнений возникало у Диего по поводу того, сможет ли он осилить дорогу. Погода им не благоволила: со свинцового неба крупными хлопьями падал снег и налипал на стекло, по обочинам в свете фар поблескивал лед, а дворники, как угорелые, ходили туда-сюда, будто исполняя невероятно сложный ритуальный танец. Диего искренне надеялся, что он сработает, потому что управлять автомобилем в таких условиях максимально тяжело. «А сейчас время классики рока! Встречайте звезд, покоривших мировую сцену и сердца своих фанатов – британские легенды 70-х, группа Queens** на “One.fm”!» – Обожаю их! – воскликнула Людмила к некоторому удивлению Диего. Раньше он как-то не замечал за ней страсти к британским рок-музыкантам. – О-о, еще и одна из любимых песен. – Ну, тогда стоит сделать погромче, – музыка и пронзительный голос солиста со всей мощью приемника разнеслись по салону фордика. – Подпевай! – Не надо, я… – начала отнекиваться Людмила, но Диего прервал ее на полуслове: – Подпевай! Don't stop me now, I'm having such a good time, I'm having a ball! – Don't stop me now, – сдалась она. – If you wanna have a good time, just give me a call! [2] Так они веселились еще где-то полчаса, подпевая кому попало, после чего Людмила призналась, что с нее хватит, иначе она окончательно сорвет голос, и зевнула. Сделав музыку потише, Диего без малейшего удовольствия отметил, что за окном темнеет. Зимний вечер подкрался незаметно и также незаметно обрушил на дорогу сумерки. Через час же окончательно стемнело. Людмила, лишившаяся возможности разглядывать проплывающие пейзажи, закрыла глаза и, похоже, задремала. Диего в сон пока не клонило, хоть прошлая ночь и была тревожной, с постоянными кошмарами, заставлявшими просыпаться из раза в раз и не дававшими выспаться, поэтому, вглядываясь во тьму, он продолжил движение. Хватило его, увы, ненадолго. Остановившись на первой попавшейся заправке, чтобы залить в себя кофе, а в фордик – бензин, Диего вылез из машины и тут же продрог. Ну ничего, скоро станет теплее. В здании заправки их встретила задорная рождественская мелодия. Диего разом ощутил себя идиотом. И зачем надо было переться в Калифорнию под Рождество? Он хотел сделать себе и матери необычный подарок, но вместо этого обрек обоих на праздник в темной машине. Худшая идея, ничего не скажешь. – Как ты себя чувствуешь? – раздобыв наконец кофе, спросил он у матери, решившей подкрепиться круассаном с горячим шоколадом. – Я как-то не подумал, что придется встречать Рождество в пути. – Ну и ладно, – улыбнулась та. – Не то чтобы у меня были какие-либо планы на этот вечер. Так что, думаю, это действительно было отличной идеей, уехать куда-нибудь. Я чувствую себя слово заново родившейся. А вот насчет тебя я переживаю, давай где-нибудь остановимся на ночь? Все равно никуда эта Калифорния не денется. Диего пожевал губу. – Остановимся, – кивнул он, – но чуть позже. Пока я бодр и полон сил. Он врал. Безбожно врал. Бодростью от него и не пахло, но и останавливаться ему не хотелось. Хотелось продолжать ехать, чтобы добраться до места поскорее. Калифорния-то никуда не денется, а вот Ал вполне. После импровизированного ужина прошло еще несколько часов, которые показались Диего сущей пыткой. Музыку включать он больше не решился, считать отмеряющие расстояние метки он больше не мог, а монотонный шелест колес вкупе с темнотой гипнотизировал. Еще никогда ему не было настолько тяжело удерживать внимание и сосредотачиваться на чем-либо. Со скуки отбивая пришедший в измотанный мозг ритм, он подумал о том, что стоило притормозить пару миль назад, когда мимо промелькнула какая-то вывеска. Мотель то был или нет, Диего не понял, но об утраченной возможности хотя бы просто перевести дух жалел. Он себя переоценил, долгие зимние дороги ему пока не подвластны. А в следующий момент из раздумий его вывел яркий свет, ослепивший его слезившиеся от усталости глаза. Прямо на них какого-то черта несся минивэн или что-то похожее. Вздрогнув, Диего пару раз моргнул, отгоняя заплясавшие перед взором блики, и резко развернул фордик, о чем пожалел почти сразу. Асфальт, покрывшийся изморозью и слоем льда, его маневра не оценил. Вполуха слыша, как скрипят шины и вскрикивает пробудившаяся ото сна мать, Диего изо всех сил вцепился в руль и дал по тормозам, надеясь справиться с заносом, и мгновение спустя машина остановилась на встречной полосе. Минивэн, пронесся мимо, как если бы его водитель даже не понял, что вообще произошло. – Придурок, – влепил Диего ему вслед, как вдруг мать снова взвизгнула. – Диего, газуй! – она с ужасом смотрела влево, откуда вновь блеснул огонь фар ехавшей по встречке машины. Диего провернул ключ зажигания, но фордик как назло не собирался заводиться. По телу пробежал табун мурашек. – Не получается, он глохнет! – сжимая зубы, не оставлял попыток Диего, истерически дергая ключ. – Черт! Сейчас… Машина была уже настолько близко, что, кажется, Диего в будто замедленной съемке увидел удивленное и испуганное лицо ее ничего не подозревавшего водителя. Попробовав в последний раз, он с неистовым облегчением услышал, как загудел двигатель фордика. Вжимая педаль газа в пол, он попытался вырулить на свою полосу, но в последний момент, когда казалось, что все позади, в бампер машины что-то врезалось. Жуткий скрежет металла, крики матери и нестерпимая боль в виске – последнее, что запомнилось Диего перед тем, как мир заволокло туманом.

***

Волны боли планомерно накатывали снова и снова, идя от макушки к стопам и создавая ощущение пульсации. Казалось, через тело пускают электрические разряды, болезненные, но неспособные причинить серьезного вреда и тем более убить. Убить… Диего распахнул глаза. Он лежал на кровати в маленькой и полупустой, но уютной комнатке. Здесь царил приятный утренний золотой отсвет только взошедшего солнца, запутавшегося в пышных занавесках. И хотя обстановка была умиротворяющей, нехорошее чувство пронзило его наравне с очередной волной. Где он? В больнице? Неужели не мертв? Хотя, наверное, это не тот тип аварий, в которых погибают, все же машина не перевернулась, сделав кульбит, как в экшн-фильмах, не упала с обрыва, не взорвалась, а он не врезался в кого-то на огромной скорости. Это в него врезались, он ни в чем не виноват. Он пытался сделать как лучше, но чертов фордик, ох как он на него злился, заглох подчистую в самый неподходящий момент. Давно пора сдать его в утиль. Подумав об этом, Диего печально вздохнул. Да о чем говорить, он бы этого все равно не сделал, не смог бы, во-первых, потому что фордик принадлежал матери, а во-вторых, потому что он давно стал частью его жизни, такой же неотъемлемой, как квартира в Брайтоне, как старый виснущий компьютер, как латте по утрам, как аппетитная яблочная шарлотка. Помимо воли по щеке скатилась слеза. Он идиот. Вскинулся ехать куда-то, не взвесив все за и против, и помимо себя и своей бессмысленной жизни подверг опасности еще и мать. Голову, ощущавшуюся как чугун, с великим трудом удалось повернуть сначала влево, а потом вправо. Нигде поблизости Людмилы не обнаружилось. Его замутило. Господи, лишь бы с ней все было хорошо. С ней должно быть все хорошо, она сидела сзади, да еще и с другой стороны, ее не могло задеть. Но если с ней все хорошо, то почему она не здесь? Почему не стоит рядом? Почему не причитает, как переживала за них обоих? Лежать в кровати дальше, когда судьба матери напоминала эксперимент с котом Шредингера, было выше его сил, потому, собрав волю в кулак, Диего приподнялся на локтях. Окружающее пространство тут же поплыло, новый тошнотворный ком в горле не заставил себя ждать. Кроме как снова улечься в постель, ему ничего не оставалось. Коря себя за слабость, Диего перевел взгляд на дверь, медленно открывшуюся столь не вовремя. Ему не было охоты видеть кого-либо, кроме матери. И потому желание притвориться спящим только возросло, когда в комнату вошел некто высокий с копной огненно-рыжих волос. Что-то в этой девушке – Диего решил, что это именно девушка, хотя в глазах все еще двоилось, и он не мог сказать наверняка – ему сразу не понравилось. То ли то, что она была без халата, хотя, очевидно, он в больнице, где же ему еще быть, то ли то, что она очень смутно напоминала кого-то из знакомых. Девушка, не глядя на пациента, за пару шагов, цокая каблуками, шум от которых казался ударом гонга, пересекла комнату, подошла к окну и распахнула занавески. Помещение тут же залилось ярким солнечным светом, и она повернулась к Диего. Хотя, как оказалось, это все-таки была не она, а он. Это был парень, худой и изящный, а еще кардинально сменивший имидж, из-за чего его было не узнать. – Здравствуй, Диего Карлос, надеюсь, я тебе не помешал, – на его лице, в отличие от волос ни капли не изменившемся, возникла кривая, пугающая улыбка, – потому что выгонять меня в любом случае бесполезно. Он плавно подошел к кровати и, не спрашивая разрешения, сел на край. – Джон… Рой… – едва ворочая языком, проговорил Диего. – Что тебе нужно? Как ты здесь… – Оказался? – закончил вопрос Джон. – Очень просто, как и все нормальные люди зашел через дверь. Ты же сам видел. Видел-видел, не притворяйся, что спал. Я прекрасно знаю, что это не так. Тебе меня не обмануть, я вижу тебя насквозь. Он быстро наклонился к Диего, вперившись в него своими темно-серыми, будто выворачивающими наизнанку глазами. – Что… тебе… нужно? – по словам повторил тот. – Я пришел убедиться, что ты жив, – в тоне голоса Джона промелькнуло беспокойство. Его полосатая черно-белая водолазка, на которую Диего то и дело норовил опустить взгляд, рябила, вызывая головокружение, отчего приходилось стойко смотреть в чужие широко распахнутые глаза. – Ну, знаешь, что ты все еще дышишь, что твое сердце все еще бьется, и мозг пока не послал ему сигнал прекратить бессмысленно трепыхаться. Что ж, ты оказался выносливее и смекалистее, чем я предполагал. Или, может, везучее? В таком случае, это печально, любое везение имеет свойство заканчиваться, как и любая жизнь. Диего медленно вздохнул и выдохнул. В нормальной ситуации он бы мгновенно разозлился на Джона, нашелся бы, что ему ответить, а если и не нашелся, то в любом случае придумал бы что-то, чтобы не спускать ему это с рук, но не сейчас. А что, если Рой прав? Есть ли смысл цепляться за существование, когда с каждым днем ему все хуже и хуже? Когда хороших вещей становится все меньше, тогда как плохие растут в геометрической прогрессии? Диего снова приподнялся на локтях, что совсем не потревожило Джона, продолжавшего смирно сидеть рядышком и в упор смотреть на него. Как бы там ни было, но признаваться в своих слабостях Рою он не собирался, а вот покинуть палату – вполне себе. Только встать снова не удалось: черные мушки заплясали перед ним, картинка в какой раз поплыла, в ушах противно запищало. – Ну-ну, не надо делать резких движений, – чересчур ласково произнес Джон и сделал нечто, вызвавшее новый приступ головокружения: схватил Диего за плечо и надавил. Почувствовав тяжесть, с которой его ослабленному телу не справиться, тот рухнул на подушку. Убирать руку с плеча Рой, однако, не спешил, и Диего машинально схватился за его запястье. – Я же за тебя переживаю. Острая боль пронзила плечо, когда Джон снова надавил куда-то под ключицу, отчего Диего не удержался и вскрикнул, выпустив запястье Роя. – Зачем… ты… Зачем делаешь это? – Потому что переживаю за тебя, – покачал головой Джон и вскинул руки к потолку. – Какой же ты все-таки глупый. Такой же глупый, бесполезный и бестолковый, как и все эти люди вокруг, с тем только отличием, что тебя почему-то выделили из их круга, – лицо его исказила гримаса ненависти. – Что он в тебе нашел? Что такого в тебе есть, что Лемье вообще заметил тебя? Он говорил, что мир принадлежит тем, кто не имеет сомнений в своих мыслях и целях и не боится действовать, тем, кто знает, что они достойны самого лучшего, тем, кто готов заявить о себе и повести за собой. Тем, в ком заключен огромный потенциал. Ничего из этого не описывает тебя, Карлос, ты обыватель и деревенщина, и того непонятнее, чем ты заслужил хоть какое-то внимание. – Короче говоря… – Диего хмыкнул, – ты ревнуешь. – Нет! – заорал Джон. – Наоборот, я рад, что человек, неспособный отделить зерна от плевел, больше не имеет со мной ничего общего. – И поэтому ты пришел ко мне… переживаешь за меня… – Конечно, – он прищурился, – потому что с игрушкой намного приятнее и интереснее играть, если она не сломана. Теперь мне нужен именно ты, и я не хочу, чтобы ты сломался раньше времени. Это сильно меня расстроит. Его брови изогнулись. Вкупе с немигающим взглядом зрелище вышло жутким. – Знаю, да, знаю, это моя большая слабость. Ужасный недостаток. Мне нужны люди, нужны зрители, нужны игрушки. Мне нужны те, кто поможет исполнить план, – Джон будто в молитве сложил ладони. – Видишь ли, я хочу сыграть с тобой в последний раз. Я хочу, нет, требую реванша. Я хочу проверить тебя, воочию увидеть, за что же все-таки ты удостоился чести стать новым питомцем Лемье, – уголки его губ расползлись. – О, это будет великолепно. – Ты псих… – прохрипел Диего, сам не заметивший, как вжался в подушку со всей силы. – Может, ты не в курсе… но есть такая вещь, как дружба… мы просто друзья. – Друзья, – Джон рассмеялся. – У Лемье нет друзей, есть только активы, которые приносят выгоду. Стоит одному из них перестать этого делать, Лемье сразу же от него избавляется, оставляя «друга», – он произнес это слово с максимальным сарказмом, – за бортом. Для этого человека не существует ни дружбы, ни любви, только прагматичный расчет, – пожал плечами. – С другой стороны, может, в этом есть смысл. Нам всем уже давно не по пять лет, пора забыть про сказочки, где добро побеждает зло и любовь торжествует, и разбить розовые очки, чтобы увидеть реальный мир, где нет ни повсеместных хэппи-эндов, ни доблестных героев, ни торжества добра, зато есть ложь, безразличие и предательства. – Ты прав, – внезапно для самого себя согласился Диего. – В мире много… гадостей, но кроме них есть и… приятности. Мэтт плохо с тобой обошелся, но, возможно… Возможно, стоит дать шанс другому? Нет гарантий, что будет лучше, но вдруг? – Я предпочитаю действовать наверняка и впредь не подставлять себя под удар. Не удивлен, что ты ни капельки не понял смысла моих слов, ума в тебе ноль, но, я думаю, это даже к лучшему. – Рой поднялся с кровати и неспешно направился к двери. – Это наше дело, мое и твое. Конкуренция, Карлос, великая штука, и мне любопытно, насколько далеко ты готов зайти, чтобы доказать всем, чего ты стоишь. Настоящий журналист готов пожертвовать собой, лишь бы добыть информацию, поскольку она – ключ, открывающий все замки. У кого ключ, тот и диктует условия, – он понизил голос. – И мне интересно, готов ли ты умереть ради того, чтобы получить ключ, и в итоге воскреснуть? В последний раз усмехнувшись, он дернул дверь на себя и скрылся за ней.

