Невидимый мир

      «Тёп­лый»       «Ка­кой он тёп­лый»       «Юри...»       Пос­ре­ди ноч­ной дре­моты, об­во­лаки­ва­ющей Ю-то­пию, от­ме­чен­ный по­лос­кой се­реб­ря­ного лун­но­го све­та, Юри глу­боко и чис­то ды­шал, по­ложив го­лову на пле­чо Вик­то­ра и на­вер­ня­ка ви­дя сны. Му­зыка, ко­торую он при­нёс, бы­ла прек­расна. Она бы­ла очень по­хожа на са­мого Юри. Тре­вож­ная, но в чём-то и уми­рот­во­рён­ная. Сок­ры­тые тре­воги и вол­не­ния, ко­торые спря­таны за из­ви­ня­ющей­ся улыб­кой и по­туп­ле­нным взгля­дом. Точ­но, му­зыка прек­расно под­хо­дила для Юри... и для его про­из­воль­ной прог­раммы. Юри был очень и очень тёп­лым.       И зав­тра, ут­ром, ког­да прос­нётся, на­вер­ня­ка бу­дет дол­го-дол­го из­ви­нять­ся за то, что ус­нул пря­мо тут.       Тре­ниров­ки его вы­маты­вали, но это бы­ло имен­но то, что нуж­но: ус­тавшее те­ло спо­соб­но креп­ко ус­нуть, а креп­кий сон ва­жен поч­ти так же, как и здо­ровое бо­дрс­тво­вание.       Вик­тор за­дум­чи­во еро­шил ко­рот­кие во­лосы Юри, а по­том сам ус­нул.       Ут­ром бы­ли пун­цо­вые уши и из­ви­нения.

***

      Пун­кту­аль­ность — од­на из са­мых страш­ных черт япон­цев, да­же воп­ре­ки то­му, что Юри од­нажды ед­ва не срав­нялся с А­эроф­ло­том в но­мина­ции «дол­гое ожи­дание». Ещё од­на страш­ная на­ци­ональ­ная чер­та — единс­тво. Мол, пер­вый удар мо­лот­ка по вы­пира­ющей шляп­ке. Ког­да Ни­кифо­рову при­ходи­лось раз­мышлять, по­чему Юри не мо­жет про­демонс­три­ровать все свои спо­соб­ности во вре­мя со­рев­но­ваний, он не­из­бежно при­ходил к вы­воду о том, что на пар­ня да­вил страх пе­ред осуж­де­ни­ем. Он имел спо­соб­ности и пред­распо­ложен­ности, ко­торые хо­тел бы про­явить, но за­пихи­вал об­ратно под дав­ле­ни­ем этой иде­оло­гии. Бо­язнь осуж­де­ния при­води­ла к то­му, что Юри всё рав­но осуж­да­ли. По­это­му нуж­но бы­ло при­думать что-то, что от­влек­ло бы мыс­ли Юри от вни­мания к то­му, что по­дума­ет об­щес­тво. Фи­гурист, ко­торый опа­са­ет­ся вы­делять­ся, это хре­новый фи­гурист. А Юри нуж­но бы­ло вы­делить­ся. Жиз­ненно не­об­хо­димо. Нуж­но бы­ло, что­бы он за­был об этом в боль­шинс­тве им же на­думан­ном об­щес­тве. Яс­ное де­ло, про­ще по те­чению плыть, но Ка­цуки же эле­мен­тарно не дос­та­вало си­лы же­лания — про­тив стра­ха. Зна­чит, на­до уси­лить это же­лание. Итак, че­го же­ла­ет Ка­цуки Юри?       Ка­ково же­лание Ни­кифо­рова Юри?       «Тёп­лый. Ка­кой ты тёп­лый...»       Они си­дели на кро­вати, и Юри, прис­ло­нив­шись пле­чом к Вик­то­ру, скло­нил к не­му го­лову. Во­лосы ста­ли длин­нее. Вер­нее, Юри стал стричь­ся на боль­шую дли­ну, чем рань­ше. Вик­тор да­же не мог с уве­рен­ностью ска­зать, как ему боль­ше нра­вилось — Юри ему в прин­ци­пе нра­вил­ся.       Пун­кту­аль­ность — страш­ная чер­та.       И се­год­ня как раз про­шёл ме­сяц с их по­ез­дки в Пи­тер.       По­чему Юри не го­ворил о сво­их пе­режи­вани­ях с Вик­то­ром? Поч­ти ни­ког­да? По­чему всег­да всё до­ходи­ло до руч­ки и до­тяги­валось до той по­ры, ког­да уже прос­то ча­ша пе­репол­не­на? Сколь­ко мож­но бы­ло бы ре­шить воп­ро­сов без до­веде­ния до точ­ки ки­пения? Ес­ли Вик­то­ру на­чинал кто-то нра­вить­ся, Вик­тор про­яв­лял это в эк­ви­вален­тных сте­пени сво­ей ув­ле­чён­ности жес­тах. Юри по ка­кой-то при­чине все свои чувс­тва за­пихи­вал внутрь и ут­рамбо­вывал но­гами. По­тому, отк­ры­вая «шлю­зы», нуж­но бы­ло быть го­товым к то­му, что ВСЁ вып­леснет­ся на те­бя. Ни­кифо­ров знал, что чем бли­же бу­ря в ста­кане, тем ощу­тимее Юри пот­ря­хива­ет. И тем бо­лее хо­лод­ным он ста­новится. Но Вик­тор не был бы Вик­то­ром, ес­ли бы не умел вы­водить лю­дей на эмо­ции.       В этот раз Юри не пот­ря­хива­ло. Зна­чит, бу­ри в ста­кане не бу­дет.       Но од­но толь­ко то, что Юри не был го­тов дать мгно­вен­но­го сог­ла­сия, вы­зыва­ло тре­воги.       И они не де­лились эти­ми мыс­ля­ми друг с дру­гом.       — Вик­тор, я, на­вер­ное, сог­ла­ша­юсь. Я рис­кну.       Гер­ма­ния ждёт.

