***
К речке идет рано утром. Бабушка тоже уже проснулась — жизнь в деревне начинается гораздо раньше, чем в городе. Джемин не планирует купаться, хочет просто найти свой старый домик, который соорудил в детстве на ветках древнего дуба недалеко от реки. Он пинает камушки, попадающиеся под ноги, и глубоко вдыхает свежий прохладный воздух. Солнце еще не успело прогреть остывшую за ночь землю, и на траве поблескивает роса. Джемин подходит к реке и довольно жмурится, подставляя лицо робким солнечным лучам. Стоит так некоторое время, а потом оглядывается в поисках заветного дуба. Потерять его сложно — самое большое дерево на берегу, а в его ветвях проглядывают очертания домика. Его строили они с дедом, а дед был мастером на все руки, поэтому Джемин надеется, что он сможет выдержать его и сейчас. Подходит ближе и подтягивается на нижних ветвях, забираясь на крошечную веранду с осторожностью и напряжением, готовясь на всякий случай к столкновению с землей. И чуть действительно не падает, но не от того, что домик не выдерживает, а от удивления — внутри кто-то спит. Джемин подползает к двери, разглядывая мальчика, подтянувшего острые белые коленки к груди. За ночь он тут замерз, а плед, которым он, видимо, укрывался, сполз куда-то в сторону. Джемину вдруг становится смешно. Он тычет в бедро мальчишки, скрытое короткими полосатыми шортиками, и тот подскакивает, круглыми глазами глядя на него. Его волосы торчат во все стороны, и он тут же подтягивает плед к груди, приоткрывая рот. Джемин склоняет голову к плечу, чувствуя просыпающийся интерес. Мальчик хорош собой. Выглядит таким невинным и мягким, как только начинающий раскрываться цветок. — Вторжение в частные владения, — говорит Джемин, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться над растерянным выражением лица незнакомца. — Ч-что? — неожиданно низким голосом проговаривает паренек, отползая чуть дальше. Джемин улыбается как настоящая сучка. — Это мой дом. Я его построил. Так что ты вторгся в мои владения, — с расстановкой объясняет он. — И ч-что теперь будет? — испуганно спрашивает мальчишка, и Джемин заползает в домик, молясь всем богам, чтобы он выдержал. Но пол под ногами остается таким же твердым и неподвижным — они с дедом действительно хорошо постарались. — Теперь я тебя съем, — он угрожающе понижает голос, приближаясь к нему, и мальчик пищит что-то, пряча лицо в своем пледе. Джемин смеется. Ну кто бы на такое купился, серьезно? — Брось, я шучу. Он падает рядом с ним, отводя его ладони, чтобы взглянуть в порозовевшее лицо и глаза с ноткой укора. — Как тебя зовут-то хоть? — с улыбкой интересуется он. — Джисон, — мямлит парнишка, усиленно избегая взгляда Джемина. И надувает губы. — А я Джемин. Ты тут на все лето? — вопрос, волнующий Джемина больше всего. Джисон явно младше него, но ему не пять и не семьдесят, а значит они найдут общий язык. Джисон мнется, но кивает, и Джемин довольно смеется, хлопая его по голой коленке. Джисон краснеет, и что-то ему подсказывает, что лето вовсе не будет скучным.***
Заряжают дожди. Джисон просиживает целые дни у Джемина дома, и бабушка никак не может нарадоваться тому, что у ее любимого внука появился друг, и теперь ему будет не так скучно. Джемин с ней так согласен, и порой, когда он ловит себя на мысли о том, что ему больше совсем никто не нужен, если рядом есть Джисон, ему становится страшно. Джемин узнает, что Джисон в деревне не на лето — он тут живет вместе с матерью и сестренкой, пока отец работает в городе. Ему самому такая жизнь бы показалась кошмаром, и он доверительно делится этим с Джисоном, но тот только смеется в ответ. Тут есть небольшая школа, тихо и спокойно, всегда свежий воздух, речка недалеко. Всегда можно придумать себе занятие. Джисон бы это ни на что не променял. Он знакомит Джемина со своей повседневной жизнью — они