Ведь дороже злата он

      Он крайне редко пользовался услугами тех самых женщин, каких было так много в тавернах. Если Шеннону было за удовольствие поулыбаться какой-то раскрасневшейся пышногрудой девице, удерживая в руке чарку с элем, то он не считал это обязательной частью посещения таких мест. Вовсе не из-за того, что он был чертовым паинькой или стеснительным мальчиком, нет. Просто тратить свое время на такого рода девиц… Шеннон называл его крайне разборчивым мальчиком, который из-за своих мыслей потерял способность просто наслаждаться жизнью и женщинами вокруг, не обращая внимания на то, откуда они взялись.       К Шеннону в руки они буквально вились, из-за чего раздраженный Джаред, внося плату наперед, ненадолго прощался с братом и выходил на свежий воздух. Для пирата он был действительно странным экземпляром. Капитан корабля, что почти не пьет, не приводит девушек в свою каюту и всегда готов схватиться за оружие, спрятанное под одеждой… он правда будто бы был особенным. Наверное, какая-то часть детства, какие-то убеждения все еще остались при нем. Не смотреть на таких девиц, как бы мило во все свои желтоватые зубы они не улыбались.       Но это чудо в его руках вообще не могло ни с чем сравниться. Что он только что сказал ей на ухо? Что-то про близких людей? Казалось, что голова вот-вот взорвется, в то время как он сам неосознанно начал подаваться вперед. Большой палец поглаживал кожу, дотрагивался до ребра, и мужчина касался ногтем груди. Целое тело, идеально реагирующее на любое его прикосновение. Она пахла так необычно. Так… странно, но в то же время приятно. В этом запахе не было привычной морской соли, что порой щекотала нос.       Марго кое-как стояла на ногах. Она напрягла мышцы и попыталась открыть затуманенные глаза, чувствуя, как внизу живота сладко и болезненно сводит. Тело просило еще и еще. Русалка не понимала подобного, смущалась, но посылала ко дну многие свои желания ускользнуть, упорхнуть как можно подальше, чтобы избежать этих рук. Девушка коснулась затылком стеллажа, приподнимая голову и закатывая глаза. По наитию, будто бы когда-то уже делала это, но с огромным румянцем на щеках, она обхватила запястье мужчины и направила руку вверх.       Впервые в жизни ей было настолько хорошо. За все эти годы существования, обыкновенного плавания по дну океана, исследования пещер и соревнований на скорость, во время усмешек и громкого смеха, до которого её доводили сестры, — все это не шло ни в какое сравнение. В голове будто бы был абсолютнейший туман, в котором с трудом было видно свои пальцы. Моргала, старалась сбросить с себя дымку, но вместо этого почувствовала еще одно прикосновение губ и щетины. К подбородку.       Боги, почему ей так нравилось это? Хотелось обнять этого человека, прижать к себе, не отпускать далеко, прижаться к нему, чтобы еще раз ощутить… подобное, хотя русалка краснела каждый раз, когда вспоминала о произошедшем.       Она увидела отражение собственной нерешительности в его глазах, что быстро сменилось на очередной внутренний рывок какого-то голодного животного. Мужчина, видимо, не хотел на неё напасть, он хотел…       Марго часто рассматривала собственную грудь, не понимая её назначения. Вздымающиеся при быстром дыхании, два средних по размеру холмика действительно мешали и ставили её в тупик. Она… она вправду не думала, что, стоит направить его руку наверх, стоит самому капитану коснуться груди, как из её рта вылетит очередной короткий стон. Русалка абсолютно себя не контролировала. Видимо, не понимала, как это делается.       Он обхватил напряженную грудь ладонью, упиваясь тем, насколько прекрасно существо, стоящее перед ним. И насколько оно при всем этом… невинно. Боги, Лето, перед тобой действительно невинная девушка. Девочка. Но никто ведь не говорил, в каком состоянии её обязательно надо было привозить? Черствой подушечкой большого пальца он коснулся возбужденного соска. Девушка еле слышно зашипела. Твою ведь мать, он правда никогда себя так не чувствовал. Ни разу в жизни. Она реагировала на все настолько естественно и неподдельно, что ему вновь и вновь хотелось коснуться губами шеи или щеки, почувствовать разгоряченную кожу и ощутить, как эти нерешительные руки то незаметно для самой девушки прижимают его ближе к своему телу, то пытаются как-то отстранить.       