Ведь дороже злата он

      — Может, выйдешь, зайдешь снова, я встречу тебя нормально и поговорим как нормальные люди? — острая сталь прямо около твоей шеи мешает разговаривать абсолютно любому человеку. Джаред осторожно сглатывает слюну и чувствует неприятный холодок. Давно его не заставали вот так вот. Идиот, сам же виноват. Понадеялся на честь? Скорее, просто сглупил, охваченный мыслями о своей хвостатой девочке.       Даже несмышленая русалка оказалась умнее тебя, пират. Как тебе такое? Нравится? Как можно было не закрыть за собой дверь нормально — с любой стороны ваш корабль окружают корабли пиратов. Ты же знаешь, Лето, они не очень славятся преданностью, дружелюбием, честью и другими подобными качествами. У Луиджины умерли люди. Это ведь его вина, он же попросил женщину пойти на это. Неужели она… неужели она поняла то, что он старался скрывать от всех? Может, Марго увидел кто-то из её людей?       — Да нет, мне все и сейчас нравится.       — Мне немного неудобно.       — Потерпишь, скотина.       — Как грубо.       — Рада стараться.       Луиджина довольно улыбается и прикусывает губы. Женщина-пират выглядит действительно жутко в таком состоянии. С ней опасно вступать в переделку, нарываться, попадать на такое настроение. Безмозглые идиоты называют женщин слабыми и мало на что способными, смеются, когда замечают девочку, держащую оружие. Он бы посмотрел, как эти остолопы посмеялись именно сейчас, еще было бы идеально, будь кинжал чуть подальше от его горла. Желательно, в нескольких метрах.       — Тоже не можешь нормально уснуть?       — Ты еще и спишь, после всего того, что сотворил? Я думала, что окажешь всем услугу и решить зарезать себя сам, не вынуждать меня поздно пробираться к тебе на корабль и рисковать своей шкурой.       — Не мог лишить тебя такой возможности.       — Ты почти научился заигрывать так же, как твой брат.       — Это не комплимент, Джина, — так могли её называть только друзья. Женщина сопит и прижимает острие ближе к его коже, а Лето чувствует, как на шее образуется небольшой порез. Твою мать, неприятно. Еще неприятнее то, что на таком участке ты постоянно хочешь сдирать зарубцевавшуюся полоску — пот, постоянно идущий вниз по шее, заставляет расчесывать злополучное место. Остаются шрамы. Будто бы голову ему хотели отрезать, ага. Испанка грозила своим кинжалом прямо в его собственной каюте. Лето напрягает желваки и хлопает глазами. Он взбешен. — Чего ты хочешь?       — Признания того, что ты придурок.       — Это все?       — А как же. Думаешь, я чуть не подохла именно для того, чтобы услышать все это твое… все глупые изречения? Я слишком долго тебя знаю. Ты тот еще засранец, но в этом уступаешь Шеннону. У него вообще башки на плечах нет.       — Рад, что мы тебе так нравимся.       — Рада, что у тебя сохраняется глуповатое чувство юмора в такой плохой ситуации, мальчик. Но нет, сейчас вы мне резко разонравились. Давай к делу, Джаред, все же, времени мало. Что ты вез советнику?       — Какую-то чертовщину.       — Интересное описание, такого еще не слышала, — хмыкает Джина и поджимает губы. Вырваться из её захвата у него не получается. Мешает долбанный кинжал. Если получилось бы выбить оружие из рук женщины, сильно ударить в локоть и заставить застонать от боли, при этом еще постараться не порезать себе глотку — тогда бы он мог схватить оружие. — Это ты себе прозрачную ванну поставил? Как, удобно?       Она кивает на пустую балию, наполненную морской водой. Все это — его жалкие попытки помочь Марго хотя бы как-то, сделать минимум, чтобы она могла ощутить себя на несколько мгновений комфортно. Вырвал существо из его естественного места обитания, попытался кое-как устроить небольшое озерцо. Думаешь, получилось? У Марго были прозрачные губы, бледные, иногда даже синие, синяки под глазами и замедленное дыхание. Она плохо себя чувствовала после нападения на неё в трюме, медленно приходила в себя и рассматривала капитана издалека. Мужчина, которого она впервые видит так близко. Человек. Трогала его, изучала, смотрела так, как не решились смотреть обычные девушки. Его бесстыдное существо, смущающееся непонятно чего.       