Ветер перемен

      Ньют Саламандер думал, что все самое страшное позади, но даже будущие великие магозоологи могут ошибаться в этом.       Он часто допоздна мог засиживаться над бумагой, где он записывал свои наблюдения о животных, но спать уходить наверх, уступая простую нехитрую кровать Криденсу. ***       Ночью седьмого дня маг закончил работать раньше обычного, а потому удалился спать в каюту наверх. Криденс давно спал. Саламандеру нравился вид спящего юноши. Слегка подрагивающие во сне длинные ресницы, тихое сопение. Иногда тонкие пальцы юноши нервно сжимали ткань одеяла. Что ему снилось, Ньют не знал, а мастером легилименции он никогда не был.       И когда Ньют уже мирным сном спал на кровати, до чуткого магозоологического слуха донеслась возня, которая доносилась прямо из его чемодана с животными. Когда везешь такие интересные экземпляры вместе, всегда приходится быть начеку.       Ньют проснулся и резко вскочил с кровати, схватив палочку с прикроватной тумбочки (слишком опрометчиво так ее хранить, но магглы не зайдут сюда все равно) и открыл чемодан.       Пришлось спускаться медленно и тихо. Волшебник не знал, что ему предстоит увидеть, но держал палочку, готовый защищаться. - Люмос.       Светом из палочки он осветил комнату и первое, что маг увидел, был Криденс. Он стоял спиной к мужчине. Пижама, которую отдал ему Ньют, была слегка великовата, верхняя часть пижамы болталась на нем, как тряпки на огородном пугале. - Криденс?       Ньют позвал его. Тихо, осторожно приближался к нему. Криденс что-то бубнил под нос, но Саламандер не слышал, что он говорил. Кажется, что ничего хорошего.       Мужчина обошел юношу, едва не задев собой стол с записями, но все обошлось. - Криденс... - почти что прошептал магозоолог.       Бэрбоун не реагировал. - Все позади, все давно прошло, - Ньют еще ближе приблизился к юноше. Палочку он убрал подальше, чтобы лишний раз не беспокоить Бэрбоуна. Но Криденс стоял, подняв руки вверх, на уровень своей груди. В ладонях его были какие-то осколки, а на полу валялась пробка.       Хвала Мерлину, это была всего лишь пустая склянка без какого-либо зелья. А если бы оно было, то последствия могли бы быть разными.       Но на руки Криденса было страшно смотреть. Тонкая и неровная сеть белых шрамов покрывала ладони, а теперь к ним добавились еще и порезы от разбитого стекла. - О, Мерлин! - воскликнул волшебник. Он аккуратно взял юношу за одну из рук; осторожно, чтобы не навредить лишний раз, и стал аккуратно, почти ювелирными движениями палочки убирать осколки стекла из ранок. - Ненавижу... Ее... - тихо прошептал Криденс и Ньют поднял на него глаза. Сейчас в этих удивительно красивых карих глазах читалась злоба и отвращение. Мужчина понимал, что это адресовано не ему, но все же побаивался этого, продолжая убирать осколки. - Н-ненавижу...       Когда последний осколок был убран, то Ньют сразу же принялся за лечебные заклинания. Знал он их немного, но парочки будет достаточно, чтобы снять боль (жаль - не душевную) и обработать порезы, не допуская образования новых шрамов. Когда-то он слышал маггловское утверждение, что шрамы украшают мужчину, но некоторые маги также применяли это выражение. Криденса сложно было назвать мужчиной. Высокий и худой, по-мальчишески угловатый, нелепый и несуразный. Но отчего-то такой близкий Саламандеру. И сердце щемилось от одного взгляда на него. Слишком много потрясений, слишком много испытаний и предательств выпало на долю этого несчастного юноши.       У самого магозоолога тоже были шрамы, и не мало их, но ни один не сравнится с тем, что было у Криденса.       