***

– Дорогие студенты, рада приветствовать всех присутствующих на финальном занятии. Большая радость видеть вас сегодня, поскольку, если вы здесь, то это значит, что вы прошли все испытания, сдали все требующиеся проекты не менее чем на «удовлетворительно» и остались среди лучших из лучших, поскольку, без сомнения, стать выпускниками Нью-Йоркской Школы Журналистики достойны лишь лучшие. Мадам Шик сделала паузу, которую та часть студентов их группы, что не вылетела, заполнила аплодисментами. Диего тоже решил не выделяться, хоть он и чувствовал себя неудобно. Все эти речи про лучших ему претили и отдавались неприятным ознобом. Обернувшись через плечо, он глянул на задние ряды, где расположились угрюмые Никс и Берн, непонятно как умудрившийся добраться до конца обучения. Берн, положа руку на сердце, был тупицей, каких еще поискать, и если раньше он нужен был Джону в качестве секьюрити, то теперь он просто тормозил и не находил себе применения. Только и делал, что спорил с Никс, единственной, с кем он смог познакомиться, и было видно, как он ей надоел. – Отвали, Берн, мне плевать на тебя и твои проблемы, – часто срывалась она так, что не услышать их перебранку было тяжело даже с первых рядов. – Читай по губам: от-ва-ли! Ясно тебе или как? Берн кивал, как болванчик, но уже через час снова доставал девушку идиотскими шутками, случайными мыслями или просьбами помочь. Впрочем, его можно было понять, пропажа человека, которого он наверняка считал другом, плохо отразилась на нем. И если раньше эти довольно забавные для такого человека переживания казались Диего смешными, наоборот, какое счастье, что Рой свалил, то сейчас стало по-настоящему не по себе. Чтобы тот самый Джон, которого он знает, просто так бесследно пропал, ушел, отчислился, отдав по сути все лавры тому, кого считает конкурентом… Нет, это невозможно. Скорее случится апокалипсис, чем Джон Рой признает свое поражение. Более вероятно, что сейчас учеба для него не в приоритете, и он готовит новую игру, ту самую, что предназначалась для Диего. Выжидает момента, чтобы напасть тогда, когда противник будет ожидать этого меньше всего. Ну, либо тот Джон в больнице был лишь чересчур реальным плодом фантазии, больного мозга, сотрясенного ударом, и тут уж ничего не поделаешь. Кто знает наверняка, в аварии его и правда неплохо приложило. – И хоть занятий для вашей группы больше не планируется, не спешите расслабляться. Занятия отменены только потому, что объем работы, который вам предстоит выполнить, считается достаточно большим, чтобы совмещать его с лекциями. Диего тут же напрягся. Ему по горло хватало выпускного проекта в NYSMEF, и дополнительная нагрузка с большой вероятностью снова приведет его в больницу, причем не какую-нибудь, а психиатрическую. – Вашей зачетной работой станет статья, полноценная аналитическая статья, со всеми элементами и нюансами, присущими выбранной вами теме, формату и стилю. Подробности, касающиеся объема, сроков и требований к работе, будут оглашены чуть позднее. А теперь, пожалуйста, вопросы. Но вопросов ни у кого не оказалось. Диего же имел на примете парочку моментов, требующих уточнения, но все равно руку не поднял. Не хотелось показаться полным дураком, плюс, скорее всего, все это будет упомянуто и разжевано в требованиях. Всю пару, которую мадам Шик целиком посвятила повторению прошлых тем, он украдкой поглядывал на Никс и Берна. Почему же все-таки их дружок исчез, прихватив с собой только Мердока? – Колитесь, где Джон? – подошел Диего к ним после лекции. – Его уже целый семестр не видно, что с ним? Никс одарила его презрительным взглядом и проигнорировала, но вот Берн… – Джон? Какой такой Джон? – он почесал лоб. – А-а, это который Рой, да? Так он же вроде как типа… – Заткнись! – грубо перебила его Никс. – Мы не знаем, где он, отвали, Карлос. – Да уж, конечно, – сложил руки на груди Диего. – Не стоит его покрывать, особенно когда один из вас чуть не проговорился. Глупо выглядит. – Лучше один раз показаться глупым, чем быть таким на постоянной основе. Тебе не позавидуешь, тяжело жить без мозга, – прыснула Никс. – К тому же мы никого не покрываем, особенно этого предателя Роя, нам просто плевать, куда он делся. – Ага, плевать! – упер руки в бока Берн. – Он нам не нужен. Он с гордостью посмотрел на Никс, ища одобрения, но та лишь закатила глаза. – Короче, проваливай, Карлос, и никогда больше с нами не заговаривай. У меня на таких деревенщин, как ты, аллергия. И она, прикрыв лицо, прошла мимо. За ней, выпятив грудь колесом, потопал Берн. Проводив их взглядом, Диего пришел к неутешительным для себя выводам: он не выяснил ровным счетом ничего. – Мадам Шик, – чуть позже окликнул он в коридоре преподавательницу, – простите, пожалуйста, но у меня есть к вам вопрос. – Мистер… – она нахмурилась, будто вспоминая его фамилию, – Карлос, вопросы нужно было задавать на занятии. – Это не касается статьи, – отрезал он. – Я хотел бы спросить про одного студента, Джона Роя. Скажите, вы не знаете, почему он вдруг перестал приходить на пары? – А, Джон, – на лице мадам Шик, вечно строгой женщины, появилась улыбка, – он закончил экстерном. Блестяще написал все необходимые статьи и экзамены, смысла продолжать занятия ему не было. Очень способный студент, крайне рекомендую вам взять с него пример. Услышав это, Диего воспылал гневом. Один из «блестящих проектов Джона» - это работа про Е4, написанная далеко не Роем. Интересно только, как он справился со всем остальным, если выпустился раньше. Получается, Джон не такой уж и бестолковый идиот, как Берн, а украденный проект – не что иное, как желание унизить Диего перед всеми. Рисковое желание, его могли поймать, и, возможно, он мог бы сделать более качественную презентацию, если бы взялся за нее сам, но он предпочел украсть чужое. – Но зачем? – в задумчивости произнес Диего. – Затем, что мистер Рой показывал результаты лучше ваших, – презрительно сказала мадам Шик, отчего ему тут же стало невыносимо стыдно за несвоевременные мысли вслух. – До встречи на экзаменах, мистер Карлос. Выходя из Школы, Диего чувствовал себя кроликом, на которого вот-вот нападет удав, неуловимо шипящий где-то за ухом. Все это время Джон не пытался выехать за его счет в учебе, не пытался через него добраться до Лемье, поскольку добраться до него, как выяснилось, не так сложно. Нет, все это время его целью был сам Диего. «Это наше дело», – всплыло в памяти. С этих пор нужно быть начеку и не совершать глупостей. А пока можно ограничиться тем, чтобы просто выговориться. Лучшим выбором в этом плане был Мэтт. Доехав до Астор-плейс, Диего шел по узким петляющим улочкам к дому, где с недавнего времени обосновался Мэтт, и думал, что уж от кого, а от Лемье он ожидал проблем с жильем в последнюю очередь. После инцидента в «Манхеттен Плаза» оставаться в пентхаусе было бы неправильно, поэтому Лемье-старший строго-настрого запретил сыну переступать порог отеля и уже готовился к возвращению того обратно в Торонто, когда на горизонте объявилась Вирджиния, мачеха Мэтта. Одному Богу известно, как именно ей удалось уговорить Жана Этьенна оставить Мэтта в Нью-Йорке, но, так или иначе, теперь он временно жил вместе с ней в Ист-Виллидж. – Жизнь в пентхаусе была совсем другой. Раньше я редко задумывался о быте, уходил утром, ничего не трогая, а когда приходил, все было заправлено, убрано и начищено. Не говоря уже о еде. Мне приходится готовить. Самому, – пожаловался он пару дней назад. – К сожалению, у меня плохо получается, недавно я случайно спалил сковородку. Было очень неловко, но я оставил Верджи деньги на новую рядом с сервантом, надеюсь, она простит мне эту оплошность. Рассказ о происшествии со сковородкой изрядно повеселил Диего. Не то чтобы он сам был гениальным шефом, но как раз потому что не был, знал, где его потолок, и не лез выше собственных возможностей, ограничиваясь сваренными макаронами, салатами и покупными полуфабрикатами. Дом Верджи, как и многие вокруг, покрывал ослепительно-белый снег, но в отличие от остальных тропинка перед входом была расчищена лишь наполовину. На местах, слева и справа от лестницы, где должен быть маленький садик, громоздились сугробы, отчего участок казался чуть заброшенным. Забравшись по ступеням, Диего позвонил в дверь, за которой тут же послышалось перекрикивание. – Я открою! – с трудом разобрал он реплику Мэтта. И через где-то полминуты он и вправду увидел перед собой друга, облаченного в растянутый рождественский свитер и пушистые тапочки, взъерошенного и с разрумянившимися от тепла щеками. Таким преувеличенно домашним Диего его еще ни разу не видел, даже в халате и тюрбане из полотенца он не выглядел настолько мило и уютно. – Привет, Диего, чем обязаны? Лемье отпрянул, пропуская того и холодный ветер заодно внутрь дома. Все-таки здесь было намного приятнее находиться, нежели в необъятном и преувеличенно пафосном пентхаусе. Верджи, пусть и была достаточно богата, явно не стремилась это богатство выпячивать и отстраивать второй особняк Лемье, который по рассказам Эммы был похож на готический замок. – Как твоя нога? – начал издалека Диего. Он опустил взгляд на элегантную матово-черную трость, на которую опирался Мэтт. Довольно длинная, специально сделанная для человека высокого роста, она постепенно расширялась от низа к верху и заканчивалась набалдашником в виде орла, клюв и кончики перьев которого были позолочены. Трость своей строгостью и некоторой вычурностью резко выделялась на фоне всей остальной одежды Мэтта и даже обстановки дома. – Не болит? – Немного, но терпимо. Думаю, до конца января я поправлюсь, – он с какой-то нежностью взглянул на трость. – Так чем все-таки обязан твоему приходу? Очевидно, сюда тебя привела либо необходимость, либо желание посмеяться над моей бытовой инвалидностью. – Либо и то и другое сразу, – улыбнулся Диего, проходя в гостиную, где в кресле-качалке перед камином расположилась хозяйка дома. – Здравствуйте, Вирджиния! – О! – воскликнула она, оборачиваясь на голос. – Здравствуйте. Вы ведь Диего, да? Прошу прощения, старость не в радость, память начинает серьезно подводить. Надеюсь, вы не будете против, если я на пару секунд украду Мэттью? Она, не дожидаясь ответа, подошла и ухватила Мэтта под руку, утянув за собой в другую комнату, откуда тут же послышались восклицания. – Мэтт! Ты бы хоть предупредил, что у нас будут гости, я бы хоть привела себя в порядок и не выглядела как старая щетка для обуви. – Ты и так не выглядишь как щетка для обуви, – парировал Мэтт. – Пожалей, Диего, он не хочет опять стесняться твоей красоты настолько, чтобы начать нести ерунду. – Льстец и подхалим, вот ты кто, – упрекнула его Верджи, но явно не всерьез. – Ладно, брысь отсюда, считай, что тебе снова повезло. Вернулся в гостиную Мэтт без нее и с кошачьей улыбкой на лице. Прихрамывая, он дошел по кресла-качалки и опустился в него, скинув тапочки и вытянув ноги к камину. Садясь на пуфик рядом, Диего заметил, что на покалеченную ногу у него надето нечто, похожее на носок с отсутствующей передней частью. – Ну вот, наконец-то мы можем поговорить. Не заставляй меня в третий раз спрашивать о цели твоего визита. – Да-да, прости, – смутился Диего. – В общем-то… я хотел узнать, как ты поживаешь. – Врешь, – складывая руки в замок, сказал Мэтт. – Дело не в этом. – Ну, да… – по идее стоило бы перестать тестировать Лемье в качестве полиграфа и просто выложить то, что отравляет душу, но почему-то только в теории это легко. – Как прошли каникулы? – Каникулы… – вздохнул Мэтт. – Увлекательно, если считать походы по судам увлекательными. Но вообще хороший вопрос, переадресую его тебе: а как прошли твои каникулы? Он пристально всмотрелся в понурившегося Диего. – Если честно, отвратительно. Ты знаешь, я ведь попал в аварию, – Лемье вопросительно приподнял бровь, – так получилось. Как видишь, все обошлось, за исключением несильного сотрясения мозга и того, что у меня временно аннулировали мои водительские права, и теперь я вынужден буду полгода ездить на метро и выплачивать штраф и страховку. Мне еще повезло, на самом деле, что моя мать была там и смогла меня выгородить, могли бы вообще лишить прав. Итого, это была плохая идея – делать меня водителем, я ужасен в вождении. – Не знаю всей ситуации, но не думаю, что это так. Скорее, тебе стоит перестать садиться за руль во время стресса и приступов нервозности. На взводе и не такое наделаешь, – он, хватаясь за подлокотники, привстал. – Получается, ты пришел, потому что тебе нужны деньги? Что ж, не проблема, сколько? – Нет-нет! – возразил Диего, в порыве схватившись за чужое колено и сразу же со стыдом дернувшись назад. – Не надо мне денег, я не из-за этого здесь. – Так из-за чего же? – похоже, Мэтт терял терпение. – Я весь внимание. – Ладно… – нужно собрать воздуха в грудь и храбрость в кулак. – Дело в Джоне Рое. Пока я лежал в больнице после аварии, он заглянул ко мне в палату. Он странно выглядел, у него были длинные рыжие волосы, торчащие во все стороны, как если бы он был химиком и у него взорвались реагенты, но притом никто, у кого я спрашивал, не видел его на территории больницы. Он сидел на койке и говорил со мной, точнее… – Диего зажмурился, – запугивал. Он сказал, что переживает за меня, что хотел проверить, жив ли я, и если да, то это ненадолго. Он что-то вновь замышляет, что-то, где главной целью буду я, он так и сказал: теперь это наше дело. Я боюсь и не знаю, что делать, потому что мне подкинули квест, из которого я вряд ли выйду живым. В гостиной повисла тишина, изредка нарушаемая тихим потрескиванием тлеющих поленьев. – По-моему, ты преувеличиваешь, – тягуче произнес Мэтт, глядя на огонь. – Джон, конечно, зачастую не ведает, что творит, но он никогда всерьез не желал кому-либо смерти. Если он что-то такое и говорил, то только в качестве самозащиты. – Я сомневаюсь, что попытка втянуть меня в его очередные игры, где я якобы должен доказать, чего стою, это самозащита. Как раз таки наоборот, открытое нападение. Слушай, он не тебе мстить хочет, он хочет избавиться от меня, потому что я смог стать твоим другом. Потому что он думает, что мы теперь конкуренты, а конкурентов в его понимании надо убирать с дороги. Он ненормальный, Мэтт, как ты этого не видишь? Тот, перебирая пальцами по подлокотнику, прикрыл глаза. – Ты уверен, что это точно был Джон? Ты мог обознаться. Тебе