Птичья песня

— Я хочу отомстить, — тихо объявила она, оцепенело глядя сквозь огромное окно на город. Как невинно эти башни блестели в утреннем солнце… Она слышала его мягкий вздох, а после он сместился и оставил поцелуй на её обнаженном плече — нежный жест, любящий, но ведь это был Петир, так что глупо было в это верить. Любить женщину, пускать кого-то в своё сердце, стало бы слабостью. Это сделало бы его уязвимым. Петир никогда бы не позволил своему сердцу полюбить. — Джоффри, — пробормотал он против её кожи. Он знал её от начала до конца, хотя она почти ничего не говорила. Санса задавалась вопросом, как же он выучил столько о ней. Но опять-таки, поговаривали, что его шпионы повсюду, а она была помолвлена с лидером этого города. Если бы она обнаружила, что за её сном следили каждую ночь, то ничуть не удивилась бы. — Я хочу, чтобы он заплатил за всё, — выдохнула она, продолжая глядеть в мерцающее небо. — На будущее, милая, — сказал он своим нежным тоном, который невозможно было понять даже сейчас, даже ей, — большинству мужчин не понравится, если ты попросишь их отомстить за своего мертвого любовника, — его пальцы скользили по его руке к шее. — Они почувствуют себя… эксплуатированными. Санса почти рассмеялась. Она эксплуатировала Петира? Ну, конечно. Он эксплуатировал её? Каким образом она точно не знала, но, по факту, Петир точно не взял её под свое крыло из-за акта благотворительности, и она сомневалась, что дело было в её милом личике. Может, ему нравилось спать с ней, но и это не было весомой причиной. — Но… мальчишка дикий и эгоистичный, и, если не обратить внимания, он может убить нас всех. Он снова вздохнул, его палец остановился у её позвоночника. Санса не смогла побороть дрожь и представила его довольную улыбку из-за этого. Он мог бы сделать ей татуировку «собственность Петира Бейлиша», это бы не сыграло разницы, — он был её спасителем, единственным союзником. Он умело ею манипулировал. От него невозможно было скрыться, потому что, не взирая на всю власть и жестокость Джоффри с его фальшивыми титулами, по-настоящему городом управлял Петир. Его обладание ею не имело ничего общего с тем, как Сандор держал её сердце, он обладал ею так, как никогда не мог Джофф. — Ну, я хочу, чтобы он умер, — без эмоций произнесла она. Пусть это будет моим подарком на День Рождения. — М-м, — его губы коснулись её подбородка, как всегда нежно, но Санса бы не удивилась, останься там синяк. — Жажда крови тебе идёт. — Так ты поможешь мне? — Он опасен. И пытался убить меня. — Правда? — спросила она ровно, без ехидства. Она училась у лучших. — Он подорвал мою любимую машину, — ответил Петир обыденно, а его руки нырнули под антрацитовый шёлк одеяла. — Не знаю, с чего он решил, что я не догадаюсь об этой попытке. Идиот, он и недели бы без меня не продержался. Санса знала, что он был прав — влиятельная семья могла защищать Джоффри от угроз внешнего мира, но изворотливый бизнесмен, единственный, кто знал, как защитить его от собственного узкого круга элиты. Включая самого Петира. Она потеряла счёт правителям, которые не подходили ему по какой-то причине и были убиты или арестованы. Санса также понимала, что должна ощущать вину — если Джофф пытался убить его, то делал это из-за неё, потому что Петир посмел стать её любовником. Или, как бы выразился Джоффри, его маленькой грязной сучки. Вместо этого она задумалась о том, о которой машине он говорил, — у Петира их было несколько, все дорогие, быстрые, пуленепробиваемые и чёрные. Для Сансы они все выглядели одинаково, и она совершенно не понимала, как он мог выбрать любимую. — Можно сказать, у меня и у самого на него заточен зуб, — пробормотал Петир у самых её губ и поцеловал, прежде чем она смогла ответить. Забрал её дыхание. Когда он прекратит делать это? — У тебя есть пистолет? Его губы изогнулись в улыбку прямо в поцелуе, и вдруг Санса оказалась на спине, тесно прижатой к матрасу. — Все постепенно, милая. Мы же хотим пережить это. Кто сказал, что я хочу пережить, думала она, когда он снова её поцеловал. На одну секунду ей показалось, что он по вкусу как водка, резкая и крепкая, но это ощущение быстро прошло.

