Не прекращай меня любить

      Серёжа сидел на стуле в коридоре, так и не решившись зайти в палату. Он толком не видел Арсения всё это время, лишь мельком. В отличие от Антона он не рвался просиживать рядом с кроватью лучшего друга часами, учитывая, что тот всё ещё был без сознания из-за кучи лекарств, особенно учитывая то, что во всем был виноват он. Это он, Серёжа, не обсудил с Поповым, насколько угрозы могут быть реальны, это он отказался тогда с ним пить и даже не проследил, чтобы тот не наделал глупостей. В конечном счёте, он не ответил на тот злополучный звонок.       Совесть мучила его так, что он не мог сомкнуть глаз от бесконечных мыслей, не мог есть из-за кома в горле, не мог думать ни о чём другом. Лишь здесь, рядом с палатой, но достаточно далеко от Арсения, он чувствовал себя хоть немного, но легче. И это ещё больше давило на сознание. Он был слаб, глуп, беспомощен и виноват.       Гулкие шаги раздались справа, но он даже не повернул голову, решив, что очередная сестра спешит к какому-нибудь больному, но гул затих прямо рядом с ним. На соседний стул присел Дима, тяжело выдохнув: — Как он? — Без изменений, — с трудом выдавил Матвиенко. Он не оставался с Позовым наедине с того самого вечера. Всегда рядом кто-то был: Антон, родители Арса, доктора, другие люди, но в этот момент коридор был пуст. Мама Попова спустилась вниз налить себе кофе пару минут назад, а, учитывая работоспособность аппарата, вернуться она должна была минут через десять — минимум. Серёжа не поднимал взгляд, перед Димой ему тоже было стыдно. — А как ты? — взволнованно спросил парень. — Никак, — почти шёпотом ответил Матвиенко, сжимая и разжимая кулаки. — Серёж, — позвал Позов, — не волнуйся ты так. Всё будет хорошо. — Обычно после этих слов становится ещё хуже, — пробурчал парень, откидываясь на спинку стула.       Дима осторожно накрыл ладонью руки юноши и внимательно на него посмотрел: — Прекрати себя винить. Я говорил это Шастуну и скажу тебе. Ты ничего бы не смог изменить. Они ждали его там, прямо у подъезда… — Он звонил мне. Я должен был ответить, должен был помочь. — Как? Подсказать, куда ударить, чтоб было больнее? По-моему, как раз с этим у него проблем не было… — Я не должен был оставлять его одного, — продолжал гнуть своё Матвиенко. — Хватит! — остановил его Позов. — Должен, не должен, завёл шарманку! Уже поздно что-то менять. Главное сейчас, чтобы Арсению стало лучше, а этих мразей наказали.       За дверью палаты послышались голоса. Серёжа точно знал, что кроме Антона и Арсения разговаривать там было некому. Он поднялся с места, но не сдвинулся больше ни на сантиметр. Горло обожгло, в глазах стояли слёзы облегчения, но что-то всё ещё удерживало его на расстоянии. Димина рука взяла его руку и крепко сжала. Шум в палате нарастал, голоса становились всё громче. — Они ругаются? — спросил Серёжа, не понимая, правильно ли он всё слышит. При нём парни никогда не ссорились. — Боюсь, что да, — насторожился Позов, сверля дверь взглядом. — Давай, иди. — Почему я? — удивился Матвиенко. — Потому что ты единственный ещё не видел Арсения с того дня, давай, — подтолкнул его Дима, отпустив руку.       Серёжа нажал на ручку и смущённо заглянул внутрь. — Отлично! — прикрикнул побагровевший Шастун, сверкая глазами. — Выздоравливай. Один! Придурок…       Парень кинулся к двери, практически впечатав в неё Матвиенко, и выбежал в коридор. Серёжа удивлённо хлопал глазами и шагнул в палату, а за ним вошёл не менее шокированный Дима. — Что это, блять, было? — поинтересовался он. — Иди за Антоном, — быстро развернул его Серёжа к выходу и закрыл дверь, вновь оборачиваясь к Попову: — Арс, что это было?