могло это присниться. В конце концов, никто, кроме тебя, его не видел, и ты пережил сотрясение, кто знает, насколько… – Это был он! – перебил его Диего, повысив голос. – Это был Джон Рой, собственной персоной. Твой бывший приходил в мою палату, грозил мне смертью и сделал мне больно, зажав плечо. Видение не может сделать больно. Не может быть настолько реальным. Не я тут сумасшедший, а он, почему ты мне не веришь? Почему пытаешься оправдать его? Почему… – он осекся. – Погоди… ты что… Осознание снизошло на него, как лавина со скалы. – Только не говори, что ты все еще… все еще любишь его. Мэтт отвернулся от камина и Диего так сильно, как только мог, но скрыть проступившие сквозь маску неприступного спокойствия горечь и разочарование все равно не смог. – Увы, – сказал он. – Разумом я понимаю, что это абсолютно иррационально, но ничего не могу с собой сделать. – Но ведь это давно в прошлом! – возмутился Диего. – А как же Эмма? – Если бы мы могли просто взять и удалить мешающие чувства, то всем было бы жить намного проще, не так ли? – огрызнулся Лемье. – Если ты владеешь подобной техникой, то я рад за тебя, хотя у меня есть сомнения, ведь тогда бы не пришлось вспоминать Эмму по любому поводу. Сказав это, Мэтт поджал губы, сглотнул и опустил голову, опасаясь смотреть опешившему Диего в глаза. – Прости. Прости, пожалуйста, я не хотел. Все, что я имел в виду – мне жаль, что Джон решил переключиться на тебя. То, что он стал таким – моя вина. Целиком и полностью. Я попытался сделать его хоть немного счастливее, я хотел, чтобы он научился ценить себя и свою жизнь, я надеялся на то, что у меня получится вывести его из предсмертного состояния, потому что сколько я помню Джона, единственный человек, которому он желал смерти – он сам. – В смысле? Обида за сказанные слова все еще неприятно жгла нутро, но интерес пересилил. – Большую часть своей юности он находился в депрессии, которая иногда перемежалась вспышками агрессии и самобичевания. Я сейчас уже не вспомню, сколько раз я ловил его на попытках самоубийства и селфхарме. Много, достаточно для того, чтобы сделать однозначные выводы о том, что ему нужна помощь. К сожалению, процесс не пошел, Джон отказывался идти к терапевту, говорил, что с ним все хорошо, а я, как и его отец, пытаюсь скинуть его на кого-то другого, так что у меня просто не было выбора. Мне пришлось стать его терапевтом, отдушиной, человеком, с которым он может поделиться всем на свете, самостоятельно. Думал ли я, что совершаю ужаснейшую ошибку в своей жизни? Да, думал, но, – Мэтт выглядел так, словно вот-вот расплачется, – эмоции победили. Теперь я понимаю, что ошибочно давать привязанности решающий голос в таких делах, ни к чему хорошему это не приведет. – Ты пытался ему помочь, а он в итоге ответил тебе презрением, – Диего не понимал, зачем говорит это и пытается защищать Мэтта, на которого по идее должен был бы обидеться. – Ты действовал из хороших побуждений. – Возможно, но меня это слабо оправдывает. Я создал Джона тем, кто он есть сейчас, думаю, я заслужил того, чтобы он меня презирал, – Лемье хмыкнул. – Скорее всего, тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но вы с ним во многом схожи, только ты в разы сильнее. Основная моя проблема в том, что я не сразу это осознал и чуть не совершил вторую, не менее ужасную ошибку. Я захотел познакомиться с тобой поближе только потому, что решил, будто тебе нужна моя помощь. Но на самом деле помощь нужна была мне, и я рад, что мы друзья, ведь ты смог мне ее оказать. – Я? – приподнял бровь Диего. – О чем ты? – О том, что ты помог мне опуститься с небес на землю и увидеть, что объективно я ничем не лучше Джона, тебя, Эммы или любого другого человека. Я был глупцом, думая, что смогу стать спасителем хоть для кого-то из вас. Хорошо, что я вовремя до этого додумался, пока не стало слишком поздно, и ты не пополнил ряды людей, испорченных моим влиянием. – Вряд ли бы это произошло, – в камине громко хрустнуло. – Я терпеть тебя не мог на протяжении всего первого курса. Не уверен, впрочем, что сейчас что-то радикально изменилось. Мэтт рассмеялся. – Только это тебя и спасает, – он, глубоко выдохнув, откинул растрепанные волосы назад и поднялся на ноги, цепляясь за трость. – Как насчет чашечки кофе? Надеюсь, я понял принцип работы кофеварки и не сломаю еще и ее.

***

Переминаясь с ноги на ногу, Диего стоял на пороге коттеджного домика на окраине Нью-Йорка. Чтобы добраться сюда, ему потребовалось недюжинное рвение и почти два часа потраченного времени, и он искренне надеялся, что поездка окажется не напрасной. Тем не менее, с первого раза никто не открыл, так что пришлось жать на звонок повторно. Не может быть, чтобы в доме совсем никого не было, потому что иначе человек, живущий в нем, нарушил бы закон повторно. Не то чтобы Диего очень верил в сознательность Лотарио Бланко после того, что он провернул с его матерью, но вдруг заключение под домашний арест на время следствия благотворно на него повлияло. Послышался лязг снимаемых металлических цепей, скрип старых замков, и дверь приоткрылась. В проем, едва вмещающий человеческое лицо, высунулась женщина явно южного происхождения. Местами поседевшие ее волосы выбивались из неаккуратного пучка и спадали на большие, подернутые страхом глаза, обращенные к незваному гостю. – Здравствуйте, – с мягким акцентом тихо произнесла она. – Что я могу вам помочь? [3] – Я ищу Лотарио Бланко, – пояснил Диего, – он здесь живет? – А, mi hijo, да, он здесь, но он не хотел никого видеть. Он сейчас… muy triste… грустить. Она шмыгнула носом и промокнула глаза цветастой шалью, спадавшей с ее худеньких плеч. – Да, я понимаю, но я… э-э… пришел поговорить, – приврал Диего, надеясь, что настаивать на том, чтобы женщина впустила его в дом, не придется. – Просто поговорить, ну, понимаете, разговор. Он изобразил руками беседу, боясь, что его не поймут, но, напротив, его поняли очень даже хорошо. – А, так вы друзья? – возликовала она и распахнула дверь, давая Диего войти. – Что вы раньше не сказал? Проходи быстрее! Спорить с ней он не стал. Конечно, не очень красиво обманывать эту милую, едва говорящую по-английски сеньору, но иного способа пробраться в дом у него не было. Он, говоря откровенно, вообще не ожидал, что у него получится войти, все же, открой ему сам хозяин, вряд ли он воспылал бы желанием пускать того, из-за кого ему приходится изо дня в день торчать в четырех стенах. – Так замечательный, что Лотарио имел друзей! – ворковала женщина. – Он у меня такой одинокий, любит быть раз! – Что, простите? – переспросил Диего. – Любит быть раз, – повторила она. – Не любит говорить с людьми. Иди в гостиную, а я сделала чай, хорошо? – Хорошо, – кивнул Диего, провожая ее взглядом. Он знал, что с минуты на минуту в помещении появится сам Бланко, и перед тем, как они встретятся, стоит еще раз повторить свой план. Итак, он здесь, чтобы как можно больше узнать о том, кто такой Лотарио Бланко, почему он такой мерзкий говнюк и зачем полез к матери, не говоря уже о том, как он вообще докатился до преступной жизни. Короче говоря, цель на сегодня – добыть как можно больше провокационной информации, потому что если ему это удастся, то его выпускная статья станет самой эксклюзивной не только на потоке, но и, возможно, в истории Школы. Сомнительно, что хоть какому-то из предыдущих студентов удавалось взять интервью у преступника, которого он же и поймал. Если все получится, то мадам Шик будет в восторге, а сокурсники вне конкуренции. Со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, донеслись шаги. Диего хоть и сидел к ней спиной, догадался, кому они принадлежат. Быстрые, легкие, будто крадущиеся. Лотарио даже в собственном доме будто пытался оставаться незамеченным. Нацепив самую доброжелательную из своего арсенала улыбку, Диего приготовился к одному из сложнейших переговоров в своей недолгой жизни. Если его не изобьют, не убьют и не прикуют к батарее, будет прекрасно. Шаги стихли, больше ничего не нарушало тишину. Его заметили. – Добрый день, – глухо сказал Бланко и начал обходить диван, чтобы увидеть гостя в лицо. – Кто вы и что здесь делаете? Диего продолжал сидеть смирно, не издавая ни звука. Будет лучше, если Бланко сам все поймет. Тот как раз зашел с левой стороны и, наконец увидев, кто к нему явился, застыл как вкопанный. – Вы! – воскликнул он, бледнея. Диего же захотелось припечатать его чем-то тяжелым. Скопившееся отвращение к этому человеку бурлило внутри и норовило выплеснуться без остатка. – Что вы здесь делаете? Вы разрушили мою жизнь, а теперь еще и преследуете меня? Что вам нужно? Хотя, знаете, мне все равно, что вам нужно, уходите! Уходите из моего дома немедленно! Диего едва поборол желание вскочить с дивана и наброситься на этого гада. Единственное, что его удерживало – некоторое злорадство; не нравится, значит, когда кто-то к тебе без твоего спроса в дом суется, да? Перед взором на секунду встала жуткая картина распластавшейся на полу Людмилы, а в носу вдруг отчетливо заиграли нотки того мерзкого одеколона… В этот момент в комнату влетела женщина, впустившая Диего, и, увидев их, гневно смотрящих друг на друга, чуть не выронила поднос с чаем из рук. – А что случился? – захлопала она глазами, и Бланко, услышав ее голос, тут же обернулся. – Мама, как он здесь оказался? Ты его впустила?* – спросил он ее о чем-то по-испански. – Да, он сказал, что вы с ним друзья. Он хотел поговорить, а что такое?* – То, что этот человек опасен! Тебе не стоило пускать его. Пожалуйста, не делай больше подобного, я не переживу, если с тобой что-то случится. В следующий раз дождись меня.* – Но что теперь делать? Вызывать полицию?* – Нет, не надо, я сам с ним разберусь, а ты иди к себе, хорошо?* Женщина закивала головой. Бросив поднос с чаем, она закуталась в шаль и, с ужасом поглядывая на Диего, убежала к лестнице. Он не знал, что Бланко ей наговорил, и к чему стоит готовиться, но решил, что ничего хорошего ему уж точно не светит. Какая же это все-таки была дурацкая идея – лезть прямиком в змеиное логово. На что он надеялся? Что Лотарио с распростертыми объятьями станет встречать его у входа? Амбиции в очередной раз застлали здравый смысл. – Уходите! – повторил уже по-английски Бланко, указывая на дверь. – Уходите и забудьте этот адрес! – Прошу прощения, но я никуда не уйду, пока не получу исчерпывающие ответы на все вопросы. Диего сложил руки на груди и с вызовом посмотрел на своего визави. Будучи в кои-то веки решительно настроенным, он не собирался покидать это здание, только если его не выволокут отсюда за ухо. – Как вы смеете! – возмутился Бланко, отчего его и без того кислое лицо сморщилось еще сильнее. – Это мой дом, и если вы не покинете его сейчас, то я вынужден буду перейти к экстренным мерам. – А, то есть как в чужие дома проникать и доводить чужих родственников до полусмерти, так это пожалуйста, а как в ответку то же самое получать, так уже как вы смеете?! – вскинулся Диего, теряя самообладание. – Вы чуть не убили мою мать! Я требую ответов, как, зачем и почему! Зрачки Лотарио расширились. – Простите? Сначала вы обвиняете меня в мошенничестве, а теперь и вовсе в покушении? Вы в своем уме? – Я-то как раз да, раз мне хватает такта держать свои руки подальше от чужих семей! Диего поднялся с дивана и всем корпусом подался вперед. Еще одно неаккуратное слово, и он выцарапает Бланко глаза. – Послушайте, – выдохнул тот, поднимая руки. Похоже, он готов был отступить. – Это все одно огромное недоразумение, клянусь. Вы правы, я познакомился с вашей матерью несколько месяцев назад, но я, упаси господь, не пытался ни грабить ее, ни калечить, ни тем более убивать. Нас связывали исключительно приятельские отношения, и я сам сейчас не нахожу себе места. Не могу поверить, что во всем случившемся обвиняют меня, и самое ужасное – мне никак не объясниться Людмиле, ведь я даже из дома не могу выйти… Не успел он договорить, как Диего выставил вперед указательный палец и рыкнул: – Не смейте, слышите, не смейте даже говорить о Людмиле, не то что подходить к ней! Вы заслужили ровно то, что заслуживаете! Хотя, будь моя воля, я бы не стал тянуть и уже сейчас запер вас за решеткой. – Флаг вам в руки, – неожиданно спокойно ответил Бланко с пренебрежением. – Если лишить свободы невиновного – это то, чего вам так хочется, пожалуйста. Но я не уверен, сможете ли вы спокойно жить после этого. – Если в этой комнате и есть невиновные, то точно не вы, – процедил Диего. – Против вас все улики, а Людмила сама узнала вас на дознании. Недолго вам осталось на свободе. – Конечно, она меня узнала. Может быть, вы и страдаете амнезией, но она – нет, поэтому узнать во мне своего знакомого не составило для нее труда. Вы что, не узнаете своих друзей по лицу? Со стороны лестницы снова донеслись торопливые, отчетливые шаги, словно кто-то бежал вприпрыжку. Не прошло и секунды, как с нее сошел парень, похожий внешне на Лотарио, но более молодой и менее отталкивающий. Он казался очень знакомым, но Диего все никак не мог понять, почему. – Лотарио, я слышал крик, что происходит? – начал с волнением спрашивать он, что удивительно на английском, но вдруг осекся, уставившись на гостя. – Диего? Что ты тут делаешь? – Я… – только и произнес тот, чувствуя себя словно простреленным насквозь. Он довольно долго смотрел на парня, пристально, изучающее и даже не скрывая своего интереса, но все никак не мог вспомнить, кто он. – Ты… – Вижу, я был прав, с распознаванием лиц у вас действительно проблемы. Это Фредерик Бланко, мой младший брат. – Мы учились в одном универе, – слабо улыбнулся парень. – Я Дред, мы познакомились на хэллоуинской тусовке несколько лет назад, помнишь? Там еще Нгози была. И Сьюзан. Ла-Нинья которая. Догоняешь? И тут его осенило. Дред, Нгози, Хэллоуин… Парень, который прямо сейчас стоял рядом и мило улыбался, который учился на одном курсе с Нгози, который был диджеем на той тусовке и который роднился с человеком, чуть не разрушившим его жизнь, был одним и тем же человеком. – Почему ты пришел? – продолжил расспрос Дред, который, впрочем, уже расплел свои дреды. – Я к тому, что сейчас не самое лучшее время для тусовок, у нас в семье небольшие проблемы, так что, боюсь, я пас. – Я… – снова не нашелся, что сказать, Диего. – Не переживай, Фредерик, – повел рукой Лотарио. – Ни на какую тусовку тебя