Ньют шептал заклинания, и проводил палочкой над ранами, которые медленно, но затягивались. Хорошая мысль была использовать Эликсир бадьяна, но к великому сожалению, такого зелья у Ньюта не было. Не успел пополнить запасы до того, как приехал в США.       Лечение закончилось и мужчина убрал палочку. - Ну вот. Так будет намного легче, - Криденс поднял на волшебника глаза. Тот слегка погладил его по тыльной стороне руки. Теперь ненависть в его глазах сменилась тоской и болью. Нижняя губа тряслась и волшебник был готов поклясться, что сейчас Бэрбоун заплачет.       Решение пришло в голову внезапно, спонтанно. Отложив палочку на стол, осторожно, боясь спугнуть, неловкими движениями Ньют Саламандер обнял Криденса Бэрбоуна, прижимая того к себе. Тот уткнулся магозоологу в плечо. Мужчина всем телом чувствовал, как дрожит юноша. Того мелко трясло, и в какой-то момент волшебник понял, что его плечо мокрое. Мокрое. От слез.       Саламандер не стал задавать каких-либо вопросов, понимая, как же сейчас тяжело ему. Пережить то, что пережил он, сможет не каждый. Тем более уничтожение себя с собственным Обскуром; хорошо, что выжил. И еще лучше, что Криденс не стал превращаться в Обскура. Точнее то, что от него могло остаться.       Оставалось догадываться о том, что могло произойти, что спровоцировало Криденса. Когда Ньют уходил в каюту, юноша спал, а значит, ему просто приснился кошмар. Кошмары и самому Саламандеру снились, но по сравнению с кошмарами Бэрбоуна - они просто ничего не значащая ерунда. А здесь все серьезно.       Один волшебник как-то говорил ему, что душевные травмы излечить сложнее всего, и то, не всегда это возможно. Не мало волшебников спятило от попыток убрать мешающие и тревожные воспоминания из их собственного разума, а результаты оказывались почти всегда одинаковыми. Кто-то надолго попадал в больницу Святого Мунго, а иные и вовсе накладывали на себя руки, выпивая яд или бросаясь с высокого обрыва вниз.       Но не хотел Ньют такой участи для несчастного мальчика, который только сейчас аккуратно обнял волшебника руками.       Постепенно дрожь тела сошла на нет, и редкие всхлипы, доносившиеся до уха магозоолога, тоже прекратились. Так они и стояли, обнявшись минут двадцать, если не больше. Кто первый решил прекратить это действие, неизвестно, но кажется, это все же был Бэрбоун. Он так нехотя отошел от мужчины, убирая руки. Он понимал, как же странно они выглядели со стороны, а еще он стеснялся. Стеснялся самого себя, стеснялся своего поведения, стеснялся перед Саламандером. Ему вообще никогда не доводилось чувствовать прикосновения других людей настолько близко. Свою приемную мать и Персиваля Грейвза, который на самом деле не Персиваль Грейвз, а темный волшебник Геллерт Гриндевальд, он не считал. Они принесли ему слишком много боли, а Криденсу так хотелось избавиться от нее.       И магозоолог понимал его прекрасно.       Пока Криденс сидел на кровати, Ньют посмотрел на полочке снадобья и нашел успокаивающее средство. Он развел его, как сказано в рецепте, водой и налил в кружку, которую заботливо протянул юноше. Тот покорно принял ее. - Выпей. Тебе станет лучше.       Бэрбоун поморщился. Снадобье было слегка горьким. Но если Ньют так сказал, значит надо сделать. ***       Еще через десять минут юношу сморило в сон. Мужчина заботливо укрыл того одеялом, убирая с пола остатки склянки.       Саламандер понимал, что теперь точно не сможет уснуть до утра, поэтому забирая со стола палочку, записи и перо с чернильницей, поднялся наверх, в каюту, чтобы продолжить работу над своей книгой.       До прибытия в Великобританию оставалось всего каких-то два дня.