***

      «А­ааа, от­стой, прос­то пол­ный от­стой».       — Ну че­го же ты та­кой не­доволь­ный, а?       — Зат­кнись, Ми­ла.       Пли­сец­кий пнул ока­зав­ший­ся под но­гой ка­мень. На се­год­няшней тре­ниров­ке в оче­ред­ной раз не уда­лось чис­то вы­ехать из чет­верно­го фли­па. «Бе­сит». Ба­биче­ва све­тилась по­чище и­юль­ско­го сол­нца и, по­хоже, бы­ла аб­со­лют­но со­бой до­воль­на: прош­лый её се­зон был не прос­то ус­пешным, а чер­тов­ски блес­тя­щим, так что этот она на­чина­ет с за­об­лачным ко­личес­твом бал­лов. Взяв­шая её под свою опе­ку Ан­на бы­ла не в мень­шем вос­торге, так что вок­руг Ба­биче­вой нын­че вер­те­лись лишь по­ложи­тель­ные эмо­ции. В про­тиво­вес нас­тро­ению Пли­сец­ко­го. Тот мрач­ной ту­чей на­висал над кат­ком и про­жигал лёд гла­зами.       — Ес­ли бес­по­кой­ство за здо­ровье де­душ­ки так силь­но вы­бива­ет те­бя из ко­леи, то в этом толь­ко твоя ви­на. Сде­лай с этим что-ни­будь, Юра!       «Да по­шёл он, этот Яков. Ко­зёл», — Юра ос­та­новил­ся, за­метив бо­ковым зре­ни­ем зна­комый се­рый лек­сус, при­пар­ко­ван­ный у офис­но­го зда­ния. Па­ра ох­ранни­ков в пид­жа­ках, биз­несмен, пог­ру­жа­ющий­ся в оби­тый ко­рич­не­вой ко­жей са­лон, чёрт возь­ми, по­щади­те не­беса, лишь бы ос­тать­ся не­заме­чен­ным. Но, ви­димо, злоб­ный взгляд в упор чувс­тву­ет­ся да­же с двух со­тен мет­ров, и муж­чи­на обо­рачи­ва­ет­ся. Они смот­рят друг на дру­га, пос­ле че­го вся пид­жачная ком­па­ния гру­зит­ся в ма­шину и ис­че­за­ет с го­ризон­та.       — Зна­комый кто-то?       Юрий сплю­нул:       — Па­паша.       И идёт даль­ше по до­рож­ке, ус­ти­ла­емой опа­да­ющи­ми листь­ями.       — Ого! Ты не го­ворил о нём!       — И не хо­чу.       — Да лад­но! Ка­кой он?       — Ко­зёл. По­нят­но объ­яс­нил? Ко­зёл. Те­перь от­ва­ли, Ми­ла. И без те­бя нас­тро­ение ни к чёр­ту, не порть мне его ещё боль­ше!       — Ууууу, как буд­то есть ку­да.       Ба­биче­ва чуть-чуть при­туши­ла своё си­яние, по край­ней ме­ре, боль­ше не све­тила пря­мо в гла­за. Ос­тавший­ся путь они прош­ли мол­ча. Как и обыч­но: до ав­то­бус­ной ос­та­нов­ки, а пос­ле рас­хо­дились по раз­ным мар­шру­там.       — Зна­ешь, Юра, мне тут в го­лову приш­ло... У ме­ня прек­расные вза­имо­от­но­шения с ро­дите­лями. Они гор­дятся мною. И под­держи­ва­ют. У ме­ня есть ещё млад­ший брат. И вот что: на­вер­ное, ес­ли бы он де­лал то же, что де­ла­ем мы с то­бой, то мои ро­дите­ли не бы­ли бы до­воль­ны. Са­ша, кста­ти, тво­его воз­раста. На­вер­ное, у те­бя что-то по­доб­ное? Не все лю­ди ра­ды ви­деть сво­их сы­новей де­ла­ющими «лас­точку».       Пли­сец­кий цык­нул. Эта ба­ба ни ­чер­та не по­нима­ет, всё оце­нива­ет че­рез приз­му сво­его ми­ровоз­зре­ния. У Юры всё ина­че. Не так, как она ду­ма­ет. По­это­му пусть:       — Иди к чёр­ту, Ми­ла. Не лезь не в свои де­ла.       И де­монс­тра­тив­но на­дел на­уш­ни­ки, пос­ле че­го шаг­нул к сво­ему ав­то­бусу: в этот раз он при­был пер­вым.