***

— Охрану Джоффри не тяжело обмануть, — произнёс Петир, пожав плечами, а после поднял на неё взгляд и ядовито добавил: — Но это ты уже знаешь, верно? Санса опустила глаза на свои ноги, смаргивая слёзы, и не ответила. Это был тест, ничего больше. Он возводил вокруг неё щит, не остановится, пока она не научится переносить издёвки так же легко, как он, неважно, насколько они болезненные. — И есть Джейме. Он не глуп, и, возможно, лучший стрелок в городе. А если доберется до ножа, то лучше не попадаться ему на пути. — У Джейме есть слабость, — начала спорить Санса. — Тщеславие. — Я не закончил. Все начинается и заканчивается Серсеей. Она сражается, как львица, когда дело доходит до Джоффри. — Хорошо. Я хочу, чтобы она сражалась. — Зачем же? — скучающим тоном спросил Петир, возвращая внимание своему ноутбуку. — Я хочу, чтобы она проиграла, а этого не случится, если она не будет бороться. — Есть месть, а есть идиотизм, милая, — сказал он, и в нежном голосе прослеживалась стальная нотка. — Ты хочешь, чтобы Джоффри страдал за то, что он прикончил твою ручную собачонку, — его слова были, словно нож в живот, но Санса заставила себя не реагировать. В голосе Петира не было ни капли жалости, как в его сердце, и, чем больше она покажет слабость, чем жестче станут его слова. — Если ты хочешь разукрасить кровью Джоффри стены, то ты ничуть не умнее его, и закончишь так же. Я не хочу быть умнее его. Мне плевать, как я закончу. Я хочу, чтобы он страдал. Вместо этого она произнесла: — Ты ничего не знаешь о мести. Он улыбнулся той коварной, медлительной улыбкой, обнажая белые зубы. — Я стоял и смотрел, как был убит мужчина, который забрал у меня всё. Смотрел, как его кровь и мозг забрызгивают асфальт. Я пробовал этот триумф на вкус и, Санса, нет ничего слаще. Знаешь почему? Потому что мои руки были чисты от его крови. И снова она поборола дрожь. Она знала, что он холоден, но Петир мог говорить такое, не открываясь от своих расчетов… — Я знаю всё, что нужно знать о мести, милая. Санса стерла с лица шок, прежде чем он успел бы его заметить, и нацепила улыбку. — Тогда ты тот мужчина, что мне и нужен, — пробормотала она, отставила ноутбук и поцеловала Петира. — Самоконтроль и терпение, Санса, вот что главное, — выдохнул он в паре миллиметров от её губ с заносчивой улыбкой и темной искоркой в зеленых глазах. — Единственная разумная форму мести — это наслаждение итогом, а не самим процессом. Иначе тебя сразу поймают. Ты понимаешь? Он говорил тихо, остро и очень-очень холодно, так же, как на деловых встречах с Джоффри. О, он мог внушать страх, если хотел; намного сильнее, чем брутальной силой. Потому что как только слетал его фасад, в нем не оставалось ничего мягкого, ни единой слабости в доспехах. Умолять Петира было тем же самым, что пытаться взобраться на скользкую стеклянную стену — сложно и бесполезно. Там попросту не за что было держаться. Его пальцы сжали её руку почти болезненно. — Ты понимаешь? — Да, — ответила Санса, и её голос было удивительно прочесть в сравнении с его. — Когда придет время, мы найдем подходящий способ избавиться от Джоффри. Вот так просто. Он умрет за то, что с тобой сделал, Санса. С обоими нами, — в серых глазах прослеживалась скорбь, столь же убедительная, как смертоносный холод, что был так минутой ранее. На секунду она захотела поверить в это, что ему так же больно, как ей, от смерти её матери — его школьной любви. Но Санса научилась не доверять его проявлениям чувств. Он считал это утерей контроля, а Петир цеплялся за контроль так, будто его жизнь зависела от этого, — в какой-то мере, возможно, так и было. Самое поразительное и сбивающее с толку в нём, это то, что всё, что он делал, было невероятно убедительным, едва ли неестественным. Даже если он вел обычную беседу, а особенно если лгал, всё звучало искренне. — Он умрет, милая, но умрет на моих условиях. Петир, казалось, ждал её согласия, обещания позволить ему контролировать. Это почти её рассмешило. Он и так контролировал, и не было похоже на то, что у неё был выбор. Лишь его защита позволяла ей остаться в живых. Санса предпочитала не думать о цене, которую однажды придется заплатить за его услуги.

***

Иногда он задавался вопросом, знала ли она, какую огромную власть имеет над ним. Он сомневался в этом, — Санса оставалась невинной, милой сладкой девочкой, и это он находил в ней наиболее соблазнительным. К тому же она чересчур сильно пострадала эмоционально после своих прежних отношений, чтобы считать себя могущественной. Но она была таковой, у неё было намного больше влияния над ним, чем у кого бы то ни было за много лет, и она по крошечным кусочкам забирала его расхваленный контроль, когда он не смотрел. Она была со всей своей хрупкостью и невинностью единственной, кого он по-настоящему боялся. И дело было не только в том, что Петир не мог стряхнуть собственнические чувства, стоило ей зайти в комнату, вынудившие его раскошелиться на отслеживающие устройства и послать за ней своих приспешников. Нет, его пугало то, как ему нравилась видеть её улыбку. То, как он делал и говорил глупости, только чтобы услышать её смех, и то, какое теплое удовольствие испытывал от этого звука. Петир поймал себя на том, что ожидает момента, когда окажется с ней в одной комнате, не чтобы трахнуть её, не чтобы поговорить, а просто из-за того, что в её присутствии ему спокойно. Он никогда не думал, что кто-нибудь сможет поставить под угрозу его распорядок жизни, и уж точно не ожидал, что этим кем-нибудь станет кто-то вроде неё. Но вот она, голубые глаза, что обнажали его ложь, его личину, его доспехи. Санса заставляла его чувствовать себя обнаженным, абсолютно беззащитным. У него был Мизинец, способный защитить, потому что он не верил, что Петир был достаточно сильным. У него было ощущение, что он сломается в её тонких пальцах, как стекло, так же, как он однажды сломался в руках её матери. Петир казался ему слабым, дефектным, а Санса сильной в своей добродетели, чистоте и безупречности. Она являлась величайшей угрозой, и единственное, что он мог сделать, чтобы спастись, — не позволить ей это узнать, у кого, действительно, была власть. Потому что он был не в состоянии отпустить её и избавиться от искушения, — это бы, несомненно, разбило Петира, а Мизинец не собрал бы осколков.