***

      Антон выбежал в коридор, весь красный от недавних слёз и ярости, что душила его, цепко хватаясь за горло, давя на грудь, перекрывая доступ кислороду. Вот теперь ему действительно захотелось кого-нибудь избить. Даже не ударить, нет! Набить морду, избить до полусмерти любого, кто попадётся на глаза, но никого поблизости не было. Парень залетел в туалет, белые стены которого резали взгляд. Дыхание было спёртым, руки время от времени неконтролируемо вздрагивали, челюсти до боли сжимались, внутри клокотала безудержная злоба, рвущаяся наружу, как дикий зверь. Шастун подошёл к зеркалу, перестав крутиться волчком по маленькому помещению, ухватившись обеими руками за края раковины. Бешеными красными глазами на него смотрел незнакомый парень с взлохмаченной копной волос, играющий желваками; его трясло с головы до ног, на лице застыла гримаса ярости. Антон прорычал и с силой ударил по стене в паре сантиметров от изображения, не прерывая зрительного контакта с незнакомцем. Ещё один удар. И снова. Рука начала неметь, на стене оставались кровавые следы, но парень не мог остановиться, вновь и вновь пытаясь разбить плитку. Когда он уже перестал чувствовать, где его большой палец, а где мизинец, а кожа, стёртая до мяса, начала дико ныть, Дима перехватил его руку. — Пусти! — злобно выдавил Антон, не разжимая зубов и только сейчас понимая, что всё это время по лицу стекали слёзы. — Как только прекратишь себя калечить, — с трудом сохраняя спокойствие, ответил друг.       Шастун бросил на него ненавистный взгляд и резко выдернул руку, развернувшись к небольшому окошку. — Тебе надо успокоиться и отдохнуть… — начал Дима, не подходя слишком близко. Антон выглядел по-настоящему опасным и слишком злым. — Отъебись, — закуривая, ответил парень. — Я сам решу, что мне нужно. Обойдусь без твоих советов. — Что случилось? — спустя короткое молчание, спросил Дима. — Ничего, — желание драться не исчезло, но явно уменьшилось. — Просто мне надо выпить. Побольше. — Тогда поехали, — с готовностью ответил Позов. — Ты можешь остаться или ехать домой. — Ещё чего! Кто, если не я, вытащит тебя из передряги, в которую ты точно влипнешь?       Антон усмехнулся и потушил окурок.