никто не приглашает, да и если бы приглашали, я бы не разрешил тебе идти туда с этим человеком. Не хотелось бы, чтобы он устроил нам еще большие проблемы, нежели сейчас. – В смысле? – непонимающе взглянул Дред на брата, а потом и на Диего. – Ты хочешь сказать, что… Нет, не может быть! – Именно. Дред выглядел шокированным. Мягко говоря. Вся доброжелательность и радость от встречи с давним знакомым исчезла вмиг. – Диего, это правда? – голос его надорвался. – Это из-за тебя моего брата подозревают в каких-то там аферах? Как ты мог! Я думал, ты порядочный человек, а тут… такое… что мы тебе сделали, чтобы ты нас так подставил? – Я… Я не подставлял, я… – А как тогда это называется?! – всплеснул руками Дред. – Мой брат из-за тебя лишен права выходить из дома и работать, хотя он всю жизнь шел к этому! Он учился, зарабатывал себе авторитет, клиентскую базу, а ты все испортил! – Но моя мать… – в очередной раз в исступлении повторил Диего. – Я хотел спасти ее. – Что за бред, никто из нас ей никогда не угрожал! Более того, она сама просила у моего брата содействия! – возразил Дред. – Узнала, что он риелтор, и умоляла помочь ей подобрать новый дом. Я ведь прав, да? Ты еще говорил, что она упоминала Флориду, да? – Да, – тяжело выдохнул Лотарио. – Я пообещал сделать все, что в моих силах, но для этого мне нужно было собрать некоторые документы. С ее разрешения, конечно же. Поэтому тот факт, что на них нашли мои отпечатки, неудивителен. Очень жаль, что Людмиле нездоровится, и она не может вспомнить то, что сама давала мне их. Что же с ней случилось? Инсульт с потерей памяти? Вроде как она жаловалась на недомогания и… – Наркотики! – не дал ему договорить Диего. – Наркотики, вот что! Кто-то накачал ее этой гадостью, и я был уверен, что это… – Мой брат? – кажется, Дред уже не на шутку разозлился. Диего видел в нем себя еще каких-то пять-десять минут назад. – Ты совсем крышей поехал, Карлос? Если бы он был наркобароном, то я бы точно об этом знал, а полиция при обыске, который у нас уже устраивали из-за твоих идиотских сказочек, точно бы что-то обнаружила! Но нет, все чисто, поэтому, к огромному счастью, мой брат все еще здесь, а не в тюрьме, хоть и не может переступить порог. И все благодаря тебе, – он зажмурился, явно борясь с желанием кинуться на Диего. – Знаешь, я поклялся, что выскажу все в лицо тому, кто за этим стоит, но никак уж не мог подумать, что им окажется кто-то из моих друзей. Однако клятва есть клятва, а я, как и мой брат, человек честный. Ты просто мерзавец, Диего, мне противно от того, что я считал тебя достойным другом, пусть мы и не очень часто пересекались. Не хочу тебя знать. Вали отсюда. Вали и, прошу, никогда больше не попадайся на моем пути, пути моего брата или пути нашей семьи. Слишком много от тебя бед. И он, бросив на ошеломленного Диего полный искренней ненависти взгляд, развернулся и побежал вверх по лестнице. – Что ж, прошу прощения за брата, он иногда бывает… – уголки губ Лотарио чуть приподнялись в усмешке, – вспыльчивым. Так, что, у вас еще остались ко мне какие-либо вопросы? Вопросов не осталось. Как не осталось ни сил, ни надежды, ни веры в кого-либо. Все, что Диего ощущал – невероятное опустошение. Его тошнило. Не столько от слабости и внезапного головокружения, сколько от самого себя. Не хотелось этого признавать, но если на секундочку представить, что Лотарио правда не пытался навредить Людмиле и обмануть ее, то… Да, худшие опасения потихоньку всплывали на поверхность. Он заложил ни в чем не повинного человека.

***

Осознание потенциального просчета серьезно подкосило Диего и заставило его в очередной раз замуроваться в стенах собственной комнаты. Словно в знак солидарности с Лотарио, которого, вероятно, по ошибке посадили под домашний арест. Чудовищной и жестокой ошибке. Хотя, конечно, он не был до конца уверен в том, что сказанное в доме Бланко было правдой, в попытках ухватиться за спасательный круг человек будет делать что угодно, вплоть до лжи, манипуляций и давления, но отчего-то встреча с Фредериком, известным ранее как Дред, произвела неизгладимое впечатление, а его слова оставили после себя глубокую рану. Диего прокручивал ту сцену в голове вновь и вновь, надеясь зацепиться за очевидный обман, за плохо скрытую фальшь, за хоть какую-то нестыковку, и каждый раз терпел неудачу. Дред в его голове, как и в реальности, говорил до невозможного искренне, испуганно, растерянно и разозленно, так же, как говорил бы сам Диего. Его близкий родственник оказался под угрозой, иной реакции просто и быть не могло. Людмила, понятия не имеющая, что так расстроило сына, пыталась вытащить Диего из фрустрации, но одним только своим видом загоняла его туда сильнее. Если бы он хорошо подумал перед тем, как набрасываться с обвинениями на Бланко, то ничего бы этого не было. Если бы он не ссорился с матерью, ничего бы этого не было. Если бы он не съехал, ничего бы этого не было. Это правда. Он снова виноват во всем. Айфон, закинутый под подушку, завибрировал. Достав его, Диего увидел, что вызывает его не кто иной, как Мэттью Лемье. Глядя в экран, он не знал, стоит ли отвечать, или лучше сделать вид, что его тут нет и в ближайшее время не предвидится. Тяжело вздохнув, Диего все же принял вызов. – Здравствуй. Как хорошо, что ты взял трубку… – послышался взволнованный, будто даже перепуганный голос Мэтта. – Мне… хмм… нужна твоя помощь. Скажи, не мог бы ты пустить меня к себе домой на некоторое время? Меня бы это здорово выручило. – Ну, могу, – неохотно признал Диего. Был соблазн соврать, что он занят, но отчего-то этот нетипичный для Мэтта тон вызвал у него когнитивный диссонанс. Интересно, что вообще могло случиться, что сам Лемье просит помощи у такого лопуха, как он. – Отлично, – сразу же после короткого ответа послышались гудки, а потом и звонок в дверь, за которой обнаружился сам звонивший. – Еще раз здравствуй. Спасибо за отзывчивость и оперативность. – Не за что, – впустил Диего припорошенного снегом Лемье в квартиру. – А если бы я не согласился? – Тогда я бы продолжал жать на дверной звонок до тех пор, пока ты не передумал, – улыбнулся тот, а Диего скрестил руки на груди. – Знаешь, меня немного напрягает это твое стремление долбиться в закрытые двери. – Только вот никакое это не стремление, а чистая тактика. Настойчивость частенько бывает полезна, так как двери не закрываются просто так, за ними обязательно есть что-то ценное, тогда как открытые зачастую являются ловушкой или просто пустой тратой времени. А я ценю свое время. – Допустим, – отмахнулся Диего. Мысль была слишком спорна, а настроение не способствовало тому, чтобы дискутировать. – Так зачем ты пришел? Что-то стряслось? – М-м, да, можно и так сказать, – замялся Мэтт, севший за стол. – Видишь ли, я все еще не до конца освоился в новых условиях, и из-за нехватки опыта, э-э, нарвался на неприятности… У тебя попить не найдется, в горле что-то пересохло. – Что на сей раз? – буднично спросил Диего, ставя перед гостем кружку с водой. – Уборка? Глажка? Лемье обхватил кружку руками и с виноватым видом уставился в нее, будто остерегаясь смотреть Диего в глаза. Сейчас он точь-в-точь выглядел как нашкодивший ребенок, который не выдержал мук совести и пришел сдаваться родителям с поличным. – Стирка, – выдавил он, морщась. – Кто знал, что нельзя стирать красные вещи с белыми? Теперь они все розовые! – Все. Все это знают, Мэтт, – удивился Диего. – Серьезно, это же стандартный гэг даже в мультиках для самых маленьких, как ты мог этого не знать? – Я никогда не смотрел, не смотрю и не собираюсь смотреть мультики для самых маленьких, – лицо Мэтта ожесточилось. Последний комментарий уязвил его. – Зато я тщательно изучил бирки на предмет рекомендованных температур и режимов, прочитал инструкцию по использованию стиральной машины и даже проконсультировался с интернетом, но нигде, черт подери, не было ничего сказано про смешивание цветов. Я клянусь, хуже этого только рецепты, предлагающие добавлять ингредиенты по вкусу и на глаз, – он прикрыл глаза, справляясь с захлестнувшей его излишней эмоциональностью. – Как люди живут в этом хаосе? – О, ты знаешь, мы уже привыкшие. Как там говорил Эйнштейн, гений властвует над хаосом? – Во-первых, нет ни одного достоверного доказательства того, что фраза его авторства, а во-вторых, даже если и его, вероятно, он имел в виду случайную совокупность чисел или хаотичное движение частиц. – Один-один, – пожал плечами Диего. – И все-таки не понимаю, чем я могу быть полезен? – Тем, что ты однозначно лучше разбираешься в домашних делах, и я был бы очень тебе признателен, если бы ты поделился со мной всем тем, что якобы должен знать каждый, – Мэтт фыркнул. – Вот ты, к примеру, знаешь, что будет, если удалить папку System32? – Э-э, нет… – Вот именно! Об этом я и говорю, хотя, по моему мнению, это должен знать каждый, но ты об этом не знаешь. – Ладно, я понял, но все равно, почему я? Почему не Эмма? Что-то мне подсказывает, что как минимум в готовке она разбирается получше моего. – Потому что, – Мэтт в одно мгновение стал серьезнее некуда, – она вообще не должна знать о том, что я сегодня был здесь, о том, что я тебе сказал, и о том, что я не справляюсь. Этот разговор останется в стенах этой квартиры, ясно? – Ты что, мне угрожаешь? – Пока нет, – Лемье смотрел прямо в глаза, не моргая, из-за чего по спине пробежали мурашки. – И, надеюсь, не придется, – лицо его чуть смягчилось. – Пожалуйста. – Хорошо, я расскажу все, что сам знаю, – обнадежил Мэтта Диего. – С чего бы начать?.. – За это не переживай, – сказал тот и достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист. – Я составил список волнующих меня вопросов, состоящий из тридцати восьми пунктов. Каждый их них расставлен в порядке приоритетности, так что я бы рекомендовал идти по очереди. Ах да, минуточку! – следом из кармана показалась записная книжка и ручка Parker. – Итак, я готов, можешь начинать. Лекция об основах домохозяйства оказалась на удивление длинной. Проходясь по представленным вопросам, Диего то и дело уходил от них в сторону, попутно вспоминая те или иные детали и нелепые истории из своей жизни, поучающие о том, почему класть яйцо в микроволновку чревато, и чем кондиционер для белья отличается от кондиционера для волос. Мэтт послушно конспектировал основные, наиболее важные моменты, и Диего невольно поразился тому, что все это происходит взаправду. Он привык к тому, что это он вечно нуждается в советах, в наставлениях и присмотре, поэтому сильно растерялся, когда ему предложили буквально поменяться местами. Он всегда полагал, что нет такой области, в которой не разбирался бы Мэтт, но вот он здесь, поучает его о том, что «на глаз» в рецептах обычно означает, что ингредиенты для блюда могут быть настолько разные, что выявить идеальную пропорцию для всех случаев невозможно, поэтому и приходится экспериментировать. Не зря же кулинарию порой считают одной из ветвей искусства. Впрочем, к искусству Лемье был по большей части равнодушен, в чем честно однажды признался. Удивительный парень, что может решать сложные задачи, управлять целой компанией и видеть людей насквозь, но не в состоянии управиться со сковородкой и стиральной машиной. Как же все-таки легко оказалось разрушить образ идеального сверхчеловека. – Думаю, это все, – подытожил Диего. – Твое обучение закончено, падаван, теперь ты на шаг ближе к тому, чтобы стать кухонным джедаем. – Джедаем? – вопросительно приподнял бровь Мэтт. – О-о, ясно, это будет темой следующей лекции, – в этот момент раздалась мелодия вызова. Диего сначала решил, что звонят ему, но, ощупав карманы, понял, что оставил айфон в спальне. – Это Верджи, – глянул на экран Лемье. В глазах его читалась паника. – Похоже, она увидела, что стало с ее любимыми брюками, – он подтолкнул вибрирующий гаджет к Диего. – Ответь ты. – Я? С какой стати? – С такой, что я очень сильно и самоотверженно прошу тебя это сделать. Проведя пальцем, он принял вызов и виновато улыбнулся. – Тебе повезло, что я у тебя в долгу, – недовольно прошептал Диего и поднес чужой айфон к уху. – Здрасте. – Кто это? – злилась на том конце Верджи. – Где Мэтт? – Это Диего Карлос, – и по молчанию стало очевидно, что требуется пояснение. – Ну, хэллоуинская история про обмен телами. А Мэтт сидит рядом со мной, – тот замотал головой. – Да-да, на кухне, в моей квартире на Брайтон-Бич, – а потом и замахал руками. – Угу, боится ответить на звонок настолько, что попросил об этом меня. – Ясно, – заключила Верджи, – скажи ему, что я очень жду встречи с ним и как можно скорее. Чем дольше мне придется ждать, тем злее я буду становиться, хотя злее уже некуда. – Ладно, передам, – улыбнулся Диего в тридцать два зуба, вовремя отпрянув, не давая Мэтту вырвать телефон из рук. – А вам, кстати, рекомендую брать с него штрафы за порчу имущества. Глядишь, так дойдет. – Карлос! – прикрикнул Мэтт и, воспользовавшись случившимся у того приступом смеха, отобрал айфон. – Верджи, послушай, я… Но, похоже, женщина уже бросила трубку. – Очень смешно, – набросился на ухохатывающегося Диего он. – Я просил поддержать меня, а не загонять в угол. – А я и поддержал, – утер слезы Диего, – уверен, Верджи прислушается к моему совету и перестанет так остро реагировать на испорченные вещи, которых обязательно станет меньше. – Деньги хороший мотиватор, страх – не очень, а мешать одно с другим и вовсе опасно, – Мэтт поднялся с места. – Что ж, пойду домой. Пожалуй, на сегодня с меня хватит. – И это правильно, тебя еще ждет разговор с Верджи, – хихикнул Диего. – Удачи! – Н-да уж, – невесело протянул Лемье, запахиваясь в пальто. – Пусть все пройдет так, как должно. Вселенная в редких случаях ошибается. – Вау, что за фатализм! Я думал, ты за рациональный подход. – Так и есть, и я убежден, что случайности не случайны, а все, что ни происходит, подчинено строгой логике. Даже такая мелочь, как испорченные вещи, должна привести меня к чему-то. И тебя, возможно, тоже. И что бы то ни было, нужно быть к этому готовым, – в облике Мэтта промелькнула тень задумчивости. – В моем случае, пожалуй, стоит забежать в банк и перевести Верджи деньги на карточку. Закрыв за другом дверь, Диего подумал, что ему тоже есть, к чему готовиться. Слушание по делу Бланко было назначено на первый день февраля. Все его сомнения должны были решиться в следующую пятницу.