Она столько раз делала это с ним: порочно соблазняла, сама того не зная, на все стороны красуясь тем, чем одарила её природа, что какой-то части пирата хотелось проучить её. Хотелось вернуть веревку, хотелось взять небольшой хлыст и пройтись по двум светлым ягодицам — еще одному преимуществу того, что её хвост превратился в ноги. Так она была намного, намного прекраснее той своей другой версии.       «В тебе говорит одержимый ненормальный извращенец».       Он аккуратно сжал напряженный сосок правой груди, ловя выдохи девушки и наблюдая за тем, как она изогнулась в спине, подняв голову выше. Словно до сих пор хотела спрятаться от него. Собственные звуки девушка старалась сдерживать до последнего: даже зажимала иногда руками рот, чтобы громко не стонать и не кричать. А он был только рад, что доводит её до такого. Ему хотелось большего. Буквально всего. Двери закрыты, и никто не должен был потревожить их двоих. Не сейчас. Он любого пошлет к черту.       Если им так хочется — он, в том случае, если не придумает никакого выхода, обменяет русалку на брата. В договоре не было ничего сказано о том, в каком конкретно состоянии она должна прибыть в Лондон. Отмеченная его знаками, красными пятнами, будто бы розовые бутоны расцветающими на коже, или же нетронутая, маленькая и забитая девочка. Такой — изгибающейся и стонущей от его прикосновений. Мужчина легко сжал сосок между указательным и средним пальцем, пока она открывала рот и закрывала глаза.       Нравится. Ей безумно нравится. Она подается вперед, ластится, не желая прекращать сладкую пытку. Между ног до сих пор тянет и побаливает. С каждой секундой то хуже, то лучше, но в одном она точно не сомневалась: окончания этого чувства её тело не хотело. Оно захватило весь её разум. Все. Абсолютно все. Оно притягивает к себе, привязывает, делает нечто непонятное с дыханием, заставляет её щеки гореть красным. Это совсем не её голубой и чистый океан, порой такой холодный для её кожи. Пальцы, нос, уши — из-за течения, на которое она порой натыкалась, замерзало почти все. Даже хвост.       Она видит странные ярковатые точки, слепленные в фигуры, хотя глаза закрыты. Дышит через рот так громко, что, кажется, это слышно на всю каюту. На все помещение. Что он… что он делает? Почему он поступает с ней вот так вот? Почему говорит про то, когда «люди очень и очень близки»? Он чувствует с тобой связь, глупая. Чувствует это. Как ты чувствуешь его внутри своей головы, чувствуешь его эмоции, так и он чувствует в ответ.       Это необычно. Это странно. Русалка сбита с толку, все её мысли потихоньку исчезают из светловолосой головы. Она никогда бы не подумала, что подобные прикосновения к груди, на которую она как-то жаловалась, могут заставить её… открывать рот так, словно она задыхается, не поднявшись вовремя над водой и не глотнув воздуха. Её бедное сознание, её собственная воля словно отключены естественными желаниями тела человека. Тела с двумя ногами вместо привычного хвоста, тела, на которое капитан смотрит так, будто бы поглотил её целиком. Что если таким образом он отвлекает её? Хочет сделать больно?       Марго шипит мужчине на ухо, когда боль действительно приходит: короткая, будто бы вспышка молнии. Он мучает темную верхушку её груди собственными пальцами, не отрывая взгляда от лица раскрасневшейся бедной девушки. Обнаженной бедной девушки, которая через несколько моментов может полностью стать его, хотя бы на какое-то время. Девушки, которая впервые в жизни испытывает подобные эмоции, поэтому реагирует слишком остро, от чего его мысли превращаются в расплавленную сталь. Другие так не делают. Другие словно симулируют, извиваясь в руках, будто подготовленные загодя актрисы. Рядом с ней он даже не хочет вспоминать о том, что было «до».       