Since we were eighteen

Минхек не может перестать на него пялиться. С того самого момента, как Чангюн пересек порог комнаты, волоча за собой смущенно улыбающегося, неуклюжего, похожего на медвежонка парня, Минхек просто не может оторвать от него взгляда. Ему кажется, что парень окрашен в самые яркие цвета, существующие в этой вселенной, пусть он и не видел ни одного. — Хену, мой старый школьный друг! — объявляет Чангюн, солнечно улыбаясь, и у Минхека все внутри сжимается до крошечной точки, а, когда Хену смотрит на него, взрывается. Вау, думает Минхек, и это единственная мысль, которая задерживается в его голове до конца вечера. Парни болтают о чем-то, хохочут, Хену быстро находит со всеми общий язык, — ничего удивительного, думает Минхек, — но с ним самим почему-то не разговаривает совсем. Возможно, потому что боится его пристального, слегка обезумевшего взгляда. Об этом ему сообщает Хосок, не особо толерантно — вообще, довольно грубо. — Прекращай пялиться, ты в парне сейчас дырку прожжешь! — шипит он, больно сжимая его локоть. Минхек бурчит что-то нечленораздельное, сам себя не узнавая, и быстро ретируется на кухню, потому что горячо, как же горячо рядом с Хену, сердце задыхается в огне. Ему кажется, что Хену… Он трясет головой, высовываясь в открытое окно, потому что нет, это невозможно. Интересно, как чувствовал себя Кихен, когда познакомился с Чжухоном, но еще не прикоснулся к нему? Интересно, взрывалось ли все внутри него, полыхало ли огнем? — Ой, — слышится за спиной, и Минхек оборачивается так резко, что замерший в дверях Хену вздрагивает. Отводит неуверенный взгляд и пятится назад. — Я думал, что ты… Я хотел воды попить… — Так пей, — хрипит Минхек и сам пугается своего голоса. Хену вновь замирает, а потом медленно шагает вперед, доставая из шкафчика бокал и наливая туда воды из-под крана. — Прости, — решается Минхек, и Хену вздрагивает, проливая воду на себя. — Боже! Прости, что напугал тебя! Он бросается вперед, захватив полотенце со стула, и пытается промокнуть пятно с его футболки, но тот отшатывается, неловко посмеиваясь. — Все в порядке, в порядке, — повторяет Хену, и рука Минхека соскальзывает, случайно касаясь пальцами его предплечья… …и в этот момент мир взрывается красками, словно художник проливает гуашь на белое полотно. Он распахивает глаза, оглядывая кухню — розовые шкафчики, кремовый тюль, букет красных тюльпанов на столе, разномастные чашки, желтые, зеленые, голубые. Он о цветах только читал, слушал рассказы Чжухона, завистливо прищуриваясь и представляя, насколько яркой может быть реальность, раскрашенная любовью. Сердце Минхека словно разрастается в размерах, глухо бьется о грудную клетку, и дурацкая, совершенно безумная улыбка расползается по его лицу. Он смотрит на удивленного, обеспокоенного Хену, и наполняется такой бесконечной нежностью, что кажется, она вот-вот переполнит его и затопит все вокруг. — Ты тоже… тоже это чувствуешь? — едва дыша, шепчет он, а Хену одергивает руку, и все цвета вновь сужаются до черного и белого. Минхек едва не стонет в разочаровании. — Чувствую что? — настороженно спрашивает он и пожимает плечами. Сердце Минхека перестает биться совсем.