***

– … Итак, сторона защиты закончила свое выступление, правильно? – Так точно, ваша честь. Статный мужчина в строгом черном костюме форменно улыбнулся и переглянулся с Лотарио Бланко, сидевшем на скамье подсудимых. Тот казался спокойным как удав, и даже нахождение на волоске от лишения свободы его не пугало. – Подтверждает ли главный свидетель, потерпевшая Людмила Карлос, что сказанное адвокатом подсудимого – правда? – Да, ваша честь, – Людмила выглядела растерянной, испуганной и более бледной, чем обычно. – Я действительно не помню очень многое из того, что происходило в те недели. – Да, вижу, – судья опустила взгляд на лежавшие перед ней бумаги. – И вы подозревали гражданина Бланко в покушении на вас и ваше здоровье? – Ну… – она замялась. – Немного подозревала. – Господин прокурор, что говорится по этому поводу в отчете полиции? – Ваша честь, – с места поднялся мужчина, на груди которого виднелся знак отличия, – Полицейский департамент Нью-Йорка получал ордер на обыск дома мистера Бланко. Обыск проводился отрядом во главе с офицером Ронгом девятого января этого года. В ходе обыска никаких запрещенных веществ обнаружено не было. – Спасибо, господин прокурор. Таким образом, причастность подсудимого к отравлению потерпевшей подтвердить невозможно, – судья сделала паузу. – Обе стороны предоставили свои показания, полно и честно ответив на вопросы суда. Если ни одна из сторон больше не может ничего добавить, то слово предоставляется совету присяжных для вынесения окончательного решения по рассматриваемому делу. – Ваша честь, – поднялась со своего места на возвышении женщина и стала зачитывать то, что было написано у нее на листе. – Исходя из представленных защитой и обвинением показаний, а также учитывая показания свидетелей, совет принял решение о том, что существующих по делу вещественных доказательств, в частности наличия на документе о недвижимости, принадлежащей госпоже Людмиле Карлос, отпечатков пальцев господина Лотарио Бланко, а также факт обыска, подтвердившего непричастность подсудимого к отравлению потерпевшей, недостаточно для вынесения обвинительного приговора. Решение принято и одобрено всеми членами совета присяжных заседателей в добром здравии и ясном уме. Женщина закончила читать и протянула лист мужчине, который передал его судье. – Таким образом, решением от первого февраля две тысячи тринадцатого года, судом постановлено, что гражданин США Лотарио Симон Армандо Бланко, проживающий в городе Нью-Йорке, боро Куинс, признается невиновным и освобождается из-под стражи и домашнего ареста. По залу суда раздался оглушительный удар молотка, ознаменовавшего победу Бланко и проигрыш Диего. – Однако в виду клеветы по отношению к Лотарио Бланко со стороны обвинителя Диего Кристиана Карлоса, он приговаривается к пожизненному заключению! – внезапно с хищной улыбкой произнесла судья, и все как по команде обернулись к осужденному, ощутившему на себе сотни уничижающих взглядов. Все шло не по сценарию, такого поворота событий уж точно никто не ожидал. – Схватите его! – крикнул кто-то из зала, и двое служителей порядка двинулись в его сторону. Смекая, что дело пахнет жареным, Диего попытался дать деру, но с ужасом обнаружил, что ноги намертво приклеены к полу. Дергаясь в истерике, он видел, как весь зал надвигается на него, отрезая пути для отступления и протягивая к нему руки. – Я ни в чем не виноват, клянусь, – крикнул он, но тщетно. – Помогите, кто-нибудь! Кто-то больно стиснул плечо, рванув назад. Падая, Диего видел, как его плотнее обступают со всех сторон, как чужой натиск не дает ему высвободиться, как на запястьях щелкают наручники… Он раскрыл глаза. Всего лишь сон. Чертов сон, который снится уже вторую неделю и никак не отпустит. Так и свихнуться недолго. Дотянувшись до айфона, Диего проверил время. Без двенадцати семь. До будильника оставалось две минуты. Всю дорогу до колледжа он отсыпался, а потому чуть было не пропустил свою остановку. Спохватился он в последний момент и вылетел буквально за секунду до того, как за ним с грохотом захлопнулись двери. – Ты клюешь носом, – заметил Мэтт, подтолкнув его, задремавшего посреди пары. – Опять проблемы со сном? – Да, вроде того, – зевнул Диего и попытался сконцентрироваться на словах профессора Стоуна. Получалось из рук вон плохо. – Не высыпаюсь. – Хандришь перед грядущими экзаменами и практикой? – Практикой? Какой еще практикой? – Ну как, каждый выпускник получает месяц практических часов для того, чтобы довести свой проект до ума и, возможно, исправить его, получив актуальную информацию и опыт. – А это обязательно? – новость Диего совершенно не порадовала. Не хватало ему еще целый месяц работать, когда и без того дел навалом. – К сожалению, – развел руками Мэтт. – С другой стороны, факультету нужно лишь официальное подтверждение того, что тебя взяли. Что и как ты там собираешься делать – на твоей совести. Я вот поэтому уже назначил себя и Эмму в практиканты TechGames. Забавно, не правда ли? Именно такие вещи я зову бюрократическим фарсом. Мэтт весело крякнул, а вот Диего даже не улыбнулся. Хорошо, что он узнал об этом сейчас, а не в самый последний момент, как обычно, но все равно осведомленность особого успокоения не приносила. На нем и так висят проект со статьей. Все так несвоевременно, так тяжело, так надоело. После занятий настроение вовсе упало на самое дно. Мало ему было известий о практике, так еще и мисс Лотери была явно недовольна тем фактом, что он до сих пор ничего толком не сделал: – Диего, у вас осталось совсем мало времени. Если вы застряли, не знаете, что делать, или испытываете другие трудности, вы всегда можете поделиться ими со мной. – Все в порядке. Я долго раскачиваюсь, но обещаю сдать все в срок, – успокоил ее тот, сам не веря своим обещаниям. Да, он застрял, да, запутался, но дело не столько в самом проекте, сколько в том, что его окружает, а именно неразбериха и постоянный стресс. – Не жизнь, а пытка, – пробурчал про себя Диего, заматываясь в шарф, когда чужой голос раздался прямо над ухом. – Как и у него, – повернувшись, он увидел сияющую улыбкой Софи. Она указывала прямиком на стоявшего неподалеку Мэтта, любезно переговаривающегося со Стоуном. – Твоя поддержка нужна ему как никогда. – Чего? Мэтту-то? Он единственный, кто предположительно закончит обучение с идеальным аттестатом, его проект лучший на потоке, а еще он уже имеет место для практики. О чем ты? – О чем угодно, но не об учебе. Ты, Карлос, любознательный, открытый и понимающий парень, но такой слепой, когда дело касается чужих переживаний, – Софи настойчивее ткнула в фигуру Лемье пальцем. – Посмотри, за последний месяц он сломал себе ногу, поссорился с отцом и мачехой, лишился жилья, испортил добрую половину бытовых принадлежностей в чужом доме, а их отношения с Торн переживают очередной кризис. Я думаю, это значит, что поддержка друга будет для него приятна, даже если он сам для себя не хочет этого признавать, продолжая считать себя имбой. [4] Диего сделал круглые глаза. – Откуда… откуда ты все знаешь? – Птичка напела, – загадочно ответила Софи. – Действуй, Карлос, ему нужен сайдкик. [5] – Как сайдкик, так сразу я, – проворчал тот. – Почему бы тебе не попросить бегать за Лемье кого-то другого? Ту же Эмму, например? Сама ведь говоришь, у них кризис, вот, пусть решают вместе. – Потому что ты единственный из нас, кто сумел подружиться с Лемье настолько близко, чтобы это не считывалось им как вторжение в личную жизнь, – Софи хитро прищурилась, – а еще ты парень. И это автоматом означает, что твои попытки помочь не заденут его хрупкое мужское эго, в отличие от ситуации, если бы то же самое делала Эмма или я. Уж простите, но это факт, вас, мальчики, так легко ущемить. Диего обиженно глянул на Софи, и та расхохоталась. – Живое подтверждение моим словам, за вами так весело наблюдать, – стерла она выступившие слезы. – Итак, я могу на тебя рассчитывать, или мне просить Эмму? – Можешь, – устало согласился тот. – С одним условием: ты прекращаешь за нами следить. – Слово скаута, – положила руку на грудь Софи. – А теперь иди! И она с неожиданной для такой миниатюрной девушки силой вытолкнула его в проход. Восстановив равновесие, Диего оглянулся, чтобы одарить ее укоризненным взглядом, но Софи моментально исчезла из поля зрения. Мэтт тем временем уже закончил разговор с профессором и стремительно направлялся к выходу. – Подожди! – крикнул Диего, протискиваясь в дверь и оказываясь на заледеневшей дорожке, ведущей к корпусу. – Я тут… э-э… подумал, может, тебе нужна компания? – Я еду домой, – улыбнулся тот. – Но спасибо за предложение. Если хочешь, можем погулять завтра. – Завтра? – Диего растерялся, вглядываясь в лицо друга. На нем не обнаруживалось ни признаков нервозности, ни напряжения, ни грусти, ни злости, ни затаенного ожидания. Ничего из того, с чем он успел столкнуться, когда они вдвоем играли против Джона, раскрывали заговор Нэнси или общались перед камином дома Верджи. Может, Софи ошиблась? А что, если нет, и только от него зависит моральное состояние Лемье? Время идти ва-банк. – Слушай, у тебя на лице написано, что что-то не так. Что случилось? Ты ведь знаешь, что можешь рассказать, я не буду осуждать и смеяться. Мэтт втянул голову в плечи, будто надеясь спрятаться за высоким воротом пальто. Он молчал с минуту, а потом с усилием выдал: – Эмма сказала, что порвет со мной, если я не научусь готовить. Он глянул на Диего, ища сочувствия, но, увы, тот вряд ли мог дать его в этот момент. Сказанное вызвало лишь желание состроить гримасу. – Что за бред? – Вот поэтому я и не хотел рассказывать, – буркнул Мэтт и, круто развернувшись на каблуках, заспешил покинуть территорию колледжа. Диего затрусил следом. – В смысле… Я не это имел в виду! Я просто не верю, что Эмма была серьезной, говоря подобное. Это же просто глупо: игнорировать кого-то только из-за того, что этот кто-то что-то не умеет! Мэтт остановился. Его прищуренные бледно-серые глаза терзали совесть Диего. – Она была серьезной и крайне разочарованной во мне, и я ее хорошо понимаю. Никогда бы не подумал, что меня могут победить сырые яйца и бекон, – почему-то именно в этот момент в памяти возникла Софи со своим подколом в адрес мужчин. – Мне срочно нужно научиться готовить, пока не стало слишком поздно, и не пришлось тушить дом Верджи. – Ладно, я понял, все серьезно, – кивнул Диего. – Так, тебе нужна моя помощь или нет? Мэтт исподлобья оглядел его. – Ты вроде как-то говорил мне, что не особо разделяешь любовь к кулинарии. – Это да, но минус на минус дает плюс, не так ли? Вдруг, объединившись, мы все-таки сможем создать нечто съедобное? – Мне нравится твой настрой, – усмехнулся Мэтт. – Что ж, выбора у меня нет, я принимаю твое предложение. Приходи в среду вечером, Верджи как раз будет в офисе, так что дом, и особенно кухня, останется целиком в нашем распоряжении. Нужно только решить, что будем готовить… – Об этом не беспокойся, – Диего ударил себя в грудь. – Есть у меня один рецептик на примете… Утром среды, как бывалый ниндзя, Диего проскользнул в кухню и, встав на носки, достал с верхней полки шкафа запыленную, пожелтевшую и пропахшую пряностями книгу рецептов. Пролистав ее, он остановился на самой потрепанной странице, обозначенной загнутым уголком. На ней крупными буквами был напечатан рецепт лучшего блюда в мире – яблочной шарлотки, уже давно ставшей коронным у матери. Сунув книгу подмышку, Диего налил себе полную кружку кофе с молоком и только вышел из кухни, как дверь гостиной отворилась, и из-за нее показалась заспанная Людмила. После всего случившегося она так распереживалась, что подхватила жуткий грипп, и теперь, вынужденная уйти на внеплановый больничный, почти целыми днями спала, читала книги и разговаривала по телефону со своей лучшей подругой Марго. – Доброе утро, – шмыгнула она носом и тут же подтерла его платком. – Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Насморка нет? – Нет, все в порядке, – так и не успевший отпить и глотка, Диего передал ей горячий напиток. – Чего нельзя сказать про тебя. Я уже начинаю сомневаться, что Мэтту моя помощь нужна сильнее, чем тебе. – Все со мной хорошо, я справляюсь, – сказала она, беря в руки кофе. – К тому же ты уже обещал, некрасиво будет в последнюю минуту все отменять, когда на тебя надеются. Не переживай, я не пропаду, тем более у меня сегодня плотное расписание: утром сироп от кашля и таблетка антибиотиков, днем – капли в нос и таблетка от головной боли, а вечером снова сироп и успокоительное, и не дай бог забыть что-то из этого выпить, – она задумчиво уставилась в карамельного цвета кофе. – Надо свериться со списком. – Не помешало бы, – согласился Диего, и в этот же момент из подмышки выпала книга. Людмила проводила ее взглядом. – Зачем ты ее взял? – поинтересовалась она, и щеки Диего загорелись. – Да так, для общего развития, – сорвал он, но пристальный и слегка ироничный взгляд матери явно давал понять, что она на это не купилась. – Мы с Мэттом собираемся готовить. – О, правда? – оживилась она. – Никогда не замечала за тобой интереса к кулинарии. Если будут проблемы, звони, помогу, чем смогу. – Конечно, – уязвленный неверием родной матери в собственные силы произнес Диего. Ну ничего, сегодня он докажет, что может претендовать на звание су-шефа! – Рад, что ты пришел, – поприветствовал его с порога Мэтт, забирая пакет с продуктами. – Ты купил все необходимое? – Да, здесь все, что нужно по рецепту, – порывшись в сумке, Диего достал из нее книгу и открыл на нужной странице. – Я много раз видел, как мама делает шарлотку, и со стороны это не выглядело чем-то сложным. Думаю, мы справимся, если будем строго следовать всему, что здесь написано. Работа кипела, как вода в чайнике, которая разошлась на чай, так, впрочем, и не тронутый. Друзья увлеклись процессом с головой, оба были полны решимости испечь вкуснейшую шарлотку на своей памяти. Однако все пошло не по плану уже с самого начала. Диего, разбивая яйца, накрошил в пиалу больше скорлупы, чем самих яиц, плюс он так и не смог сообразить, как без потерь отделить белок от желтка. Мэтт, орудуя взбивалкой, заляпал себе всю футболку, призывающую проявить гражданскую позицию на выборах в парламент провинции Онтарио. А когда они, засыпав приготовленное дрожжами, вернулись обратно на кухню после небольшого отдыха, то долго и упорно ругались, отбивая вылезшее из кастрюли и растекшееся по всей столешнице тесто. – Лезь обратно! – колотил по липкой и пахнущей хлебом массе Диего. – Какого черта оно так разрослось? – Понятия не имею, – пожал плечами Мэтт, сразу же принявшийся сверяться с книгой. – Мы ни на унцию не отходили от пропорций. Так или иначе, совместными усилиями тесто было снова загнано в кастрюлю. А дальше их поджидала самая сложная часть – перелить тесто в форму, наполнить ее джемом и красиво украсить клеткой и яблочными дольками. В рецепте конкретных описаний не давалось, и действовать пришлось наобум, что вновь взбесило Мэтта, так что большую часть делал именно Диего. Надеясь на удачу и полагаясь на материнский опыт, он вывалил внутрь формы полбанки джема, покрыв его дольками, кое-как сплел из теста длинные косички и покрыл ими шарлотку. – Мы сделали все, что могли, – ставя