***

      «Hallo! Как де­лиш­ки? Не ожи­дал уви­деть те­бя в се­ти!»       «Sawadi*, Пхи­чит. Я бы и по скай­пу поз­во­нил, но ты сам зна­ешь...»       «Да бы­ло бы о чём вол­но­вать­ся, Юри! Луч­ше рас­ска­зывай, как ты там. Мы не виделись уже кучу времени!»       «Я по­это­му и пи­шу, слы­шал, ты бу­дешь в Япо­нии, да?»       «Имен­но! При­едешь в Саппоро по­болеть?»       «Да, я очень хо­чу уви­деть. Ну, что смо­гу уви­деть. Би­лет уже ку­пил».       «О, ска­жи, где си­деть бу­дешь, я побли­же подъ­еду!»       «Пе­рес­тань, не сто­ит ^.^" Это уж слиш­ком»       Пхи­чит рас­сме­ял­ся и от­ве­тил: «А я подъ­еду». Те­лефон нем­но­го глю­чил из-за тре­щины на эк­ра­не, но в це­лом ра­ботал. Во вре­мя прош­ло­го Гран-при он не­удач­но пос­коль­знул­ся и умуд­рился трав­ми­ровать ко­лено пе­ред вто­рым эта­пом, за­од­но тог­да и те­лефон уро­нил. До сих пор не на­шёл вре­мени сме­нить стек­ло: дру­гие за­боты. В этом се­зоне он был на­мерен ре­аби­лити­ровать­ся, а по­тому на вся­кий слу­чай убе­дил­ся, что его луч­ший друг при­едет пог­ля­деть, тем бо­лее что так удач­но в этом се­зоне Пхи­читу вы­пал пер­вый этап в Сап­по­ро. Под­би­вало ещё спро­сить, как у Юри де­ла со здо­ровь­ем, но он не стал.       «Как твоё ко­лено? Уве­рен, что всё аб­со­лют­но в по­ряд­ке?»       «Mochiron*, я был в пол­ном по­ряд­ке уже к кон­цу де­каб­ря прош­ло­го се­зона, но раз прош­лё­пал вто­рой этап, то по­делать ни­чего не мог. Пос­та­рал­ся на бэш­ках. По­насо­бирал бал­лов. Кста­ти, от­лично про­вёл вре­мя в Ва­шинг­то­не с Лео и Гу­ан­Хонгом! Пом­нишь их?»       «Ко­неч­но. Пос­ледний раз я их ви­дел на Куб­ке Ки­тая. Они хо­рошо выс­ту­пали, но, к со­жале­нию, не прош­ли в фи­нал. Слы­шал, Лео в прош­лом се­зоне выс­ту­пил луч­ше, он до­шёл до фи­нала?»       «Да. Но был шес­тым. JJ взял се­реб­ро, а Юрио прос­то мол­нии ме­тал с брон­зой в зу­бах. Мне да­же ка­жет­ся, что в том се­зоне он ка­тал­ся ху­же, не так, как в де­бют­ном. Что ду­ма­ешь?»       «Я смот­рел. Пом­ню, что он упал. По­том спра­шивал Вик­то­ра, но он толь­ко вздох­нул. И ру­кой мах­нул. Ме­ня и прав­да это бес­по­ко­ит».       «Зна­ешь, Юри... ме­ня Чао-чао зо­вёт, так что я сей­час на па­ру ча­сиков off, но лич­но мне ка­жет­ся, что Юрио со­рев­но­вал­ся с то­бой боль­ше, чем с ре­кор­да­ми Вик­то­ра».       Юри от­ло­жил те­лефон, об­нял ко­лени и за­думал­ся. Ес­ли то, что го­ворит Вик­тор, прав­да и ней­ро­хирур­ги в Гер­ма­нии смо­гут вер­нуть зре­ние, слух и вес­ти­буляр в нор­му, то не зна­чит ли это, что у Юри по­явит­ся шанс вер­нуть­ся в спорт? Ко­неч­но, вес­ти речь о зо­лотых ме­далях спус­тя два се­зона глу­по, но всё же... Юри ещё мог бы ка­тать­ся. Фи­зичес­ки он по при­выч­ке про­дол­жал дер­жать се­бя в хо­рошей фор­ме... ну и для то­го, что­бы нра­вилось Вик­то­ру. На шпа­гат сесть мог. И не толь­ко. Вик­то­ру нра­вилось про­водить с Юри вре­мя на кат­ке. И Вик­тор на­вер­ня­ка был бы счас­тлив, ес­ли бы Юри сно­ва смог... Юри и сам был бы счас­тлив, ес­ли бы уви­дел в гла­зах Вик­то­ра тот вос­торг, что он был так рад ви­деть рань­ше, пос­ле сво­их выс­тупле­ний.       Тот вос­торг... те во­семь ме­сяцев...