У неё невероятная кожа. Практически светящаяся, отливающая жемчугом, гладкая, мягкая, как у ребенка. Капитан пиратского судна будто бы околдован, прикован к ней, охмурен ведьминым заклятьем. Глаза вновь прикрываются, когда губы тянутся к щеке, той самой пунцовой и горячей щеке, оставляя поцелуи. Его просто пьянит мысль о том, что он первый, кто делает с ней такое. Настолько прекрасное, совершенное, сформированное тело, настолько тихая и осторожная девушка — и он первый, кто доставляет ей такое удовольствие. Это на самом деле удовольствие: она жалобно постанывает, иногда даже хрипит ему на ухо.       Она вздрагивает всем телом, когда чувствует, что он упирается ей в живот. Нерешительные движения — и её рука уже на его плоти, которая жаждет оказаться внутри, жаждет почувствовать эту влагу и жар, ворваться в её тело, вместо боли заставляя чувствовать наслаждение. Она не знакома с такими ощущениями. Она не понимает больше половины: знает лишь, что обязана открыться, двигаться навстречу, открыть доступ к своему телу и просить продолжения ласк. Желания человеческого тела, которые надолго затмевают все остальное. Ничего настолько сильного она ни разу не чувствовала. Не думала, что такое возможно. Не предполагала.       Девушка нерешительно обхватывает его, несмело и аккуратно, не зная, что делать. Его возбуждение увеличивается не только за счет того, что он видит, к чему он прикасается, но и за счет мыслей. Эта абсолютная невинность, непорочность, незнание одновременно заставляет его слабо прикусить кожу на красивой шее, еле-еле улыбаясь и понимая, что она тоже… его маленькая девочка. Русалочка. Любопытная не по годам и не по знаниям, она не делает ничего особенного, но заставляет его терять разум.       А ведь это, по сути, только начало. Большой палец вновь касается напряженного соска. От прикосновения по её телу идет легкая судорога, мурашки, что отдается даже в затылке. Ему ничего не помешает взять её прямо тут, в своей каюте. Сделать так, чтобы об этом никто не узнал, вынудить её прятать красные щеки и просить продолжения.       Вдруг её телу… не понравится? Вдруг оно ждет чего-то другого, и пусть даже в человеческом обличии, но для неё обычных человеческих ласк будет мало? Слыша очередной жалобный стон, он выкидывает эту мысль из своей головы. Господи, просто вспомни ту терпкую сладковатую влагу между её ног. Хочешь сказать, телу не нравится?       — Ты такая вкусная. Ты же почувствовала свой вкус, Марго? — шепчет он и будто бы находится в бреду. Изо всех последних сил старается оторваться от неё, сдержаться, напоминая себе, что перед ним, по сути, действительно всего лишь дитя. У неё на ногах, на внутренней стороне бедер и так много синяков, царапин и неглубоких ран. Он вновь прикасается языком к мочке уха. В собственной голове он, самодовольный и уверенный в себе пират, человек, находящийся вне закона, берет девушку уже пятый, седьмой раз. — У тебя такая красивая грудь.       Словно в очередной раз подтверждая свои слова, он обхватывает пятерней светлую кожу. Ему так и хочется попробовать её всю, каждый сгиб и каждый сантиметр. Еще немного, и он подведет её ближе к своей кровати, толкая на белье и забираясь сверху. Он попытается что-нибудь сделать сразу же, как только это чудо уберет руку с его требовательной плоти, которая требует разрядки и получения своей части удовольствия.       — Я не… я не могу дышать, — на выдохе и будто бы из последних сил выдает бедная девушка, сжимая пальцы на его плече. Ужасная непослушная русалка, которая начинает медленно гладить его прямо через ткань, не осознавая, как сильно он хочет её на самом деле. Как желает до невозможности. Сейчас его разум занят исключительно этим: девушкой и возможностью полного обладания. Это накрывает его с головой, как высокая и сильная волна соленой морской воды.       Теперь она не может отстраниться, податься назад, притвориться испуганной: мужчина целует её, делится с ней собственным воздухом и касаясь языком языка. Так бесстыдно запускает его в её рот, все углубляя и углубляя поцелуй. Рука переходит с ребер в её сухие светлые волосы, поглаживает мягкие пряди и даже немного путается. Он не хочет её никуда отдавать. Только не в этот момент. И дело не только в физической близости, в её мягком красивом теле и невинном взгляде. Дело в ней самой. Какая-то его часть безумно хочет защищать это крошечное существо. Пойманное, увезенное из дома для того, чтобы, вероятно, быть просто… убитой? Или почти обескровленной? Сколько там кораблей пропали, прежде чем им на «Тёмном Скорпионе» удалось найти русалку?       