Продолжай верить

И всё с той же верой где-то глубоко в сердце, Криденс потерял сознание. Он видел сны и даже не боялся возможности проснуться незамеченным в какой-нибудь канаве, ибо за разрушение города по голове не гладят. Но каково было, на его удивление, очнуться в палате под тёплым одеялом и с гипсом на правой руке. Бэрбоун осмотрел комнату. Это было скромное помещение с четырьмя кроватями, парой табуреток, тумбочек и маленьким зеркалом в одном из углов. За его спиной было окно, а перед ним — дверь. Он даже мог чувствовать порывы ветра из приоткрытой форточки, которые несли с собой пыльцу увядающей природы. Когда Криденс чихнул, то обнаружил, что в одном из углов комнаты сидит та, кто отговорила его продолжать безумие, та, кто его спасла. Порпентина резко оторвалась от книжки и вытаращилась в его сторону. Её лицо осветила яркая улыбка, и она скорее подошла к кровати, не отрывая глаз от юноши. — Криденс, ты бы знал, как мы тебя ждали! Все мы! — она явно пыталась успокоиться, скрывая слёзы радости, — Сейчас. Я позову врача! Девушка вылетела из палаты, как пташка из гнезда, и побежала ошарашивать врачей тем, что тот, кто лежал месяц в коме — очнулся. Прикрыв глаза, Криденс начал вспоминать всё… Все моменты его жизни проносились перед ним, как фотографии. От этого на глаза накатывали слёзы, ведь даже сейчас он чувствовал дыру в своей душе. Не то, что бы их там не было раньше. Просто эта была самой обширной и больной. Все те слова Персиваля о том, что он бесполезен, о том, что он бездарен и необучаем. Все они били с каждым разом всё сильнее и сильнее. Ранили лучше любого кинжала или заклинания. Криденс бы и продолжал перебирать все эти осколки своей памяти, как в комнату ворвались Ньют и Тина. Первый сразу попытался обнять Бэрбоуна, однако синяки не позволяли сделать это безболезненно. Затем в палату вошёл доктор. Старый и поседевший мужчина с ямочками на щеках. Он справился о самочувствии Криденса, проверил гипс и сразу ушёл к другому больному. Первым начал говорить Саламандер: — Ты помнишь, что с тобой произошло? — выражение его лица было настолько обеспокоенным, что можно было предположить всё самое плохое. Он прокрутил в голове все события ещё раз и кивнул, отводя взгляд. Мальчик, конечно, понимал, что вечно хранить молчание не получится, как бы он ни старался. — Простите, — слёзы начали катиться по щекам, — я не хотел, простите. — Нет, нет, прекрати. Обскура трудно контролировать. Ты ни в чём не виноват, Криденс. Всё уже позади. Мы ведь здесь, и мы тебя не бросим, — начал тараторить Ньют. — Министерство распорядилось, чтобы за тобой ухаживали. А после поправки тебе точно найдут место, где можно жить, — добавила Тина. Криденс вздохнул. На него хотя бы не держат зла. Кажется, даже не накажут. Можно на секунду расслабиться. Не тут то было. На улице поднялся сильный ветер, и сквозняком распахнуло дверь. Тина уже направилась закрывать её, как Криденс посмотрел в дверной проём и увидел в конце коридора никого иного, как Персиваля Грэйвса. Их взгляды встретились и тут же разорвались громким хлопком двери. Сердце юноши сжалось, как будто ему перекрыли кислород. Он буквально боялся дышать. — Что… Что он здесь делает? — Криденс оттянул рубаху от шеи в попытках получить хоть капельку воздуха. — Прости, я оповестила всех о том, что ты пришёл в сознание, и он тоже прибыл. Чуть ли не первым, — она переступила с ноги на ногу, — Только, Криденс, помни. Это не тот, кого ты видел в тот ужасный вечер. То был злой колдун. А Мистер Грэйвс хочет помочь. Понимаешь? «Мистер Грэйвс хочет помочь», ему ведь так уже говорили, и чем это обернулось? Разочарованием и болью. И ведь Криденс снова готов поверить. Не думайте, что это слепая надежда. Это его неиссякаемая вера в возможное счастье. Но слёзы она всё равно не останавливает. — Ладно, мы с Ньютом пойдём. Тебе нужно отдыхать. Сказать, чтобы он не заходил? Юноша хлюпнул носом и повернулся на правый бок. Ответ и не требовался. Веки Криденса мгновенно потяжелели, и он провалился в сон. Мысли текли, как густой сироп. Все события перемешивались. Знакомые лица всё мелькали и мелькали. А места логике не было, только тяжести чувств, которые обрушились на голову в один момент. Образы зла плыли перед глазами и заставляли цепенеть и оставаться неподвижным. Наконец, сон обрёл черты. Криденс сидел в пустом городе на промозглой брусчатке, держась за голову. Им владел Обскур, он буквально чувствовал злость, кипящую вокруг его тела. Перед ним был Грэйвс. Нет, не Грэйвс — Грин-де-Вальд. Криденс был готов разорвать его в клочья и собирался сделать это. Однако из-за полуразрушенного дома показался настоящий Персиваль. Одним движением руки он отбросил Лжегрэйвса и, ударившись об камни, тот рассыпался на тысячу осколков. Обскур растворился, и Криденс мгновенно оказался рядом, начиная подбирать осколки, не веря, что его проблема может вот так легко превратиться в кучку стекла. Персиваль подбежал к нему, забрал из рук осколки и притянул к себе крепкой хваткой. Криденс мог буквально чувствовать его тепло, и слёзы перестали катиться по его щекам. Тот смотрел на него с такой заботой, с такой любовью в глазах, что сердце пробирала дрожь, а губы моментально пересыхали. Мистер Грэйвс наклонился, и их губы соприкоснулись в лёгком, целомудренном и убаюкивающем поцелуе. Криденс открыл глаза. Его всё так же окутывало приятное тепло. За окном были сумерки, и тень от окон виднелась огненным силуэтом на обшарпанной стене. Это зрелище его завораживало, и он любовался им до самого заката. В его душе всё ещё горел огонёк надежды, он знал, хоть и глубоко внутри, что может начать доверять Персивалю. Дверь в комнату открылась. Это был он. Мистер Грэйвс не выглядел таким, каким Бэрбоун знал его. Он шёл осторожно, словно боялся спугнуть, а по его взгляду можно было понять — он сожалеет. Взмахом руки он зажёг прикроватную лампу, и комнату наполнил приятный жёлтый свет. Криденс опасливо взглянул на него и даже сейчас мог чувствовать то тепло, которое чувствовал во сне. Персиваль присел на край кровати и долго подбирал слова. — Здравствуй, Криденс. — Здравствуйте, сэр, — его голос был ломким, но он пытался добавить хоть капельку уверенности. Они продолжили находиться в неловкой тишине, и юноша снова подал голос: — Вы ведь не такой, как он? — он смотрел на него с самой большой надеждой на свете. — Нет, что ты, мой мальчик. Мне ужасно жаль, что тебе пришлось лично знать того грязного прохвоста. Я… Я бы никогда не причинил тебе боль, — Персиваль коснулся его руки. Всё внутри Криденса сжалось. Он не знал, что ему делать. Не знал, что говорить. Он всё ещё боялся. — Точно? — спросил он шёпотом, и его губы дрожали от страха. Он даже приподнялся, чтобы внимать всем словам волшебника. — Точно, — также тихо ответил Персиваль. Криденс сжал его руку и преподнёс к своему лицу, вытирая слезу счастья, бежавшую по щеке. Кажется, он и вправду чувствовал счастье. Впервые за всю свою жизнь.