***

      За­пах ль­да и лю­дей кру­жил го­лову. Юри ка­залось, что его под­хва­тыва­ет ог­ромная вол­на де­вято­го ва­ла и не­сёт на се­бе, но вов­се не к бе­регу, а, на­обо­рот, от не­го. В этот день в Сап­по­ро, на пер­вом эта­пе Гран-при со­рев­но­вал­ся не толь­ко дав­ний друг: Вик­то­ру жре­бий то­же ука­зал путь ту­да.       Сей­час оба они сто­яли за бор­ти­ком, толь­ко окон­чившие шес­ти­минут­ную раз­минку, Вик­тор стря­хивал снег с лез­вий, Пхи­чит по­дошёл и поз­до­ровал­ся.       — А, Пхи­чит. Hallo. Юри го­ворил мне, что ты то­же здесь бу­дешь, да и спис­ки я ви­дел. — Вик­тор улыб­нулся, рас­пря­мив­шись.       — Ска­жите, вы всё так и ос­та­вите? Я не стал спра­шивать у Юри...       — «Всё»?       Тай­лан­дец пе­ревёл взгляд на три­буны, в ту сто­рону, где дол­жен был си­деть Юри. Объ­яви­ли вы­ход пер­во­го учас­тни­ка. Вто­рым дол­жен был быть Чу­ланонт, пос­ле — Вик­тор.       — Я о трав­ме. Тог­да, ког­да я спро­сил Вас об этом в Бар­се­лоне, Вы ска­зали, что най­дё­те вы­ход. Но уже второй год на ис­хо­де.       За­иг­ра­ла му­зыка. Кра­сивая, в прин­ци­пе.       — Яс­но. Юри не го­ворил? Мы со­бира­ем­ся это ис­пра­вить. Я смо­гу вер­нуть Юри на лёд.       «На лёд?» — он вздрог­нул, паль­цы неп­ро­из­воль­но сжа­лись. Ка­кие-то сло­ва зак­ру­тились на язы­ке, но так и ос­та­лись не­выс­ка­зан­ны­ми. Пхи­чит смот­рел выс­тупле­ние. Вик­тор, пом­ня о гру­бос­ти сто­яния спи­ной, то­же раз­вернул­ся. Но оба они иг­но­риро­вали ка­та­юще­го серб­ско­го фи­гурис­та.       — У те­бя есть ка­кое-то своё мне­ние на этот счёт? — на­конец уточ­нил Вик­тор.       Серб упал на вы­ез­де с трой­но­го ту­лупа.       Пхи­чит кив­нул.       — Но я, на­вер­ное, не ста­ну его выс­ка­зывать. Не по­хоже, что Вы взап­равду го­вори­ли об этом с Юри.       Та­илан­дец от­сту­пил на шаг, слег­ка скло­нил­ся в про­щании и, про­из­не­ся «уда­чи нам обо­им», нап­ра­вил­ся к вы­ходу на лёд. Вик­то­ру со­вер­шенно не пон­ра­вилась зак­лю­читель­ная реп­ли­ка. Мень­ше все­го он лю­бил не­дос­ка­зан­ность и скрыт­ность в лю­дях. А имен­но Пхи­чит сей­час и не­дого­вари­вал. Тем бо­лее Вик­тор, не­осоз­нанно про­жигая взгля­дом, не лю­бил, ког­да кто-то пы­тал­ся вы­вер­нуть всё так, слов­но знал о Юри боль­ше не­го. И это то­же Пхи­чит сей­час сде­лал.       «И та­кой он — чуть ли не единс­твен­ный друг Юри? Ин­те­рес­но, это уме­ние нас­квозь ви­деть лю­дей или мы взап­равду не сой­дём­ся ха­рак­те­рами?»       