вместе работают в огороде то у бабушки, то у семьи Пак, вместе собирают фрукты и сразу же их едят, вместе учатся готовить и печь, вместе катаются на великах и рыбачат, тут же отпуская пойманную рыбу обратно в речку. Джисон показывает ему красивые места, знакомит со всеми местными жителями, включая бродячих кошек и собак, которых подкармливают всей деревней. Они вместе ходят в магазин и вместе лежат ночью в открытом поле, считая звезды на темном полотне неба. Джемин привязывается к Джисону пугающе быстро. Ему доставляет удовольствие даже просто смотреть на него — когда он разговаривает с бабушкой, когда объясняет что-то своей сестренке, когда набивает щеки клубникой. Он знает, что Джисон стесняется его, потому что тот все еще робеет, когда замечает его неприкрытый интерес, розовеет и прячет взгляд, выпуская колючки, но от телесных контактов никогда не уходит. Наоборот, словно подсознательно тянется к Джемину ближе. — Останься сегодня у меня, — предлагает Джемин. На улицу опустилась ночь, а дождь все не прекращается — стоит плотной стеной. Дом Джисона на другом конце деревни, и пусть расстояния тут не особо большие, но вымокнет он точно насквозь, даже если будет бежать. Его бабушка ушла к кому-то в гости еще в обед, когда небо немного прояснилось, но он сомневается, что теперь она вернется, скорее всего тоже останется на ночевку. Джисон с сомнением прикусывает губу и чуть розовеет щеками, но Джемин знает, что он согласится. Потому что, если вдруг посмеет отказаться, он его все равно не выпустит в такую погоду. — Хорошо, — соглашается он. — А где спать буду? — Со мной, — ослепительно улыбается Джемин, ни секунды не колеблясь, а у самого сердце сбивается с ритма, когда Джисон отводит взгляд, краснея еще сильнее. Он сколько угодно может притворяться самоуверенным и наглым, но на самом деле он так слаб — еще никогда не чувствовал себя слабее. Ему кажется, что Джисон мог бы легко им управлять, счастье, что тот сам этого не понимает. Джемин не раз встречался и с парнями, и с девушками, с его внешностью и поведением оставалось только ресницами взмахнуть, чтобы желающие в очередь вставали. Но Джисон не похож ни на кого — робкий и невинный, смешливый и по-детски наивный, неиспорченный чужими мыслями, которые так легко подчерпнуть в интернете, понятия не имеющий, что такое быть пьяным и быть влюбленным, сладкий и неуклюжий, как олененок. Джемин обожает его, и это обожание из простого восторга превращается во что-то гораздо более серьезное, и это очень, очень плохо, потому что Джисон живет здесь, а Джемин живет в городе, в нескольких часах езды от него, и у них остается всего лишь два месяца. И нужно быть совсем слепым, чтобы не понимать, что его интерес взаимен, а Джемин отнюдь не был слепым. Но он боялся заходить далеко. Боялся, что привязанность Джисона окажется не такой крепкой, как его. Боялся подпитать свои чувства так, что потом от них будет сложно избавиться. Боялся, что вскружит Джисону голову, а потом разобьет ему сердце. Он ведь еще ребенок — доверчивый и едва ли не в рот ему заглядывающий. Поэтому, когда они ложатся в одну кровать, Джемин не позволяет себе ничего лишнего. Начинается гроза, и Джисон вздрагивает от оглушительных раскатов грома, глубже зарываясь в одеяло, и Джемин тогда решается прижать его к себе, позволяет зарыться лицом в грудь, успокаивающе гладит по голове. — Пугливый цыпленок, — ласково шепчет он, и Джисон тайком улыбается, чувствуя себя спокойно и в безопасности рядом со своим хеном. С таким красивым, сильным, уверенным хеном. Которого почему-то совсем не хочется отпускать.***
