драбблы и мини по киса/ите

Отступник скрытого тумана привычно следовал за отступником скрытого листа. Солнце палило с самых первых лучей. Ни вечера, ни утра в этой широте, куда занесло напарников, нет, поэтому палящий зной начинается с рассветом и продолжается до самой ночи, без мягких успокаивающих сумерек. -Ну и жара, - проговорил Итачи, поудобнее перехватывая свою ношу и отбиваясь от назойливых мушек. – Скорее бы дойти до озера. Или хотя бы до ручья… -Да уж… - отозвался Кисаме, несший в два раза больше. – Сейчас бы не помешало искупаться. -Мне голову напекло, - простонал Итачи, пытаясь уложить свернутый акацушный плащик таким образом на голове, чтобы он служил в качестве тента. – У тебя хоть повязка есть… а у меня волосы черного цвета. Черный цвет притягивает лучи сильнее всего и нагревается быстрее. -Да, мало приятного, - согласился Хошигаки, вышагивая вслед за Учихой. -Ненавижу жару. И вообще солнце ненавижу, любить его – это такой примитивный вкус. Скопления людей на улицах и пляжах в летний сезон… все для человека. Бесит эта черта людей любить все, что сделано под человека. И солнце тоже, и обилие всего – цветов, зелени, яркости, урожая. Неуемность какая-то, неумеренность. Неумение это ценить в малых количествах. Бесит. -Что ж тут поделаешь, если люди выбирают себе облегченный путь. Если существуют места, где фрукты растут сами по себе и их не нужно укрывать от мороза, то закономерно, что в таких местах люд и селится, - заметил мечник. -Это от безысходности, Кисаме, от безысходности. Необходимости выжить. Но человек в целом выворачивает природу. Он забывает о том, что она не для него, не ради него. Она, даже можно сказать, против него. Но такой-то она ему не нравится, не нравится суровой, мрачной, сырой и дождливой. Она ему нравится только когда она у него в рабстве, и температура, ветреность, давление только такие, какие ему угодны. Бесит. -Ахах, да вы ж сами, Итачи-сан, загибаетесь от простуды в сырую погоду? -Загибаюсь. И буду загибаться, пока не загнусь. Но как можно полюбить все бытовое, человеческое и приземленное, спровоцированное летней жарой? Все эти примитивные увлечения – клубника, пляж, ночные пьяные прогулки? Какой пошлый, убогий вкус. Согласись, полюбить северную стихию и вьюгу куда сложнее. Но в этом есть определенная прелесть. Однако большинству удобнее любить что полегче. Прям бесит. -Вам видней, - соглашается Кисаме просто. -Кроме того, я себя ужасно чувствую на солнце и на жаре. Могу и в обморок упасть. Не переношу это. И не переношу потную вонь, ненавижу вечно щуриться от лучей, как от ядерного взрыва. Не предназначено это для человека. От обилия цвета и яркости света у меня просто мозг тупеет. Я люблю, чтобы вещи были прохладнее температуры моего тела. Ненавижу ходить в прилипшей одежде и постоянно умирать от жажды. -Воистину, вот уж с чем-чем, а с этим не поспоришь, - рассудил мечник. -А помимо этого, я начинаю задыхаться от жары. Это какая-то астматическая реакция – не хватает кислорода, особенно в душных помещениях. Ты и представить себе не можешь, как я сейчас себя чувствую! Хорошо тебе, у тебя здоровье, как у зверя… Эх, скорее бы уж мы добрались до воды, хоть до лужицы… Долго еще, Кисаме? Ты говорил, что осталось 2 км. Кисаме? Итачи оглянулся удивленно, не услышав ответа. Хошигаки отстал метров на десять и стоял, будто оглушенный чем-то, хватая воздух. В первую долю секунды Итачи метнулся рукой к эфесу катаны, но скоро понял, что врага поблизости нет. Кисаме стало плохо. Он подбежал к нему. -Кисаме? Что с тобой? Что случилось? – стал он спрашивать обеспокоенно. Мечник стоял с какой-то поволокой в глазах, дышал нервно, руки тряслись, едва Самехаду не уронил. -Дайте минут пять, надо дух перевести. Тут Итачи заметил, что Кисаме весь обгорел. Бледные плечи облезли докрасна, жабры опухли, кровавый пот собирался в изгибах. Это было жутко. Итачи мельком взглянул на свою кожу – потемнела от загара, и все дела. Он усадил напарника в тень ближайшего деревца, достал баклажку с водой, напоил, а после смочил платок и приложил прохладной влажной стороной к его телу, подул на него, чтобы остудить. У Кисаме кожа совсем нежная, не созданная для солнца. Он получил ожоги и тепловой удар… От такого ведь и рак кожи начаться может… -Ты почему не сказал сразу? – спрашивал Итачи, осторожно смазывая шею и плечи Кисаме кремом, едва прикасаясь. – Ты же мог вообще упасть от удара. -Да не пришлось как-то. Думал, что доберемся быстро… -Ох, Кисаме, ты меня просто шокируешь порой! Посиди немного. Я сбегаю вперед, посмотрю, кажется, ручей в той стороне. Принесу холодной воды попить. -Спасибо, Итачи-сан. Итачи бегает от ручья к Кисаме и от Кисаме к ручью, пока мечнику не становится получше. Как только его состояние оказалось вне опасности для дальнейшего передвижения, напарники вновь двинулись в путь. -Так, ты мне тут голым торсом не свети, девок не уводи, - говорит Учиха. – Твою кожу нельзя открывать на солнце, поэтому надевай плащ. Ничего, попотеешь. Над головой нести будешь вот это в качестве зонтика. Итачи смастерил из крафтовой упаковки из-под данго защиту от солнца и вручил ее Кисаме. Отступник скрытого тумана продолжает шагать за отступником скрытого листа. Учиха больше ни на что не жалуется и гнетуще молчит, уткнувшись взглядом в унылую изжаренную полуденным зноем тропинку. Молчит, обдумывает и то и дело оглядывается на напарника.