Вов­се де­ло не в том, что от­но­шения Юри и Вик­то­ра не нра­вились Пхи­читу. Бо­лее то­го, ког­да эти от­но­шения на­чали пе­реть изо всех ще­лей их час­тной жиз­ни, Пхи­чит гром­че всех это под­держи­вал. Прос­то в этих от­но­шени­ях бы­ло кое-что, что ему не нра­вилось: Юри имел прес­квер­ную при­выч­ку при­нимать ре­шения со­вер­шенно са­мос­то­ятель­но, да­же ес­ли эти ре­шения ка­сались дво­их. Юри зам­кнут и за­цик­лен на се­бе, а по­это­му то, что Вик­тор умел эту зам­кну­тость пре­одо­левать и вы­тяги­вать на­ружу внут­ренние эмо­ции и ка­чес­тва Ка­цуки, бы­ло прос­то прек­расно. Од­на­ко это не де­лало то­го дру­гим че­лове­ком: он по-преж­не­му аб­со­лют­но всё пе­режи­вал са­мос­то­ятель­но и не научился де­лить­ся. И рань­ше-то, ког­да со спо­соб­ностя­ми к вер­баль­но­му об­ще­нию всё бы­ло хо­рошо, пред­по­читал по­мал­ки­вать в сто­рон­ке, иг­но­рируя ок­ру­жа­ющее че­лове­чес­тво, а те­перь на­вер­ня­ка ре­шил, что судь­ба вот у не­го та­кая: не ви­деть мно­го и не слы­шать поч­ти ни­чего, сос­ре­дота­чива­ясь лишь на внут­ренних ощу­щени­ях. И ес­ли бы Вик­тор знал о том, ка­кую ус­по­ко­итель­ную мысль вну­шил се­бе Юри пос­ле трав­мы, то на­вер­ня­ка вёл бы се­бя ина­че. Пхи­чит чувс­тво­вал.       Вик­тор мог бы вы­тащить всё это из Юри лег­ко.       Но не стал.       От­тол­кнуть­ся, взле­теть — чет­верной, вы­ехал, за­сёк взгля­дом Юри на три­бунах. Мах­нул ему ру­кой, за­шёл на вра­щение.       Юри — хо­роший па­рень, так за­чем бы злым ду­хам его прок­ли­нать?       Юри — хо­роший па­рень, так что это бы­ло лишь плат­ой, взя­той за то, что меч­та Юри ис­полнит­ся.       Тай­ная меч­та, меч­та, в ко­торой Юри сам се­бе не приз­на­вал­ся, но ко­торую бы­ло вид­но в его гла­зах вся­кий раз, ког­да речь за­ходи­ла о Вик­то­ре Ни­кифо­рове.       С Пхи­читом Юри де­лил­ся — они бы­ли родс­твен­ны­ми ду­шами.       Ни­кифо­рову нуж­но бы­ло вы­тас­ки­вать из Юри чувс­тва — они бы­ли раз­ны­ми.       Ещё один — в этом се­зоне без па­ры-трой­ки чет­верных мож­но не на­де­ять­ся на фи­нал. Вы­езд без плю­сов, за­то пры­жок удал­ся. Всё нор­маль­но.       На глаза попался сто­яв­ший за бор­ти­ком Вик­то­р, что впёр в не­го взгляд и смот­рел так, слов­но они раз­го­вор не за­кон­чи­ли ещё.       Взмах­нул но­гой, раз­вернул­ся, ши­роко улыб­нулся всей ле­довой аре­не. Ког­да ка­та­ешь­ся — ду­ша о­чи­ща­ет­ся. На сер­дце ста­новит­ся хо­рошо. Фи­гур­ное ка­тание — это ве­село!       А если Виктор Никифоров пожелает закончить разговор, ему придётся вытащить из Юри те его мысли, с которыми стоило бы считаться.       Сто и тридцать пять сотых за короткую программу.       На следующие пять минут — лидер топа.       На лёд ступает Никифоров.