Он чувствует её наслаждение и растерянность. Вопросы, которые безмолвно сыплются от неё, короткие кивки на быстрые ответы и тихое смирение. Ему хочется показать ей, как это будет правильнее: дотрагиваться до него, изучать и его тело в свою очередь, заставляя излиться чуть ли не в собственные брюки. Капитан, вы сошли с ума? Что вы вообще вытворяете?       При малейшей попытке остановиться он вновь и вновь оказывается в плену у этих расширенных зрачков. Радужка светлых глаз еле-еле видна. Обнаженной жемчужно-фарфоровой кожи хочется касаться губами и языком, даря девушке такие ощущения, которых больше не подарит никто, хочется оставить парочку розовых пятен, что станут небольшими покраснениями и на которые он будет смотреть собственническим взглядом.       Он обхватывает её руку своей, начиная осторожно направлять, чувствуя, что еще чуть-чуть, и превратится в юного неопытного мальца. Что это существо сделало с ним? Почему его так сильно возбуждает отсутствие у неё каких-либо навыков и понятий, отсутствие понимания человеческой близости как самого действия? Ему так хочется научить её, заснуть и проснуться рядом с этим телом, прижимая девушку все ближе и ближе к себе. На языке до сих пор хранится её вкус: наверное, он теперь каждый раз будет вспоминать об этом. Призывно раздвинутые ножки и полузакрытые глаза, розовые губы, из которых извлекаются одни стоны и ничего, кроме стонов. Он уже понял, что когда делает что-то особенно неожиданное, то девушка начинает шипеть.       Совсем чуть-чуть, немного… вот так, правильно, маленькая испуганная особа, ты все делаешь правильно и видишь реакцию по его глазам, чувствуешь взрывающее голову наслаждение. Максимум, который он может дать русалке — один день, иначе потом его мозги просто расплавятся. Разорвутся на сотни мельчайших частиц.       Его мужское наслаждение, разрастающееся в её голове, заставляет Марго хлопать глазами и опускать свой взгляд на его грудь. Он тоже тяжело дышит и тоже чувствует невыносимое желание внутри своего живота, узел, затягивающийся все сильнее и сильнее. Чувства, которые…       — Капитан! — в его дверь даже начинают барабанить. Обладатель голоса словно стоит рядом, из-за чего русалка на какую-то секунду хочет отстраниться. Страшно. Безумно страшно. Страшно вот так вот отдавать себя в руки человека, дозволять ему делать такое нечто с её… почему такая реакция? Из-за чего? — Нужно Ваше срочное присутствие. Мистер Барнс зовет. Нам нужно кое-что показать.       Он чувствует, как нужный момент испаряется у него самого из-под носа. Как русалка прикасается лбом к его груди, пытаясь выровнять дыхание, не видит, что она хлопает глазами в желании выяснить, что все же произошло. Это… это до сих пор продолжается. Её тело словно кричит о том, что не хочет останавливаться. Еще и еще, еще и еще. Нечто твердое упирается ей прямо в живот, из-за чего она чувствует себя немного неловко. Он сделал своими пальцами такое, не настала ли её очередь?..       До безумия расширенные черные зрачки встречаются с похожими глазами. Сердце до сих пор бьется у обоих в ушах. Ему срочно нужна разрядка, нужно удовлетворение, иначе он взорвется. Просто не сможет больше терпеть, что будет не самым достойным его действием. Он ведь капитан. Он может просто закинуть это создание с большими глазами на свою постель, забирая себе её часть, наслаждаясь реакцией.       — Скорее, капитан!       Твою мать, вот это он попал. Вот это тихая и маленькая девушка сделала с ним за какие-то десять или пятнадцать минут. Её не справляющийся с желаниями мозг требует еще и еще, он это чувствует. Он заставит её саму попросить его, чуть ли не умолять, чтобы потом оказаться прижатой к теплой постели или твердой стене. Он обязательно возьмет её, доводя до исступления и вынуждая кричать.       А сейчас ему просто надо прийти в себя, опять же с помощью этого сладкоголосого полу охрипшего морского чуда, которое вновь прижимается к нему, делая желание невозможным.