противень с их детищем в духовку, устало сказал он и вытер пот со лба запачканными в муке руками. – Осталось только дождаться, когда запечется. – Что меня больше всего радует, так это указанное точное время приготовления, – недовольно захлопнул книжку Мэтт и рухнул на стул. – Можешь пойти отдохнуть, я останусь здесь и прослежу, чтобы не произошло новых эксцессов. – Спасибо, но я лучше тоже останусь, – Диего сел напротив. Заприметив в углу кухонной стойки вазу с фруктами, он спросил разрешение взять один. Мэтт кивнул. – Признаюсь, это оказалось сложнее, чем я ожидал. – Аналогично, я раньше не задумывался о том, насколько это тяжело. Не завидую нашим поварам, – он подпер подбородок ладонью. – Они готовят на весь особняк, день и ночь, не зная продыху. Я их даже ни разу не видел, только знал, что они существуют, потому что Грета всегда передавала мне, что сегодня в меню... Мой отец, наверное, сильно бы разозлился, узнай он, чем я сейчас занимаюсь. Брови его сошлись на переносице. – Почему? – Он всегда говорил, мой отец, что у каждого человека своя планка, свой потолок, свои таланты и возможности, и самое худшее, что может сделать человек с великим талантом – не использовать его. Он верил, что я достоин большего, поэтому запрещал мне отвлекаться на обыденные вещи, заниматься уборкой, готовкой, стиркой, всем тем, чем занимаются люди в повседневности. Он не давал мне читать посредственные книги, смотреть мультики для детей, потому что они ведут к деградации, он даже хотел, и не раз, запретить мне общаться с прислугой, в том числе и с Гретой, но у него ничего не вышло. Он знал, что выгнать ее из особняка до совершеннолетия не может, ее история пригретой миллионером сиротки обрела резонанс, это бы сильно подпортило ему репутацию, поэтому закрывал глаза на нашу дружбу… А потом, не поверишь, он просто смирился. – Но отчего он был так строг? Чем могла навредить Грета? – Что творится в голове Жана Этьенна, знает только Жан Этьенн, но могу предположить, что он боялся, что со мной получится как с Эмерод. Она сбежала из-под опеки весьма обеспеченной и титулованной семьи в Новый Свет, где повстречалась с простолюдином-ирландцем, который чуть не угробил ее. Отец очень уважает Эмерод, но именно этот эпизод он не может ей простить. Ему никак не понять, почему из всех возможных вариантов она выбрала именно этого человека. Ему никак не смириться, что он наш предок. Думаю, именно из-за этого отец недолюбливает английский язык и мои серые глаза, по некоторым данным у Джонсона тоже были серые, тогда как у большинства Лемье – зеленые. – Надо же… – протянул Диего, доедая банан. – А моя мама всего-то лишь не давала мне есть шоколадный пудинг с орехами из-за аллергии. Это был десерт, который давали в школьной столовке. Ужасные воспоминания, надо мной все смеялись и дразнили меня, потому что я был единственным, кто не ел общепринятую вкуснятину. Меня это взбесило настолько, что в один день я взял себе порцию и умял ее за считаные секунды. Конечно, меня не пронесло, последствия были кошмарными. Я раздулся как шарик на уроке литературы, начал задыхаться, и под дружный смех меня уволокли в медпункт, где вызвали родителей. После этого эпизода все стало еще хуже: меня продолжали смешивать с грязью в двойном размере, из-за аллергии и того, что теперь на обед вместе со мной чуть ли не за ручку ходила мать и следила, чтобы я не приближался к пудингу ближе, чем на фут. С тех пор я ненавижу пудинги. Мэтт рассмеялся. – Вот она – причина, почему я бы хотел быть на твоем месте. Ты живешь как обычный нормальный человек: имеешь возможность ходить в школу, кушать пудинг, общаться со сверстниками, смеяться и плакать, переживать приятные и неприятные моменты в компании понимающей матери, учиться на своих ошибках, гулять, обходясь без охраны вокруг, делать детские глупости без страха и упрека, стать джедаем… – Э-э… – протянул Диего, но Мэтт слишком увлекся и не заметил этого. – В общем, ты по большей части свободен в своих действиях. Этому можно позавидовать. Он с горящими глазами уставился на Диего, отчего тому стало неудобно. – Да, наверное, но и тебе можно позавидовать тоже. Не каждый в состоянии позволить себе жить в пентхаусе на протяжении нескольких лет. – Чтобы в итоге оказаться практически на улице. Я догадывался, что будет тяжело, но не представлял насколько. Верджи уже едва сдерживается, чтобы не выставить меня за дверь, где меня с распростертыми объятиями будут ждать люди отца, обязанные доставить в Канаду. Я даже сделать ничего не успею, он невероятно быстро узнает обо всем, что со мной связано. – Хочешь сказать, Вериан вернулся? Он опять за тобой шпионит? – Возможно, но теперь он в разы осторожнее, а у меня уже нет сил, чтобы противостоять, – Мэтт зарылся лицом в ладони. – Я устал и просто хочу жить той жизнью, которой у меня никогда не было. Диего перегнулся через стойку и положил руку на его плечо. – Обещаю, я сделаю все, чтобы твоя мечта исполнилась. После всего, что ты сделал для меня, после айфона, после Школы, после спасения от Роя, я обязан. Мэтт вынырнул из ладоней и, широко распахнув глаза, поднял их на Диего. – Спасибо, – тихо произнес он, и именно в этот трогательный момент Диего вдруг ощутил запах гари. Обернувшись, он с ужасом посмотрел на духовку, из которой шел если не дым, то пар, что само по себе настораживало. Спрыгнув со стула, он поспешил распахнуть дверцу и тут же пожалел о своем необдуманном решении. В лицо ему бросилось пахнущее горелым дымное облако, из-за которого он зашелся кашлем, а глаза заслезились. Мэтт, обеспокоенный кашлем, поспешил на подмогу и невольно заглянул внутрь духовки. – Будь я проклят… – упаднически произнес он, и Диего, наконец, избавившись от слезного заслона, увидел, что они породили на свет. На противне лежало нечто, уж точно никак не похоже на нормальную шарлотку. Нечто было зажарено до состояния венской сосиски на гриле, пылало жаром и выглядело как худший эксперимент в кулинарной истории. Джем, в обилии залитый внутрь, вытек наружу и закоптился. Сплетенные косички разбухли и вместо аккуратного узора напоминали помпезные полуарки дворца. Или скорее готического собора, потому что цветом больше напоминали именно мрачную готику. – Мы сделали из гастрономического шедевра хлебного уродца. Это ужасно! – Ничего не понимаю, мы четко следовали каждому шагу. – Ну конечно! – Диего достал из кармана айфон. – Мать сказала звонить, если будут проблемы. Самое время узнать, что мы упустили. – Что вы упустили? – с заложенным носом голос Людмилы в трубке казался намного более гнусавым, чем он был на самом деле. – Зависит от того, что вы готовили. – Шарлотку, – неохотно признался Диего и на удивление услышал смех. – Почему ты сразу не сказал? Неудивительно, что у вас ничего не получилось. Рецепт в книге… – она замолчала, будто подбирая слово, – неправильный. Там вообще все рецепты немножко странные, но методом проб и ошибок я привела его в божеский вид, а записать забыла, потому что и так помнила. Когда сам изобретаешь, запоминается раз и навсегда. Диего чувствовал себя настолько дураком, что осел на пол. – То есть мы не сможем ее сделать, да? – Ну, я могу его пересказать… но зачем вам это все? Я, если что, сама могу сделать, мне не трудно, наоборот дома делать нечего, я хоть чем-то себя займу. – Послушай, мы… – хотел было отказаться Диего, но задумался. А ведь серьезно, кто сможет доказать, что это сделали не они? – Нам нужно кое-что обсудить, я перезвоню, окей? – Ну что? – Мэтт терпеливо стоял рядом, ожидая узнать, в чем же скрывалась ошибка. – Рецепт неправильный, следуя ему, мы сделали только хуже. Но зато моя мать предложила испечь шарлотку за нас. – То есть сжульничать. Это блюдо, – Лемье бросил беглый взгляд в сторону неудавшейся шарлотки, – я планировал подать завтра на стол специально для Эммы, чтобы доказать, что она ошибалась на мой счет. Оно должно было стать подтверждением того, что я способен выжить без личных поваров, ресторанов и отца, готового преподнести мне что угодно, а то, что ты предлагаешь, это как раз прямое подтверждение обратного. Прости, но нет, я против. – Как хочешь, – Диего передернул плечами, – но с меня одного раза хватит. Я и плита не созданы друг для друга. И доказывать мне нечего, не говоря уже о том, что мне нужно заниматься проектом. Мисс Лотери страшно мной недовольна. – Понимаю, – Мэтт казался расстроенным. – Книгу можешь пока оставить себе, но аккуратнее с ней, мать сказала, что там все рецепты идиотские. Вернувшись домой, Диего чувствовал себя очень паршиво. Бросил Мэтта в экстренной ситуации, но с другой стороны дома больная мать, едва начатый проект и совсем не начатая статья. С последней все было совсем плохо – он так и не решил, на какую тему писать теперь, когда Лотарио оказался невиновен. До самой полночи он, покачиваясь на кресле, сидел перед рабочим столом и пытался выдавить из себя хоть что-то, но и в ту, и в другую сторону мозг работать отказывался. Тогда Диего, ругая себя за расхлябанность, сдался и лег спать. Утром же его разбудил тонкий и легко узнаваемый запах. Шарлотка! Выбегая на кухню в одних трусах, он увидел, что на столе стоит и источает сладкий аромат его любимое блюдо. – Я сегодня проснулась ни свет ни заря и подумала, что стоит направить энергию в нужное русло. Оно же вам с Мэттом зачем-то было нужно. Надеюсь, еще не поздно. – Да, я тоже надеюсь, – Диего взял испеченный матерью шедевр, едва сдерживаясь, чтобы не закапать его слюнями. Нужно ехать к Мэтту как можно скорее. Интуиция подсказывала, что труды Людмилы не пропадут зря, а упрямость Лемье на сей раз не дала плодов. Мэтт был удивлен раннему визиту Диего, да и визиту в принципе. Сегодня он ждал только Эмму. – У меня есть кое-что для тебя, – снова ощущая себя виноватым, Диего протянул ему сверток с шарлоткой внутри. – Я знаю, что ты не хотел, чтобы моя мать делала ее за тебя, но я ее и не просил, она сама решила помочь. – Передай ей большое спасибо, – рассматривая аппетитно выглядящую выпечку, грустно произнес Мэтт. – Но я все равно не стану хитрить. Пусть у меня так ничего сносного и не получилось, но я попытался. Он прошел на кухню, где на большой тарелке стояла внешне не менее аппетитная шарлотка, практически идентичная Людмилиной. Однако внешний флер развеялся, когда Мэтт слегка нажал на нее. Стоило ему сделать это, как она… захрустела! Хруст, свойственный чему угодно, но не мягкой шарлотке, заставил Диего раскрыть рот. – Я даже не уверен, реально ли ее надкусить, но деваться некуда. Эмма прибудет с минуты на минуту. Хватая свое чудо-творение, он отнес его в гостиную, где шипел и потрескивал камин. Диего пошел за ним, надеясь, что его не прогонят, и он сможет посмотреть на реакцию Эммы. Мэтт ушел встречать ее, когда в голову пришла абсолютно дурная мысль: поменять шарлотки местами. Не теряя времени, он принес с кухни выпечку Людмилы, а на ее месте оставил очередной неудачный эксперимент Лемье. Когда друзья прошли в комнату, Диего уже, широко улыбаясь, сидел в кресле-качалке. Никто подмены не заметил. – Привет, Диего! – поздоровалась с ним Эмма. – Ты тоже здесь? Честно говоря, я не ожидала, что… ну… – Что я припрусь на вашу свиданку в День святого Валентина? Да, я тоже, но услышав слово «пирог», не смог устоять. – Пирог? – Эмма обернулась к Мэтту. – Ты купил пирог? – Нет, – натянуто улыбнувшись, ответил тот. – Заказал на дом? – Все еще мимо. – Он его испек, – снова встрял Диего. – Говорю же, устоять невозможно. На лице Эммы проступило удивление, смешанное с любопытством. – У тебя получилось сделать пирог? Серьезно? – Ну, не уверен, я его еще не пробовал. Ждал тебя, – Мэтт из последних сил держал марку, но Диего знал, что он едва не сгорает от стыда. Вот он удивится, когда Эмме «его» стряпня понравится. – Интересно… – протянула она, садясь за небольшой столик. Лемье заметно трясущимися руками разрезал Людмилину шарлотку на куски и положил один в тарелку Эмме. Плюхнувшись на диван, он вжался в спинку, боясь увидеть, как та плюется от отвращения. Однако, очевидно, вместо ожидаемого разочарования Эмма пришла в восторг. – Это… Просто невероятно вкусно! Если у тебя вся еда так шикарно получается, то она стоит спаленной утвари. Мэтт оторопел, наблюдая за с аппетитом жующими друзьями. В замешательстве он находился всего пару секунд; не даром он Мэтт Лемье, чтобы сразу понять, что к чему. – Карлос, я же сказал, что не собираюсь участвовать в твоем обмане! – вскочил он. – Где моя шарлотка? Куда ты ее дел? – Так вот же она, – не слишком уверенно сказал Диего, указывая на выпечку Людмилы. – Видишь, получилось вкусно. А ты боялся… – Даже не старайся, я всю жизнь работал над собой, улучшал свои логические навыки и развивал мышление не для того, чтобы меня дурачили. И Мэтт испытующе вцепился взглядом в него. – Все ясно, кухня, – заключил он и рванул на кухню. Диего даже среагировать не успел, так быстро Лемье вылетел из гостиной. – Так, – произнесла ничего не понимающая Эмма, – а теперь ты мне объяснишь, что тут происходит. – Нет, это ты мне объяснишь, за что так жестоко обошлась с Мэттом! – парировал Диего. – Что это за ультиматумы такие? Зачем ты сказала ему, что бросишь, если он не научится готовить? – Что? – Эмма захлопала ресницами. – Да я же это в шутку сказала. Контекст подходил, он рассказывал мне про свои кулинарные неудачи, ну я и ляпнула… Погоди, он что, это всерьез принял? Диего красноречиво изогнул бровь. – О нет, что я наделала. Тем временем, в комнату вернулся Мэтт, ставя вторую шарлотку на стол. – Вот, что я сделал для тебя, и, поверь мне, ты не хочешь этого пробовать. – Ну почему же не хочу, – отозвалась Эмма. – Я очень даже хочу. – Имей в виду, я предупреждал. Мэтт взял нож и, прилагая явные усилия, вырезал Эмме небольшой кусок. Та, собравшись с духом, надкусила его и ойкнула. Послышался хруст. – Да это же настоящий сухарь! – воскликнула она. – Или очень сильно засушенное печенье. Лемье моментально приуныл. – Но это совсем не плохо для первого раза. – Второго, – пробубнил тот. – И для второго тоже, – она закусила губу. – Послушай, то, что я тогда сказала, это была шутка, я только что объясняла это Диего, прости меня. Я всего лишь хотела разрядить атмосферу, но, похоже, сделала только хуже. Знаю, ты многое воспринимаешь слишком прямо, но это уже перебор, и вообще, – она сложила руки на груди, – это тебе за картошку. – Так, во-первых, я не просил тебя чистить ее за меня, а во-вторых, это было давно, долго ты мне будешь об этом напоминать? – Да, долго! До тех пор, пока не научишься отличать шутки от угроз, – Эмма взглянула на две стоящие рядом шарлотки. – Кстати, а вторая откуда взялась? – Моя мать испекла, – сказал Диего. – А что за картошка? – Ой, это давняя история, потом как-нибудь расскажу… – в какой-то момент они сидели молча, но потом Эмма вдруг засмеялась, да так заразительно, что и Диего, и Мэтт не смогли остаться в стороне и тоже расхохотались. – Как-то глупо получилось, но, надеюсь, инцидент исчерпан, так ведь? – оба кивнули. – Предлагаю в таком случае отвезти остатки обеих шарлоток и раздать ребятам. – Лучше только одной. Пожалуй, будет лучше, если мое хлебобулочное творчество останется между нами. Снова гостиную наполнил громкий смех.