***

      — Программа — днище! С этим дальше этапов не уедешь!       — Программа нормальная, откатай её и...       — Мне не нужна «нормальная» программа! Мне нужна золотая! Чёрт подери.       — Тогда сделай её сам! К твоим годам Виктор Никифоров уже занимался хореографией самостоятельно! Не можешь катать по чужой указке — создай свою программу сам!       Мила почесала шею. С каждым днём Юра становился всё злее: прошлогодняя неудача на Гран-при явно не повлияла на парня положительно. Однако он уже заявлен и сеян, и скоро начнётся первый для него этап — Скейт Канада. А он дробит лёд коньками и едва ли не матерится. Смотреть противно. Хотя, судя по всему, Юре самому на себя смотреть противно.       — У тебя дела не очень, да?       — Ага. Просто мерзко. А ты? Как Алматы?       — Да, неплохо. Если я могу помочь чем-нибудь...       Юра перевернулся на живот и положил телефон на подушку так, чтобы оставаться в кадре:       — Я даже не представляю. Лилия права. Если меня так бесит поставленная хореография, я должен придумать свою программу. Но это проще сказать, чем сделать.       — Я обычно ограничиваясь выбором музыки. У меня не такая богатая фантазия и стабильное амплуа. Но ведь ты способен на большее, чем образ примы или феи.       — Полегче на поворотах, это звучит унизительно.       — Прости.       По квартире донёсся звук открываемой двери, Юрий поднялся на локтях и прислушался: двое.       — Пришёл кто-то? — спросили из телефона.       — Ага. Слушай, Отабек, давай я потом ещё дозвонюсь. Такое впечатление, что они не просто так явились домой средь бела дня.       — Хорошо. До связи. Надеюсь, тебе в голову придёт какая-нибудь хорошая мысль.       Плисецкий выключил Скайп и сунул телефон в карман. Пришедшие говорили вполголоса, но не потому, что хотели что-то скрыть, а по привычке. Парочка умиротворённых познавших дзен недородителей. Бизнесмен и ходячая добродетель.       — Юрочка, как я рада, что ты сам к нам вышел.       — Ага. Мне просто любопытно, что заставило вас появиться дома средь бела дня?       — Юрий, — вставил отец, — не стоит выражать грубость.       — Я ещё не начинал.       — Тебе недостаёт смирения, Юрочка. Сядь с нами, пообедаем. Я заварю ромашковый чай.       Плисецкий не сдвинулся с места, так и оставшись подпирать косяк арки, соединяющей звонкий широкий коридор со столовой. Сопрано Агаты разносилось эхом по квартире и путалось в хрустальных бокалах, украшавших полки серванта. Вторая жена Павла Плисецкого во многом походила на первую: потому Юра и называл её про себя «суррогат». Несмотря на поддержку, которую Агата и отец оказывали, пелена отчуждения и неприязни всё равно висела в воздухе между ними. Юру раздражало то, насколько стеклянными и пустыми глазами отец отродяся смотрел на него. Агата же была чужой, и знакомы они были не больше года. Из всех немногих родственников лишь от дедушки Юра получал те любовь и заботу, которых в этой заполненной дрожащим хрусталём квартире не хватало. И именно теперь, когда дорогой человек болен, именно сейчас, когда Юра с большей радостью был бы рядом с ним в Екатеринбурге, откуда была родом его родная мать и куда сейчас вернулся жить дед, именно сейчас он торчит в Питере и готовится к, возможно, худшему своему сезону.       «Бесит».       «Как же бесит!»       — Сядь с нами пообедать, Юрий. Расскажи о своих успехах.       «Конечно. Иное тебе не интересно», — парень сжал зубы, о ноги его потёрся единственный добросердечный персонаж их квартиры — кот Персик. Плисецкий-младший выдохнул.