Они идут к речке в тот же день, как жара снова захватывает свои владения. Джисон болтает о чем-то, но Джемин особо не прислушивается. Он чувствует, как под майкой по спине скатывается пот, и его это раздражает. Желание окунуться становится почти невыносимым. Он еле волочит ноги, и ему кажется, что он вот-вот растечется по неровной дороге, как растаявшее желе. — …в городе? Воцаряется тишина, и Джемину требуется несколько секунд, чтобы осознать, что Джисон задал вопрос, и теперь наверняка ждет ответа. Он тушуется. — Можешь повторить? — Тебе очень нравится в городе? — послушно переспрашивает Джисон. — Как думаешь, смог бы ты жить в деревне? — Ни за что, — мгновенно реагирует Джемин и смеется, качая головой. — С тобой тут классно, Джисонни, но жить вот так постоянно? Круглый год? С работающим через раз интернетом? Нет уж, уволь. Улыбка сползает с лица Джисона, но Джемин этого не замечает. Замолчи, хочет сказать Джисон. Замолчи и не говори того, что делает мне больно, хотя мне не должно быть больно, потому что ты совсем-совсем мне не принадлежишь. И Джемин продолжает. — Я люблю город, — мечтательно тянет он. — Люблю шум, люблю кучу машин, небоскребы люблю. Люблю, что на каждом шагу есть классные кофейни, люблю парки, люблю круглосуточные супермаркеты. Толпу, ночные огни, алкоголь, метро и такси. Я все это люблю и никогда не смогу от этого отказаться. Ни на что город не променяю. Как и ты жизнь здесь, я ведь прав? Джисон опускает взгляд и съеживается. Он выше Джемина, долговязый и неуклюжий, но все равно ребенок — маленький и неуверенный в себе. Рядом с городским парнем, наверняка популярным, из богатой семьи, любящим столицу, ее тусовки, свободу, которую она дарит. Как смеет он испытывать к нему интерес? Как смеет надеяться на то, чтобы стать кем-то большим, чем просто развлечением на лето? Обычный наивный деревенский мальчишка. Глупый, глупый мальчишка. Джемин не дожидается его ответа, видит речку и бежит к ней, на ходу сбрасывая с себя одежду. Когда Джисон его догоняет, он уже успевает несколько раз нырнуть, а потом разворачивается, убирая с лица мокрые волосы, но не его красота, к которой невозможно привыкнуть, привлекает Джисона. Земля уходит у него из-под ног, и он пошатывается. Прямо в центре груди у Джемина родимое пятно в форме сердца — реального, человеческого сердца. Точно такое же есть у Джисона. На том же самом месте. Это значит только одно — на самом деле, Джемин принадлежит ему. И никак нельзя допустить, чтобы сам Джемин об этом узнал. Он чувствует, как краска отливает от его лица. Джемин улыбается и машет ему рукой. — Присоединяйся ко мне, Джисонни! И его голос сливается в голове с другими словами, произнесенными Джемином чуть раньше. Ни на что город не променяю. Он качает головой. — Не хочу, — севшим голосом отвечает он. — Я тут посижу. Почему-то пятно так начинает жечь. И все становится понятно. То, как быстро он к Джемину привязался. То, какие эмоции испытывает рядом с ним. То, что сейчас так больно. Он давит улыбку и сжимает ткань футболки на груди в кулак.***
— Давай же, Джисон! — кричит Джемин, и его голос звучит раздраженно. Он не может понять, что происходит. Джисон все так же таскается с ним везде и таскает его с собой, но он стал каким-то другим. Иногда Джемин ловит на себе его долгие, непривычные взгляды. Иногда замечает, как он тихо плачет. Джисон стал молчаливым, начал шарахаться от прикосновений Джемина, а на все его вопросы только качал головой. Джемин не мог понять, что сделал не так. Он успел обидеть Джисона? Успел ранить его? Но чем? Когда? Они приходят на речку почти каждый день уже больше трех недель, но Джисон отказывается купаться, и сегодня Джемин не выдерживает. Он хватает Джисона за руки и тянет его к воде. Младший пытается сопротивляться, но получается у него не особо, потому что он, по правде, никогда и не мог сопротивляться Джемину. Он заходит в воду, и Джемин смеется, окатывая его брызгами воды. Джисон жмурится, вытирая лицо мокрыми ладонями, и не сразу понимает, что стало непривычно тихо. Смех так резко оборвался. Он открывает