Ведь дороже злата он

so far from who i was from who i love from who i want to be so far from all our dreams from what love means from you here next to me ólafur arnalds — so far

      — Что? — есть несколько случаев того, почему люди задают этот вопрос. Второй по употребляемости — не расслышали. Первый, пожалуй, самый употребляемый — потому, что не могут поверить. Капитан пиратов не может поверить в то, что услышал. Боль до сих пор явно чувствуется, чувствуется в животе, в руке, в голове, в области сердца. Оно же тут, справа, перекачивает кровь, да?       Ремендайос испуганно смотрит на Луиджину, вдруг теряя весь свой запал. Она моментально становится робкой, и теперь уже пираты могут видеть в ней ту, кем она на самом деле является, хоть могут видеть всего лишь на несколько моментов. Маленькая девочка, маленькая ведьма. Она ведь… ничего этого не просила, верно? Силы получают в процессе взросления или при рождении, еще в утробе матери, но их не выкупают за золотые или серебряные монеты, это так не происходит.       Джина раздраженно закатывает глаза и чуть ли не рычит. Джаред чувствует, понимает часть того, что только что сказала ведьма. Связь ослабла, но какое-то покалывание на кончиках пальцев осталось, какая-то легкая невесомость, присущая образу Марго, одновременно переплетенная с постоянными раскатами боли. Они напоминают бурю, моменты, когда на судно обрушивается волна и сносит часть команды за борт, потому что дураки не успели ухватиться за что-то. Корабль кричит, стонет, скрипит и громко скулит, в самых удачных случаях выживает, но повреждается. В худших — идет ко дну, умирает на дне океана или моря.       Русалка. Умирает. Прямо сейчас.       Помнишь, как впервые её увидел? Мысли проносятся в голове со стремительной скоростью. За долю секунды. Картинки сменяют одна другую — юное испуганное создание замещается русалкой, краснеющей от его прикосновений. Ты ведь сначала вообще смотрел на нее презрительно, хоть и помогал, помнишь? Старался, по крайней мере, вызвать в себе отвращение. Она ведь рыба, пытался представить, что он её чешуйчатого хвоста исходит такой же зловонный запах, как от залежей её мелких сородичей. А потом помнишь, что ты сделал?       Кажется, что проходит несколько минут его молчания, но на самом деле пролетают всего лишь секунды.        — Представь, Лето, они так могут. У неё какая-то рана, а оно и к лучшему. Лучше пусть остается там, откуда пришла, а не идет в руки к вашим мерзким подхлебателям короля.       — Закрой рот, — бросает он спустя время. Женщины замечают резкие изменения в натуре пирата, в его поведении, а Луиджина подходит к сестре, слушая приглушенный шепот. Ремендайос все такая же тихая, старается не поднимать головы, но будто безмолвно понимает или просто чувствует. Черт его… черт его знает. Если бы он прислушивался, то смог бы различить слова «связь» и «привязанность» среди многих других.       Истекающая кровью Марго надолго закрепляется в его голове, а он не может оттуда её выгнать. Был бы он моложе, его бы и затошнило от такой картины. Они же разрезали ту русалку, превратили её в кусок мяса, из которого надо было элементарно выкачать всю кровь. Марго не поймали. По крайней мере, он хотел в это верить. Наверное, ведьма страшно дурит и путает все вокруг.       — Она просто ранена, — бросает он в пустоту.       — Она получила сразу несколько ран, поэтому ей тяжелее. Я чувствую, что… кровь не останавливается. Вода не чистая, розоватая, мутная. Ей плохо.       — Ты можешь помочь её найти?       Ведьма молчит и не поднимает взгляда. Он согласен ждать ответа, но ждать строго отведенное время. Как так можно было, Лето? Так сильно вляпаться из-за какой-то там девахи? Может, в тебе продолжает говорить твое неуемное желание овладеть таким необычным и отзывчивым телом, оставить её себе как реликвию, награду, диковину? Может, она тебе и вправду не нужна, а ты ничем не лучше тех пьянчуг, которые рассказывают, как нашли русалку и лапали её целую ночь?       — Да, но место будет не точное, — Джина удивленно смотрит на сестру и приподнимает бровь. Темные глаза открываются в немом вопросе, а молодая ведьма кривится, когда сестра легко щипает её за руку. Видимо, Луиджина против. Довольно-таки категорично.       — Плевать. Что надо?       И почему ты так веришь ей? Может, она просто поехала, ударилась головой? Лето вспоминает приступ, череду видений, что достались Ремендайос в Испании, и вдыхает теплый воздух. В горле начинает странно резать. Наверное, тело так реагирует на то, каким тяжелым выдался день: порой у него болит горло, и устранить это можно несколькими чарками ужасного разогретого вина по специальному рецепту Барнса. Джаред вообще сомневается иногда, что это вино.       — Относительно новая карта и… время.       Джаред кивает и не теряет ни минуты. Разборки сестер практически проходят мимо него, он наблюдает за всем одним глазом. Луиджина что-то недовольно шипит Ремендайос, Ремендайос раздраженно смотрит на сестру, что куда старше, намного старше её самой. Зная натуру Джины, можно было предположить, что за такой взгляд она и ударить может, показать, кто тут главный, но Джаред с удивлением для самого себя чувствует, что Джина будто… боится сестру?       Ну, правильно, пень, она ведь ведьма.       Наверняка Джина видела её способности, а злить человека с такими силами все равно что добровольно сдаваться властям.       Ремендайос поправляет волосы, расправляет накидку и сопит, слушая недовольную сестру. Джаред смотрит украдкой — молодые черты лица, большие красивые глаза, четко очерченные, но не полные губы. Пару лет, и она точно будет самой завидной девушкой не только во всей Понтеведре. Но сейчас для него она еще девочка, намного моложе Марго. Действительно ребенок, непонятно как оказавшийся тут, в самом центре разборок пиратов и королей.       — Такая пойдет?       Ремендайос хмурится еще сильнее, а Луиджина на время затихает. Ведьма проходит вперед, протягивает руку и осматривает огромный сверток, разворачивает его и изучает, быстро бегает по поверхности глазами. Та, на какую смотрели они с мистером Барнсом, не подойдет. Вся расчерчена, перерисована, разрисована пометками. Они только запутают.       — Я попробую.       Она раскладывает бумагу прямо на столе, закрепляет углы, не давая карте вновь стать свертком, и внимательно смотрит перед собой. Лоб больше не изрезан морщинами, девушка закрывает глаза и хочет сосредоточиться.       Луиджина смотрит на него так, будто вот-вот возьмет из ниоткуда шпагу и отрубит его несчастную голову. Он бы сам давно это сделал, Джина, если бы не незаконченные дела и не ослиное упрямство доказать самому себе, что он может практически все.       Он кажется себе ребенком, которому необходимо знать абсолютно все. Это тяжело, пойми, ты сейчас вообще должен отойти и молчать себе, но вместо этого Джаред еле справляется с порывами поторопить ведьму. Какой-то его части кажется, что это все происходит по щелчку пальцев, и что Марго там далеко совсем одна, уставшая и чувствующая, как силы покидают её все быстрее и быстрее. Она просто выберется куда-то на безлюдную местность, попытается что-то сделать с раной, но не сможет. Если рука прострелена насквозь, если она получила еще какие-то травмы, то…       — Tienes mapas en tu camarote. Los mapas ricos en detalles. Tienes muchos.       — Tengo sólo mis mapas seňalado de Espaňa.       — No los sólo.       — ¡Ya está bien!       — Meramente trae.       Разговор быстрый и тихий, Джаред понимаешь лишь то, что там что-то про карты. Джина чуть ли не шипит, как змея, зыркает на него и осторожно покидает каюту.       — Она куда?       — Сейчас вернется, — коротко бросает ему ведьма, не отвлекаясь. Лето смотрит на её лицо и приподнимает в удивлении брови. Глаза девушки мутные, подернутые белой пеленой, такое впечатление, что она слепнет прямо перед ним.       Он не хочет вмешиваться, но ему определенно надо поторопить их двоих. Времени в обрез. Он не знает, где, черт возьми, его единственный оставшийся в живых родной человек. Шеннон. Он не знает, где маленькое хвостатое создание, за которое он теперь в ответе. В его голове крутится едва слышимая мелодия, которую как-то напевала Марго. По её рассказам он понял, что она услышала это близ берегов Франции. Слов русалка не знала, но мотив был красивый и довольно печальный, как у медленной колыбельной.       