Чёрно-белое

Влюбится и любить не взаимно — обречь себя на ханахаки. Этакое испытание, подкинутое жизнью, которое научит тебя познавать счастье через несчастье, любовь — через безразличие и порой ненависть. Проводить ночь перед унитазом, отхаркивая лепестки лотоса. Питаться кофе или чаем: потому что глотать твёрдую пищу больно, а от горячей жидкости цветы ненадолго перестают пускать корни. Любить кого-то настолько сильно, что сходить с ума. Смотреть на его фотографии перед сном и плакать, улыбаясь. Жутко завидовать его избраннице и желать им совместного счастья. Но не винить в своём ужасном состоянии одного единственного человека, который, если честно, на самом деле ни в чём не виноват. Наверно, ханахаки — это всё-таки благословение богов. Ведь если кого-то они и любят, то стараются забрать к себе. А цветы, прекрасные цветы, срывают в момент цветения, пока те брызжут безумством красок и пышностью красоты. Просто если так думать, то мирится с болезнью проще. Астрид повторяет эти слова словно мантру, пока пытается отдышаться после очередного приступа, сидя на полу в ванной. В заднюю стенку гортани упирается еще не раскрывшийся бутон лотоса. Колени ломит, но на самом деле это не суставы, а тонкие веточки хрустят. Астрид повторяет эти слова словно мантру. Они, может, и звучат излишне пессимистично, но заряжают позитивом — «вот он я, любимчик богов, смотрите». Астрид, как и любой другой человек с ханахаки, хочет жить. Она любит жизнь. И она будет жить - уверена. Каждое утро, просыпаясь, она думает, знает, что переживёт. Астрид не первый раз болеет ханахаки. Но в первый раз идёт из-за этого к психологу. На этом настояли обеспокоенные друзья, а сама девушка противиться долго не стала. Психолог отправляет её на какой-то то ли тренинг, то ли курсы, где люди, каждый день своей жизни всё больше и больше похожие на ходячие оранжереи, встречаются, разговаривают и «пытаются помочь друг другу». Астрид не видит смысла в этих встречах. Как они могут помочь? Заставят разлюбить? А разве это не жестоко? Но всё-таки отправляется на первое собрание клуба (не)анонимных мазохистов, потому что гордость не позволяет убежать, толком даже не зная от чего, и любопытно немного. Иккинга туда отправил отец, едва прознал о болезни. Парень с нелепым именем на бейджике говорит об этом, когда подходит черед преставиться; говорит спокойно, будто это его не задевает совершенно, и ему — действительно, — плевать на всё. Он мыслями сейчас не здесь и не сейчас. Постоянно вертит в руках мобильный и кусает губы. Астрид даже немного жаль парня. Всё занятие они ловят взгляды друг друга, и Хофферсон решается взять у него номер телефона, чтобы пообщаться поближе. Потому что Иккинг её заинтересовал чуть больше, чем другие двенадцать человек, а посещать далее эти собрания любителей-садоводов она не намерена. Но едва Астрид подходит и открывает рот, как Иккинг тут же бледнеет, сгибается пополам, по стенки скользит вниз. Девушка не даёт ему упасть, подставляет плечо и тащит до ближайшего туалета — женского, правда, но кого это волнует, когда у тебя приступ. Астрид никогда раньше не наблюдала, испытывала на себе, но не видела со стороны. Как дергается кадык, как хрипящий и булькающий кашель вырывается из горла, разрывая слух, будто бумагу. Как под кожей шевелятся стебли. Как изо рта появляются цветы. Астрид не знает, что это за разновидность, но она впервые искренне сочувствует кому-то другому: уж очень пышные цветы достались Иккингу. А потом, когда вслед за жёлтыми лепестками вылезают белые — что-то щемит в сердце. От жалости и сострадания. Иккинг загнанно дышит, смотрит из-под слипшейся чёлки, у него кровь размазана в уголке рта. — Номерок не дашь? — вместо всего, что она могла бы сейчас сказать, она спрашивает именно это: не хочет спугнуть. Ей по-человечески жалко парня перед собой. А ещё — в самой глубине души — она чувствует, что ей нужен кто-то в списке знакомых более ущербный, более несчастный, нежели она сама. Это Астрид, конечно, никогда не признает в себе, никогда в этом не признается кому-то другому. Поэтому она просит номер телефона. Иккинг сверлит её взглядом, всё так же остаётся на полу, размышляет секунд тридцать и протягивает руку с раскрытой ладонью. Астрид не понимает, что от неё требуется. — Телефон, — хрипит Иккинг. — Дай. Забью номер. Иккинг вбивает свой номер - сто первый в телефонной книжке Астрид - и подписывает контакт под стать своему имени: "бесплатные цветы" - нелепо.