глаза, недоуменно смотря на побледневшего Джемина, взгляд которого прикован к его груди. Джисон опускает голову, и его сердце испуганно замирает. На нем тонкая белая футболка, которая от воды стала совсем прозрачной, и под тканью ясно видно его родимое пятно. Он охает, делая шаг назад, но Джемин оказывается быстрее. Тянется к нему, удерживая его на месте, и одним сильным движением разрывает футболку по центру, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает. Не обманывает. Он поднимает ошалелый взгляд на Джисона и выдыхает побелевшими губами: — Ты знал. Джисон вздрагивает, испуганно глядя на него. Ему страшно от того, как отреагирует Джемин (откажется общаться с ним? уедет? бросит его? сделает вид, что не видел?), но, в то же время, он испытывает такое облегчение от того, что это теперь не только его секрет. — Джемин… — Ты знал, — глухо повторяет Джемин, вглядываясь в его лицо с какой-то жадностью. — Все это время ты знал, что ты мой соулмейт, и скрывал это от меня. Джисон не выдерживает его отчаянного взгляда и опускает голову. — Прости. — Почему? — когда Джисон не отвечает, он встряхивает его за плечи, почти крича: — Почему, Джисон?! — А зачем бы я говорил? — неожиданно зло отвечает Джисон, сбрасывая с себя руки Джемина. Глаза начинает жечь от подступающих слез. — Ты ясно сказал, что не уедешь из города, а я не могу уехать отсюда, так зачем тебе было знать? Чтобы мне было еще больнее расставаться? Он не замечает, как начинает плакать, потому что ему всего семнадцать, он всего лишь ребенок, и он не хочет, не желает слышать, как его соулмейт бросает его. — Дурак, — шепчет вдруг Джемин, притягивая его к себе, и Джисон трясется, обхватывая его за талию и пряча лицо у него на плече. — Какой же ты дурачок… Мой хороший, маленький мой, у нас ведь так мало времени остается теперь… Джисон плачет громко и обреченно, а Джемин только гладит его по голове, и впервые совсем не чувствует себя сильным. Ему тоже очень хочется плакать.***
— Поехали со мной, — говорит Джемин, и Джисон усмехается невесело, качая головой. Они сидят у реки, переплетя пальцы, и Джемин не может на него насмотреться. Такой он красивый, такой от макушки до пят его, что он понятия не имеет, как не догадался об этом раньше. Это же было очевидно. — Я не могу, — тихо отвечает Джисон. — У меня очень слабое здоровье, Джемин. Я не могу жить в городе. Я здесь, потому что только здесь я могу проводить свои дни не в больнице. Сердце Джемина болезненно сжимается. Что же им делать? Как найти выход? У Джемина голова идет кругом. Он Джисоном надышаться не может, а ему уезжать завтра утром — впереди новая жизнь, четыре года университета, в который он так старался поступить, город, полный возможностей, но все вдруг кажется тусклым, незначительным. Будущее без Джисона рядом теряет краски. Но он не может не уезжать. Это все совсем не просто. — Не провожай меня завтра, — вдруг просит он, и Джисон поворачивается к нему, в его взгляде мелькает грусть. Джемин обхватывает его лицо ладонями и целует в кончик носа. — Не хочу, чтобы ты видел, как я плачу. Читать как «не хочу видеть, как плачешь ты». Джисон все понимает. Он коротко кивает, опуская взгляд, и Джемин не выдерживает, притягивает к себе, трепетно целуя в приоткрытые губы. И все у него внутри будто расцветает, взрывается фейерверком, мурашки ползут по коже, Джемин целовался много раз с разными людьми, но знает, что теперь даже смотреть не сможет на чужие губы. Ничто даже близко не сравнится. — Я люблю тебя, — шепчет он ему, и Джисон робко улыбается. — Я люблю тебя, люблю тебя, люблю. Он не говорит «дождись меня», потому что знает, что Джисон будет ждать. Когда следующим утром он садится в поезд, ему кажется, что он оставляет здесь свое сердце.***
Когда спустя четыре года он берет билет в один конец, его сердце, наконец, успокаивается.