Марго, когда она говорит.

– Прекрати сверлить меня взглядом, - он недовольно нахохлился и, шумно фыркнув, стал смотреть на солнечных зайчиков на её лице. – Ты умылся бы, чумазый, – парировала, вспыхнув от смущения и негодования. – Пашк... – собирался крикнуть Эрик, как тут же был одернут. Тим больно шлепнул его по уху и сердито шикнул. – Не понял? – на щеке красным пятном горело возмущение. – Не мешай голубкам ворковать, – Тим кивнул в сторону Марго и Пашки. – Ворковать? Пф, – Эрик расхохотался, – Не умеют они это делать. Она точно. Кишка тонка ему признаться, а он настырно игнорирует её восхищенные взоры. Мне их жаль. Го пора давно понять, что ничего хорошего из её любви не выйдет. А он, блин, че, не мужик? Не может сам сказать, что отношения у них исключительно дружеские? Не понимаю... Тим окинул презрительным взглядом распустившего язык друга и тяжело вздохнул. Потому что это было невыносимой правдой, где они с Эриком отчаянно строили из себя Гузееву, пытаясь их свести. Сначала было весело, потом, поняв безрезультатность попыток, они это дело бросили. Но тягостно было наблюдать за мрачневшими день ото дня Гошей и Пашкой, которым было одновременно тяжело и приятно видеть друг друга. Их дружба катилась к чертям, и они ничего с этим поделать не могли. Кто бы знал тогда, что решение появится так скоро. – Давайте в дурака сыграем? – Марго звонко разрезала тишину мостовой. – На что? - Пашка лениво оживился. – На деньги, конечно, – Эрик закатил глаза с привычным ему "пф". – Скучно. От твоих 50 копеек толку мало, – все так же лениво отозвался Пашка под одобрительный кивок Тима. – А давайте на желание, – и три головы обернулись в её сторону, никак не ожидая такой прыти от всегда очень тактичной в подобных вопросах Го. Первым нашёлся Эрик и с прорезавшими щеки ямочками сказал: – Играем. Первым в выигрыше остался Тим и с хохотом заставил Эрика изображать Мерлин Монро. Затем по настоянию Пашки, в пух и прах разбившего всю ораву шулеров, он надел кофту на ноги и штаны на руки, прогулявшись по мосту головой вниз в таком виде. Вскоре Эрик, воодушевившись успехом в партии, сказал, что хочет мороженого. Четвёртая игра принесла право на желание Пашке, но тот решил оставить его на потом. Марго, так и ни разу не выиграв, надулась и сказала, что играть больше не хочет. Однако, её уговорили сыграть ещё раз. Успешно для неё. И обрадованная собственной победой, пусть и не совсем честной, она под коллективный вздох сообщила, что тоже оставит своё желание при себе. День клонился ко времени ужина. Но было решено купить обещанное мороженое. И Эрик с Марго пошли в ближайший магазин. Первый - выбирать, вторая - оплачивать, на что Тим скорчил недовольное лицо, болтая о рыцарстве и о современных гендерных запутанностях, феминизме и прочей чепухе с названием "так вообще-то нельзя". – Скажи, он тебе правда нравится? – равнодушным громом прозвучало эхо, от чего она вздрогнула. – Кто? – задумчиво приподняла брови, наклонив кукольную кудрявую головку на бок. – Ну, не я же, – опять с характерным "пф", – не тупи. И Марго затылком почувствовала, что спалилась. С потрохами. Как бы она не скрывала, не отрицала свою симпатию, её нельзя было скрыть. И тихо выдохнув, она выпалила чистосердечное: – Да. – Так скажи ему, – даже не смотрит на неё, заинтересованно разглядывая прейскурант. – О чем? – Гош, тебе Сникерс что ли нужен? – он с усмешкой и раздражением оторвал взгляд от цен на любимую вкусняшку. – Ты так упорно тупишь, что мне кажется, будто ты его просто выпрашиваешь. – Да больно надо, – она спародировала его закатывание глаз с точностью до единого мускула. – Я не собираюсь ему ничего говорить. – Почему? – он опять уткнулся носом в поиск оптимального варианта по цене и качеству. – Как будто я не знаю его ответ... – Ну так какого черта ты страдаешь? Марго молчала. И, высоко задрав головку, смотрела на розовую рекламку шоколада с надписью "Время дарить любовь!" – Марго? Голову задирает лишь для того, чтобы слезы не выкатывались. Эрик это понял и, встряхнув её за плечи, серьезно заглянул в глаза. – Го, перестань страдать херней. Ты же умная вроде. Хватит по этому поводу заморачиваться. И его и себя, и что уж там, нас мучаешь. Кончай с этим, ладно? Он не узнавал её. Не Го, борзая и чудаковатая, а безмолвная бледная статуя была у него в руках. Смотрела диким зверьком, злым и беспомощным. Глаза огромные, стеклянные. Он обидел её. Не в первые, конечно. Но обычно она с ироничной улыбкой сносила его заскоки и грубоватые отклики, иногда давая оплеухи за излишнюю наглость. Не в этот раз. Он действительно её обидел. Но извиняться не собирался. Из принципа. Даже перед святой Го. Даже перед такой. – Давай возьмём пломбир? – неузнаваемый голос резал ему ухо. С ней что-то было не так. Не та Го. Эта дикая. Безумная. На грани срыва. – Окей. Он окунул руки в ванну холодного воздуха и выудил четыре пачки замершего лакомства. Расплатившись на кассе, они молча побрели обратно. Он, размышляя о том, где именно перешёл границу дозволенного, а она – один черт знает, какие мысли вертелись в её голове. Но по достижению места встречи та лихо попрощалась с ребятами и убежала домой. В прямом смысле убежала. Едва завернув за угол, она с топотом ринулась. Ринулась бежать от своих проблем.