Уплыла она, Лето. Нет её рядом, возможно, и не будет. Ты ведь даже не попрощался нормально.       — Не поверишь, но да.       — Твоя команда еще не надавала тебе за такое расточительство? Мои бы подумали, что я съехала с ума. А вообще, Джаред… тебе определенно надо пройти пару испытаний, может, пройдешь в королевский отбор лучших шутников.       — Не горю желанием.       — Петрарко тоже не горел желанием помирать, но теперь он на дне моря. Его сгрызут рыбы. Меня его жена знает, а она осталась с маленькими детьми. Не знаешь, что ей сказать?       — Скажи, что её муж знал, на что шел. Убери кинжал.       — Иди нахер.       — Прекрати давить на горло.       — Тебе достаточно для воздуха и для того, чтобы говорить. А вот голова работает просто ужасно. Я освежу твою память. Помнишь, Джаред, кто тут был? В твоей этой ванне? Такая обнаженная девушка с хвостом рыбьим. Они такие красивые и так жалобно смотрят, что половина посетителей таверен, развязные мужики, которые верят в это все, так и рассказывают, как лапали эти красивые несчастные создания. Вместо ног у них там хвост, самое дорогое найти не получится, но зато живот и грудь есть. Как часто ты смотрел на неё, Джаред? И не говори, что такого не было, вы не можете сопротивляться.        — Я ни черта не понимаю.       — Знаешь, поймал бы русалку Шеннон — сделал невозможное, чтобы заменить её хвост на ноги. Твой братец любит затаскивать под себя таких — тоненьких, красивых, с идеальной кожей как у новорожденных. Ты бы до такого идиотизма не дошел, но ловить русалку и везти её советнику в обмен на что? На человека?       — Рехнулась? — шипит пират.       — Вали к чертям. Как долго она тут находилась? Говорят, что они как сирены — начинают петь, завлекают мужчин, великолепно целуются, а потом топят. Не хотела она тебя утопить, Джаред?       — Джина, ты ударилась головой о что-то тяжелое.       — Ты тоже можешь удариться прямо сейчас из-за неосторожности. Хватит юлить, кусок идиота. Из-за тебя мы все чуть не подохли. Додумался тащить русалку сюда, ближе к континенту, черт знает откуда. Когда за неё начнут мстить её сородичи, все жители прибрежных деревень станут трупами…       — Такого не будет.       В их «размеренную» беседу добавляется третий голос. Его обладатель стоит в тени, опустив голову и сжимая пальцы одной руки в другой.       — Отпусти меня, твою мать, — шепчет Джаред и пытается вырваться. Луиджина, напрягшись на пару мгновений, расслабляется. Идеально, дьявол с тобой. Лучше и быть не может, он просто мечтал умереть вот так вот — от какого-то захудалого кинжала в тихой каюте собственного судна.       — Я же сказала сидеть и не высовываться.       — Я не буду тебя слушаться.       Фигурка все равно находится в тени, но голос меняется, становится четче и не таким сиплым. Женский голос. Теперь, при приглушенном свете, Лето кажется, что у незнакомки темные длинные волосы и большие черноватые глаза. Она словно из морской пучины вылезла — намочить ей одежду, обвешать водорослями — будет самое то.       — Ты серьезно мне мешаешь, проваливай. Как ты вообще сюда попала? — диалог между Грандж и непонятной девушкой все не заканчивался, в отличие от воздуха в легких Лето. Мужчина упирается двумя руками в руку Луиджины в желании убрать от себя пальцы, что схватили кинжал.       — Отпусти его.       — Заткнись! — между Джаредом и Джиной завязывается борьба. Мужчина вообще не хочет чувствовать лезвие в своей шее, еще было бы неплохо пожить с несколько лет. Грандж рычит, сопротивляется, со всей души напрягая обе руки. Стоит Лето дать слабину — сталь окажется глубоко в коже, достанет трахею, выпустит всю кровь из его тела.       