***

Оставшаяся половина февраля пролетела как-то слишком стремительно. Не успел Диего и глазом моргнуть, как на пороге, заходясь капелью, появился март. В NYSMEF март для выпускников обозначился месяцем практики, той самой, что так занимала ум в последнее время, а потому приближение его не принесло ничего, кроме большего напряжения и страха от того, что для написания выпускных проекта и статьи остается все меньше времени. Кроме того, Диего был огорчен тем, что он снова остается один. – Нам очень жаль, Диего, правда-правда, – держа его за руку, говорила Эмма, когда в первый день весны они собрались все вместе, чтобы отпраздновать двадцать третий день рождения девушки, – но придется уехать в Чикаго на время практики. Мы будем очень скучать. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Диего обнял ее. – Я знаю, я тоже буду, – сказал он и встретился взглядами с Лемье, стоявшим позади. Тот как-то пространно улыбался, но при этом смотрел на Диего вполне осмысленно. – Встретимся через месяц. Я уверен, нам будет, что друг другу рассказать. – О да! – воскликнула Эмма. – Новостей накопится сполна. К тому же, – она переглянулась с Мэттом, – мы хотим приготовить тебе и остальным ребятам небольшой сюрприз на выпуск. – Что именно – не скажем, пытать бесполезно, – хмыкнул тот. – Ладно, воздержусь, – с иронией ответил Диего. – Но это отличная мотивация ждать вашего возвращения еще сильнее. И теперь он ждал. Ждал с предвкушением возвращения друзей и с ужасом первого дня практики. Место, куда он попал, не могло похвастаться такой же крутостью и престижностью, как компания Лемье, но о нем хотя бы находилась информация в интернете, что хоть немного, но обнадеживало, не совсем пропащая контора. Местом этим было бруклинское рекламное агентство, специализировавшееся в основном на пиаре, продвижении бренда и СММ. Крупных заказов у него никогда не было, так по мелочи, вроде приходящих и уходящих начинающих предпринимателей и каких-то локальных событий, например, ярмарки, посвященной Хануке, или открытии новой студии пилатеса. Диего наткнулся на агентство случайно: увидел рекламу, видимо им же и выпущенную. Решив, что это судьба, он отправил туда запрос и принялся ждать ответа. Прошло где-то около недели, когда ему наконец ответили. Положительно, надо сказать, что сняло как минимум одну проблему с повестки дня. Понедельник четвертого марта выдался промозглым и максимально отвратительным, то есть идеально соответствующим атмосфере понедельника. Диего приехал на место к девяти, что вдвойне портило настроение. Надо будет, подумал он, попробовать договориться с куратором, чтобы ему разрешили приходить на час позже. Однако оказавшись лицом к лицу с ним, не смог вставить ни слова. Во-первых, потому что природная скромность не позволяла быть настолько наглым в первый же день, а во-вторых, Джером, мужчина с пышными золотистыми кудрями, то и дело поправлявший все вокруг, от собственной челки до папок в шкафу, оказался до невозможности болтливым. Тот самый тип людей, которые, вступая с тобой в диалог, превращают его в монолог, которому и Шекспир бы позавидовал. – Так это ты студент? Диего Карлос, верно? – смахивая с лежавших на столе листов невидимые пылинки, сказал Джером и впился взглядом в сжавшегося от волнения Диего. – Замечательно, замечательно, нам нужны люди, даже несмотря на то, что ты толком ничего не знаешь, это не смертельно. Два-три дня, и ты будешь в курсе… Тем более работенка у тебя будет не пыльная, простая, с такой и студент справится… Я надеюсь… Так ты на практику пришел? Ну конечно на практику, как иначе. Мы же без образования не берем. И все в таком духе. Он задает вопрос, он же на него отвечает. Диего только и оставалось, что время от времени кивать головой и мило улыбаться. Обязанности оказались и правда несложными. В опенспейсе ему любезно выделили рабочий стол с компьютером, наказали писать рекламные тексты и публиковать их от лица компании в фейсбуке и твиттере. А когда он поспешил уточнить, что учится на менеджера, а не копирайтера, Джером по новой завел свою шарманку. – Конечно же, я знаю, что ты менеджер, но у менеджеров широкий спектр задач, в который также входит написание рекламных текстов. Возможно, у тебя возникнут проблемы, но для того под боком и находится наш дружный коллектив, чтобы помочь тебе адаптироваться, дать важные советы, повысить качество работы. Как говорится, выше головы прыгнуть нельзя, но можно попытаться! Диего тогда лишь пожал плечами. В принципе ему повезло, что благодаря Школе у него есть некоторый опыт написания статей, виньеток и всяких анонсов. Но, так или иначе, выдержки хватило ровно на неделю. Клепать однообразные посты быстро надоело, не говоря уже о том, чтобы рутинно копировать-вставлять их по разным страницам и зачастую ловить за это бан. Поэтому иногда Диего, когда его совсем доканывала эта бессмысленная трата времени, откидывался на стуле и листал ленту инстаграма, в котором почти на ежедневной основе появлялись фотографии от Мэтта и Эммы. Судя по всему, в Чикаго им было намного веселее, чем ему в Нью-Йорке. Однако отлынивать он перестал после того, как однажды его вызвал к себе Джером и заскулил о том, как он надеется на сознательность Диего, и том, что ему доносят неприятные новости. За неприятные новости, как позже выяснилось, стоило сказать большое спасибо «дружному коллективу», который без промедлений, заметив попытку прохалявить, наябедничал шефу. Стоя перед заходящимся в эпитетах Джеромом, Диего соображал, как спасти свою репутацию и имеет ли это вообще смысл. – Сэр, – уличил редкий момент тишины он, – боюсь, меня банально неправильно поняли. Я отвлекся от основной работы, чтобы… э-э… почитать про методы распространения информации и… э-э… эффективный СММ! А то что меня видели сидящим в инстаграме… Так это же отличная платформа для компактной и заметной рекламы. Зачем ограничиваться двумя сайтами, когда можно расширяться? Джером сложил руки вместе и с пугающей задоринкой в глазах оглядел Диего. – Ты мне нравишься, парень, очень нравишься, думаешь быстро, прогрессивно и широко, – выдал он. – Решено, ты будешь вести наш инстаграм. Вот что, зарегистрируй там наше агентство и выкладывай все то, что ты хотел. Посмотрим, что из этого получится. Выходя из кабинета, Диего подумал, что планы у этого чувака, похоже, составляются исключительно на ходу. Мэтт наверняка пришел бы в ужас от всего того, что здесь творится, потому что иначе как хаосом это назвать нельзя. Так или иначе из-за прихотей Джерома и своей неудачной лжи, Диего пришлось выходить из своего аккаунта и создавать новый. «Прощайте, фоточки», – пронеслось в голове. Разрывать даже столь призрачную связь с друзьями было тяжело. Очевидно, пустой и только созданный профиль не сыскал популярности. Он пустовал, не востребованный не только пользователями сети, но и самим создателем. Конечно, Диего его не забросил, время от времени, где-то раз в день-два он выкидывал туда что-то примечательное, какие-то отрывки старых проектов, найденных им на компьютере, элементы разработанного дизайна, фирменные палетки, шрифты и прочее, пока в комментарии не пришло прелюбопытнейшее сообщение. «Нам понравились ваши дизайнерские решения, предлагаем сотрудничество». Сотрудничество предлагал недавно открывшийся коворкинг-бар в Северном Бруклине. Пространство позиционировало себя как прогрессивный и необычный стартап, отличающийся от всех остальных, а потому нуждалось в креативе. Диего, конечно, посмеялся с того, что из всех возможных вариантов неразборчивые менеджеры стартапа выбрали именно эту контору, но как порядочный практикант поспешил списаться с представителями коворкинга. И вот уже через пару дней агентство стояло на ушах. Первый серьезный проект за последние несколько месяцев отмечали с размахом. Возбужденный предвкушением успеха Джером носился по опенспейсу как заведенный, цепляясь то к одному подчиненному, то к другому. Офис, обычно пребывающий в состоянии умирающего улья, загудел, зажужжал, ожил, одним словом. Диего наблюдал за нарастающим безумием с философским спокойствием. В конце концов, беготня его не касалась. Так он думал, пока красный как рак Джером не наткнулся на него и не начал рассыпаться в сомнительных комплиментах. – Это была грандиозная идея! – вещал он, размахивая руками. – Я знал, что поступаю правильно, доверяя тебе ведение аккаунтов. Я знал, что ты будешь отличным работником, даже несмотря на то, что студент. Поздравляю тебя, Диего Карлос, теперь ты возглавляешь этот проект, мы ожидаем от тебя новых идей! Почувствовавший себя так, словно пол ушел из-под ног, Диего хотел было возразить, что он не заслуживает такой чести, но Джером был неумолим. – Клиенту нужные свежие головы. Коворкинг – это для молодежи, и что может быть лучше, если не добавить в команду представителя этой самой молодежи! Этот проект станет лучшим в истории агентства! Диего ошалел. В последний раз так далеко его ложь заходила, когда он выдал пентхаус Мэтта за свой. Теперь же попытка просто отмазаться привела к «лучшему проекту в истории». Он проклинал все вокруг: себя за то, что не подумал перед тем, как ляпнуть, заказчика за то, что не вовремя открылся, Джерома за то, что с какого-то перепугу решил, что студент-практикант сможет вести креативную разработку целого проекта, причем не в научных целях, а на полном серьезе… Внезапно в голову пришла фраза Мэтта о том, что «практика нужна для получения опыта», и весь негатив разом улетучился. Если подумать, ему совершенно случайно представился идеальный шанс проверить свои гипотезы на практике и получить реальные данные от первого лица! Он так завидовал Мэтту, когда узнал, что у того в руках целая компания, на которой можно ставить опыты, а теперь, по сути, и у него появилась такая возможность, пусть и поскромнее контора. Такой подарок судьбы он просто не мог упустить. Эта рекламная кампания будет громкой, яркой и до невозможности назойливо-раздражающей. И понеслась. Получив скомканное и пространное техническое задание от коворкинга, он собрал остальных участников порученной ему на попечение команды и предложил им его прочитать. – Кто что об этом думает? – спросил он, надеясь услышать хоть какие-то соображения от публики, но каждый из присутствующих молчал, в упор глядя на него. Кто-то с интересом, кто-то с насмешкой, кто-то с презрением, но никто из них не произнес ни слова. – Ладно, начнем с меня. Лично я думаю, что это никуда не годится. В контексте «не такой как все» не пойдет, нам нужно нечто более масштабное. – И чего ты предлагаешь, студент? – сделала издевательский акцент на последнем слове девушка по имени Райли, с которой он ранее делил опенспейс. – Ты в курсе, что бюджет у нас на масштабное не рассчитан? – Да, это проблема, – кивнул Диего, – но не бюджет решает все. Все решает вау-эффект. Именно его нам и надо добиться во что бы то ни стало. – Типичный энтузиаст, – ответила она. – То, что ты называешь вау-эффектом, стоит миллионы, так, на всякий. Остальные присутствующие закивали. Тут-то до Диего дошло, что его на самом деле никто всерьез не воспринимает и слушать не собирается. – Ну, тогда я хотел бы услышать ваши предложения, – из последних сил стараясь держать себя в руках, произнес он. – Может, кому-нибудь из вас уже пришло на ум что-нибудь необычное, но вписывающееся в бюджет? Народ переглянулся. – Было бы что, а главное кому говорить, – произнесла Райли, кривя рот в насмешке. – Мы надеялись, ты, наш гениальный практикант, уже имеешь готовый план действий. Иначе почему Джером решил, что во главе проекта должен стоять именно ты? Диего не знал, почему, но с каждой секундой злился все сильнее и терял терпение. Язвительные комментарии Райли действовали на нервы. – Ладно, я понял, – резюмировал он. – В таком случае, если никто ничего не хочет добавить или предложить, совещание окончено. Надо сказать, неверие собственной команды в его силы Диего не остановило. Он не очень понимал, откуда в нем столько самоуверенности и сил идти против течения, но ловил момент сполна. Тем более что очередной разговор с Джеромом и попытки сдаться увенчались крахом. Предпочитающий закрывать на появляющиеся проблемы глаза Джером не желал слушать, что в его «дружном коллективе» обитают настоящие крысы и склочные стервы, мешающие продуктивно работать, а сам Диего в силу неопытности не справляется с задачей, буквально вынужденный работать в одиночку. – На тебе лица нет, – сказала одним вечером, уже где-то во второй половине марта, Людмила. – Все так плохо? – Представь, что ты сидишь в песочнице и дерешься с другим ребенком за формочку. Вот примерно так. – О боже, и с кем же это ты дерешься? – С начальством. Оно побеждает. И я думаю, что самое время отступить. – О, ну знаешь, как это, начальство всему голова, так что да, проще сделать так, как ему хочется, – сказала Людмила, отпивая из чашки ароматный чай. – Хотя, конечно, если голова дурная, то заставить ее поверить, что ей хочется точно так же, не составит труда. Диего во все глаза уставился на мать. А это мысль… С тех пор вызывать жалость у Джерома и давить на явно отсутствующую совесть он не пытался. Вместо этого он потратил уйму времени, чтобы наглядно доказать ему, что смелый подход – это золотая жила. Пришлось, впрочем, отказаться от совсем безумных идей, вроде эпилептических нарезок в мини-роликах для инстаграма или отвратительно-визгливой фоновой песни, все-таки для столь высококонцептуальных вещей общество еще не готово, но от игры на контрасте отказаться было просто невозможно. – Идея проста, – говорил он: – мы делаем баннеры, плакаты, листовки и ролики в максимально разном стиле. Где-то это будут просто буквы на цветном фоне, а где-то произведение современного искусства. Нам нужно создать интригу, и использовать для этого мы будем все от ультраминимализма до откровенного гротеска. Цель – заставить человека не просто увидеть рекламу, но полезть в интернет, чтобы узнать как можно больше о продукте. Нужно дать визуальную зацепку и оставить в догадках, только так мы сможем хоть чего-то добиться. От высказанной идеи Джером пришел в истинный восторг и, используя свое положение, сделал все, чтобы продавить идею в остальную команду. – Не пойму, как Джером мог купиться на этот отвратительный цирк, потому что это будет грандиознейший провал, – ворчала Райли каждый раз, когда они с Диего пересекались. Тот в ответ из раза в раз смерял ее взглядом санитара, наблюдавшего за душевнобольной. – Как же меня радует, что твоя практика скоро закончится и не придется больше терпеть твои выходки и сумасшедшие бредни. – Да я тоже рад, что мне осталось работать всего пару дней, – улыбнулся он. – Жаль только, что после меня придут новые практиканты, и все начнется по новой. Как бы ни старалась Райли помешать ему и испортить настроение, у нее ничего не получилось. Главного он добился – материал не только для выпускного проекта, но и для статьи был получен.