Лето не сразу замечает, что Ремендайос больше не смотрит на карту, повернулась в пол оборота и внимательно изучает его лицо и одежду. Такое впечатление, что она хочет найти что-то, чего нет, чего никак не может выцепить и увидеть благодаря своему необычному зрению.       — Ты хоть понимаешь, что натворил?       Вопрос странный, и мужчине он не нравится. Он уже устал обсуждать его, и точно не планирует разглагольствовать на эту тему с маленькими своенравными ведьмами. Самосохранение отчаянно приводит в пример Луиджину. Поберегись, парень, вспомни, как с девочкой обращалась бывалая женщина-пират. Может, ты вдруг начнешь задыхаться ни с того ни с сего.       — Предельно…       — Да неужели.       Удивительно, как быстро он пожалел о том, что Джина ушла, и трех минут не прошло.       — Такое случается редко, но случается, — как ни в чем не бывало продолжает девушка, — вы в этом не первые. Как ты думаешь, мы все появляемся?.. Но тут особенный случай. Они отомстят именно тебе за сестру, которую потеряли, если она не выживет. Скоро вновь полнолуние… и чрево русалки растет, как и должно.       Сначала кажется, что он расслышал что-то не то. Взгляд перемещается на Ремендайос, дыхание замирает, а сам Джаред смотрит в одну точку. Перед глазами вновь и вновь повторяется тот момент, где Марго прыгает с корабля, быстро уходит с головой под воду и не появляется на поверхности. Старается уплыть и даже не смотрит на него, пытается спасти и как можно быстрее покинуть злополучное место.       Кажется, у него внутри сжимается комок, мешающий работать внутренним органам и затрудняющий биение сердца.       — Я не…       — Мне показалось, что ты «предельно понял», что сделал, — отрезает ведьма. — Это твое дело. Не мое. Просто в прошлый раз, когда я слышала о таком, русалка погибла, а пирату не было до нее никакого дела. Никто не хочет думать головой, если можно обойтись без нее, верно?       Ремендайос разглядывает кинжал, находящийся на прикроватной тумбе. Лицо её перестает быть рассерженным и ожесточенным, она вновь становится девочкой, теперь уже обиженной и расстроенной. Её глаза как-то неестественно блестят на свету, а потом ведьма отворачивает голову и сглатывает. Часть Лето убеждается в своей догадке — она практически плачет. А другая часть стремительно несется вниз с высокого обрыва, разбивается о скалы, ломает каждую кость и выворачивает мясо наружу.       Что ты наделал, глупый пират?       Но Марго ведь смотрела так доверчиво, так улыбалась ему, позволяла себе тихо смеяться с его историй и даже рассказывала множество своих. Ты ведь не раз видел, как вместо ног вырастает хвост, как чешуя появляется на бедрах и как склизкая пленка окутывает живот чуть ниже пупка. Разве это вообще реально? Возможно? Может, он тронулся вместе с ведьмой?       Марго просто не может… черт, да это же бессмыслица. Чушь. Ересь. Она не человек, ты ведь тогда уже спрашивал себя и не раз, успокоился, а теперь снова… что значат слова Ремендайос?       А действительно, что еще могут значить эти слова, дурья твоя голова?       Ведьме не нужно задавать другие вопросы, он делает это за нее. Вспоминает, как бесчисленное количество раз касался обнаженной кожи, от чего русалка подрагивала и с интересом смотрела на развитие событий. Она ведь сама тянулась к нему, сама просила — неужели не знала, что так бывает? Неужели, черт возьми, такое правда может быть и такое произошло?       Хочется сжать голову руками и почувствовать, как все мысли разом исчезают.       Что же ты наделал, капитан Лето?       Ремендайос вдруг издает еле слышный смешок и снова взирает прямо на него. Темные волосы обрамляют широкое лицо, большие глаза гипнотизируют, а сама ведьма делает то, что делает контрольный удар под дых.       — Вот тут, — пальцем она указывает на свою руку: точно на то место, куда пришлась пуля, попавшая в тело русалки.