***

Затея пройтись до магазина была ужасна. На неё давило обоюдное молчание, но говорить о пустом не хотелось. Хотя о чем вообще разговаривают люди? О, давайте признаем, что наши разговоры по большей части - бессмысленная рутина и беспричинный смех. Редко-редко, сидя на кухне поздно вечером, мы затрагиваем то, что действительно важно. И в том прелесть этих посиделок – они не ежедневный ритуал. Но обязательный в жизни. А потому, вероятно, заговорив с незнакомцем, не стоит стряхивать пыль с философских трактатов Плутона или дедушки Фрейда. Поговорите лучше о погоде, как это делают англичане, знающие толк в болтологии. – Хорошо сегодня на улице... – сказав это слишком тихо, она расстроилась и сердито щипнула себя за запястье. – Ты опять не говоришь, а шепчешь, – он упрекнул её в который раз. – Я говорю, что сегодня, кэп, прекрасная ночь, – говорить громко она умеет, стоит разозлиться. Да, очень хороший способ успокоить себе перед публичным выступлением – взбеситься. Работает безотказно. Но не злоупотребляйте. – А, ну, ночь как ночь. Тепло и ладно, – ищет глазами супермаркет. – Зачем ты куришь? – внезапно вспомнила, уже начиная терять терпение от назойливой тишины. – Потому что привык. – Привык к чему? К дыму в лёгких или к стабильности - три сигареты в день? – сегодня она сделает все, чтобы не молчать. Она твёрдо решила. Достанет его вопросами. Не отвертится. "Терять нечего." Он немного задумался. – К самому процессу. Марго шла и думала, что из-за этого запаха горького табака и чего-то древесно-сладкого в одеколоне хочется жить. – А тебе зачем творог, когда в зале целый фуршет? – он, наконец, вывел её из задумчивости, будучи сам не любителем длительных пауз. – Худеешь, что ли? – Ага. – Куда тебе худеть? – и он посмотрел на острый изгиб плеча. Не такой она была раньше. Совсем не такой. В прошлом округлая и розовощекая, она превратилась в бледную тень, с усталым и злым взглядом исподлобья. Тонкокостная и звонкая, непривычно эффектная и худая, она однажды публично обхватила свою ногу на целую ладонь выше колена. А ведь раньше... Нет, она словно всегда была такой. На деле медленно и верно вгоняя себя в выдуманный идеальный размер. Зачем? Зачем обедала в столовой одна? Зачем лишь жадно грызла яблоки и глотала минералку на всех мероприятиях? Зачем носила балахонистые свитера? Зачем? – Уже некуда. Мне просто интересен процесс. Привыкла. Он ухмыльнулся. – Тебе нравится ничего не есть? Обиженно скривила рот. Она ест. Она всегда ест. Она готова поклясться, что никогда не пропускает ни один приём пищи. В этом она пунктуальна. Да и кто не будет пунктуален, когда у тебя 24/7 внутри циркулирует желание поскорее поесть? – Во-первых, я ем. Я ни разу не отказывалась от еды вовсе. Это бессмысленно. Во-вторых.. И она осеклась. Нравится? Нравится процесс? А вам нравилась ваша диета? Нет, и это отношение хуже ненависти. И ей, конечно, не нравилось хотеть есть. Но ей нравилось, как таяли цифры на весах. Как прорезались рёбра и лопатки сквозь кожу. Ей нравилась пустота внутри. – Я не знаю, нравится или нет. Это как любить человека, который причинил много боли. Ненавидишь и любишь одновременно. – Сложно. И на секунду задумался. – Ты кого-то неудачно любила?