***

      — Это было просто потрясающе!       — Много? Много увидел?       — Угу, достаточно! Это так здорово!       Пхичит рассмеялся и соскрёб Юри в объятия, сам он потянулся к не менее довольному Виктору, который, улыбаясь, наблюдал за этой сценой восторга. У Чуланонта и правда был талант, более того, у него был свой шарм, энергия: даже непопулярная мелодия подхватывалась аплодисментами, ведь Пхичит своим выступлением задавал ритм и настроение. Челестино не ошибся в этот раз: в руки ему попал огранённый рубин. И, возможно, в будущем этот рубин засияет в золотой оправе. Особенно если один питерский изумруд не реабилитируется в этом сезоне.       — Челестино повезло: ты и правда очень талантлив.       — Виктор... Ты разве не обращал на него внимания в позапрошлом сезоне?       Пхичит немного отстранился от Юри, взглянул на Никифорова, а потом сказал:       — Похоже, он смотрел в том сезоне ТОЛЬКО на тебя! Ну, пойдём? Я хочу тебя, Юри, кое с кем ещё познакомить! Так что я угощаю!       — Виктор, пойдёшь с нами?       — Постараюсь присоединиться немного позже, как только отделаюсь от уже устремившихся сюда папарацци!       — Позже подойдёт! — резюмировал с улыбкой Чуланонт, и Юри кивнул.       — Тогда увидимся.       — Я только переоденусь и выйду. Жди у входа!       — Не спаивай Юри без меня!       Игра в хорошие взаимоотношения, или Пхичит на самом деле не испытывал той неприязни, которая почудилась Никифорову перед выступлениями? Виктор хорошо помнил: Юри не имел друзей не из-за скромности, дело было в нежелании. Юри был по уши влюблён в него, Виктора, а потому все его мысли сводились к нему. И в других людях Юри искал черты Виктора — и не находил. Ведь Никифоров в его глазах был идолом, совершенством.       Это не Юри начал общаться с Пхичитом.       Это Пхичит начал общаться с Юри.       Он увидел за этой застёгнутой на все застёжки кольчугой много всего того светлого, фантастического, хорошего, тёплого. Он смог преодолеть эту стену, не тронув её и пальцем. Просто оказался по ту же сторону, что и Юри, и... Не был изгнан. Ведь в действительности Юри очень хотелось иметь друзей и, если бы не эти безответные чувства, ничто не мешало бы ему видеть людей такими, какие они есть, симпатизировать им и открываться — а не искать черты человека, надежд встретить которого нет.       Пхичит был с Юри по одну сторону стены.       И он был тем человеком, что знал о Юри больше Никифорова. А всё потому, что ему не нужно было ничего разбивать и ломать, чтобы узнать истинные чувства человека: Пхичит видел их и без этого, даже глубоко затолканные внутрь и утрамбованные ногами.