***

О результатах своей сумасшедшей практики Диего узнал совершенно случайно и самым необычным образом. Решив позвонить Джерому, чтобы узнать, как продвигается кампания, он столкнулся с тем, что в трубке прозвучал длинный гудок, после которого чопорный женский голос, будто специально созданный для таких случаев, объявил, что «абонент добавил ваш номер в черный список». Смеялся Диего в тот день очень громко и долго. Ему, конечно, было слегка стыдно перед Джеромом за то, что вообще появился в его легкомысленной жизни, но зато тот усвоил урок. Не будет впредь соблазна скидывать проекты на студентов. – Ты страшный человек, – сказал Мэтт по этому поводу. – Ты уж прости, но я после такого тебя к себе в рабочую команду никогда не возьму. – Ты уж прости, но не уверен, что буду проситься, – парировал Диего и посмотрел на высовывающуюся в окно Эмму, пытавшуюся поймать сигнал. Здесь, куда они приехали всего несколько часов назад, связь работала с перебоями. – Вижу, вы вдвоем нашли друг в друге идеальных партнеров и коллег. Я буду третьим лишним. Мэтт улыбнулся. – Ты никогда не будешь третьим лишним. Ты наш друг. Мы твои друзья, и, надеюсь, останемся ими еще долго. – По-другому и быть не может, – ответная улыбка не заставила себя ждать. – Давай выйдем на воздух, здесь слишком душно. Пока Диего шел через коттедж, в котором они поселились, то не смог не заглянуть в приоткрытые двери мелькавших мимо комнат. Вон в одной сидят на полу и играют в настольную игру Алексей и Карлос. В другой, корча рожи и хохоча, фотографируются сестры Цзун. В третьей в одиночестве лежит на кровати Ната и, прикрыв веки, слушает музыку. На секунду Диего даже стало ее жалко, но это чувство быстро улетучилось. Ната – человек строптивый, во многом противоречивый, но все же она согласилась поехать с ними. Нужно дать ей немного времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что ей в их небольшой компании рады, несмотря на не всегда приятное поведение. Выйдя на веранду, Диего вдохнул полной грудью – нет ничего прекраснее хвойного аромата! – Как же я люблю природу, – словно прочитал его мысли подоспевший Мэтт. – Я всегда ворчал по этому поводу, но чем больше думаю, тем больше мне нравится, что особняк Лемье находится за границей Торонто. У нас там, конечно, не лес, но зеленых насаждений в разы больше, нежели в городе. – Да, – облокотился на перила веранды Диего, – иногда я думаю, что тоже хочу дом где-нибудь подальше от шума и суеты Нью-Йорка. Этот город сводит меня с ума, не уверен, что смогу продолжать там жить. Нет, куда больше хочется вот так выйти на веранду или террасу, сесть в кресло-качалку, знаешь, как в доме Верджи, и сидеть, любоваться видом, дышать воздухом и не думать ни о чем… Кстати, что насчет нового жилья? Подобрал подходящее? А то ты и так уже задержался в гостях. – Да, действительно, – где-то над их головами раздался протяжный гул чаек. – Верджи слишком любит меня, чтобы выгнать, и я нагло пользуюсь этим, но, к счастью, скоро моей наглости придет конец, поиски близки к завершению. Я разрываюсь между двумя вариантами, один в Мидтауне, другой в Трайбека. Тот, что в Трайбека, нравится Эмме больше, так что я склоняюсь к нему. Оба рассмеялись. Мягко ступая по лестнице, Диего спустился на покрытую песком и гравием дорогу, подводящую к коттеджу. – Я рад за вас, – он пнул подвернувшийся под ноги камень. – Как думаешь, как мы написали экзамены? – Думаю, хорошо, мы усердно готовились, неприятных сюрпризов быть не должно. Диего кивнул. Весь апрель они втроем корпели над учебниками, перечитывали старые записи и устраивали друг другу устные зачеты. Во время последних особенно сильно одолевала ностальгия: Ал очень любил отвечать на любой вопрос, на который не знал ответа, строчками из песен или набором никак не связанных слов. Все-таки что ни говори, но его отсутствие было для Диего невыносимым. Когда Мэтт с Эммой перед практикой говорили о сюрпризе, он искренне надеялся, что они имеют в виду именно Ала, а не поездку на природу. «Мы решили, что нашей небольшой компании нужны лучшие фотографии в выпускном альбоме», – так сказала Эмма, и, скорее всего, их фотки на самом деле будут круче остальных, но любую, даже самую красивую фотку, он бы променял на возможность увидеть друга. – Как бы там ни было, мы славно поработали. Даже Джексон признал, что мы один из лучших выпусков на его памяти. Диего не смог не улыбнуться, вспомнив самое неожиданное заявление года. Случилось это перед экзаменом по статистике. Диего, жутко переживая, теребил в руках карандаш и с ужасом ожидал, когда Джексон раздаст листы с заданиями. Статистика была именно тем предметом, в котором он понимал меньше всего, а потому волнение било таким мощным фонтаном, что даже непробиваемый Джексон, любящий держать студентов в напряжении, смягчился. – Что вы так переживаете, Карлос? – кладя лист перед ним, сказал он, стараясь держать нейтралитет и выглядеть равнодушно. – Ваш выпуск, по моему скромному мнению, показывает вполне приемлемые, можно даже сказать, высокие результаты, что делает его лучше многих других моих выпусков, потому я ожидаю, что большинство из вас, и вы в том числе, напишете экзамен… – его и без того тонкие губы вытянулись в ниточку, – сносно. А теперь, Карлос, займитесь наконец тестом! Теплые слова обычно холодного Джексона придали уверенности, а где-то на середине экзамена Диего, надеясь перевести дух, поднял голову и, встретившись взглядом со смотревшим в его сторону профессором, улыбнулся ему. Джексон едва заметно кивнул, после чего разорвал зрительный контакт, повернувшись к подозрительно невинно выглядящему Алексею. – А как тебе Лонг-Райт на защите проектов? – Он был прекрасен. В обеих своих ипостасях. Так уж получилось, что окромя Джексона по-новому успел раскрыться и Лонг-Райт. Хотя в его случае получилось не настолько сенсационно, скорее просто забавно и смешно настолько, что это стало последней общей шуткой их курса. На защите Диего чувствовал себя еще хуже, чем на экзаменах, все же здесь ему придется еще и выступать, доказывать какие-то свои выводы, в которых он и сам сомневался, и делать вид, что ты вообще понимаешь, что несешь. Помня опыт Нгози и наставления, которые дал ей Мэтт, он вновь пробежался по основным пунктам, проверил плакат на предмет ошибок или неточностей и выпил два стакана воды. Когда к нему наконец подошла проверяющая комиссия, он едва мог держаться на ногах. Увидев же в составе комиссии самого Лонг-Райта, он ойкнул, а ноги предали его и подкосились. Хватаясь за стенд, он, чувствуя себя девочкой-паникершей, сдул челку с лица и, вздохнув, встал ровно. – Мистер Карлос, что с вами? – всполошился Лонг-Райт. – Вам нехорошо? – Нет, я в порядке, – соврал Диего, – просто не ожидал вас сегодня увидеть. Вы же… ректор. – Да будет вам известно, – важно заявил Лонг-Райт: – я не только ректор, но еще и профессор. Заслуженный, между прочим, имеющий множество наград и соответствующую квалификацию, достаточную для оценки студенческих работ, – мисс Лотери, стоявшая по правую руку от него, едва сдержала смешок, по левую же, закатывая глаза, стоял Джексон, а чуть позади Стоун недовольно стучал пальцами по планшетке. – А теперь давайте посмотрим, что вы для нас приготовили. И несмотря на то, что Диего сбивался как минимум несколько раз, а кое-где его и вовсе выручили комментарии Лотери, Лонг-Райт, ректор-профессор, внимал его речи с максимальным интересом, будто его студент только что изобрел второй адронный коллайдер. – Очень и очень, так сказать, актуальное исследование, – задумчиво произнес он, чиркая в своем блокнотике. – Спасибо, мистер Карлос, вопросов лично у меня к вам нет. Оценки станут известны позже. Придрался к нему только Джексон, что и ожидалось, по поводу неинформативного графика. – А что насчет Школы Журналистики? – внезапно перевел тему Мэтт. – Мне важно знать, окупились ли мои вложения. – Окупились, – заверил его Диего. – Сполна. Моя последняя статья произвела хорошее впечатление на нашу преподавательницу мадам Шик. И это было самым неожиданным из всего. Даже признание Джексона как-то меркло на фоне внезапно похвалившей его за замечательную работу Шик. Раньше она оценивала все его старания на уверенное «хорошо». Но в этот раз статья о буднях, проведенных под крылом рекламного агентства, пришлась ей очень по вкусу. – Чистые, незамутненные факты и эмоции, безукоризненный анализ, освещение всех существующих подводных камней и интервью, обличающее несостоятельность отдельных представителей рекламного рынка. Это именно то, чего я от вас ожидала, рада, что вы вняли моему совету и взяли пример с мистера Роя. Очевидно, никакого примера ни с кого он не брал, наоборот, делал наобум, впихивая в текст все, что к месту и не очень, но вписывается неплохо. Долго размышляя над реакцией Шик, он пришел к выводу, что все дело в здоровой порции критицизма. В финальную статью он вложил всю свою злость, как бы адресуя ее Джону, Махуб, Лотарио, Джерому и многим другим. Тем более что после этого ему и вправду полегчало. – Получается, твоя мечта таки исполнилась, ты стал журналистом, – не без гордости произнес Мэтт. – Рад, что все было не зря. Диего сделал глубокий вдох. – Я уже сто раз говорил, но скажу еще: без тебя, Эммы и Ала я бы ни черта не достиг, потому я очень рад, что вас встретил. Вы – лучшее, что случалось в моей жизни. – Ой, развели тут сопли, как в концовке дешевой мелодрамы, – послышался голос позади, и оба обернулись, чтобы увидеть рассматривающую их с доброй долей иронии Эмму. – Еще и без меня! – Прошу прощения, ваше величество, – театрально поклонился Мэтт, отодвигаясь в сторону, – дорогу королеве драмы! – А вот за такое и схлопотать можно, – по-детски насупилась та. – Диего, сделай что-нибудь, меня обижают. – Ладно. Предлагаю минуту молчания в память о почившем равнодушии Джексона и столе из пентхауса. Проявим уважение. И все трое, состроив скорбные лица, опустили головы к земле. И только Диего не нужно было притворяться. Он вспомнил о Джонни, и теперь в уголках глаз собирались слезы, норовящие пролиться ручьями. – Ты что, правда плачешь? – увидев, как Диего быстро смахивает их, прошептала Эмма. – Нет, конечно, просто водопад в глаз попал. Он обнял ее за плечи, она сделала то же самое. Впереди бушевала и с остервенением кидалась в пропасть величественная Ниагара.