***

– В смысле никуда не уезжала? – абсолютное недоумение в голосе. – Я просто переехала на другой конец города. – Марго, поясни, пожалуйста... – он прикрыл глаза, растирая виски, силясь понять непобедимую женскую логику. Считая Гошу едва ли не единственным женским существом, чьи действия можно было отнести к лишь двум адекватным причинам: потому что весело или потому что надо, он явно разочаровывался. – Тим, а нечего объяснять... – Марго, такая врушка. Не краснела бы хоть. – Для тебя и соседний город был недалёким расстоянием, так почему ты ни разу за три, черт возьми, года не встретилась с нами? – Не хотела, – опять она врёт. – Но почему? – беззлобно, но с большой обидой в голосе звучали слова. – Не хотела Вас мучить, – задирает голову. "Вы только посмотрите какое красивое небо." – Марго, я не понимаю, чем мучить-то? – Своим идиотским влюблённым поведением, – дышать нечем. Трёт щекочущий нос, который уже требует поскорее высморкаться. – Ааа, я понял, откуда ветер дует. Тебе, случайно, ничего дурного Пашка не сказал? – Нет, – некомпрометирующую правду говорить приятно. – Тогда это было с твоей стороны глупо, – он явно обижен. – Согласна, – опять трёт нос. Он, подлец, требует носового платка. – Гош, прости, конечно, но ты дура, – бубнит он и горько смеётся. – Согласна, – украдкой трёт глаза. Помолчали. Он остыл. – Ты хочешь с ним встретиться? – Нет. Зачем? – а у самой опять нос чешется. "Она, что, ревет что ли?" – Марго, он твой друг, в первую очередь, – "Ну вот, опять вспыхнул..."– И если ты думаешь, что с твоим исчезновением всем с чего-то стало лучше, то сильно ошибаешься. – Ведь сказал уже. Нам. Тебя. Не хватало, – смотрит ей в глаза и хмурится. Обезоруживающе, с добром. – А мне было пусто без вас, – она тихо и виновато шепчет. "Ладно, Марго, эту войну мы проиграли. Тащи белый флаг, подписывай акт о капитуляции. Признайся: ты просто соскучилась по этим шалопаям." – Звоню Эрику? – Давай, – улыбается. – Звоню Пашке. Она задумывается. И с сомнением выдаёт: – Хорошо. – А я тебя не спрашивал, – и довольно ухмыляется, набирая номер.

***