***

      «Это — Файлин. Она ученица нашего хореографа. Её пригласили поставить пробную программу для Тхай, и тогда мы познакомились. В итоге она помогала мне, а номер короткой программы мы с ней придумали вместе. Файлин плохо говорит по-английски, так что я буду переводить».       Юри кивнул, прочитав написанное на планшете. Рядом с Пхичитом стояла девушка примерно его роста, черноволосая, светлокожая. Чуланонт повернулся к ней и начал что-то объяснять на тайском. Та кивнула и поклонилась Юри, на что он незамедлительно ответил тем же, еле слышно выговорив: «Савади»*.       Пхичиту сильно хотелось угря, причём в любом виде. Они сидели в ресторане и общались: хотя в основном это был монолог Пхичита. Похоже, он сказал Файлин, что у Юри плохо со слухом и зрением: девушка почти не обращалась к нему, но улыбалась и кивала. Виктор взаправду нашёл их чуть позже. Пхичит повторил процедуру приветствия, представив Файлин на английском, а Виктора — на тайском, и за еду принялись все. Юри не разбирал слов, но его сердце грел один только звук голосов. Нравилось слышать радость. Юри потихоньку клонило в сон, в конце концов Виктор, схватив его за руку, уткнулся носом в шею и, дохнув алкоголем, протянул: «Спать». Файлин смеялась, Виктор демонстративно цапнул Юри за шею. Ещё через тридцать минут Никифоров уже смотрел десятый сон, а подруга Пхичита клевала носом. Последнего алкоголь только больше распалял, потому у него не было сна ни в одном глазу.       — Похоже, Файлин милая, — улыбнулся Юри, приобнимая Виктора и перебирая его светлые волосы чисто машинально, по привычке.       Пхичит подтянул к себе планшет и набрал на ромадзи*: «Я в неё влюблён». Файлин тут же с любопытством глянула на экран, но, судя по всему, слов не узнала. Тот продолжил фразу на английском: «А ещё она — единственная из моих подруг, кто согласился поехать за мной в другую страну. Ты же знаешь: раньше я сворачивал отношения до начала сезона».       — Да, я помню.       — Кстати, об отношениях.       Юри уловил, что тон голоса Пхичита стал ниже. Разговор серьёзный.       — Мы с Файлин — в гостиницу. Поэтому я просто напишу, ладно? Только обещай подумать над этим.       Кивок.       Пхичит пододвинул планшет ближе к себе и долго что-то набирал, сосредоточено нахмурившись, после чего сохранил записку и, заблокировав боковой кнопкой, вернул планшет.       — Вы когда обратно в Хасецу?       — На следующий после произвольной вечер. А ты?       — Хм. У Файлин зачёт в колледже, я завтра смотаюсь проводить её в аэропорт, а сам возвращаюсь в Бангкок в первой половине следующего после произвольной дня. Челестино настоял, чтобы мы вернулись раньше. Да и мне бы хотелось поддержать Файлин.       — То, что ты написал... Это насчёт...       — Всего. Юри, — Пхичит положил ему руку на плечо, перегнувшись через стол, — мы с тобой — друзья. И я очень хорошо тебя знаю даже при том, что мы редко видимся. Помни об этом.

***

      «Юри, это добром не кончится: вы с Виктором слишком по-разному смотрите на мир. Я очень хорошо знаю тебя и даже не глядя, а тем более после короткого разговора с Виктором, я могу сказать, что ты совершенно не изменил себе в одной скверной черте: обособленности. Ты по-прежнему решаешь всё сам, даже если дело касается двоих. Вроде бы мы когда-то уже говорили об этом? Но сейчас ситуация другая. Вы — хорошая пара, любите друг друга, но вы по-разному смотрите на мир. Именно поэтому, Юри, вам НЕОБХОДИМО разговаривать. Виктор может вывести тебя на откровенность, но он не делает этого, если не чувствует необходимости. И принимает решение за вас двоих потому, что ты молчишь. Я понимаю, ты веришь, что Виктор лучше знает, как тебе лучше. Но ты забываешь: вы разные. И вы больше не тренер и ученик. Вы — пара. Как вы сами говорите — супружеская. Мы с тобой похожи, мы ценим схожие вещи. Виктор — другой. Если ты не будешь откровенен с ним, ваши отношения рано или поздно упрутся в огромный и громкий скандал. Виктор старается для тебя. Но он смотрит на мир не так, как ты. Никто кроме тебя самого не знает, как для тебя лучше. И не узнает, если ты будешь молчать. Подумай над этим, Юри».