Борьба продолжается недолго: все благодаря незнакомке. Девушка делает еще один шаг вперед и начинает что-то шептать, в то время как…       Пальцы перестают слушаться Луиджину, она роняет кинжал, сгибается, сжимается, открывает рот, но из её глотки не вырывается ни звука. Джина корчится от неведомо откуда взявшейся боли, пока Лето поднимает оружие, которым его чуть не прикончили. Твою мать. А ты не подумал, что эта незнакомка и тебя захочет убить, нет? Хотя, судя по разговору, Грандж знает девушку.       Она точно её знает. Оказываясь на спине и жмурясь от боли, женщина стирает слезы с щек дрожащими руками и еле слышно шепчет. Джареду не удается расслышать, хотя и приходится напрягать весь свой слух. Что он будет делать, если это… если эта женщина решит напасть потом и на него? Обычным ножом дело не ограничится, да и он окажется в глазу у Лето раньше, чем пират успеет что-то предпринять. Джина вдруг начинает похрипывать и распахивает свои темные шоколадные глаза.       — Ремедайос, стой, погоди…       Имя кажется Лето до странности знакомым, потому что…       Незнакомка подходит ближе к источнику света, и теперь пират может рассмотреть некоторые черты лица. Он уже видел эту девушку раньше — она похожа на Грандж, но она намного моложе и не такая смуглая. Темные широко открытые кошачьи глаза смотрят на него исподлобья, изучают, оценивают и медленно пожирают его. Дьявол. Почему он не додумался добежать до пистолета? На выстрел в его каюте собрались бы все члены команды.       — Я же сказала: сидеть и не высовываться, — Луиджина говорит уже спокойно, не прикладывая усилий, но её голос все еще хриплый, — когда-нибудь ты начнешь слушаться?       У Ремедайос затемнена часть лица из-за накидки и капюшона. Она все еще молодая, ей даже меньше двадцати на вид. По-детски припухлые щечки, нахмуренный лоб и рыскающие туда-сюда глаза. Ей не страшно, нет, она просто изучает комнату и задерживает взгляд на стеклянной балии. Наверное, девушка надеялась увидеть нечто совершенно другое.       Это ведь Ремедайос схватила его за руку тогда, в Понтеведре, и сказала защитить Марго. Маленькая просыпающаяся ведьма в семье пиратов, молодая красивая девушка, которую они точно будут скрывать, если узнают про её дар и не испугаются сами. Судя по всему, Луиджина это и сделала. Но как она вообще додумалась взять с собой ведьму на борт? Неужели что-то на суше представляло для неё такую опасность, что даже на пиратском корабле оказалось безопаснее?       — Я же сказала тебе не трогать его.       — Судя по тому, что ты говорила мне до этого, его надо тронуть так, чтобы мозги снова начали работать.       — Очень разумно.       — Почти так же, как насылать заклятье боли на свою родную кровь… или как там у тебя это называется.       — Это не заклятье, — шепчет Ремедайос и делает шаг к балии. Девушка удерживает капюшон на своем лице, и порой Джареду надо моргать и протирать глаза, чтобы различить фигурку на фоне темной стены. Наверное, это какая-то маскировка. Именно с помощью неё молодая ведьма прошла в его каюту. Судя по словам Джины, она не разрешала идти вместе с ней. Ремедайос сама проскочила. — Если бы это было заклятье, все закончилось смертью.       — Я уже столько раз умирала, что, скорее всего, не чувствую.       — Да, — резко выпаливает ведьма и вдруг останавливается. Она тянется к воде в балии, вдыхает полной грудью и прикрывает глаза. Стоит ей поднести мокрые пальцы ближе к своему лицу, как девушка тут же морщится. Ведьма медленно крутит головой, словно чувствует тошноту и головокружение, но не пытается справиться с этими ощущениями.       — Что «да»? — Джина раздраженно закатывает глаза к потолку и кое-как удерживается на ногах. Ведьма, видимо, здорово ей «всыпала», хотя Джаред понятия не имеет, что произошло несколько секунд назад. Какого вообще черта? Месяц назад, может, чуть больше, он знать не знал о существовании всей этой чуши, лишь слышал рассказы бывалых пьяниц, которые и не такое могли поведать.       Пират сразу же понимает, о чем идет речь. Он не старается держать себя в руках: незачем. Джаред замирает, чувствуя, как глубоко в грудине ему перекрывают кислород. Становится больно — опять в том месте, куда ранили Марго, в области живота, в голове.       — Она тоже умирает. Русалка. Сейчас.