Чёрно-белое

— Всё ещё хочешь искать лекарство для меня? — С нескрываемым ехидством поинтересовалась Астрид. — Или наконец понял, что нельзя вылечиться от собственной сути? — Ты поэтому говорила, что… ты мне не нужна? — Рано или поздно, но в итоге я бы навредила тебе. Про предчувствие, настойчиво твердившее держаться подальше, она не сказала. Вряд ли Иккингу стоит знать ещё и об этом, хватит с него потрясений. — Получается, — после короткой паузы задумчиво сказал Иккинг. — Что между нами ничего и не было? Только моя глупая влюблённость. — Почему «глупая»? — Искать встречи, гонятся за тобой — как помешанный, потерявший за самоуважением последний разум. Разве не глупо? — Выходит так. — «Моя симпатия к тебе была такой же.» — Прости тогда. За поцелуй в щёку на лестнице. Это было нагло с моей стороны. — Забыли. Иккинг выглядел задумчиво, всё ещё осмысливая полученную информацию. Он добился ответа на интересующий его вопрос, а у Астрид изначально никаких вопросов-то и не было. Повисла натянутая тишина. Наконец Астрид вспомнила о чём-то, как спохватилась, и нашла тему для разговора: — Как ты вообще оказался здесь, в Париже? Иккинг оторвался от размышлений, поднял на неё глаза будто бы испуганные: словно он позабыл, что сидит не один, и неожиданные вопрос из пустоты застал его врасплох. Но быстро собрался с мыслями. — Прилетел на научную конференцию. Буду выступать с докладом послезавтра. — Ого, ты теперь видный учёный. — Какое там, — Иккинг махнул рукой. — Мне до первых стоящих результатов ещё несколько лет упорной работы. А что сейчас есть — это так, обобщения опыта и новые теории. — И долго будет идти конференция? — По инерции из вежливости спросила Астрид. — Пару дней. Вряд ли мы встретимся ещё раз за это время. И она поняла, что Иккинг в самом начале их разговора сказал правду: ему нужен был всего лишь один ответ, и ничего больше. Он не собирался искать встреч и тем более бегать за ней, как в университете. Иккинг не требовал от неё ничего, наоборот сам отказывался от любой возможности иметь что-либо общее, помимо уже имеющихся воспоминаний, которые только что они собственными руками запечатали, прояснив все недопонимания. — Не засиживайся в кабинетах. А не то побываешь во Франции и даже не увидишь Лувр. — Никогда не понимал смысла ходить по музеям и смотреть картины. — Кого-то они очаровывают. Что ж, мне пора, — Астрид легко поднялась со стула. — Ты ведь выдернул меня прямо по дороге, и теперь я опаздываю на встречу. Аdieu. Живи счастливо. Бессмысленная и тонкая улыбка появилась на её губах. Иккинг больше не видел в ней никакой загадочной таинственности, что кружила некогда голову. Это был простой изгиб губ, за ним не крылось ни тайны вроде загадки улыбки Джоконды, ни какого-либо иного смысла кроме социального рефлекса.

Спустя пять лет у Астрид Хофферсон всё такая же улыбка, и наверняка рядом с ней люди всё так же пропадают.

Спустя пять лет это всё-таки останавливает Иккинга.