***

— Антон! — воскликнула женщина, приметив еле плетущегося по коридору парня. — Куда ты пропал? Я целый день пыталась до тебя дозвониться. — Извините, телефон разрядился, — смущённо пробубнил Шаст, стараясь не подходить слишком близко. Весь вчерашний вечер он пил, а этот день отсыпался почти 15 часов.       Голова дробилась на тысячи частей, уши закладывало, в горле было сухо, даже несмотря на выпитую двухлитровую бутылку минералки. — Он пришёл в себя, — буквально светясь, сообщила женщина. — Я знаю, — не разделяя её энтузиазма, произнёс Антон, стараясь не слишком много думать о вчерашнем — от этого голова начинала болеть ещё больше. — Он выгнал меня вчера. — У-у-у! — понимающе протянула мама парня, отмахнувшись. — Меня тоже пытался! Отошла вчера за кофе, возвращаюсь, а ему уже Серёжа какие-то заправские анекдоты рассказывает про каких-то орлов и козлов. Я стою, как рыба, рот открываю, а он мне не «привет», не «я в порядке», а «почему ты не на работе?». Представляешь?       Антон качнул головой. Не просто представлял, а на своей шкуре ощутил. — Ну, я подсуетилась, позвала медсестру, та вколола ему снотворного, и возмущений больше не было. Думаю вообще-то, что вся эта ерунда была у него из-за лекарств. Сейчас Арсений в порядке, и будет гораздо лучше, когда увидит тебя, — женщина была так уверена в собственных словах, что и Антон на секунду поверил, будто его действительно ждут. Но лишь на короткую секунду. Воспоминание о вчерашней ссоре накатили с новой силой, и он нахмурился. — Я просто пришёл узнать, всё ли с ним в порядке. — Вот зайдёшь и узнаешь, — мама Арса взяла его за руку и подвела вплотную к двери палаты, не прекращая улыбаться. — Наверное, будет лучше, если я не буду заходить… — пытался отбрыкаться Шастун, но женщина уже сама повернула ручку и втолкнула парня в палату. — О, Антон! — мужской голос справа поприветствовал юношу. Отец Арсения отложил газету, которую до того читал, и встал, протягивая руку. Антон пожал её, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы только не на больного. — Серёж, пойдём, — мама Арса взяла мужа за руку и повела к выходу из палаты. Шастун жалобно глядел им вслед, всё ещё боясь обернуться и встретиться взглядом с Поповым. Он услышал тяжелый вздох за спиной и, грузно переставляя ноги, сделал над собой усилие, повернувшись в сторону кровати. Арсений выглядел чуточку лучше, но всё ещё был до ужаса беспомощным. Он попытался приподняться на кровати, но лишь с глухим стоном скользнул вниз. Антон стремительно приблизился и, поддерживая его за плечи, приподнял на подушке. — Спасибо, я в порядке, — процедил сквозь зубы Попов, взглядом сверля дыру в голове парня. — Правда? — не сдержался Антон, начиная злиться из-за такой реакции. Он не хотел говорить вообще, но если и начинать разговор, то не с ссоры… — Да, — огрызнулся Арсений, чувствуя, как внутри разрастается гнетущая пустота. Шастун был слишком близко, дышал слишком громко, касался слишком знакомо и мягко, что отвлекало, мешало продолжать злиться.       Антон свёл брови, жалобно глядя на парня: — Неужели ты хочешь со мной ругаться?       Попов тяжело сглотнул, не отрываясь смотря в зелёные глаза напротив. Хотел ли он? В любом случае сдерживать гнев не получалось.       Антон весь сжался. Молчание давило на него, вызывая головокружение и желание высказаться. — Я дурак! Идиот! Сволочь! Да, но мне жаль! — восклицал Шаст, схватив парня за руку, не выдерживая больше ни секунды тишины. — Слышишь? Я даже думать не должен был о том, чтобы идти на поводу у Макара! Но… что мне сделать, чтобы ты меня простил? — Построить машину времени? — предположил Арсений, уставившись в потолок. Антон тяжело вздохнул, отойдя от кровати. На минуту вновь вернулась давящая тишина. — Ира знает. О нас, — проконстатировал Шаст, устало опустив руки вдоль тела.       Наконец, Попов взглянул в лицо парня, широко распахнув глаза: — И… — Она обещала молчать. — И ты её за это трахнул? Снова? — злость накатывала с новой силой, змеёй крутясь в животе. — Как же ты меня достал! — крикнул Антон, вновь подходя ближе. Кровь бурлила в жилах. — Я не спал с ней. Мне плевать на неё. Мне плевать на всех, кроме тебя! Ты — самое важное, что есть в моей жизни.       Шастун замолчал, ожидая ответа Арсения, но тот тоже не спешил говорить. — Я, чёрт возьми, люблю тебя, — негромко сказал Антон, будто скидывая с души камень. Он больше не мог терпеть. Слова сами сорвались с губ. Он хотел бы сказать их ещё раньше, но каждый раз в горле вставал ком, который сейчас куда-то исчез. Хотелось говорить, хотелось кричать о том, что он чувствует. Снова и снова. — С чего ты взял, что я тебе поверю? После всего, что произошло? Ты согласился делать то, что тебе говорят, лишь бы никто не узнал обо мне, — Арс давился горечью и желчью. — И сейчас это случится. Все узнают. Может, проще было написать сразу в газету? В статусе в вк? Тогда бы я не был здесь, а тебе не пришлось бы просить прощения.       Воздух сдавливал легкие всё сильнее с каждым словом, голова кружилась, сердце сжималось, на глаза наворачивались слёзы. Руки дрожали, по телу вновь и вновь пробегали мурашки. Арсений продолжал говорить, но Антон уже не слушал. Он вылетел из палаты, наткнувшись на сочувствующие взгляды родителей парня, и чуть не заревел, как маленькая девочка, когда мама Арса прижала его к себе. Чтобы обнять её, Шастуну пришлось согнуться чуть ли не вдвое, но он этого будто не замечал. — Не слушай его, милый, — успокаивала женщина, — он тебя простит. Он тоже тебя любит. Всё будет хорошо. Не будет. Уже ничего не будет хорошо…